История бывшего действительного статского советника, бывшего военного прокурора царской армии, сотрудника ВЧК, великого комбинатора и фальсификатора Владимира Орлова
Первого июля 1929 года в суде берлинского округа Шёнеберг начался сенсационный процесс, за которым напряжённо следили в Москве, Вашингтоне и европейских столицах. На скамье подсудимых оказались двое русских эмигрантов – Владимир Орлов и Михаил Павлуновский, он же Сумароков, Яшин, Карпов и т. д. Они обвинялись в подлоге с целью компрометации американского сенатора Уильяма Бора. Сенатор был энергичным сторонником дипломатического признания Советского Союза Соединенными Штатами. Из документов Орлова и Сумарокова явствовало, что сенатор небескорыстен: за свой просоветский энтузиазм он будто бы получил взятку.
Тень, брошенная на сенатора Бора, с тех пор так и не рассеялась.
Вместе с американским историком, специалистом по истории большевизма, профессором Университета штата Айдахо Ричардом Спенсом мы попытаемся заново расследовать это дело. Для этого нам прежде всего необходимо поближе познакомиться с главными действующими лицами и политическим фоном.
Казус Бора
К началу 20-х годов прошлого века экономическое положение Советской России было в полной мере отчаянным. Из бедствий первой мировой, революции и гражданской войны страна вышла истерзанной и нищей. Ей были остро необходимы инвестиции, технологии и специалисты буржуазного мира. Правительство Ленина установило репрессивный режим, провозгласило курс на мировую революцию, отказалось платить по царским долгам и национализировало собственность, в том числе иностранную. Всё это мешало установлению нормальных дипломатических отношений, а без них заниматься предпринимательством, даже просто торговать, сложно.
Тем не менее, интересы бизнеса взяли своё. 1924 год вошёл в историю как год дипломатического признания Советской России. Из великих держав только США упорно отказывались нормализовать отношения с Москвой.
– Почему Вашингтон медлил с дипломатическим признанием Советского Союза? Кто в Америке был за и кто против?
– Настойчивые лоббистские усилия в пользу признания предпринимались с самого начала установления советского режима, – говорит профессор Спенс. – Реальная борьба за признание разворачивалась в Конгрессе и в Государственном департаменте. Усиленно лоббировала эту тему определенная часть американского бизнеса. Как сказал однажды Ленин, «капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим». Капиталисты прежде всего заинтересованы в том, чтобы делать бизнес, а Россия и до революции, и после предоставляла огромные возможности для бизнеса. Другим фактором, который оказывал влияние на вопрос о признании, был переход России к новой экономической политике в 1921 году. Западному капиталу предлагались теперь концессии. Сенатор от штата Айдахо Уильям Эдгар Бора возглавлял с 1924 по 1932 год сенатский комитет по международным отношениям. Бора внёс в Сенат свой первый проект резолюции о признании Советского Союза в 1922 году. И продолжал стоять на своём очень упорно.
– Что представлял из себя сенатор Бора?
– Между прочим, у нас тут в штате сенатор Бора по сей день считается чуть ли не святым. Он сыграл исключительную роль в политической истории штата. Его именем даже названа самая высокая гора Айдахо. Он сделал себе имя в качестве прокурора на процессе радикального профсоюзного лидера по имени Биг Билл Хэйвуд, который, кстати, похоронен в Кремлёвской стене. На процессе Хэйвуда, ещё до начала Первой мировой войны, на котором Хэйвуд обвинялся в убийстве, Бора выступал обвинителем и проиграл дело. Хэйвуд был оправдан. Тем не менее, Бора заслужил репутацию борца с радикалами. Вот почему особенно интересно, что впоследствии он стал в Сенате главным сторонником признания коммунистического правительства. В политическом отношении его обычно описывают как политика-одиночку, не вписывающегося в партийную линию. Он принадлежал к либеральному крылу Республиканской партии, но часто действовал по собственному усмотрению, так что на него трудно навесить какой-либо идеологический ярлык. Во внешней политике он получил известность благодаря своему проекту резолюции о признании войны вне закона. Он верил во всеобщий мир. Наш университет каждый год проводит симпозиум его имени, посвящённый миру и разоружению. В то же время он был жёстким изоляционистом. Быть может, никто другой не сделал больше, чем сенатор Бора, для того, чтобы провалить в Сенате ратификацию договора с Лигой Наций после Первой мировой войны.
