Весна 1920 года не могла внушать южнорусскому белому движению никакого оптимизма. Откат и разложение белогвардейцев казались необратимыми. Естественно, что в таких условиях среди воюющих начались поиски виноватого. Поневоле все взоры были обращены в сторону первых фигур — Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России Антона Деникина и его командующего штабом Ивана Романовского. Большинство противников главкома склонялись к тому, что такой фигурой может быть только командующий Кавказской армией генерал-лейтенант Петр Врангель. В отличие от Деникина, Врангель появился в Добровольческой армии не сразу. Первоначально он сознательно уклонялся от участия в Гражданской войне и лишь 25 августа 1918 года прибыл в расположение Добровольческой армии. Назначение его Деникиным на должность временного командующего 1 й конной дивизией было встречено в армейской среде неодобрительно. В армии ценились в первую очередь «первопоходники» — участники знаменитого «Ледяного» похода Добровольческой армии зимы-весны 1918 года, ставшего своеобразным символом Белого движения.
Добровольцы ценили в первую очередь «белогвардейский» стаж того или иного военного, а не его прежние боевые заслуги. Однако Деникин, испытывавший дефицит в опытных кавалерийских военачальниках, рискнул и не прогадал. Врангель стал одним из самых популярных и успешных руководителей Белого движения, пиком его успехов стало взятие в августе 1919 года Царицына, которое Троцкий с гордостью называл «Красным Верденом».
Вторил Шатилову также «пострадавший» от Антона Ивановича в конце «деникинского» этапа своей карьеры генерал Александр Лукомский. По его словам, «создавалось определенное впечатление, что Врангель не только будирует против Деникина, но ведет определенную против последнего интригу, выдвигая себя ему на смену». Знал белый главком и то, что в армии он стремительно теряет популярность и веру в него, и что очень многие уверены, что только Врангель может выправить положение, а помимо него существовали еще и «теневые» лидеры — Яков Слащов и Александр Кутепов.
Общая подавленность, ощущение неизбежности крушения любимого дела, потеря веры в армию — все это привело к тому, что Деникин решился оставить свой пост. Помимо этого, большое значение имела и беседа Деникина с командующим 1 м армейским корпусом Кутеповым, имевшая место накануне известия о созыве совета высших офицеров по выбору нового Главнокомандующего.
В разговоре с Деникиным Кутепов указал на то, что добровольцы не хотят больше видеть Деникина своим вождем. Это известие сокрушило Антона Ивановича. Его решение оставить пост стало неотвратимым. Насколько тонкую игру тут вел Кутепов, можно только гадать. Метил ли он сам на место Деникина, или же он искренне считал, что Антон Иванович во имя общего дела должен оставить свой пост — неизвестно. Вместе с тем, повторим, что именно разговор с Кутеповым предопределил решение Деникина.
Генерал Николай Шиллинг, хорошо осведомленный о тогдашних событиях, вспоминал, что: «19 марта генерал Кутепов доложил Главнокомандующему о своем разговоре с генералом Слащовым, который ему сообщил, что 23 марта предполагается созвать совещание из представителей духовенства, армии, флота и населения для обсуждения создавшегося положения». По его словам именно это совещание должно было обратиться к Деникину с просьбой о сдаче командования.
«Все эти интриги и домогательства власти, которые вел и к чему так стремился генерал Врангель, при поддержке генерала Слащова, большей части чинов флота, а также крайних правых элементов, возглавляемых известным своими интригами и беспокойным характером севастопольским епископом Вениамином, — писал Шиллинг. — Все это, вместе взятое, ясно показало генералу Деникину, что при таких условиях, работать и выполнять долг перед Родиной, — невозможно. Результат этого решения и сказался в отдаче приказа о Военном Совете».
