Марлен Хуциев родился в Тифлисе (ныне — Тбилиси) 4 октября 1925 года. Отец — Хуциев (Хуцишвили) Мартын Леванович (1900—1937), коммунист с дореволюционным стажем, погиб в годы репрессий. Мать — Утенелишвили Нина Михайловна (1905—1957), актриса, грузинка.
Марлен — нежное, как музыка, имя. Никак не верится, что в основе этого лучезарного «мурлыканья» — простое сложение имен-символов «Маркса» и «Энгельса». Сын потомственной дворянки и «комиссара в пыльном шлеме» обязан своим именем двум бюстикам с отцовского стола. Кстати, классиков марксизма-ленинизма киноклассик Хуциев знает неплохо и может к случаю, например, ввернуть цитату Маркса: «Человек, не способный напиться, не способен вообще ни на что».
Основная тема творчества М. Хуциева, всех его фильмов, — это стремление людей к душевной общности и взаимопониманрию, даже в самых драматических ситуациях он утверждает веру в жизнь и доброту людей. Все работы Хуциева объединяет одно: правдивость и достоверность, глубина, умение эмоционально донести до зрителя замысел, раскрыть сложные характеры героев.
Его творчество всегда воспевает прекрасные человеческие качества человека: доброту, терпимость, сочувствие к ближнему, любовь к Родине и всегдашнюю тревогу за ее судьбу. Он вполне наделен природой и всем последующим развитием своей жизни способностью различать, выделять важнейшие черты окружающей жизни, характеров людей, а также способностью доказывать свое стремление к истине не в декларациях, а в художественной форме.
В самом начале своего профессионального пути, учась во ВГИКе, он привлекал внимание окружающих своей особой сосредоточенностью, и многим думалось, что он станет заниматься научными исследованиями бытия, что это будет художник-ученый, но он оказался человеком очень тонкой эмоциональной структуры. Это стало понятно по его дипломной работе — фильму «Градостроители». Уже в ней чувствовались большие возможности его таланта.
Следующей работой, которая сразу поставила Хуциева в ряд талантливых мастеров отечественной режиссуры, стала «Весна на Заречной улице» (История фильма), снятая совместно с его однокурсником Феликсом Миронером. Фильм отличала неповторимая поэтическая интонация и тонкая манера сопереживания героям.
«Весна на Заречной улице» с наивной непосредственностью умыла экран, стерла с него пыль штампов, плесень фальши. И стала народным фильмом, явив очевидный редкий дар режиссера — абсолютный слух на правду. Другие человеческие слова, другие лица. И все же влюбленный ученик школы рабочей молодежи, сыгранный Николаем Рыбниковым, которого открыл для кинематографа Хуциев, носил значимую для режиссера фамилию его учителя — Савченко…
Во ВГИК он поступает в год Победы. И тема военного шрама, цены победы уже не оставляет его. Она, эта тема, звучит в «Двух Федорах» (Конец прошлого и начало будущего), ею напитана пронзительная телекартина «Был месяц май», сделанная в содружестве с двумя отставными лейтенантами: Григорием Баклановым и Петром Тодоровским. Даже в неосуществленном киноромане о Пушкине император обращается к гвардии, вернувшейся с победой из Франции: «Эта война непохожа ни на одну из доселе знакомых нам войн…» И слова Александра I так и будут повторяться эхом времени: «И эта война непохожа, и эта…»
Героев на свои картины Хуциев выбирает придирчиво. Выбрав, умеет отстаивать. Так было с Рыбниковым, Семиной, Ураловой, Вертинской.
Так было с Шукшиным. Познакомил их Тарковский. И в одетом совсем не по одесской жаре в темно-синюю гимнастерку, галифе и сапоги, очень сосредоточенном человеке Хуциев увидел своего Федора большого.
«Два Федора»- фильм о превращении праздника, эйфории победы в драматичные, трудные для каждого по-своему будни. Во время съемок разразились венгерские события. И начальники не на шутку насторожились. «Пессимистичная картина у вас получается. Пришел солдат с фронта, а у него все погибли? Нехорошо». Особенно раздражало царапающее сердце лицо Шукшина с выпечатанным, словно прочеркнутым морщинами горем. «Вот это победитель?»
— Есть один главный секрет: заниматься этой профессией можно при одном качестве — вы действительно что-то хотите сказать, и то, что вы хотите сказать, вас волнует…
Следующий фильм отнял шесть лет жизни…
В середине 20 века выпускник режиссерского факультета ВГИКа Хуциев начал работать ассистентом по дубляжу на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М.Горького. Начиная с 1955, работа Хуциева связана с киностудиями: Одесской, имени Горького, Мосфильмом и уже после с Творческим объединением «Экран» Центрального телевидения. В 1978 году он начал преподавать во ВГИКе: сначала был руководителем мастерской режиссуры игрового кино, а через 9 лет возглавил одноименную кафедру.
