Налицо сравнительно редкое в истории событие, которое непримиримые противники используют в качестве козыря в своей идеологической борьбе. Коммунисты уже 90 лет воспевают мужество красноармейцев и рабочих, штурмом взявших Кронштадт. Здесь сложилась целая мифология: «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадтский лед…», «Нет крепостей, которые бы не взяли большевики» и т. д.
В конце февраля исполняется 90 лет со дня знаменитого Кронштадтского восстания или мятежа, пусть каждый именует его в силу своих политических пристрастий.
А с другой стороны, 90 лет эмигрантские историки и 20 лет отечественные либералы славят матросов, поднявшихся на борьбу с тиранией коммунистов. Соответственно, и эта сторона создала свою мифологию.
Вот образец «красной» точки зрения: «Итак, Кронштадтский мятеж был ликвидирован. Короткая, но ожесточенная борьба завершилась. Она потребовала от Советского государства огромного напряжения сил и стоила советскому народу новых больших жертв. Повреждения получили кронштадтские форты, порт и сооружения города-крепости, линкоры «Петропавловск» и «Севастополь». Были затрачены большие материальные ресурсы. Такова была цена за преступный, бессмысленный мятеж, поднятый кучкой авантюристов, сумевших демагогией и ложью увлечь за собой усталых и полуголодных матросов и солдат. Жестокая цена…
Советские войска захватили в плен 2444 мятежника, в том числе трех членов ревкома — Валька, Перепелкина, Павлова. Некоторые из активных руководителей мятежа, преимущественно бывшие офицеры, уже через несколько дней были непосредственно в Кронштадте преданы суду военного трибунала и по его приговору расстреляны. Это была суровая, но справедливая кара, предупреждение всем, кто попытается поколебать устои государства, власть в котором принадлежит рабочим и крестьянам».
А вот пример антисоветской пропаганды: «Кронштадтские моряки, солдаты гарнизона, тамошние рабочие, все граждане несчастного города-крепости совершили совокупный подвиг для своей страны. Именно их выступление положило конец военному коммунизму, который был самым свирепым коммунизмом среди всех последующих во всех концах планеты. Да, наделали мятежники ошибок, были половинчаты и нерешительны, не смогли выдвинуть из своей среды сильных руководителей — так, но значение их трагического выступления исключительно велико. В 1929-м, во время второй вспышки военного коммунизма, своего «Кронштадта», к сожалению, не нашлось. И они четко осознали, что Троцкий, Зиновьев и их еврейское ВЧК являются истинными врагами народа.
Сохраним же благодарную память обо всех участниках событий в мятежной крепости, хотя почти все имена их сгинули в безднах нашей темной истории. И посочувствуем их судьбе».
Налицо типичная диаметрально противоположная оценка событий 1921 года. Тут же любопытно лишь авторство обеих цитат. Увы, обе гневные филиппики принадлежат одному и тому же лицу — Сергею Николаевичу Семанову, известному историку, писателю и общественному деятелю, который, как и многие наши политики, деятели культуры, СМИ и бизнеса, начал свою карьеру в комсомоле, отправившись в 1956 году заведовать отделом пропаганды Петроградского райкома комсомола в Ленинграде.
Ну что ж, попробуем разобраться, что же произошло в Кронштадте в 1921 году?
МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ
Начнем с того, что такое Кронштадт. Кронштадт — это одновременно и город на острове Котлин, и крепость, прикрывавшая с моря столицу Российской империи. При этом большинство фортов крепости расположено не на самом острове Котлин, а на шестнадцати искусственных и естественных островах.
Северный мелкий фарватер прикрывали островные форты «Обручев», «Тотлебен» и номерные форты №1 и №7. Южный основной фарватер прикрывали островные форты № 1, № 2, «Милютин», «Кроншлот» и «Константин», последний находился на узком мысе на южном побережье острова Котлин.
В 1908—1915 годах на обоих берегах финского залива были построены передовые форты «Красная Горка», «Ино» и «Серая Лошадь». Новые форты вошли в состав Кронштадтской крепости. Форт «Ино» на северном берегу залива был взорван в 1918 году при попытке захвата его белофиннами.
На 15 февраля 1921 года в состав крепости входили: штаб, специальные механические и вспомогательные части, 187-я отдельная стрелковая бригада, 21-й воздухоплавательный отряд и крепостная артиллерия. Всего гарнизон составлял 16 468 человек, из которых 1078 командиров.