Ставка генерала Деникина находилась в те дни в Феодосии, напоминавшей во время Гражданской войны, по словам Осипа Мандельштама, «разбойничью средиземную республику шестнадцатого века». Рано утром 20 марта 1920 года новый начальник штаба Главнокомандующего ВСЮР генерал Петр Махров был вызван Деникиным к себе. Вид бледного и утомленного Деникина не внушал никакого оптимизма. Протянув Махрову исписанный карандашом клочок бумаги, Деникин произнес: «Прочтете, и прошу немедленно разослать по назначению». Махров начал читать бумажку, на которой был написан приказ о созыве Военного совета на 20 марта вечером под председательством генерала от кавалерии Абрама Драгомирова для выбора нового Главнокомандующего.
— Да это ведь невозможно, Ваше Превосходительство!
Генерал Деникин, обычно приветливый, на этот раз мрачно и категорически возразил:
— Никаких разговоров. Мое решение бесповоротно, я все обдумал и взвесил. Я разбит морально и болен физически. Армия потеряла веру в вождя, я потерял веру в армию. Прошу исполнить мое приказание».
Военному Совету Деникин предлагал «избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование». Приказ о назначении совещания вызвал всеобщее удивление. Никто не мог вразумительно ответить на вопрос: каким образом «достойный» может быть избран?
Все приглашенные собрались во дворце Командующего флотом вечером 21 марта, 1920 года. Первое, что бросилось в глаза всем прибывшим во дворец, было то, что дворец окружен дроздовцами, у входа стояла пара пулеметов, близлежащие улицы были оцеплены солдатами. «Мы собирались точно опасные заговорщики», — вспоминал участник заседания атаман Африкан Богаевский.
Учитывая то, что власть в Севастополе в те дни фактически принадлежала дроздовцам, Махров резонно предположил, что они что то замышляли, высказывая мысль о том, что в этой ситуации «добровольческие штыки могли бы сыграть такую же роль, как в 1613 году казацкая сабля при выборе на царство Михаила Федоровича».
Среди собравшихся не было единодушного мнения по поводу происходящего. Прежде всего, выборное начало не укладывалось в голове у генералов, напоминая им об аналогичной практике у большевиков. Ярко выразил такую позицию Слащов, утверждавший, что заместитель Главнокомандующего должен быть назначен самим Деникиным, кроме того, он язвительно назвал происходившее «генеральским совдепом». «Чему мы служим — делу или лицам?» — вопрошал будущий прототип генерала Хлудова из булгаковского «Бега»: «Неужели мы будем выбирать начальника?».
Слащову не нравилось и то, что его корпус, героически оборонявший последний клочок белой России — Крым, был представлен на совете меньшим количеством военачальников, чем другие корпуса. Абрам Михайлович заявил, что надлежит, не теряя времени, назвать имя нового Главнокомандующего.
Попросивший слова начальник штаба Черноморского флота капитан I ранга Рябинин заявил, что с точки зрения военных моряков достойным преемником Антона Ивановича может быть только генерал Врангель. Командир Дроздовской дивизии Витковский заявил, что дроздовцы категорически отказываются от участия в выборах. Его поддержали командиры Корниловской, Марковской и Алексеевской дивизий. Раздалось дружное: «Ура генералу Деникину!».
Витковский и другие высшие офицеры стали доказывать Драгомирову необходимость немедленно доложить по телеграфу генералу Деникину о настроении Военного Совета и просьбу остаться у власти. Драгомиров не соглашался, но в итоге был вынужден отправить Деникину следующее послание: «Военный Совет признал невозможным решать вопрос о преемнике Главнокомандующего, считая невозможным прецедент выборного начальства, постановил просить Вас единолично указать такового…»
Собрав на следующий день членов Военного Совета, Драгомиров огласил им текст телеграммы Деникина. После долгих пререканий было решено составить два совещания — одно из старших начальников, другое из всех остальных. Первое должно было наметить преемника, второе — поддержать или отвергнуть выборное лицо.
