Об этом уникальном случае рассказалэкс-начальник управления по исполнению наказаний МВД Крыма, член крымского отделения Международной полицейской ассоциации Николай Зноев. В 1989 году в Днепропетровске случилось масштабное ЧП, вошедшее в историю самых мощных тюремных бунтов: около трех тысяч заключенных местного следственного изолятора, взяв в заложники охранников, вырвались из камер, устроили погром и пытались бежать.
Автор: ЮЛИЯ ИСРАФИЛОВА, «1К»
ЧП союзного масштаба
«Это был мой первый год работы в Крыму, — рассказывает Николай Николаевич. — До этого я десять лет был начальником колонии строгого режима Запорожской области. В 1988 году меня перевели на полуостров начальником управления по исполнению наказаний МВД Крыма. А через год меня и моих коллег из других областей в срочном порядке вызвали в Днепропетровск». То, что случилось весной 1989 г. в днепропетровском следственном изоляторе, было настоящим ЧП в масштабах Союза — заключенные подняли бунт, взяв заложников. А случилось это так.
Грубейшую ошибку допустил дежуривший в ту смену контролер изолятора. Один из заключенных притворился больным и попросил помощи, он молил вызвать медбрата. Контролер (молодой в то время парень) доложил об этом дежурному помощнику начальника следственного изолятора, тот разрешил вызвать медбрата. Двери камер открывать было нельзя — контингент в изоляторе содержался крайне опасный. Тем не менее контролер рискнул и впустил внутрь медбрата, чтобы тот осмотрел захворавшего. При этом контролер предусмотрительно закрыл за медработником двери на цепочку. Как только последний склонился над «больным», к его горлу была приставлена заточка.
Дальше все было, как в очень плохом триллере: зеки взяли медбрата в заложники, потребовали у контролера открыть двери их камеры и отдать ключи от других. Контролер, парализованный страхом, подчинился уголовникам. В следующие минуты одна за другой открылись двери камер. Буквально через минут сорок территория изолятора кишела тысячами заключенных. Все правоохранители, дежурившие в ту смену, были взяты в заложники.
По тревоге подняли все силы МВД Днепропетровска — изолятор окружили. Уже в первые сутки бунта на место ЧП прибыли высокопоставленные милицейские чины со всего Союза, в том числе заместитель министра внутренних дел СССР генерал-майор Петр Григорьевич Мищенков.
К тому времени бунт был в самом разгаре. Заключенные дочиста распотрошили медчасть, добрались до наркотиков и спирта. Потом захватили и хозяйственную зону, где располагались свинарники: зеки кололи свиней заточками и еще полуживых жарили на кострах. Визг умирающих животных был настолько пронзительным и страшным, что у правоохранителей стыла кровь в жилах. Однако взбунтовавшиеся уголовники не обращали на это внимания, они пребывали в агрессивной эйфории. Были открыты и женские блоки, и осужденные совокуплялись как животные прямо на глазах у всех.
Это была толпа разгоряченных неадекватных людей, больше похожих на диких зверей, у которых появилась реальная возможность вырваться из клетки. И они решили это сделать: несколько попыток проникнуть на улицу, за пределы следственного изолятора, закончились для рискнувших печально — они были расстреляны из пулеметов. А как иначе?
Изолятор находился почти в центре города. И представить страшно, что могло произойти, если бы одурманенные наркотиками и алкоголем зеки принялись громить город. Да и заведение это тогда было не из простых. Сами здания изолятора и прилегающая территория некогда, еще в царские времена, были тюрьмой. С самого ее основания вплоть до советских времен здесь содержались в том числе и преступники, приговоренные к высшей мере наказания — расстрелу. Причем вплоть до 90-х годов этот страшный приговор исполнялся прямо на территории изолятора.
А теперь представьте картину: бушевали около 3 тысяч зеков, более 100 из них были убийцами, десятки приговорены к смертной казни. Камеры смертников-«полосатиков» (они были одеты в специальную полосатую робу) были открыты зеками в первую очередь — приговоренные к высшей мере имели среди уголовников особый авторитет.
Шли третьи сутки, ситуация никак не стабилизировалась, только еще больше накалялась. Правоохранители боялись, что заключенные начнут убивать заложников, но тех словно что-то сдерживало, некий здравый смысл. И тогда невероятно рискованное, грозящее смертью решение принял генерал-майор Мищенков. Он решил пойти на переговоры с бунтарями. Это была крайняя мера. Могло произойти что угодно: в лучшем случае генерала могли взять в заложники, в худшем — убить. Тем не менее другого выхода не было.
Мищенков в сопровождении двух офицеров вошел на территорию изолятора. Зеки замерли от удивления. Генерал начал было успокаивать заключенных и призывать их прекратить бунт, но слова милиционеров на бунтовщиков действовали как красная тряпка на быка. Они тут же оттеснили офицеров и повели генерала в помещение, где лежали убитые и раненные правоохранителями зеки, которые, пытаясь перелезть через забор, получили пулю.