Самым сильным был внешний форт «Красная Горка»: восемь 305/52-мм, четыре 254/45-мм, шесть 152/45-мм пушек, одиннадцать 76-мм зенитных и полевых пушек, а также четыре 280-мм мортиры. 305-мм орудия «Красной Горки» доставали не только до Кронштадта, но и до финского берега.
Форт «Серая Лошадь» был сравнительно слаб: три 152/45-мм и четыре 120/50-мм пушки.
Из остальных фортов «Риф» (на западной оконечности Котлина) и островные форты «Обручев» и «Тотлебен» имели на вооружение десять 254/45-мм пушек, а остальные форты были вооружены 152/45-мм и 120/50-мм пушками. Кроме того, в крепости имелись 280-мм и 229-мм пушки и мортиры образца 1877 года, но они в основном утратили свое боевое значение.
Кронштадтская крепость с начала XIX века была сильнейшей в мире береговой крепостью, и справиться с ней было не по зубам ни германскому, ни британскому флоту, ни всей Красной Армии. Даже гитлеровские войска, летом 1941 года, резко тормознули в районе расположения фортов «Красная Горка» и «Серая Лошадь», получивших у советских историков название «Ораниенбаумский пятачок».
Так почему же мятеж кончился неудачей? Да потому что оба названия — «Кронштадтский мятеж» и «Кронштадтское восстание», — мягко выражаясь, некорректны.
Мятеж был поднят матросами линкоров «Севастополь» и «Петропавловск» и ряда других судов. Позже к мятежникам присоединились гарнизоны нескольких фортов и отдельные обыватели из города. Если бы мятежников энергично поддержали гарнизоны всех фортов, то исход операции был бы, видимо, совсем иной. Замечу, что члены матросского ревкома не доверяли гарнизонам фортов, и туда были направлены надежные «клешники». Так, на форт «Риф» — свыше 900 человек, на «Тотлебен» и «Обручев» — по 400. Любопытно, что комендант «Тотлебена» Георгий Лангемак, будущий главный инженер РНИИ и один из «отцов» «Катюши», категорически отказался подчиняться ревкому, за что был арестован и приговорен к расстрелу.
Пока никому не приходит в голову называть восстание (или мятеж, кому как угодно) на броненосце «Потемкин» или на крейсере «Очаков» Одесским или Севастопольским восстанием. Так что куда корректнее именовать события марта 1921 года мятежом команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Но, увы, такое название не соответствует мифологии обеих сторон.
Единственное, в чем согласны обе стороны, так в том, что катализатором мятежа стали тяжелые экономическое положение в стране, продразверстка и восстания крестьян на юге Украины, в Поволжье, на Тамбовщине и в других местах.
ПРИЧИНЫ И ПОВОДЫ
Спору нет, продразверстка разоряла крестьян. Но, увы, в России ей альтернативы не было. Почему именно в России? Да потому, что в 1914—1918 годах германский крестьянин исправно кормил свою армию, отдавая государству от 80 до 100% производимого им. Замечу, что до 1914 года Германия была крупнейшим в Европе импортером сельскохозяйственной продукции, а Россия, наоборот, крупнейшим экспортером! Однако наш кулак, производивший к 1914 году 52% товарного хлеба, начал саботировать поставки и прятать зерно уже в 1915 году. В 1916 году царские министры неоднократно предлагали царю различные виды продразверстки. Увы, Николай II боялся аграрных беспорядков, а взамен получил Февральскую революцию, начавшуюся с протестов голодавших петроградцев.
В России была единственная альтернатива продразверстки — грабеж местного населения проходившими через район частями. Деникин и Врангель в своих мемуарах стыдливо именовали эту альтернативу самоснабжением.
Самоснабжение было основным способом получения довольствия всех белых армий. Кстати, и красные в 1918 — первой половине 1919 года довольно часто занимались тем же самым.
Но почему восстал именно Кронштадт, а не гарнизоны Москвы, Нижнего Новгорода, Казани, Киева?.. Ведь флот традиционно снабжался лучше, чем сухопутные части. Несмотря на все трудности, к началу 1921 года на корабле матрос получал в день хлеба 1,5 фунта, крупы 0,2 фунта, мяса 0,3 фунта, рыбы 0,1 фунта, масла 0,7 фунта, сахара 0,1 фунта (1 фунт = 409,5 грамма).
Британские и иные спецслужбы тут тоже ни при чем. В Лондоне и Париже о мятеже узнали гораздо позже, чем в Петрограде и Москве. Тут главную роль сыграли два субъективных фактора.
