Из-за травм во время суперсерии один из лидеров Chicago Black Hawks Стэн Микита провёл на площадке всего две игры. Знаменит он был тем, что в 1960-е ставил рекорды по результативности и кардинально пересмотрел свой чрезмерно жёсткий стиль игры, когда его маленькая дочь, сидя у телевизора, поинтересовалась у мамы, почему основной маршрут папы на льду лежит по направлению к скамейке штрафников…
Когда сборная Канады играла после серии-1972 товарищескую встречу со сборной ЧССР в Праге, тренер Гарри Синден назначил Микиту капитаном. По одной причине: партнёр Бобби Халла по Chicago, которому предстояло провести за эту команду 22 сезона, по национальности был словак. Звали его Станислав Гоут. В 1948 году восьмилетнего Станислава в связи с коммунизацией Чехословакии родители отправили в Канаду к его дяде и тёте, которые носили фамилию Микита. Мальчик, оказавшийся в провинции Онтарио, ни слова не говорил по-английски, и его языком общения со сверстниками стал канадский хоккей. Так произошло превращение Станислава Гоута в Стэна Микиту, которому в Праге устроили овацию: победив команду СССР, канадцы, в рядах которых играл центрфорвард Black Hawks, отомстили за 1968 год.
Это был ещё один эпизод холодной войны, перенесённой на искусственный лёд дворцов спорта. Так кому нужна была эта война, кто больше всех хотел столкновения двух систем на льду и зачем?
Это длинная и сложная история, где много чисто хоккейных обстоятельств, но не меньше и политических. Бывали и совпадения, символические, но с исторической точки зрения не случайные. Именно в апреле 1972 года, во время чемпионата мира, в Праге представители советской и канадской сторон договорились об организации кульминационного события холодной войны на льду, за которой последовала хоккейная разрядка. И тогда же секретная миссия Генри Киссинджера, приехавшего в Москву договариваться о саммите Никсон — Брежнев, увенчалась успехом, а сами переговоры в конце мая обозначили начало эры детанта.
Организация такой серии матчей и участие в ней были давним желанием Анатолия Тарасова. Но реализована мечта была уже его вечным оппонентом Всеволодом Бобровым. Казалось бы, политика тут ни при чём. Но она вторгалась даже в отношения двух выдающихся игроков и тренеров. Первый раз их пути разошлись в сезоне-1950/1951, когда Бобров перешёл из ЦДКА (играющий тренер — Тарасов) в патронируемую Василием Сталиным команду ВВС МВО, ставшую чемпионом страны. Лишь в сезоне-1954/1955 армейцы под руководством Анатолия Владимировича снова стали чемпионами страны, но во многом потому, что наступило постсталинское время; ЦДКА и ВВС слили, и Всеволод Михайлович снова оказался в одной команде с Тарасовым-тренером… Что уж говорить о победе бобровского «Спартака» над непобедимым тарасовским ЦСКА в 1967 году — спартаковцы стали чемпионами страны, а их лучший бомбардир Вячеслав Старшинов обошёл по заброшенным шайбам армейца Анатолия Фирсова.
Личная несдержанность Тарасова могла стать причиной уже чисто политического решения — отстранения его от сборной в 1972-м (в которой, кстати, в течение долгих лет старшим тренером считался не «отец русского хоккея», а Аркадий Чернышёв). И первый нехороший сигнал прозвучал во время знаменитого матча в воскресенье, 11 мая 1969 года, между московским «Спартаком» (который тренировал Николай Карпов, тоже в своё время поигравший под началом Тарасова и имевший с ним напряжённые отношения) и ЦСКА. Оппонентом великого тренера неожиданно стал лично генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.