– Но почему он при этом с таким энтузиазмом выступал за признание СССР?
– Возможно, это связано с влиянием, которое оказывали на Бора два человека – оба входили в его ближайшее окружение и в той или иной мере играли роль его личных советников. Одним из них был американец, полковник Раймонд Роббинс. Вторым был человек, которого Роббинс представил сенатору примерно в 1922 году. Его звали Александр Гамберг, и он был русским американцем. Раймонд Роббинс был в России во время революции в качестве сотрудника Американского Красного Креста. Он присутствовал при последних днях Временного правительства и первой фазе становления советского режима. В этот период он стал симпатизировать режиму и был весьма близок к Троцкому. Кроме того, он окружил себя переводчиками и советниками вроде Александра Гамберга, которые были уже откровенными большевиками. Гамберг родился в России в 1887 году, эмигрировал незадолго до Первой мировой войны, завёл собственный бизнес, работал на разные торговые компании. В Россию он вернулся в 1917 году как представитель американской фирмы, но вскоре стал подвизаться в миссии Американского Красного Креста и стал кем-то вроде посредника между Роббинсом, Троцким и другими советскими должностными лицами. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что он был сознательным агентом советского правительства. В 17-м и 18-м году он обрабатывал Роббинса в нужном направлении, а позднее использовал его, чтобы получить доступ к сенатору Бора. Роббинс и Гамберг убеждали Бора в том, что признание советского правительства – это не обязательно признание коммунизма или советской системы как таковой, а просто практическая необходимость и что воздействовать на режим можно будет более эффективно, если нормализовать отношения, а не отвергать их.
Приключения квалифицированного юриста
Обратимся теперь ко второму герою нашего рассказа – Владимиру Григорьевичу Орлову. По его собственным словам, он происходил из старинного дворянского рода. Родился в 1882 году в Рязанской губернии, но детство провёл в Царстве Польском. В старших классах гимназии его одноклассниками были известные впоследствии террористы Борис Савинков и Иван Каляев – убийца великого князя Сергея Александровича. Дружба с Савинковым в дальшейщем возобновилась. Окончил юридический факультет Варшавского университета. Работал судебным следователем в Польше. С началом мировой войны назначен военным прокурором в действующую армию. В этом качестве Орлов принял участие в расследовании ряда громких дел о государственной измене и шпионаже, в том числе дела полковника Мясоедова, приговорённого к смертной казни через повешение, и военного министра Сухомлинова, приговорённого уже при Временном правительстве к бессрочной каторге. Все обвинения против Мясоедова и Сухомлинова позже оказались ложными, сфабрикованными окружением тогдашнего Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича с тем, чтобы оправдать его собственную некомпетентность.
Февральская революция застала Орлова в Могилёве. Он был свидетелем и участником прощания Николая II с офицерами ставки. А вскоре после большевистского переворота Орлов объявился в Петрограде и поступил на работу в ЧК на должность следователя. Сам Орлов утверждал, что сделал это по заданию бывшего начальника штаба ставки генерала Алексеева, но подтвердить это было некому – Алексеев умер в сентябре 1918 года.
На новом месте работы Орлова ждал сюрприз – встреча с бывшим подследственным Феликсом Дзержинским. Орлов сам описал её в своей книге «Двойной агент»:
« – Вы Орлов? – спокойно спросил меня самый могущественный человек Советской России. Выражение его лица при этом нисколько не изменилось.
– Да, я Орлов.
Дзержинский протянул мне руку:
– Это очень хорошо, Орлов, что вы сейчас на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы. Если вам когда-нибудь что-то понадобится, обращайтесь прямо ко мне, в Москву».
По словам Орлова, в качестве сотрудника ВЧК он спас «из когтей советского правосудия» более тысячи бывших царских офицеров, но в конце концов был разоблачён и вынужден бежать за границу. Через Финляндию и Польшу он добрался до Одессы, занятой войсками Деникина, и получил назначение в контрразведку Добровольческой армии. Летом 1920 года он выехал по командировке в Европу и в Россию больше не вернулся.