В 1914—1916 годах балтийские линкоры не сделали ни одного выстрела по неприятелю. Два с половиной года экипажи находились в ожидании выхода в море, но, увы, линкоры-дредноуты так и не сделали ни одного боевого выстрела за всю войну. Нетрудно догадаться, как это сказалось на психологическом состоянии команд.
Получив весть о Февральской революции, матросы линкоров типа «Севастополь» устроили дикую расправу над своими офицерами в Гельсингфорсе, а позже учинили погромы обывателей в городе Кронштадте. Это была первая в ходе революции массовая расправа над офицерами, во время которой офицеров было убито больше, чем с августа 1914 года во всех флотах вместе. Весь 1917 год Кронштадт представлял собой некое подобие Запорожской сечи с матросской вольницей вместо незалежного казачества. Довольно точный портрет военмора революционного времени был представлен накануне мятежа в газете «Красный балтиец» в стихотворении «Иван-Мор» Николая Корнева:
Пол-аршинный носит клеш
И твердит всегда: «Даешь!»
А работать для него –
Хуже нету ничего…
Такими были низы. А что же было наверху?
Отцы-командиры и матери-комиссары
В июне 1920 года командующим Балтийским флотом был назначен Федор Раскольников — типичный генерал революционного времени. Своей карьерой он целиком и полностью был обязан Троцкому. Да что карьерой? Даже жизнью! 26 декабря 1918 года Раскольников без боя сдал английским эсминцам балтийский эсминец «Спартак». По приказу Льва Давыдовича англичанам немедленно предложили в обмен на Раскольникова 17 пленных британских офицеров.
В мае 1920 года командовавший Волжско-Каспийской военной флотилией Раскольников захватил Энзели. На Балтику он прибыл со свитой из верных ему людей. Раскольников сменил две трети командиров и комиссаров Балтийского флота, назначая людей по принципу личной преданности, а не по профессиональным качествам. Так, начальником политотдела Балтийского флота он назначил своего тестя и видного троцкиста, историка Михаила Андреевича Рейснера. А начальником штаба сделал своего начштаба по Волжско-Каспийской военной флотилии Владимира Кукеля. Новое начальство не чуралось Бахуса. На линкоре «Петропавловск» комиссару флота Николаю Николаевичу Кузьмину моряки жаловались, что Раскольников и его окружение чаще инспектируют винные погреба, чем пороховые.
Несколько должностей в политотделе флота занимала и жена Раскольникова Лариса Рейснейр. Сия дама в начале 1921 года представляла собой антипод женщины-комиссара в кожанке, которая с 1930-х годов станет брендом советского театра и кино.
Туалеты Рейснер были не просто красивы, а вызывающе роскошны. Когда в 1919 году в Петрограде царил голод, один из знакомых Ларисы Михайловны встретил ее, «двадцатидвухлетнюю, надушенную и разряженную, кокетливо называвшую себя «коморси» — командующей морскими силами. Шубка голубая, платье сиреневое, лайковая перчатка благоухает герленовским «Фоль арома».
На новогоднем балу в Доме искусств в 1921 году Рейснер появилась в сверхоригинальном бальном платье. Оказалось, что наряд был сшит по рисункам Леона Бакста для балета «Карнавал» на музыку Шумана. По указанию Ларисы Михайловны платье было конфисковано из костюмерных Мариинского театра.
Поэт Всеволод Рождественский вспоминал, что когда он пришел к Ларисе Рейснер в квартиру бывшего морского министра Григоровича, которую она занимала, то был поражен обилием предметов и утвари — ковров, картин, экзотических тканей, бронзовых Будд, майоликовых блюд, английских книг, флакончиков с французскими духами.
Нетрудно догадаться, как это влияло на простых матросов. Политотдел Балтийского флота распорядился создать театр «Имени Раскольникова». Раскольников забросил все служебные дела и занялся пропагандой во флоте идей Троцкого, всячески дискредитировал партийных лидеров — оппонентов Льва Давыдовича. В этом ему активно помогали Лариса и Михаил Рейснеры.
Раскольникову удалось втянуть кронштадтскую партийную организацию численностью около полутора тысяч человек в «дискуссию о профсоюзах». Так, 10 января 1921 года в Кронштадте состоялся диспут партийного актива. Платформу Троцкого поддерживал Раскольников, а Ленина — комиссар Балтийского флота Кузьмин. Через три дня состоялось общее собрание кронштадтских коммунистов с той же повесткой. И пошло-поехало…
Наконец 27 января Раскольников был смещен с поста комфлота, а врио с 27 января по 9 марта стал Кукель.