В то время вратари менялись воротами спустя десять минут после начала третьего периода. Говорят, это чисто русский атавизм, связанный с продолжительным периодом истории советского хоккея, который проходил не под крышей ледовых дворцов, а на открытом воздухе, то есть почти по дворовым правилам. А они уравнивали в природных возможностях обе соревнующиеся стороны: если уж ветер бросал пригоршни снега в лицо вратарю одной команды, так пускай теперь то же самое произойдёт с голкипером другого уникального хоккейного коллектива… Так вот, «Спартак» вёл 2:1, а на отметке 9:59 третьего периода Владимир Петров, сравнительно недавняя находка Тарасова, бережно перенесённая из «Крыльев Советов» в ЦСКА, забросил шайбу в ворота спартаковцев. При этом так называемый контрольный секундомер показал, что шайба влетела в ворота уже после остановки игры. Гол не был засчитан. Разъярённый Тарасов увёл команду в подтрибунные помещения. Ровно такой же шаг предпримет тренер ЦСКА Константин Локтев, когда в январе 1976 года его команда столкнётся с беспрецедентно грязной игрой Philadelphia Flyers и его задачей станет сохранение здоровья хотя бы Валерия Харламова. Константин Локтев увёл команду с площадки, потом, правда, вернул. И деморализованный ЦСКА проиграл 1:4. Но это была всё-таки совсем другая история…
Итак, пауза 11 мая 1969 года длилась чуть ли не 40 минут (из-за чего полетела сетка центрального телевидения и был разрушен привычный ритм жизни советских людей). До тех пор пока она не надоела Брежневу, который присутствовал на матче и хотел досмотреть игру, не будучи удовлетворённым тем, что она прервалась, как сериал, на самом интересном месте. От Леонида Ильича к Тарасову прибежал гонец, который потребовал возвращения команды на лёд. «Спартак» победил со счётом 3:1, стал чемпионом страны, Александр Якушев забросил шайб больше, чем даже Вячеслав Старшинов и восходящая звезда Валерий Харламов, а наставника армейцев лишили за выходку звания заслуженного тренера СССР с публичным осуждением в прессе. Впрочем, из сборной и ЦСКА Тарасова никто не гнал, больше того, осенью того же года без шума и пыли восстановили звание. В следующем сезоне в жёстком противостоянии со «Спартаком» ЦСКА вернул себе золотые медали, а чернышёвско-тарасовская сборная блистательным образом завоевала золото чемпионата мира в Стокгольме. Но осадок от тарасовской выходки остался.
Характерно, что именно на рубеже 1968—1969 годов сборная СССР провела серию товарищеских (сейчас бы сказали — выставочных) матчей в Канаде. Произошло это спустя более чем десять лет после того, как вошедшая в мировую хоккейную элиту советская сборная совершила экспериментальное туре, сыграв шесть игр в Канаде с любительскими и юниорскими клубами. Советские тренеры выставили необычный состав, поэтому команда называлась «Сборная клубов Москвы». Итог — два поражения, одна ничья, четыре победы. Огромный интерес публики и специалистов, связанный с тем, что никто дотоле живьём не видел команду, как чёрт из табакерки выскочившую из-за железного занавеса и во многом предвосхитившую вектор развития хоккея. В частности, для канадцев была незнакомой столь интенсивная игра в пас и смена составов пятёрками, в то время как в канадских командах тройки нападения и защитники менялись отдельно. В этом смысле советский подход оказался инновационным. На советских же тренеров, включая Тарасова, огромное впечатление произвела первая увиденная ими живьём игра команд НХЛ — они наблюдали за матчем Toronto Maple Leafs и Chicago Black Hawks. Вот, оказывается, на кого надо было равняться!
К концу 1960-х советская сборная была уже очень мощной: канадские клубы из разных лиг, которые выставлялись на международные турниры высшего уровня, уже не могли противостоять команде СССР. Поэтому в начале 1969 года Тарасов бросил вызов Toronto Maple Leafs и Montreal Canadiens, но, разумеется, не был понят, хотя его высказывания цитировали серьёзные газеты — Toronto Star и Globe and Mail. Но цель была сформулирована. Обеим сторонам по оба берега океана нужно было только привыкнуть к идее: суперсерия возможна, пора ставить точку в споре, кто сильнее.
Выигранные сборной СССР, ведомой тандемом Чернышёв — Тарасов, чемпионаты мира 1970 и 1971 годов лишь укрепили уверенность в том, что суперсерия нужна всем. Её необходимость диктовал ход развития и советского, и канадского хоккея — сборная Канады терпела имиджевые поражения на Олимпиадах и чемпионатах мира, поскольку профессионалы не имели права выступать на этих турнирах: пора было показать настоящий класс. Мировая политическая история тоже служила фоном для движения к суперсерии.