Он осел в Берлине – поначалу в качестве сотрудника резидентуры разведки врангелевской армии, однако после того, как война была окончательно проиграна, а армия эвакуирована из Крыма в Турцию, в таких тёплых местах стало тесно. Орлов стал одним из сонма полных сил, энергичных, умных, опытных, понюхавших пороху людей, оказавшихся после революции не у дел, потерявших своё общественное положение и почву под ногами, а главное – средства к существованию. Выбор у них был невелик: либо пойти на службу к новой власти, либо влиться в ряды парижских и берлинских таксистов и балалаечников.
Владимир Орлов избрал третий путь: он сам оборудовал себе место под солнцем. Поначалу он пытался заинтересовать вождей белого движения своей идеей «Белого Интернационала», но на идею денег не было, а на руках у Орлова оставались тяжелобольная жена и дети. В мире разведки всегда хватает одиноких авантюристов. Этим путём и пошёл Владимир Григорьевич. Он организовал частное разведывательное бюро – вроде частного детективного агентства – и стал предлагать свои услуги всем, кто мог заплатить. Дело пошло довольно бойко. Орлов даже обзавёлся недвижимостью.
– Так кем же он был на самом деле?
– Когда я писал о нём, я видел в Орлове главным образом беспринципного наёмника, профессионального двойного, тройного агента, который работал на кого угодно. И я думаю, что такого мнения о нём и были знавшие его люди. Ему не верили в кругах белой эмиграции. Можно также найти подтверждения тому, что даже его работодатели, иностранные разведки – немецкая, совершенно точно британская,– тоже ему не доверяли. Орлов, похоже, работал на всех одновременно. С другой стороны, есть книжка, изданная в 1997 году женщиной по имени Нэтали Грант. У Нэтали Грант, которая родилась в Риге и в 20-е годы работала там в американской дипломатической миссии, а потом до пенсии служила в госдепартаменте США, было очень твёрдое мнение относительно Орлова. Книжка называется «Убийство в Тиргартене» с подзаголовком: «Политическая жизнь Владимира Орлова, агента разведки и дезинформатора». Автор уверен, что Орлов с самого начала и до самого конца был агентом большевиков, а его антибольшевизм был мнимым.
Сложная игра
В начале 20-х годов прошлого века в мире разведки (и даже не в мире разведки, а в том, что можно было бы назвать свободным рынком разведданных, ведь документы чаще всего не похищаются, а продаются и покупаются) наблюдался странный всплеск числа фальшивок, изобличающих правительство большевиков в разных неблаговидных делах. Создавалось впечатление, что над их изготовлением трудится какая-то подпольная артель. Именно это и утверждала советская пресса.
Одной из самых первых и громких фальсификаций такого рода были так называемые «документы Сиссона» – бумаги, подтверждавшие получение большевиками денег от немецкого генштаба.
Эдгар Сиссон был сотрудником Комитета общественной информации США – агентства, созданного администрацией Вудро Вильсона с чисто пропагандистскими целями после вступления Америки в войну. Приехав в Россию, Сиссон загорелся идеей найти подтверждение слухам о «германском золоте». Добыли документы Роббинс и Гамберг. При их симпатиях к большевикам это было несколько странно, но Сиссон в психологические тонкости не вдавался. Он радостно заплатил за бумаги 25 тысяч долларов и повёз их в Америку. Досье Сиссона было опубликовано в крупнейших газетах и отдельной брошюрой. Что это искусная подделка, выяснилось лишь в 1950-е годы, когда из личного архива президента бумаги были переданы на хранение в Национальный архив, и к ним получили доступ исследователи.
– Как нам известно сегодня, информация, содержавшаяся в бумагах Сиссона, была правдивой. Большевики таки получали деньги от немцев. Но в документах имелись многочисленные мелкие неточности, из-за которых они и были признаны фальшивкой. Таким образом, целью аферы с документами Сиссона было отмыть советский режим от обвинений в получении немецких денег.
– Ещё одна история – письмо председателя исполкома Коминтерна Григория Зиновьева английским коммунистам, содержавшее инструкции по организации политической борьбы. Опять фальшивка?