Генерал понимал, на что намекали заключенные: мол, кровь за кровь. Мищенков, не зная, как разрядить обстановку, вдруг увидел в толпе смертников в полосатых одеждах и начал рассказывать о том, что недавно был в Финляндии, где отменена смертная казнь, и что в Союзе тоже обсуждается этот вопрос.
Затронутая тема немного отвлекла разъяренных зеков. Они начали слушать генерала, как вдруг один из них кинулся на Мищенкова с ножом. В ту же секунду к нападающему подскочил один из смертников и выбил нож из его руки. Это был совершенно необъяснимый поступок, причем и для самого заключенного, приговоренного к расстрелу за многочисленные убийства.
«Все произошло мгновенно, — рассказывает Зноев. — Времени обдумать ситуацию, тем более увидеть в ней какие-то выгодные для себя стороны у заключенного-смертника не было. Здесь просто сработал инстинкт защиты человека, которому угрожала опасность. Все-таки что-то человеческое в нем все же осталось».
Поступок авторитетного смертника был понят и принят без слов: генерала усадили в «Волгу», которая находилась в периметре изолятора, и подвезли к «шлюзу» (к выходу из тюрьмы). Потом зеки разошлись по камерам, бунт улегся.
Смертник, спасший генерала, был помилован. Верховный суд СССР заменил высшую меру наказания 15 годами заключения. Вот так генерал МВД оказался обязан жизнью убийце-рецидивисту.
«Хозяин» зоны
«Буквально через год после происшествия в днепропетровском следственном изоляторе и у нас в Крыму, в колонии общего режима (в народе «восьмерка»), которая находится в Симферополе, произошло не такое масштабное, но тоже ЧП», — рассказывает Николай Зноев.
В кабинете начальника управления по исполнению наказаний МВД Крыма раздался звонок: «Николай Николаевич, у нас ЧП — убили человека!» — кричал в трубку начальник колонии общего режима.
Как оказалось, часовой застрелил проникшего через два забора (предупредительный и забор-маску) гражданина. Вскоре установили и личность убитого: им оказался 27-летний житель поселка ГРЭС, не так давно вышедший из колонии на свободу. Сидел он за наркотики. После освобождения парень стал поставлять зелье в тюрьму. Делал он это, бросая передачи за забор на территорию колонии. К пакету с наркотиками крепился груз, и он успешно перелетал все инженерно-технические средства охраны и приземлялся в нужном месте. Таким же образом заключенные тут же перебрасывали наркодилеру деньги.
В тот день последний сработал по привычной схеме: успешно перебросил наркотики в зону, но вот зеки пакет с деньгами не докинули — он упал между основным забором (это самый ближний к периметру колонии) и забором-маской (второй после внешнего). И тогда поставщик наркотиков перелез предупредительный забор, вскарабкался на забор-маску, подождал, пока часовой отвернется, спрыгнул вниз, подбежал к основному забору, схватил деньги и начал было опять карабкаться на забор, как его засек часовой. Как потом рассказывал последний, обернувшись, он увидел такую картину: заключенный пытается перелезть через забор-маску и бежать. В этой ситуации он имел полное право стрелять.
Когда во всем разобрались, часового наказывать не стали, потому как тот ничего противозаконного не сделал, наоборот, сработал профессионально. В общем, все было по справедливости.
«Я вообще за справедливость во всем, — говорит Зноев. — В тюрьме тоже люди сидят, к ним нужно относиться по-человечески, наказывая справедливо». Николай Николаевич никогда не забудет одну не совсем обычную встречу. Когда Зноев работал начальником колонии строгого режима в Запорожье, туда попал один симферополец.
Тогда всех неоднократно судимых крымчан направляли именно в Запорожье (симферопольская колония общего режима была предназначена для согрешивших впервые). Фамилия у осужденного была звучная — Офицеров. Но не только фамилией запомнился Зноеву этот человек, был он громадного роста и имел 48-й размер ноги.
Благо в то время вместе с Офицеровым сидел сапожник с поистине золотыми руками, он из кусочков кожи смастерил верзиле ботинки. «Неплохим парнем был Офицеров, правда, имел крутой нрав, несколько раз сидел за хулиганство, очень кулаками помахать любил, — рассказывает Зноев. — После Запорожья меня перевели в Крым, и вот однажды иду я по мосту через Салгир от главка в облисполком, а навстречу Офицеров.
Как увидел меня, чуть не полез обниматься. Спрашиваю, как ты, где ты? Женился? Машет головой, мол, нет, не остепенился еще. Сказал, что освободился недавно, и начал колонию вспоминать. Что удивительно, хорошо вспоминал, без обид. На прощание сказал мне, что я был «хозяином» зоны, а не ментом. Это на их жаргоне означает, что на своем месте был и все по справедливости делал. Признаться, лучшей оценки своей работы и не пожелаешь. Никакие медали и грамоты таких слов не заменят».
