Исполняя замысел Бориса Савинкова, в конце мая из Москвы в Казань отправились сначала квартирьеры и разведчики. А потом – и две сотни офицеров, ветеранов боев на германском фронте. Они были участниками тайной организации «Союз защиты родины и свободы», которая планировала взять под контроль город. А вместе с ним – царские драгоценности, хранившиеся в местном отделении госбанка. Боевикам еще предстояло сыграть свою роль в смене хозяина золотого запаса страны. Однако в конце весны 1918 г. в это слабо верилось: за подпольщиками уже устремилась погоня большевистской контрразведки.
Расчищая путь перед прибывающими, разведчик и ревизор московского центра «Союза…», бывший поручик 197‑го Лесного полка 5‑го Сибирского корпуса Василий Герцен (Ольгин) предупреждал в донесении своих коллег:
«Посадка в Москве на скорый поезд. Садится народу порядочно в вагоны: товарные, 3-й класс, 2-й и 1-й… Путь. Без всяких затруднений… Время в пути от 1,5 до 2 суток. Состав едущих различный: рабочие на заработок, много мешочников. По одежде: чисто одетые, офицерского вида. Преимущественно крестьяне, в своей одежде, в солдатской одежде, в сборной; рабочие городские. Прибытие в Казань. Ночью свободный проход. Извозчиков почти нет, носильщиков мало. Билеты отбираются, не доезжая Казани. Проверка билетов в пути. Контроль проходит несколько раз. Бывает от милиции на ст. Арзамас».
Вымуштрованные боями офицеры-профессионалы, в основном дворяне-монархисты, беспрекословно исполняли приказания руководства «Союза…». Однако, с другой стороны, их отношение к «временно одержавшему верх быдлу» было донельзя презрительным и плохо законспирированным.
Еще 5 марта газета губернских коммунистов «Знамя революции» торжествующе сообщала об осуждении революционным трибуналом Казанского губернского Совета одного из бывших офицеров. Он демонстративно фланировал по улицам в золотых погонах, ношение которых было запрещено по всей стране еще после Февральской революции 1917 года. Кроме того, в кармане у фронтовика возмущенные революционеры обнаружили «Политическую программу генерала Корнилова» – вождя белогвардейской Добровольческой армии Юга России…
К своим товарищам по «Союзу…» – правым эсерам во главе с капитаном Виктором Калининым, возглавлявшим филиал организации в Казани, столичные и казанские офицеры относились подозрительно. Та же биография Савинкова внушала офицерам-монархистам предубеждение – объединяться с эсерами-«бомбистами», для которых ранее офицеры нередко становились мишенями терактов, было психологически тяжело.
Зная это, ревизор Центра поручик Василий Герцен (Ольгин) все же для получения полной ясности картины не мог не задать вопрос начальнику боевой дружины казанских эсеров Иосифу Спрингловичу о причинах внутреннего разлада между офицерами и эсерами филиала. На что начальник казанской боевой дружины ответил: он в курсе разногласий эсеров с офицерами-монархистами. И – знает причину этого: после Февральской революции капитан Калинин был назначен в губернии комиссаром от Временного правительства, исполняя распоряжения которого эсер «много им (офицерам-монархистам. – В.К.) насолил, его имя здесь одиозно».
Раздор и подозрительность
С
оциалисты-республиканцы платили монархистам – товарищам по подполью – тем же, сея раздор и подозрительность среди участников организации. Ольгин сообщал в начале июня в центр: «Приехали командиры полков, случайно они попали ко мне. Тут я точно узнал, что Розанов из одной и той же организации, и услыхал, что ему обо мне говорят как о лице, не заслуживающем доверия, то же, что мне о нем. И я встал в тупик».
Прапорщик 1-го железнодорожного полка Леонид Розенфельд-Розанов, родственник знаменитого философа Розанова, был квартирьером «Союза…», прибывшим в Казань 31 мая.