– Письмо Зиновьева, появившееся в Великобритании в 1924 году, – тоже очень похожий случай. Оригинал так никогда и не обнаружился. Всё, что мы имеем, – это написанная от руки копия. Предполагается, что оригинал хранится где-то в Москве. То есть документ даже не подделывают, не делают вид, что это подлинник, а говорят: это копия, снятая кем-то с оригинала, который находится где-то ещё. Естественно, не существует никакого способа проверить подлинность. С другой стороны, это отнюдь не значит, что содержание документа, того же письма Зиновьева – ложь. Разве в Англии не было советских агентов, влиявших на британскую компартию? Разумеется, были, никто с этим всерьёз не спорит. Это интересная тактика. Если вы хотите что-нибудь скрыть, и вы боитесь, что эта тайна вдруг обнаружится, и вы не уверены, что можете этому воспрепятствовать, один из способов обелить себя – это раскрыть вашу тайну или часть тайны самому, но так, чтобы способ разоблачения дискредитировал обвинение.
На этом рынке фальшивок подвизался и бывший действительный статский советник, бывший военный прокурор, бывший (или действующий?) сотрудник ВЧК Владимир Орлов. Любопытны его сотрудники: все, как на подбор, чекисты!
– Во-первых, белый офицер, с которым он работал, – Николай Крошко, во-вторых, его подельник по обвинению в подделке документов, дискредитирующих сенатора Бора. Его звали Михаил Павлуновский, но он пользовался ещё полудюжиной имён. Что общего между Крошко и Павлуновским? Они оба, как вскоре было доказано, были агентами советской разведки.
Здесь надо уточнить, что Крошко никогда не был офицером, он был членом организации Бориса Савинкова, а удостоверение личности на имя поручика Крошко было его прикрытием. Разочаровавшись в Савинкове, он в 1922 году добровольно пришёл в советское посольство в Варшаве и заявил о желании вернуться на родину. В посольстве ему сказали, что возвращение еще надо заслужить, и направили его в Берлин в качестве агента ОГПУ для проникновения в офицерские белоэмигрантские организации. Там Крошко познакомился с Орловым и постепенно вошёл к нему в доверие. По крайней мере, такова официальная версия, изложенная и им самим, и генерал-лейтенантом Александром Здановичем, бывшим начальником Центра общественных связей ФСБ РФ, в книге «Свои и чужие. Интриги разведки». Павлуновский – тоже не Павлуновский, документ на это имя он получил от немецкой полиции, а до августа 1924 года работал в советском посольстве под именем Сумароков, а до этого под именем Яшина в ЧК. Его настоящая фамилия, по-видимому, Карпов. Он начал работать в ЧК, я думаю, в 1918 году. Работал на Украине, затем в 1924 году был направлен в Берлин. Там он пришёл в берлинскую полицию и заявил, что стал очевидцем убийства одного из руководителей компартии Германии на территории посольства и после этого не хочет возвращаться на родину. Рискованный шаг, однако, он оправдал себя: убежище в Германии и документы на новое имя Сумароков получил.
– Помимо Орлова и Павлуновского-Сумарокова был ещё и третий, Александр Кольберг…
– Он фактически руководил одной из эмигрантских организаций, и был раскрыт как агент ГПУ лишь через 10 лет. Одним словом, когда смотришь на это окружение, то приходится признать, что Орлов либо был исключительно беспечным человеком, либо совершенно точно знал, что происходит, и принимал в этом участие.
– Но какая выгода была Москве от орловских фальшивок?
– А мы уже об этом говорили. Если встать на позицию советского правительства, то видно, что один из способов предотвратить создание антибольшевистской разведки – создать свою собственную. А чтобы сделать такую подставную службу полезной, надо, чтобы от неё исходила наряду с дезинформацией и реальная, правдивая информация. Так что я склоняюсь к мысли, что если Орлов и был наёмником, то продавал он свои услуги главным образом советской разведке. Он не только точно знал, что он делает, но и знал, зачем это делается.
Провал
Бумаги, компрометирующие сенатора Бора, впервые всплыли в декабре 1927 года. Сенатор Дэвид Рид, возглавлявший специальный комитет верхней палаты, получил их из Парижа. Происхождение документов осталось неизвестным – по крайней мере, для широкой публики. Бора в прошлом уже обвинялся в том, что взял деньги у правительства Мексики, но был оправдан. На сей раз в досье имелась собственноручная расписка Бора от 7 марта 1926 года в получении 100 тысяч долларов. По нынешнему курсу это 1 миллион 220 тысяч. Такая же сумма причиталась сенатору Джорджу Норрису. Но и расписка не произвела впечатления на Дэвида Рида. Комитет признал её поддельной.