Творчество М. Хуциева в годы оттепели всесторонне освещалось отечественной и зарубежной прессой, его по праву считают легендой и классиком отечественного кино и ключевой фигурой в кинематографе шестидесятых годов.
Затем был поставлен фильм Хуциева «Застава Ильича» о культе личности Сталина, который после жесткой критики Н Хрущёва был запрещён к показу и только после переименования (Мне двадцать лет)и внесения изменений вышел в прокат (в конце 80-х показали первоначальный вариант).
Фильм замечательный, это признавали все – и кинокритики, и зрители.
«Застава Ильича» — фильм о детях ХХ съезда. Поколение 20-летнихпрямо на экране позволяло себе спорить, сомневаться, искать ключевые слова. «…Мы молоды, мы смотрим строго, пристально…» Кино из «простой истории» превращается в монолог о смысле жизни. «…Все кончено, все начато, айда в кино…» Приходит понимание кино как искусства поэтического.
И в центре фильма любимый хуциевский эпизод «Политехнический — моя Россия…». Молодые поэты читают, молодые современники внимают. На первый план выходят подробности, выхваченные из самой жизни планы, эпизодические персонажи, стихи, длинные проходы.
Однако конфликт поколений жестко отвергается пропагандой. Проблемы молодежи в фильме объявляются надуманными. Ну беспроблемная у нас молодежь. И в отношениях с «отцами» — без всяких там подмеченных Хуциевым трещин, шероховатостей. Пока «Мне двадцать лет» больше двадцати с лишним лет лежал на полке, его растаскали по кадрам, ракурсам, эпизодам. А интонацию стащить не сумели, она «не вынимается» из кино Хуциева, она — его фирменный знак.
— Поправок в фильме было много. Я уже устал что-то доказывать, переснимать. Ведь я не делал заплатки, а переснимал заново целые сцены.. Прихожу как-то к новому министру Романову. Он мне говорит, что надо вырезать еще сцену, где танцуют со свечами в руках. Почему? Пожарные не разрешают. Свечи, оказывается, с нашим бытом не совместимы. А ему фильм везти на дачу к Хрущеву. Тот попарится в бане, станет фильм смотреть — несдобровать министру. Я пожалел его. Ладно…
Вообще я не принадлежу к тем, кто хвастается страданиями, прошлыми обидами, гонениями. Я не страдал. Наоборот, до сих пор испытываю огромную признательность к людям, с которыми работал. Это было подлинным счастьем. Вот оператор Маргарита Михайловна Пилихина. Я поначалу ужаснулся: как это — женщина-оператор? Но не было задачи, которую она бы не выполнила. Шла в сцене демонстрации с ручной камерой, потом взлетала на тележку. Эта игра светотени, обертоны изображения — все дыхание кино.
Тема «Июльского дождя» (История фильма) смутно замаячила еще во время съемок «Весны…». Шел он под утро после съемок по Французскому бульвару в Одессе. Спрятался в телефонной будке от настигшего дождя и, окруженный этой водной стеной, стал фантазировать. Будто в будку вбежала продрогшая девушка и накинул он куртку ей на плечи. Потом возникла идея пойти обратным путем: не рассказывать историю от знакомства — до свадебного пира, а напротив, проследить, как незаметно отношения расстраиваются…
— Фильм можно рассматривать как музыкальное построение. Беру смелость утверждать, что знаю секрет своих картин. Если в них вглядеться, то всегда есть неторопливый ввод, развитие настроения, обязательно — паузы (без них не получается) и финал.
«Июльский дождь» упрекали в излишнем эстетстве. Сюжет оказался задвинутым на самый задник и оттуда едва подмигивал пунктирным смыслом. Кинополифония, близкая философской прозе, наконец обрела полное звучание: в фирменных хуциевских длинных панорамах, неторопливом всматривании в лица, пейзажах старой бульварной Москвы.
Бесчисленные подробности завоевывают первый план: взгляды, касание, жесты. Складывается особая пластика, поэзия, нет — музыка изображения. И в ней — печаль переоценки ценностей, тихого протеста инерции жизни. Начинался застой. Официальная критика пытается смирить непокорного режиссера, спрямить не подчиняющийся установкам, возмутительно своевольный и непредсказуемый творческий зигзаг. В газете «Советская культура» публикуется «Открытое письмо кинорежиссеру М. Хуциеву»…
После «Июльского дождя» Марлен Хуциев надолго уходит из большого кинематографа…
За долгую жизнь режиссер и сценарист Хуциев создал очень много замечательных картин, во многих снимался сам, снимал документальное кино, ставил театральные спектакли, стал народным артистом СССР, его любят и уважают его ученики, почитают зрители.
Сейчас не лучшие времена в его жизни, так пожелаем же Марлену Мартыновичу крепкого здоровья и победы над злом.