К тому моменту в Севастополь прибыл из Константинополя генерал Врангель, доставивший текст английского ультиматума, адресованного Деникину, но врученного Врангелю 20 марта в Константинополе. В ультиматуме английское правительство предлагало белогвардейцам прекратить неравную борьбу и сулило свое посредничество при переговорах с советской властью. В противном случае Англия снимала с себя ответственность и угрожала прекратить какую либо помощь. «Ознакомившись с ультиматумом, — рассказывал Врангель журналисту Раковскому, — я счел для себя обязательным откликнуться на призыв прибыть к находящейся почти в безвыходном положении армии».
Врангель ознакомил Драгомирова с текстом ультиматума, сообщив, что «при настоящих условиях генерал Деникин не имеет нравственного права оставить того дела, во главе которого он до сих пор стоял. Он должен довести это дело до конца и принять на себя ответственность за все, что произойдет». В ответ на соображения, высказанные Врангелем, Драгомиров заявил, что «Решение Главнокомандующего уйти — окончательно. Я убежден, что он его не изменит». Из зала, где должно было происходить совещание, «доносился шум, говор, топот многочисленных ног». Врангель, увидевший через приоткрытую дверь «значительную толпу в несколько десятков человек», независимо от Слащева заявил, что это «какой то совдеп».
В новом, сокращенном составе совета, осталось двадцать фамилий, прочих участников совещания попросили оставить помещение, и Драгомиров сообщил текст ультиматума старшим начальникам.
— И снова на нашем собрании старших начальников начались оживленные разговоры относительно выбора Главкома, повторяю, что большая часть участников указывала на недопустимость выборного начала, говоря, что уж если суждено остаться без генерала Деникина, то, кого он сам назначит, тому и будут подчиняться… Так как большая часть из нас, старших начальников, отказывалась от выборов и не указала человека, достойного быть преемником генерала Деникина, — Донской атаман Богаевский выступил с пространной речью, ярко и красочно освятил создавшуюся обстановку, подчеркнул необходимость во что бы то ни стало кончить вопрос о заместителе генерала Деникина и… назвал имя генерала Врангеля как будущего Главнокомандующего… Кто говорил за, кто — против.
Все эти разговоры, рассуждения и волнения утомили всех до чрезвычайности. К этому надо добавить, что младшие начальники, участники военного совета, не зная причин происходящей задержки, оставаясь изолированными в большом зале, естественно нервничали и неоднократно присылали узнать: скоро ли закончится наше совещание старших начальников и начнет продолжаться прерванное так неожиданно заседание военного совета. После продолжительных прений решено было все таки остановиться на кандидатуре генерала Врангеля, который был вновь приглашен в наш кабинет, где генерал Драгомиров объявил ему о нашем решении.
Согласившись на принятие должности главкома, генерал Врангель к великому нашему изумлению предъявил нам решительное требование дать ему подписку в том, что условием принятия им должности главкома не будет предъявления ему требования наступления против красных, а только вывод армии с честью из создавшегося тяжелого положения… Подписка эта была ему дана».
После этого Деникину немедленно была отправлена телеграмма, сообщавшая о решении Военного Совета. Справившись о том, известно ли Врангелю о произошедшем накануне изменении внешнеполитической обстановки, и получив утвердительный ответ, Деникин отдал свой последний приказ Вооруженным Силам Юга России. Приказ назначал генерал-лейтенанта барона Врангеля Главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. Завершался приказ словами: «Всем, шедшим со мною в тяжкой борьбе, — низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».
Огласив членам Военного Совета последний приказ Деникина, Драгомиров провозгласил «Ура!» генералу Врангелю. «Без воодушевления и единогласия», как вспоминал Шиллинг, но Совет прокричал «Ура!» новому главкому, который обошел всех членов Совета, пожав каждому руку.
Уже вечером 22 марта 1920 года Деникин навсегда оставил Россию. Начиналась крымская эпопея барона Врангеля — завершающий этап белой борьбы на Юге России. Продолжался он недолго. В ноябре 1920 года остатки некогда могучих Вооруженных Сил на Юге России потерпели окончательное поражение.
