55 лет назад у советского бомбардировщика, перевозившего смертельный груз над городом, отказали два двигателя, и экипаж собирался покинуть машину на парашютах
В начале 1968 года американский бомбардировщик Б-52 с четырьмя атомными бомбами на борту разбился об лед во время вынужденной посадки на севере Гренландии. Ядерных взрывов не было. Три бомбы удалось достать со дна Северного Ледовитого океана, поиски четвертой в конце концов пришлось прекратить. Власти США 40 лет скрывали информацию о пропавшем ядерном снаряде, пока журналисты BBC в 2008 году не раскопали эту историю
.
По мнению ученых, к настоящему времени радиоактивные материалы бомбы полностью растворились в Мировом океане. Однако местные жители боятся, что бомба по-прежнему представляет опасность для окружающей среды.
Подобные факты «ядерной халатности» случались и в армии Советского Союза. Мало кто знает, что в 1957 году Киев мог превратиться в руины, а большинство населения столицы (согласно переписи 1959 года — один миллион 110 тысяч жителей) — погибнуть. Двигатели самолета, перевозившего атомную бомбу из Полтавы в Житомир, отказали именно в тот момент, когда он пролетал над столицей. Члены экипажа уже готовились воспользоваться парашютами, но в последнюю минуту решили попытаться спасти город. Самолет со смертоносным грузом на борту чудом дотянул до места назначения.
Об инциденте, грозившем обернуться катастрофой, «ФАКТАМ» рассказал 81-летний кандидат технических наук Николай Позен, военный инженер, сопровождавший атомную бомбу. Во время службы в секретных частях Николай Леонидович получил высокие дозы радиации, поэтому после аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году переехал из Киева в более экологически чистую местность. «ФАКТЫ» встретились с Николаем Позеном в одном из живописных сел Пирятинского района Полтавской области, корреспонденты застали пенсионера за обустройством дачи.
«Обычно атомные бомбы транспортировали только по железной дороге в специальных морозильных камерах»
— Николай Леонидович, как вы попали в сопровождающие атомной бомбы, и зачем вообще понадобилось ее перевозить таким опасным способом?
— Я окончил радиотехнический факультет Киевского политехнического института. В вузе активно занимался плаванием, в 1950 году на соревнованиях в Ленинграде даже стал чемпионом СССР среди студентов. Такие, как я, спортивные ребята с высшим техническим образованием нужны были армии, принявшей на вооружение атомные бомбы. В 1955 году, сразу после окончания института, меня направили на курсы переподготовки при Министерстве среднего машиностроения СССР, предприятия которого, как известно, занималось разработкой и изготовлением ядерного оружия. Там мы изучали устройство «изделия М5» — кодовое название атомной бомбы. По окончании курсов я был откомандирован в секретную воинскую часть № 06656. В целях конспирации такие в/ч называли ремонтно-техническими базами (РТБ). В Украине их было пять: в Узине, Житомире, Полтаве, Прилуках и Крыму. Наша база, где располагалось одно из подземных хранилищ атомных бомб, дислоцировалась возле Полтавского военного аэродрома. Охрану обеспечивал спецбатальон Комитета госбезопасности (КГБ).
В задачи личного состава входило снаряжение, обслуживание и транспортировка атомных бомб. В ходе регулярных военных учений (четыре плановых и две внеплановые учебные тревоги в месяц) мы приводили атомные бомбы — длиной пять метров, диаметром полтора метра и весом порядка пяти тонн — практически в полную боевую готовность, вывозили их из подземного хранилища на тележках и загружали в бомболюки самолетов. Затем проделывали те же операции в обратном порядке.
Первого февраля 1957 года командир воинской части майор Курбатов получил приказ Генштаба армии, согласованный с министром среднего машиностроения: в рамках военных учений переправить «изделие М5» в расположение воинской части, которая находилась под Житомиром. Я имел инженерное образование и, несмотря на молодой возраст и звание младшего лейтенанта, занимал должность, соответствующую званию подполковника — начальник службы автоматики РТБ.