На том бы дело и кончилось, если бы не корреспондент нью-йоркской Evening Post Губерт Ренфро Кникербокер. В конце 1920-х годов он работал в Берлине, но регулярно приезжал в Москву, где его другом и наставником стал корреспондент New York Times Уолтер Дюранти – автор лживых, просоветских репортажей, благодаря которым он получил эксклюзивных доступ в высшие политические сферы СССР. Когда Кникербокеру в Берлине предложили купить документики, аналогичные парижским, он от сомнительной сделки поначалу отказался.
– Но в начале 1929 года он узнал о парижских документах и вспомнил, что кто-то в Берлине уже предлагал ему купить точно такие же бумаги. Он дал понять посредникам, что не прочь вернуться к разговору. Одним из этих посредников был балтийский немец Феликс Дассель, он и вывел Кникербокера на Павлуновского, а Павлуновский добыл документы.
– Между прочим, Феликс Дассель – лицо небезызвестное. Его имя появилось на первых страницах европейской прессы в 1927 году, когда он стал одним из тех, кто опознал в самозванке Анне Андерсон дочь Николая II, великую княжну Анастасию, которую он будто бы видел, когда лежал с ранением в Царскосельском госпитале. По некоторым другим источникам, Дассель принимал участие в операции похищения главы Русского общевоинского союза генерала Миллера агентами НКВД из Парижа в 1937 году. Но вернемся к нашему сюжету. Александр Зданович утверждает, что Кникербокер не предполагал, что документы Орлова окажутся фальшивкой, и, лишь получив их, убедился в том, что они поддельные. Более того: проверить их подлинность ему будто бы посоветовал знакомый советский дипломат, по удачному совпадению тоже чекист. Как только они все не заигрались в такой сложной многоходовой комбинации!
– Я иного мнения. Кникербокер с самого начала был убеждён, что ему предлагают фальшивые документы. Он был до такой степени уверен в этом, что, когда ему должны были принести их, заранее позвал полицию, чтобы она видела всё своими глазами. Он немедленно обратился в суд с обвинением в мошенничестве. Получается, это была западня. Вся цель Кникербокера состояла в том, чтобы заманить Орлова или того, кто предоставляет ему документы, в ловушку, чтобы затем подать в суд на него, учинить публичный процесс и дискредитировать документы и их содержание.
По заявлению Кникербокера Орлов и Павлуновский были арестованы. Левая пресса Германии и советские газеты пылали праведным гневом. Заместитель наркома юстиции Николай Крыленко писал в «Известиях»:
«Что конкретно сейчас установлено следствием по делу Орлова? Установлено, прежде всего, что Орлов имел в своём распоряжении целую мастерскую фальшивых документов, работавшую при помощи целого ряда технических средств и фабриковавшую целый ряд документов, которые потом продавались фальсификаторами за ту или другую значительную сумму денег, в зависимости от потребителя, представителям буржуазной печати и стоявшим за спиной этой печати дипломатическим и иным правительственным деятелям и агентам».
Опасаясь, что суд Веймарской республики вынесет Орлову и Павлуновскому мягкий приговор, Крыленко требовал наказать фальсификаторов по всей строгости закона. Советский посол в Берлине Николай Крестинский посетил МИД Германии и потребовал доступа к материалам дела. Того же требовал от немецкого посла в Москве нарком ииностранных дел Максим Литвинов. Берлин ответил, что суд в Германии независимый.
В конце концов, суд признал Орлова и Сумарокова виновными в фабрикации фальшивых бумаг и приговорил их к четырём месяцам тюрьмы каждого. Поскольку они уже отбыли этот срок в предварительном заключении, их освободили из-под стражи в зале суда.