В такой обстановке 2 марта 1921 года в Кронштадте начался мятеж. Власть оказалась в руках ревкома во главе со старшим писарем линкора «Петропавловск» Степаном Петриченко. Ревком выпустил несколько программных документов. Все они представляли собой хорошие, но нереальные пожелания, главным из которых были «Советы без коммунистов». Кто будет брать власть, кто и как будет руководить страной, откуда взять продовольствие и т.д. — найти ответы в наивных и безответственных резолюциях и требованиях восставших невозможно.
Знали бы «клешники», что позже ученые мужи будут на их безграмотных «агитках» создавать теории «третьего пути», «третьей революции» и т.п.
Советы без коммунистов легко и просто создать в Кронштадте или Гуляй-поле. Но как это сделать по всей стране? Хороши коммунисты или плохи — дело опять же политических пристрастий. Но кто оспорит, что государственный аппарат к марту 1921 года был коммунистическим. К концу 1920 года Красная Армия насчитывала 5,5 млн. бойцов, костяк которых — около 400 тысяч — составляли коммунисты. В 1921 году командный состав РККА на 34% был укомплектован старыми военспецами, а на 66% — выпускниками курсов краскомов из рабочих и крестьян, соответствующе обработанных коммунистической пропагандой.
Предположим на секунду, что кронштадтские мятежники победили и коммунисты разбежались кто куда из Советов, Госаппарата и РККА. Разумеется, это дикая фантастика.
Кто бы тогда взял власть? Петриченко, Махно, Антонов? Никакой реальной силы сторонники «Советов без коммунистов» не имели. У них не имелось даже известных всей стране лидеров. Так что вакуум, который мог теоретически возникнуть с исчезновением коммунистов, был бы мгновенно заполнен совсем иными силами.
В Проливах дислоцировалась 60-тысячная Русская армия барона Врангеля, состоявшая из опытных бойцов, которым терять было уже нечего. В Константинополе стоял флот Антанты из двух десятков линкоров и крейсеров, способный за неделю доставить эти 60 тысяч в Одессу, Севастополь или Ростов. Ну а в случае развала РККА еще через месяц барон въехал бы в Москву на белом коне.
«Ну и слава богу», — завопят монархисты. Увы, существовала еще большая сила, чем воинство Врангеля, — националисты. Ни пан Пилсудский, ни маршал Маннергейм, ни Симон Петлюра ни минуты не стали бы ждать воссоздания «единой и неделимой». Так что, если бы Врангелю и удалось удержаться в Москве, то его владения в Европейской части России ограничились бы пределами Великого княжества Московского XIV века.
ЛОЖЬ ВМЕСТО СНАРЯДОВ
Но вернемся в Кронштадт. Поначалу главным оружием мятежников и большевиков была «большая ложь». Так, 3 марта вышел первый номер «Известий Временного революционного комитета», через всю полосу шел победный аншлаг: «В Петрограде всеобщее восстание». На самом деле в Петрограде волынка на заводах пошла на убыль, некоторые корабли, стоявшие в Петрограде, и часть гарнизона колебались и занимали нейтральную позицию, но подавляющее большинство солдат и матросов поддерживало советское правительство.
В свою очередь, глава петроградских большевиков Зиновьев заявил, что в Кронштадт проникли белогвардейские и британские агенты, которые швырялись золотом налево и направо. А мятеж поднял генерал Козловский. Действительно, генерал-майор Козловский командовал кронштадтской артиллерией. Он и ряд других военспецов сразу же предложили ревкому атаковать советские части на обеих сторонах залива, в частности, захватить форт «Красная Горка» и район Сестрорецка. Но ни члены ревкома, ни рядовые «клешники» не собирались покидать Кронштадт, где они себя чувствовали в безопасности за броней линкоров и бетоном фортов.
Тем временем Троцкий воссоздает 7-ю армию, усиленную бронепоездами и авиаотрядами. На северном и южном берегах Финского залива было сосредоточено свыше 45 тыс. штыков.