Пьера Эллиота Трюдо сегодня назвали бы богатым словом «метросексуал» . Сухощавый, изящный, неизменно изысканно одетый, он словно бы воплощал в себе французскую составляющую канадской идентичности, хотя и был сторонником единой Канады. В 1968-м 48-летний лидер Либеральной партии и министр юстиции стал премьером. И началось то, что очень скоро было названо Trudeaumanie, трюдоманией. Кто-то о нём сказал: «Пьер, он как ещё один битл». 23 декабря 1969 года премьер встретился с Джоном Ленноном и Йоко Оно, после чего главный битл заявил: «Если бы все политики были как мистер Трюдо, на планете наступил бы мир».
Во внешней политике Пьер Эллиот Трюдо работал по всем азимутам, включая тонкие отношения с США (Никсон заверял его в том, что не воспринимает Канаду как колонию Соединённых Штатов, но за глаза называл asshole, засранцем) и СССР. Свою разрядку с Советами он начал раньше американцев, и здесь его партнёром выступал советский премьер Алексей Косыгин, который если и не очень увлекался романтикой хоккея, то должен был по крайней мере учитывать страсть Брежнева к этой игре. Естественно, Трюдо использовал для сближения и хоккейную дипломатию. Ему нужна была суперсерия — и для страны, и для себя лично.
Для страны, потому что ему постоянно приходилось обеспечивать её единство, преодолевая диссонанс английской и французской частей Канады, считаясь с таким фактором, как квебекский сепаратизм. Хоккей на высшем уровне, да ещё с участием лучших игроков без различия их происхождения, без учёта англо- или франкофонии, мог бы объединить канадцев, заставить их почувствовать себя одной нацией под звуки и слова гимна, неизменно исполнявшегося Роже Дусе по прозвищу Мистер О’Канада. (В те времена даже среди хоккеистов Montreal Canadiens были и такие, кто двух слов не мог связать по-английски, например защитник, которому предстояло стать одним из лучших в лиге, Ги Лапуэн, упорно транскрибировавшийся у нас на английский лад — Лапойнт; впрочем, и привычные для русского уха «Канадиенс» по-французски звучит как «Канадьян»; что уж говорить о более ранних временах — даже великий Морис «Ракета» Ришар в начале своей карьеры не говорил по-английски.)
Вероятно, Трюдо помнил события марта 1955 года, когда дисквалификация Мориса Ришара до конца сезона за грубость привела к беспорядкам в Монреале. Кларенс Кэмпбелл, президент НХЛ (31 год возглавлял лигу!), в преддверии плей-офф лишивший Canadiens их звезды и идола, оказался англофонной мишенью для франкофонных болельщиков. Юрист оксфордской выучки и бывший хоккейный судья, он строго формально подходил к провинностям хоккеистов, без учёта их популярности. Когда Кэмпбелл появился, вопреки предупреждениям полиции и мэра Монреаля Жана Драпо, на матче Detroit Red Wings и Canadiens, началось нечто невообразимое: сначала его пытались забросать помидорами, потом напали, полиция применила слезоточивый газ, толпа из монреальского «Форума» смешалась с уличной толпой, требовавшей отставки Кэмпбелла, — и случилась вакханалия с разбитыми витринами и перевёрнутыми машинами. Результатом стало нагнетание сепаратистских настроений.
«Хоккей для них (болельщиков. — А.К.) был больше, чем религией, — писал историк хоккея Майкл Маккинли. — Он был сражением… Однако теперь канадский хоккей поджидал другой противник. И он был не английским и не французским. Он был русским».
Личный мотив канадского премьера сводился ещё и к тому, что в преддверии выборов осени 1972 года победа в суперсерии могла поддержать его пошатнувшийся рейтинг. Отравленный трюдоманией, он не мог смириться с тем, что век популярного политика иной раз бывает недолгим. Символическое вбрасывание 2 сентября 1972 года в монреальском «Форуме», исполненное Пьером Эллиотом Трюдо, облачённым в брюки клёш, приталенный пиджак, полосатую рубашку, из-под которой виднелся не формальный галстук, а продуманно повязанный шейный платок, не вернуло трюдомании, но выборы он всё-таки выиграл.
