Еще в начале XIX века министр духовных дел и просвещения князь Александр Голицын обследовал два десятка российских тюрем и пришел к крайне негативным выводам. Необходимость реформирования мест заключения была очевидной. В итоге 10 июля 1819 года образовалось «Общество попечительное о тюрьмах».
Тогда же и был ликвидирован окончательно (такой порядок пыталась запретить еще Екатерина II) довольно оригинальный метод кормежки узников. Раньше арестантов не обеспечивали казенным питанием, их просто выводили на площадь, связывали или сковывали по три человека; под присмотром надсмотрщика они собирали деньги себе на пропитание. Любой человек имел возможность с ними поговорить, спросить их об условиях отбывания наказания.
Кандальный звон
В момент создания попечительного Общества перед властями стояли примерно те же проблемы, что и ныне: нехватка зданий, антисанитария, жестокость тюремщиков, изношенность оборудования, крайняя жестокость применяемых «спецсредств». Известно, например, что каждое третье заболевание в тюрьме было связано с воспалительными процессами после использования всевозможных колодок, наручников и прочего. Те же кандалы – тяжкое испытание. Ножные цепи весили 8 килограммов, ручные же были устроены так, что закованный не мог развести руки больше чем на 30 сантиметров. Даже в бане кандалы не снимали; одежда продергивалась в зазоры между телом и железом. Чтобы металл не терся по телу и не рвал одежду, под металлические манжеты вставляли кожаные прокладки. От долгого ношения кандалов истончались кости на запястьях и лодыжках, атрофировались мышцы. Вырабатывалась даже особая походка, по которой опытные полицейские узнавали бывшего кандального.
Естественно, перед инициаторами создания попечительного Общества встал вопрос о гуманизации тюремной системы. И в решении этой проблемы они весьма преуспели. В данном случае, показательно царствование Александра II.
Именно при государе-реформаторе, к примеру, удалось отменить пешее этапирование. Из тех, кто направлялся на каторгу, каждый четвертый умирал на этапе. Потому что шли они три дня подряд, спали, где придется. Только на третьи сутки можно было расположиться на нормальный ночлег. Каторжники во время этапа были скованы друг с другом: в шеренгах колонны по три человека, левоидущие в строю по пять человек. Если кто-то из них умирал (у начальника этапной партии не было даже ключа от замка, чтобы умершего убрать), живые тащили труп с собой. Подобная система просуществовала до 1865 года и была прекращена, между прочим, в тот момент, когда Российская империя переживала сложный экономический период: после отмены крепостного права начались массовые разорения. Но под мощным давлением общественности государство, увеличив в 25 раз расходы на этапирование, нашло возможным перевозить заключенных по железным дорогам и водным путям. Так что именно заключенные стали одними из первых пассажиров железных дорог, в тот момент довольно привилегированного вида транспорта.
Жизнь за решеткой
Анализируя условия пребывания в тюрьмах, можно только удивляться той либеральности и снисходительности по отношению к арестантам, которые царили в Российской империи. Взять хотя бы правило: если у заключенного (в основном подследственного) умирал или тяжело заболевал близкий родственник, то по письменному распоряжению попечителя или суда арестант мог идти домой.
В тюрьмах ношение казенной одежды и обуви было обязательным только для арестантов, обвиняемых в бродяжничестве. Остальным лицам казенная одежда выдавалась лишь в случае отсутствия или неприличного вида собственного одеяния. В некоторых тюрьмах, где это было возможно, арестантам разрешалось иметь свою постель. Заключенных ежедневно выгуливали в пределах двора или сада. Грамотных арестантов снабжали литературой духовно-нравственного содержания, к тому же к преступникам постоянно приходили священнослужители и истолковывали книги священного писания. Для заключенных выписывали газеты и журналы. Арестант, еще не получивший срока, не был обязан выполнять какие-либо работы. Но если ему становилось скучно или хотелось заработать (даже содержавшимся под стражей во время следствия полагалось денежное вознаграждение за труд), это поощрялось. Вообще подследственные, даже заключенные в одиночные камеры, находили способ не скучать. Охранники спустя рукава смотрели на общение одиночников с соседями по тюрьме.
Революционер-народник Николай Чарушин вспоминал, как в петербургском доме предварительного заключения на Шпалерной улице заключенные переговаривались посредством канала для стока нечистот. «Шестиэтажная тюрьма было прорезана многими вертикальными каналами. Каждые две соседние камеры имели одну разгороженную уборную, нечистоты которой сбрасывались в этот вертикальный канал. Следовательно, двенадцать камер были связаны одним таким каналом. Эти каналы, кроме своего прямого назначения, оказались хорошим средством связи. Летом, как вспоминал Чарушин, заключенные открывали оконные рамы и, взобравшись на подоконник, видели своих товарищей на других окнах тюрьмы и могли с ними разговаривать. Нашлись среди арестованных и хорошие певцы. В теплые летние вечера часто пели хором. Со временем летний клуб усовершенствовал свою работу: из одного фасада в другой потянулись бечевки – «кони». Через них передавались записки, книги, провизия и даже одежда».
Как император арестантов кормил
Питались арестанты довольно прилично: за основу был взят солдатский паек, включавший хлеб, крупу и муку. В конце XIX века заключенному в день полагалось 127 граммов мяса, 30 граммов сала, 800 граммов хлеба. В соответствии с установленной для арестантов нормой суточного довольствия, с 1889 года они получали на завтрак чай и кашу (гороховую, пшенную и другие), на обед – суп или борщ с мясом, кашу или овощное рагу, на ужин – рыбный суп. Хлеб выдавали в завтрак на весь день. Мясо, рыба и прочие продукты хоть и относились к улучшенной пище, но предоставлялись за счет пожертвований от благотворителей, что и происходило регулярно (выделялась ежемесячная субсидия на питание). Во время постов заключенным полагалось говеть. Желающим разрешали иметь свой собственный стол. Беременным и кормящим женщинам выдавали улучшенную пищу.
