25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 73 года. Трудно представить себе его почтенным старцем. И не потому даже, что умер он молодым, а потому, что жил одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем, и, как сказал его товарищ-поэт, тесны ему любые рамки – временные и возрастные. Ровесник и почитатель Высоцкого, известный экономист и политик, Гавриил ПОПОВ делится своими мыслями о Высоцком, который не только понял и высмеял уродство строя, при котором он жил, и предсказал его крах, но еще и увидел невеселое российское будущее, которое теперь уже стало нашим настоящим
В ысоцкий знал прошлое, которого он фактически не застал, так, словно он в нем жил. Никто, как он, полно не высказал народную правду о войне.
В войне Высоцкого нет генералиссимуса, нет великих маршалов и генералов, нет официально увековеченных героев, нет и канонизированных побед. У Высоцкого война это тяжелый труд и огромная беда.
«Сколько павших бойцов
полегло вдоль дорог –
Кто считал, кто считал!…
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял».
В войне Высоцкого – особист Суэтин – «неутомимый наш» (вся армия была напичкана особистами, заградотрядами и прочими сталинскими изобретениями). И погибающие от удушья подводники. И штрафные батальоны – «Вы лучше лес рубите на гробы. В прорыв идут штрафные батальоны!» И Варшавское восстание, когда «наши корпуса в пригороде» ожидали, в то время как «восстание захлебывалось в собственной крови».
В войне Высоцкого – полные чемоданы трофейного барахла, которое милостиво разрешили отвезти домой демобилизованным солдатам, чтобы оправдать генералов, вывозивших чужое добро целыми вагонами.
В войне Высоцкого – девушка, пишущая молодому бойцу «ждать устала», и дом, куда возвращается инвалид с войны, а там уже за столом сидит «неприветливый новый хозяин».
Другая правда, которую Высоцкий нес всем нам, – народная правда о репрессиях.
И здесь он акцентирует внимание на народном видении репрессий: на мелочности, бессмысленности, случайности причин репрессий в сочетании с исключительной беспощадностью.
Эта жестокость говорит либо о крайней неустойчивости, слабости, маниакальном страхе советской власти за себя или же о ее изначальной античеловеческой внутренней сути. Скорее – и о том, и о другом.
Я вышел ростом и лицом –
Спасибо матери с отцом, –
С людьми в ладу – не понукал, не помыкал,
Спины не гнул – прямым ходил,
И в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…
Но был донос и был навет –
Кругом пятьсот и наших нет, –
Был кабинет с табличкой: «Время уважай», –
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт – и посылают за Можай.
Высоцкий радикально изменил наше отношение не только к репрессированным в годы Большого террора, но и ко всем осужденным советским судом. Среди них особое место занимают блатные.
К блатным Высоцкого привлекают независимость («И кто бы что ни говорил, я сам добыл и сам пропил»), право быть хозяином хотя бы самого себя («сегодня я со всей охотою распоряжусь своей субботою»), готовность постоять за себя («Со мною – нож, решил я: что ж, меня так просто не возьмешь») – словом все то, чего был лишен, связанный тысячами официальных и неофициальных пут по ногам и рукам, на работе и дома, в мыслях и тем более в речах рядовой советский гражданин.
Высоцкий, написав правду о прошлом, сказал нам и правду о современной советской жизни.
В центре этой правды – простые люди.
Они у Высоцкого работают в поте лица, но работа для них – всего лишь способ добыть средства пропитания. Тех, кто работает «за идею», они, мягко говоря, не уважают:
«У нас – стахановец, гагановец, загладовец – и надо ведь
Чтоб завалило именно его…
Вот раскопаем, он опять
Начнет три нормы выполнять.
Начнет стране угля давать –
И нам хана».
Народ Высоцкого аполитичен. Ему чужды идеи коммунизма. Он о них вообще не вспоминает. Народ Высоцкого предельно деидеологизирован.
Есть в жизни народа по Высоцкому опора – алкоголь.
После 1985 года все стали буквально захлебываться от речей по поводу пьянства. Ну, а во времена Владимира Высоцкого его клеймили за клевету на трудящихся. Но именно Высоцкий впервые показал, что алкоголь проник во все поры советской жизни и стал «фундаментом» советского образа жизни:
«Мы дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас».
Но Высоцкий видит тех, кто не спился и не сдался, будь то аллегорический прыгун в высоту, который прыгает «не с той» ноги, но ни за что «свою неправую правую» не сменит на «правую левую», или другой прыгун, в длину, который ставит феноменальный рекорд, стоит ему только «за черту заступить».
И, конечно, – иноходец, который хочет бежать вперед, но «не под седлом и без узды».
Один из ключевых образов Высоцкого – баня. Баня нужна и народу, и стране.
«Нужно выпороть веником душу
Нужно выпарить смрад из нее».
Как многие из нас, Высоцкий прозревал и развивался как личность. Он честно признавал, что «зарубок не оставил Будапешт» и «Прага сердце мне не разорвала». Но он умнел вместе с народом.
«Если бы оковы разломать –
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать
Нас узами цепей к хваленой жизни».
На главный вопрос эпохи – что делать? – Высоцкий дает четкий ответ: вырваться из каменного века, в котором мы живем. В условиях цензуры большего сказать было нельзя. Но что понимать под каменным веком – мы все знали.
«Дети – все с царапинами
И одеты куцо, –
Топорами папиными
День и ночь секутся.
Скоро эра кончится –
Набалуетесь всласть!
В будущее хочется?
Да как туда попасть!..
…Наше племя ропщет, смея
Вслух ругать порядки:
В первобытном обществе я
Вижу недостатки, –
Просто вопиющие –
Довлеют и грозят, –
Далеко идущие –
На тыщу лет назад!
Но как «выйти из палеолита» и попасть в заветное будущее, которое для всего остального человечества давно уже стало настоящим? Ответ – в «Охоте на волков»: рвануть за красные флажки. Какой простой и емкий образ: красным была пропитана вся советская жизнь – знамена, галстуки, транспаранты. И бросок волка Высоцкого на красное означал: чтобы выйти из «палеолита» надо переступить красное.
Высоцкий предсказал крах советской системы. И он увидел, что могильщиком советского социализма станет тот, кто был его главной опорой – народ:
«Волхвы-то сказали с того и с сего,
Что примет он смерть от коня своего».
Летописный сюжет и пушкинский его пересказ зазвучали по-новому. Власть погибнет не от врагов – ни от внешних, ни от внутренних. Она погибнет от тех, кто нес ее на своем хребте, мчал к победам и спасал с поля боя.
В основных чертах у Высоцкого сформулирована и программа перемен – дан «перечень» того, что надо устранить из жизни:
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще –
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
…Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза…»
И будущее после «выхода из палеолита» он тоже предвидел. Он предсказал, что Ложь захватит все одежды Правды, – то есть предвидел реванш номенклатуры.
Описывая победу в 1945 году, Высоцкий пророчески предупреждал нас об опасности реванша номенклатуры, которая тогда тоже в дни боев ретировалась в эвакуацию, а потом «осмотрелась, оклемалась» и «приватизировала» народную победу.
Так и после «боевого» августа 1991 года номенклатура бросилась на штурм власти. И взяла ее приступом и надолго.
А нам что остается? Тосковать по сверкающей изумрудным льдом Вершине, которую мы так и не покорили.
Гавриил Попов