Для перевозки атомной бомбы выделили самолет Ту-4, тяжелый дальний бомбардировщик, который называли «летающей крепостью». Правда, четыре двигателя «крепости», расположенные парами на правой и левой плоскостях, оставляли, мягко говоря, желать лучшего. Обычно атомные бомбы транспортировали только по железной дороге в специальных морозильных камерах. А в данном случае командование решило проверить, можно ли «изделие М5» доставить из одного хранилища в другое быстрее.
И вот 2 февраля 1957 года с атомной бомбой на борту мы (экипаж насчитывал 11 человек) вылетели из Полтавы в сторону Житомира. Электровзрыватели я вез отдельно, в специальной коробочке. Через 30 минут полета на высоте 6 тысяч 700 метров, когда мы уже приближались к Киеву, машину начало сильно трясти. Командир экипажа, подчинявшийся во время выполнения того задания мне, сообщил, что недавно отремонтированный самолет не успел пройти плановую проверку до приказа о перевозке атомной бомбы. Сначала заглох крайний правый двигатель, потом начал работать с перебоями и тот, что ближе к фюзеляжу. Командир объяснил, что, если его не выключить, то самолет просто развалится. Я сказал: «Выключайте», — и приказал членам экипажа надеть парашюты. В это время машину с двумя работающими левыми двигателями начало закручивать, она легла на правое крыло и стала быстро терять высоту. Кроме того, возникла еще одна угроза. Дело в том, что каждый самолет имеет свой эшелон (условная высота, рассчитанная при стандартном давлении для каждого воздушного судна. — Авт.). Выйдя из своего эшелона, мы попали под прицел наших же ракетчиков. Я приказал стрелку-радисту срочно доложить об аварийной ситуации в штаб, а командиру — снизить высоту до 150–100 метров, чтобы выйти из зоны видимости радаров. Дальше пришлось быстро решать: прыгать с парашютами или попытаться спасти самолет. Под нами был Киев. Падение самолета с атомной бомбой на борту могло привести к огромному количеству жертв!
— Но ведь бомба была без детонаторов?
— Действительно, для подрыва плутониевого заряда бомба оснащается специальным устройством: аккумулятор, радиолокатор высоты, ударный датчик, 32 электрозапала, а также химическое взрывчатое вещество — тринитротолуол. Мощность нашего «изделия М5» составляла 35 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте, почти в пять раз больше чем у заряда, которым американцы в 1945 году полностью разрушили японский город Хиросиму. Конечно, падение самолета не повлекло бы взрыв всего плутониевого заряда. Но в самолете было достаточно топлива для его частичной детонации. То есть взрыв порядка пяти тысяч тонн в тротиловом эквиваленте был вполне возможен. В результате десятки тысяч жителей и гостей столицы погибли бы сразу, остальные — чуть позже от радиоактивного облучения огромной мощности.
— В этом случае и члены экипажа, даже если бы оставили самолет с парашютами, вряд ли спаслись бы…
— По крайне мере у нас был шанс не погибнуть сразу от ударной волны. Поэтому я предложил, чтобы стрелок-радист, сообщив об аварийной ситуации, сразу же прыгнул с парашютом, чтобы хоть один человек спасся. Но командир возразил, что за ним ринется весь экипаж. Тогда я вспомнил слова великого князя киевского Святослава: «мертвые сраму не имут» и предложил спасти Киев. Командир самолета согласился. На низкой высоте машина вдруг начала слушаться рулей поворота. Мы обогнули Киев справа и на бреющем полете, поскольку работали только два левых двигателя, доставили-таки «изделие М5» в пункт назначения. Конечно, отметили счастливое приземление с коллегами из житомирской военной части — выпили спирта.
— Какие последствия имело это происшествие? Высшее руководство сделало хоть какие-то выводы?
— Не исключено, что инцидент с перевозкой атомной бомбы над Киевом стал одной из причин отстранения Георгия Жукова в 1957 году от должности министра обороны.
Что же касается судьбы нашего экипажа, то прибывший в часть начальник политотдела 43-йвоздушной армии дальней стратегической авиации полковник Сидоренко сообщил, что все отличившиеся офицеры будут представлены к воинским наградам. Но вместо этого меня перевели в Прилуки (Черниговская область), а майора Курбатова отправили служить на Кольский полуостров.