Тем не менее этих сил было явно недостаточно. Северная группа советских войск имела 34 орудия, а Южная группа — 103 орудия, не считая орудий двух бронепоездов. Однако проку от них было мало. Так, Северная группа 7 марта выпустила 2435 снарядов, а 8 марта — 2824 снаряда. Вроде бы много. Но всего за два дня было сделано лишь 85 выстрелов из 152-мм гаубиц, а остальные выстрелы пришлись на 76-мм пушки. И 152-мм гаубицы, и 76-мм пушки с северного берега, даже от Лисьего носа, не доставали до острова Котлин, и пальба велась по северным фортам, которым 76-мм гранаты были не страшнее грецких орехов. Пальба красными велась в основном для поддержания собственного духа.
Эффективно действовать по фортам и линкорам могли только 305-мм и 254-мм пушки, однако красные военморы стреляли из рук вон плохо. Вот характерный пример. 7 марта форт «Красная Горка» целый день вел редкий огонь из 305-мм пушек по линкору «Севастополь» и форту «Константин». Особых повреждений ни линкор, ни форт не получили. «Константин» и «Севастополь» столь же лениво отстреливались, причем все их снаряды ложились западнее форта «Красная Горка».
За время боев мощная артиллерия линкоров и фортов, контролируемых мятежниками, не нанесла особых потерь большевикам. Было повреждено несколько домов в Ораниенбауме, а на севере небольшие повреждения получили железная дорога в районе Лисьего носа и Сестрорецкий оружейный завод.
Советская авиация практически не оказала никакого влияния на ход боевых действий. Так, 11 марта были сброшены четыре бомбы по 30 кг и две бомбы по 16 кг, 13 марта — четыре бомбы по 16 кг, три по 70 кг и десять однофунтовых зажигательных бомб.
На фортах и кораблях у мятежников имелось свыше 30 зенитных орудий. Но огонь их оказался неэффективным. Лишь 12 марта один из самолетов был подбит и совершил вынужденную посадку.
ФИНАЛ БЕЗДАРНОЙ ПЬЕСЫ
Решающий штурм Кронштадта начался в ночь на 17 марта. Около двух часов ночи, в полной темноте, на лед Финского залива вышли передовые части пехоты, а за ними с различными интервалами двинулись войска второго эшелона и резервные части.
Любопытно, что в ходе штурма по мятежникам помимо форта «Красная Горка» вели огонь северные форты № 6 и № 7.
Мятежники заметили атакующие советские части слишком поздно. Так, бойцы 32-й бригады без единого выстрела смогли подойти на расстояние одной версты до города. Однако бои в самом городе затянулись. Любопытно, что в середине дня красные вывели на лед кавалерийский полк 27-й дивизии. «Клешники» явно не ожидали конницы на льду. В итоге кавалеристы ворвались в город через Петроградскую пристань. К утру 18 марта мятеж был повсеместно подавлен.
Руководство Кронштадтского ревкома во главе с Петриченко еще в 5 часов утра 17 марта на автомобиле уехало по льду в Финляндию. Вслед за ними кинулась толпа мятежников. Всего в Финляндию бежало около 8 тысяч человек. Большинство бежавших финны разместили в уцелевших казармах форта «Ино», а остальных — в лагерях под Выборгом и Териоки. В апреле–июне сотни из них бежали в Советскую Россию.
В ходе боев за Кронштадт советские войска потеряли 527 человек убитыми и 3285 человек ранеными. Мятежники потеряли убитыми около тысячи человек, 4,5 тысячи (из них половина — раненые) были взяты в плен. Вопреки мнению историков, как красных, так и белых, обе стороны сражались более чем бездарно. Если их судить по школьной пятибалльной системе, то красным можно поставить тройку с минусом, а мятежникам — единицу!
Между тем еще за 10 дней до падения Кронштадта мятежникам, а заодно и их карателю Троцкому, в Москве был нанесен смертельный удар. Ленин, выступая на Х съезде партии, предложил ввести Новую экономическую политику. Любопытно, что кронштадтский ревком регулярно публиковал в своих «Известиях» сообщения из Москвы, но о введении НЭПа не проронил ни слова.
Введение НЭПа автоматические отодвинуло диктатора Троцкого на второй план и полностью дискредитировало его планы милитаризации экономики страны. Март 1921 года стал переломным моментом в нашей истории.
Ну а «председатель ревкома» Степан Петриченко в Финляндии устроился рабочим на лесопилку, а затем плотником. Работать приходилось много, а платили мало. Хитрый Степан догадывался, что за ним приглядывает финская полиция, а посему в 1927 году отправился в Ригу и заявился в советское посольство. Ему там дали «непыльную» работу известно по какой части. Оно и понятно — «стучать» гораздо легче, чем топором махать.
Автор: Александр Широкорад, Независимое военное обозрение
