Испания и СССР, ноябрь 1937

Павел Котов, Михаил Шифрин

Испания

Эрнест Хемингуэй написал пьесу «Пятая колонна» о том, что в борьбе республики с ее внутренними врагами что-то не так

СССР

Состоялась премьера Пятой симфонии Дмитрия Шостаковича, публика поняла ее как протест против массовых репрессий

Эрнест Хемингуэй и испанские республиканцы. Увиденное на фронтах гражданской войны в Испании Хемингуэй не стал скрывать и описал в пьесе

Дмитрий Шостакович за работой с режиссером Фридрихом Эрмлером. Музыка Шостаковича для кино была не столь говорящей, как Пятая симфония

Бойцы интербригад приехали сражаться в Испанию, потому что левые издания преподнесли гражданскую войну как борьбу добра со злом. Добро — это республика под управлением избранных народом коммунистов, социалистов и отчасти анархистов, а зло — мятежники-фашисты под командованием Франко. Фашисты при помощи Гитлера и Муссолини захватили половину страны и наступают на Мадрид четырьмя колоннами, а в самой столице «пятая колонна» скрытых пособников мятежа готовится вонзить нож в спину республики. Хемингуэй верил, что так оно и есть, когда прибыл в Испанию в качестве корреспондента. Но увидев, что происходит в Мадриде, он создал пьесу о буднях республиканской контрразведки. Эта организация оказалась важнее армии. Она ищет шпионов, которых в столице предостаточно. Но при этом страдают ни в чем не повинные люди, искренне преданные республике. Контр разведчики, чьи методы не отличаются от гестаповских, не верят ни согражданам, ни друг другу. Кроме того, на испанских контрразведчиков имеют большое влияние русские коллеги, работающие в стране. Хемингуэй продолжил тему в романе «По ком звонит колокол», где иностранный коммунист на территории Испании казнит «врагов народа» без суда и следствия. Фигурирует там и советский журналист Илья Эренбург, который все видит и продолжает посылать в «Известия» восторженные репортажи о республике.

21 ноября молодой дирижер Евгений Мравинский исполнял новое сочинение композитора, считавшегося опальным. Собравшиеся в Большом зале Ленинградской филармонии деятели «литературы, культуры и физкультуры» предвкушали ответ Шостаковича на обвинения в формализме, высказанные лично Сталиным: вождь требовал от композитора «понятной народу» музыки. И Пятую симфонию в самом деле все поняли. Это сочинение о реальном настроении общества: марш энтузиастов переходит в полный деланного веселья танец, а затем в ночные раздумья, где все сильнее звучит тема страха. К третьей части, когда страх сменяется плачем, в зале раздались рыдания. Музыка излучала чувство постигшего всех горя, причем такого горя, в котором каждый остался одинок. Аплодировали стоя со слезами на глазах. За пессимизм композитора не наказали, он даже на время вышел из опалы, а Мравинского назначили музыкальным руководителем оркестра Ленинградской филармонии на полвека. Спустя годы Шостакович сказал о случившемся так: «Они… надели маски… Теперь все говорят: «Мы не знали, мы не понимали. Мы верили Сталину. Нас обманули, ах, как нас жестоко обманули!»… Я ни за что не поверю, что тот, кто ничего не понимал, мог прочувствовать Пятую симфонию». С завистью написал о Шостаковиче Илья Эренбург: «Есть в музыке огромное преимущество: она может, не упоминая ни о чем, сказать все».