Вообще, что касается женщин, то попечители (в данном случае, члены дамского комитета) добились многого. Они открывали и содержали на свои средства приюты для девочек, чьи матери находились в заключении. Дважды в неделю детей водили в тюрьму на свидание с родителями, что благотворно влияло на психическое состояние женщин. В 1872 году дамский комитет открыл на свои средства в Петербурге «Убежище», цель которого, как было записано в уставе, заключалась в том, чтобы «предохранять освобождаемых из заключения женщин от совершения новых преступлений, вызываемых нуждою и беспомощностью». Содержание в «Убежище» не носило характер милостыни. Все женщины работали и, в зависимости от своих способностей, получали от членов комитета рекомендации для устройства на работу в частные дома и другие «благопристойные заведения».
Арестантские работы
Еще в 1861 году флигель-адъютант полковник Янковский, командированный в Саратовскую губернию, представил по возвращению доклад Александру II с подробным обзором состояния исправительных заведений и мест заключения. При этом он изложил свои соображения о необходимости введения в тюрьмах обязательных работ и учебных занятий. Рекомендации флигель-адъютанта удостоились высочайшего одобрения. По указанию министра внутренних дел Валуева в губернии были отправлены запросы о практике привлечения арестантов к труду и образованию. Из ответных записок следовало, что арестанты выполняли работы, которые делились на два рода: «домашние, не требующие особого навыка или уменья и т.п., что производится бесплатно»; и «ремесла и рукоделья, для производства которых необходимо знание и навык, как-то: переплет книг, шитье одежды, белья и обуви, плетение лаптей … за что положена уже плата…». 2/3 части выработанной суммы отчислялись в пользу самих рабочих, а 1/3 – на покупку инструментов и материалов. За работу же поступающую от частных лиц, назначалась особая плата по договору с заказчиком. Если арестанты не хотели трудиться в мастерских, то их не принуждали. Однако приветствовалось создание «артелей», где ремесленники обучали своему делу желающих.
За что и получали, соответственно, вознаграждение «или денежное, для распределения межу теми, которые способствовали обучению, или какими-нибудь припасами и вещами». А так как количество мастерских было ограничено, то арестантам дозволялось заниматься некоторыми работами в камерах. Чтобы сохранить арестантам плату, которую они заработали мастерством, да еще «с приращением на оную даже некоторого излишка», арестованным заводили сберкнижки.
«Арестантские работы» в России, в сравнении с другими странами, служили самым ничтожным подспорьем государственному казначейству. На строительство тюрем, конвоирование и пересылку заключенных уходили десятки миллионов рублей. Общая сумма вырученных от арестантского труда денег, например, за 1899 год составила примерно полтора миллиона, а в казну попали только 389200 рублей, остальные пошли на оплату арестантам и материалы с инструментами.
Наказания и просвещение
Заключенным не разрешалось употреблять вино (передача спиртных напитков была запрещена в 1825 году, до этого арестованные могли попивать водочку), курить, играть в карты, в кости, в шашки, а также драться, воровать и шуметь. А если они не подчинялись, то следовала кара… в виде денежного штрафа, запрещения разговаривать, выговора или заключения в комнаты без света («или с небольшим светом») на время от одних суток и до недели. В случае, если арестант был чиновником, то его (в наказание!) стражи порядка оскорбляли тем, что называли только по имени, без отчества. Для предупреждения побегов допускалось заковывание лиц мужского пола, кроме малолетних и больных, в кандалы.
К началу XX века власти перестали «либеральничать». С 1901 года в тюрьмах добавили новые виды наказания арестованных. Представьте себе, арестованному могли в присутствии других заключенных объявить выговор, или лишить на целый месяц права читать литературу (кроме книг духовного содержания, конечно), вести переписку. Или и того хуже, принимать посетителей в течение нескольких недель. Впрочем, это правило не распространялось на адвоката подсудимого.
В Российской империи тюрьмы были открыты для общественности. К осужденному всегда мог прийти представитель сельской общины, городского или местного сообщества, к которому он относился, так же как и священник или делегат от его прихода. Потому что одним из видов освобождения в тот момент было освобождение под поручительство прихода или общины. Например, если член общины отбывал наказание в тюрьме, то по ходатайству общин перед императором этого осужденного освобождали и передавали на поруки общине.
Тюремная система учитывала и национально-сословную специфику. Например, у казачьего населения была своя пенитенциарная система, контролируемая государством, но относительно независимая…
Но вернемся к наказаниям. Провинившемуся могли запретить покупать на собственные деньги продукты питания, лишить его заработка либо права распоряжаться половиной заработанных денег (максимум за месяц). Понятно, что при этом существовало наказание в виде карцера, но не больше чем на неделю, и то заключенного, как правило, выводили на прогулку на четвертый день. Могли уменьшить и нормы выдаваемой пищи, оставить только на хлебе и воде на срок до трех дней.
Начиная с 1861 года, при тюрьмах создавались школы, где малолетних и взрослых арестантов обучали «чтению, письму, священной истории, катехизису, грамматике и арифметике». А при Московском губернском тюремном замке начальство пошло еще дальше. Директор Илья Селиванов открыл для арестантов особые курсы «по разным мастерствам, естественным наукам, как-то: химии, физики, физической географии… и вообще по общеполезным знаниям, с тем, чтобы при чтениях этих показывались следующим людям, географические карты, и делались некоторые физические опыты».
Максим Кустов, Анна Петросова