Репутация Орлова в глазах вождей русской эмиграции оказалась безнадёжно подорванной. Одни считали его большевистским провокатором, другие – беспринципным дельцом. Тогда он и написал свою книгу, пытаясь восстановить реноме. Однако, не преуспел и переехал в Бельгию, перед этим задержавшись в Баварии. Нэтали Грант предполагает, что в Мюнхене он предлагал свои услуги нацистам. Это предположение не лишено смысла. В своей книге (которая вышла и по-немецки) он писал:
«Ещё в Добровольческой армии я понял, что только Германия может помочь России, и трудился день и ночь, чтобы сблизить германские и русские антибольшевистские круги, помочь им найти общий язык и объединить силы для достижения этой цели.
Шейбнер-Рихтер, убитый в Мюнхене во время гитлеровского путча, совершил поездку по России, и его общение с антибольшевистски настроенными русскими, связаться с которыми я ему посоветовал, отчётливо отразило мои собственные устремления».
(Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер – выходец из России, балтийский немец, бывший офицер царской армии и ближайший сподвижник Гитлера, заслонивший его от пули собственным телом в дни «пивного путча»).
Смерть в саду
Тем временем национал-социалисты готовились к парламентским выборам 1932 года. В этот момент вдруг разорвалась информационная бомба: на Западе появились документы, подтверждающие, что нацистов финансирует Москва. Новость исходила от дипломата-невозвращенца Григория Беседовского, бывшего первого секретаря посольства СССР в Париже. Нэтали Грант считает побег Беседовского такой же инсценировкой, как и побег Сумарокова, а от беглеца протягивает нить к Орлову.
Так или иначе, немцы не поверили в сенсацию. Партия Гитлера выиграла выборы в рейхстаг.
В мае 1940 года немецкие войска оккупировали Бельгию. Орлов имел все основания опасаться ареста, поэтому его знакомых не удивило его исчезновение из Брюсселя. Он действительно оказался в руках немецкой армии, но отправила она его не в концлагерь, а в Берлин, в штаб-квартиру абвера, где Орлов занял неплохую должность. То было время советско-германского сближения. Орлов, если он работал на НКВД, представлял дружественную разведслужбу. После 22 июня 1941 года его положение резко изменилось: он в одночасье превратился в шпиона враждебного Германии государства, вживлённого в самое сердце немецкой разведки.
Как знать, не исключено, что спустя многие годы мы узнали бы о новом Штирлице. Но судьба распорядилась иначе. Ранним июньским утром его труп был обнаружен в берлинском саду Тиргартен с пулевым отверстием в шее. Убийца стрелял сзади.
Нэтали Грант считает, что Орлов слишком много знал, и его убрала советская разведка – возможно, при встрече со связником.
Генерал Зданович рассказывает совсем другую историю:
«По имеющимся сведениям, он был учтён в розыскных списках гестапо, и после оккупации Бельгии фашистами сотрудники группенфюрера Мюллера разыскали и доставили Орлова в Берлин, а несколько дней спустя его тело ранние пешеходы нашли в одном из скверов».
Имеется и третья версия – она изложена в очерке Владимира Гилельсена «Продавец фальшивых писем», который вошёл в сборник «Тайные страницы истории», изданный в 2000 году:
«Его след затерялся в потоке бурных событий, развернувшихся в Европе после прихода к власти в Германии нацистов. Единственно, что удалось установить, так это то, что уже после окончания Второй мировой войны в 1957 году им интересовался один из руководителей советской внешней разведки генерал И. И. Агаянц. Быть может, Орлов был тогда ещё жив, хотя находился в преклонном возрасте».
Маловероятно. Тело Орлова было опознано, о загадочном убийстве сообщали берлинские газеты. Орлов похоронен на русском кладбище в берлинском округе Тегель. Его сын, по некоторым сведениям, живёт где-то в Латинской Америке, замужняя дочь – в Англии. Изредка она посещает могилу отца.
Cенатор Бора в 1936 году попытался поучаствовать в президентских выборах, но руководство Республиканской партии предпочло переизбрать Рузвельта. Бора умер в январе 1940 года. К изумлению друзей, которым он не раз жаловался на дороговизну столичной жизни (жалованье сенатора было тогда невелико), он оставил состояние в 250 тысяч долларов. А относительно недавно историк Борис Старков нашёл в Президентском архиве направленную в Политбюро справку ОГПУ, в которой сказано, что сенатор «работал в интересах» советской внешней политики. Что это означает – Бог весть.
_________________________________________________________________________________________________________________________________