И здесь нам понадобится ещё один флешбэк в середину 1950-х. Поражение второстепенной команды, защищавшей цвета Канады на чемпионате мира 1954 года, было не только спортивным, но и идеологическим шоком, — проиграли-то коммунистам, да ещё в самый разгар холодной войны. Поэтому в 1955-м на мировое первенство была выставлена команда существенно более сильная — Pentincton Vees, обладатель Кубка Аллана 1954 года, вручаемого сильнейшей любительской команде. Играющим тренером пентинктонцев был Грант Уорвик, бывший игрок НХЛ. Среди хоккеистов было несколько экс-профессионалов. Во время одной из тренировочных встреч, предшествовавших чемпионату мира, Бобров со товарищи пытались фотографировать лучших игроков противника. Как шпионы — что соответствовало эстетике холодной войны. В раздевалке канадские хоккеисты поменялись свитерами, чтобы запутать хитрых «комми». В финале чемпионата команда Канады обыграла команду СССР со счётом 5:0. Хоккеисты понимали, что они представляют даже не Канаду и не канадский хоккей, а нечто большее. Брат Гранта Уорвика Билли, тоже игравший в турнире, констатировал: «Это была политика. Восток против Запада и холодная война».
Впрочем, проблемы канадцев на этом не закончились. Сборная СССР выиграла и чемпионат мира 1956 года, и Олимпийские игры. В 1957-м на чемпионат мира в СССР канадцы не приехали, а сам турнир выиграли шведы, украшенные Свеном «Тумбой» Юханссоном. В 1958-м и в 1959-м канадцы взяли золото — их представляли соответственно Whitby Dunlops и Belleville McFarlands, команды, усиленные бывшими игроками НХЛ. К тому времени пришло понимание: победить сильнейшие европейские команды, и прежде всего сборную СССР, можно, только если пригласить играть против них хотя бы ветеранов Национальной хоккейной лиги.
В ноябре 1958 года произошло ещё одно знаменательное событие: команда Kelowna Packers из Британской Колумбии, чемпион Западной Канады и финалист Кубка Аллана, представляла Канаду в серии выставочных матчей, три из которых они провели в Швеции (проиграв одну и выиграв две у национальной сборной). Остальные пять предстояло сыграть за железным занавесом. Причём не только в недавно отстроенном Дворце спорта, но и на открытых площадках. Психологически канадцам было нелегко. К тому же у Грега Яблонски и Расса Ковальчука, игроков украинского происхождения, отобрали паспорта. Бедные парни не знали, куда они отправятся после игры — в раздевалку Ледового дворца «Лужники» или в Сибирь. Что удивительным образом не мешало тренерам Джеку О’Рэйли и Анатолию Тарасову с помощью переводчика горячо обсуждать хоккейные сюжеты.
Наверное, канадцы зря боялись проделок коммунистов: фестиваль молодёжи и студентов 1957 года уже пробил брешь в железном занавесе, а XX съезд КПСС всё-таки несколько изменил атмосферу в стране. Первую игру Packers проиграли команде Тарасова, затем сыграли вничью с «Крыльями Советов» и «Динамо» (Москва), что на самом деле продемонстрировало очень высокий уровень советского клубного хоккея. «Они играют так, как будто всё было заранее начерчено на доске», — говорил один из нападающих канадцев. Тем не менее Packers в оставшихся двух матчах обыграли молодёжную сборную и сборную клубов. Яблонски и Ковальчук не были отправлены в Сибирь, а сама канадская команда с триумфом вернулась на родину. Это был первый контакт канадцев и русских на территории противника.
Но «советскую угрозу» канадскому хоккею никто не отменял. Наоборот, стало очевидным, что развитие мирового хоккея ожидают более чем непредсказуемые времена. Прошло ещё пять лет, и советская сборная стала непобедимой. Во всяком случае, в терминах любительского хоккея. В год, когда Пьер Эллиот Трюдо пришёл к власти и занялся хоккейной дипломатией с Советами, а советские танки вошли в Прагу, сборная Канады заняла на чемпионате мира, совмещённом с Олимпиадой в Гренобле, третье место — после СССР и Чехословакии. Проиграв советской сборной 5:0. С тем же счётом, с которым Pentincton Vees обыграла сборную СССР в 1955-м, восстановив статус Канады как хоккейной державы номер один