«Командир части закрыл душевые со словами: «Меня под суд отдадут за слив радиоактивной воды в канализацию»
— В Прилуках служилось хуже, чем в Полтаве?
— Если в Полтаве нам хотя бы мыться разрешали после работы с атомными бомбами, то в Прилуках командир части закрыл душевые со словами: «Меня под суд отдадут за слив радиоактивной воды в канализацию». Почти все сослуживцы уже умерли. После армии и мне пришлось долго лечиться, но не от тяжелой формы лучевой болезни, поскольку в перечне болезней, утвержденном Минздравом СССР, такое заболевание не значилось. Мне поставили диагноз… вегето-сосудистая дистония (ВСД). Помню, после приема у доктора вышел на улицу и закурил. А врач, диагностировавший ВСД, увидев меня с сигаретой, сказал: год еще проживешь, а будешь курить — три месяца. Я испугался, бросил курить, занялся йогой, начал изучать медицину и диетологию… В нашей стране спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Что на самом деле скрывалось за диагнозом «вегето-сосудистая дистония»?
— Мегалобластная анемия костного мозга. О работе сердца вообще не говорю: терял сознание прямо на улице. Но мне очень помогли хорошие врачи: заместитель директора клиники имени Стражеско Птуха, профессор Суслов из Института урологии, специалисты Республиканского врачебно-физкультурного диспансера. В борьбе с болезнями мне стала подспорьем специальная литература. В первую очередь книга замдиректора Института атомной энергетики имени Курчатова Анатолия Зеленкова, а также пособие Уильяма Дугласа о целебных свойствах перекиси водорода и книга бывшего врача сборной ФРГ Эриха Дойзера «Здоровье спортсменов».
Я уже многие годы каждое утро ем овсянку, принимаю спирулину и раз в месяц прохожу курс поддерживающей терапии витамином B12. И другим советую: если лейкоциты в вашей крови составляют менее пяти тысяч в одном миллилитре, бейте во все колокола, если даже врачи говорят, что ничего страшного.
— А правда, что алкоголь помогает от радиации?
— Расскажу вам такую историю. И в Полтаве, и в Прилуках мы работали с ядерными боеприпасами без спецзащиты, голыми руками. Нам поначалу выдавали карманные дозиметры со шкалой до 50 рентген, но они начали зашкаливать, и эту практику прекратили, чтобы… не было панических настроений.
Однажды к нам в часть привезли «Татьяну», то есть водородную бомбу Т-2. Мы, после того как вскрыли контейнер с бомбой и отвезли ее в хранилище, почувствовали жуткую вялость. Постелили на траве брезент, разлили в стаканы этиловый спирт, который нам выдавали для промывки приборов, выпили и уснули. Третий коллега, принимавший участие в разгрузке контейнера, пить отказался, похваставшись, что жена ждет его с борщом и «Столичной». По дороге домой он почувствовал сильную головную боль. Врач диагностировал у него обширный инсульт и самолетом его отправили в «Кремлевку».
Мы же проспались и немного взбодрились. Правда, ненадолго. Через несколько часов я почувствовал сильную боль с левой стороны груди. Оказалось, что во время вскрытия контейнера у меня лопнула диафрагма. Еще до этого у меня начали кровоточить десны и, простите, задний проход. В результате оказался в Черниговском госпитале. При этом кагэбист части предупредил, что если я скажу, что работал с ядерными материалами, меня расстреляют. И выписали меня из больницы в 1958 году с диагнозом вегето-сосудистая дистония…
— А сколько платили инженерам, обслуживающим атомные бомбы?
— Я зарабатывал три тысячи 100 рублей. До хрущевской денежной реформы 1961 года это считалось большими деньгами, учитывая, что и цены были другими. Например, первые «Волги» 1957 года выпуска стоили порядка 6 тысяч рублей. Мой отец, служивший старшим инженером в Госплане УССР, до 1961 года получал 1 тысячу 200 рублей. Иначе говоря, таким как я — смертникам — в СССР платили очень хорошо.