Эта фамилия всплыла во время допроса руководителя московского филиала «Союза защиты родины и свободы» штабс-капитана Альфреда Пинки (Пинкуса). 41-летний председатель ВЧК Феликс Дзержинский записал со слов подозреваемого адрес явки в Казани: «Поперечная 2-й Горы, 12, кв. 3. Константин Петрович Винокуров, через него – Иосифа Александровича, через него Леонида Ивановича Резенева, которому передать письмо и значок». В фамилии Резенев Дзержинский над всеми буквами «е» поставил сверху букву «о» – Розонов.
Значок, который следовало передать, – пароль: картонный треугольник, вырезанный из визитной карточки. С нею неизвестный член организации приходил к другому савинковцу, у которого хранилась вторая часть визитной карточки.
От внутренних склок, усиленных требованиями конспирации, у ревизора Центра «Ольгина» голова шла кругом. Еще в апреле, отправляя поручика в Казань, ревизора лично проинструктировал глава организации Борис Савинков. Легендарный террорист и бывший товарищ (заместитель) военного министра приказал Герцену в интересах «Союза…» беспрекословно подчиняться эсерам Калинину и Спрингловичу.
Невольный свидетель
О
днако Ольгин стал невольным свидетелем разговора казанских начальников‑боевиков между собой на станции Алатырь во время инспекционной поездки. О ее подробностях Калинин категорически приказал молчать. Однако 2 или 3 июня ревизор не выдержал и все же написал подробное письмо в Центр.
И вот о чем он сообщил «наверх». Поездка состоялась на Страстную неделю (29 апреля – 4 мая 1918 года), накануне праздника православной Пасхи. В Алатыре Калинину Спринглович «передал, что из Москвы везут 23 миллиона, и у Виктора Ивановича немедленно созрел план о взятии их. Я и еще один были немедленно отправлены обратно для разведки, причем мне было сказано: ни ползвука в Москве, особенно в организации, иначе у нас вырвут кусок из-под носа. Лишь в крайнем случае обращайтесь туда. Конечно, мы с ними поделимся и т.д. В первый раз я услыхал, что кто-то будет «вырывать у кого-то» и не давать…»
Позже Ольгин, уже на допросе в ВЧК показал: «Деньги 23 миллиона, мы собрались экспроприировать, и я поехал в Москву узнать, живет ли в Москве лицо, которое должно привезти деньги. Кто-то из казанских (членов «Союза…»? – В.К.) должен был в Казань привезти эти деньги. Этот план строил Виктор Иванович Калинин, который жил в Москве под фамилией Кудрявцев. Деньги эти мы не поспели захватить».
В результате первого допроса Ольгина от 13 июня, состоявшегося в Казани, сотрудники губернской ЧК не смогли полностью оценить значение прозвучавшей информации. Поскольку они не знали: решение о переброске золота в Казань было принято на заседании Совнаркома 19 апреля. Зато они знали, что первый транспорт с золотой монетой в 1300 ящиках на сумму 78 млн. царских золотых рублей пришел в Казань из Москвы 23 мая. 29 мая прибыло еще 2100 ящиков с золотом стоимостью 126 млн. золотых рублей.
А разговор боевиков о предстоящем золотом эшелоне состоялся еще на Страстную неделю – 29 апреля – 4 мая…
Несмотря на неточность цифры, осведомленность боевиков не могла не насторожить. Это означало, что у них есть информатор, который мог поставить под угрозу безопасность стратегических перевозок. На прибывающих в начале июня офицеров местные руководители савинковского «Союза защиты родины и свободы» по-прежнему смотрели с подозрением. И – молчали про «своего» человека, информированного о готовящейся перевозке в Казань части золотого запаса страны. А также не разглашали руководству свои планы использования боевой силы «Союза…».
До начала поиска пропавшего царского золотого запаса, часть которого не найдена до сих пор, оставалось ровно 100 дней…
_______________________________________________________________________________________________________________________________
вип проститутки днепропетровска
