Седьмого сентября 1953 года, в последний день Пленума ЦК КПСС, посвященного проблемам народного хозяйства, произошло событие, сменившее политический вектор развития страны. Буквально в последние минуты работы, без какого-либо обсуждения, пленум единодушно избрал Никиту Хрущева Первым секретарем ЦК, одновременно введя в партийную иерархию этот, ранее отсутствовавший пост. Это был, как казалось, технический вопрос. Партийно-государственное руководство озаботилось куда более насущными вещами: модернизацией промышленности и сельского хозяйства. Выступление Хрущева на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС с программой сельскохозяйственных преобразований стало визитной карточкой либерализаци экономики. Совет Министров СССР и ЦК КПСС вслед его выступлению приняли постановления: “О мерах по дальнейшему развитию животноводства в стране, о снижении норм обязательных поставок продуктов животноводства государству хозяйствами колхозников, рабочих и служащих”, “О мерах по дальнейшему улучшению работы машино-тракторных станций”, “О мерах увеличения производства и заготовок картофеля и овощей в колхозах и совхозах в 1953-1955 гг.”. Но пребывание Хрущева на вершине государственного Олимпа отмечено куда более резкими метаморфозами в политике СССР, в первую очередь – знаменитой, хотя и короткой, “оттепелью” и попыткой развенчания культа личности Сталина.
Двусмысленность политической обстановки в стране заключалась в том, что перемены, происходившие в общественной жизни, все еще находились в тенетах персоны Сталина, по-прежнему (и, заметим, небезосновательно) воспринимавшегося как продолжателя дела Ленина, а потому находившегося вне зоны критики. Впервые эта проблема серьезно была поднята на июльском Пленуме ЦК КПСС. Но в 1953-1955 годах официально понятие “культа личности” и имя Сталина не имели как бы ничего общего между собой. Уже началась массовая амнистия политзаключенных, уже на самом верху заговорили о незаконности репрессий, но имя вождя и его ближайших соратников (за исключением арестованного и вскоре расстрелянного Берии) по-прежнему не упоминалось всуе. В статье министра юстиции СССР Константина Горшенина “Советский суд и его роль в укреплении социалистической законности” значительное место уделялось рассмотрению беззаконий следственных органов, вмешательству в действия судов, давлению на судей, но все это связывалось с деятельностью “врагов народа” – Берии и его сообщников, “пытавшихся подорвать основы советского строя”.
Долгое эхо страха
Личность Сталина не могла сразу же исчезнуть из общественного сознания, и тем более сознания партийно-государственной элиты. Именно такая атмосфера запечатлена на страницах периодической печати тех лет. В ней, как и раньше, подчеркивалась неоценимая роль Сталина во всех вопросах деятельности партии и государства. К примеру, в редакционной статье “Правды” от 14 января 1954 года “Под знаменем нерушимой дружбы” о национальной политике КПСС указывалось: “Ленинские программные указания по национальному вопросу нашли свое дальнейшее творческое развитие в произведениях великого продолжателя бессмертного дела Ленина – И. В. Сталина”. Передовицы, редакционные статьи “Правды” за 1953-1955 годы редко обходились без упоминания о Сталине, его роли в достигнутых успехах и свершениях. Как и прежде, нагнетание пафоса в отношении “отца народов” многократно возрастало в преддверии дня его рождения. В декабре 1954 года было широко отмечено 75-летие со дня рождения Сталина. К этой дате в “Правде” открыли специальную рубрику, где публиковались панегирические статьи, посвященные вождю, такие как “И. В. Сталин – выдающийся теоретик марксизма”, “Вдохновляющая сила ленинских идей”, “Сталин – великий продолжатель дела Ленина”. Ко дню его рождения по-прежнему было приурочено присуждение международных Сталинских премий “За укрепление мира между народами”.
Имя и образ Сталина постоянно присутствовали в выступлениях руководства партии и государства, членов Президиума ЦК КПСС. Об этом красноречиво свидетельствуют материалы избирательной кампании 1954 года по выборам в Верховный Совет СССР. В ходе выборов в своих округах выступили члены и кандидаты в члены Президиума ЦК. Практически все речи пестрели цитатами из высказываний или статей вождя народов. Пребывание Сталина на политическом пьедестале “вождя и учителя” продолжалось практически до самого ХХ съезда КПСС, состоявшегося в феврале 1956 года. Буквально накануне его открытия директор Музея Ленина сообщал в ЦК о завершении ремонтных работ в “Мемориальном доме-музее И. В. Сталина” (“Ближняя дача”) и предлагал показать его делегатам предстоящего партийного форума. Анастас Микоян, в период “оттепели” – зампред совета министров, комментируя обстановку периода, предшествовавшего ХХ съезду партии, вспоминал: “Мы не сразу правильную оценку Сталину дали. Сталин умер, мы его два года не критиковали… Мы психологически не дошли тогда до такой критики”. Им было страшно…
Обновление под грифом “Совершенно секретно”
И все же после смерти “вождя народов” стали набирать силу новые процессы. Прежде всего приоткрылся “железный занавес”. Первые шаги в этом направлении с в 1953-1956 годах делались благодаря “продавленной” Хрущевым новой внешнеполитической стратегии СССР. Ее основой стал принцип расширения и углубления связей не только со странами социалистического лагеря, но и – что казалось еще недавно “контрреволюционным” – с государствами Запада. За один 1953 год были заключены торговые договоры с 13 странами, среди них: Иран, Швеция, Норвегия, Дания, Франция, Индия. В эти годы советское руководство активно ездило не только в государства соцлагеря, но и в капстраны. И, более того, не опасалось перенимать “передовой опыт”. Знаковой в этом отношении была поездка делегации Министерства сельского хозяйства СССР в Северную Америку в июле 1955 года. В советскую делегацию, возглавляемую министром, входили ответственные работники министерства, председатели передовых колхозов России. Пробыв в Америке и Канаде около 60 дней, члены делегации побывали в 12 штатах, посетили около полусотни ферм, при этом признав полезность опыта, которым располагали фермеры Америки. А ведь за словосочетание “передовой опыт капиталистических стран” еще несколько лет назад вполне можно было схлопотать 58-ю статью.
Но и это не главное: за обязательной и, как казалось, незыблемой политической риторикой, шли, пока скрытые, в прямом и переносном смысле, совершенно секретные процессы обновления. И осмысления. Одним из первых тектонических сдвигов стало письмо от 1 февраля 1954 года руководителей правоохранительных органов СССР Хрущеву о пересмотре дел на осужденных за “контрреволюционные преступления”. В документе впервые названо количество осужденных. Данные еще неполные, но даже в этом неполном виде – ужасающие:
“Совершенно секретно
В связи с поступающими в ЦК КПСС сигналами… о незаконном осуждении за контрреволюционные преступления в прошлые годы Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым Совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами в соответствии с Вашим указанием о необходимости пересмотреть дела на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления и ныне содержащихся в лагерях и тюрьмах, докладываем:
по имеющимся в МВД СССР данным, за период с 1921 года по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым Совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами 3.777.380 человек, в том числе:
к ВМН – 642.980 человек,
к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2.369.220 человек,
в ссылку и высылку – 765.180 человек.
Из общего количества арестованных, ориентировочно, осуждено: 2.900.000 человек – Коллегией ОГПУ, тройками НКВД и Особым Совещанием; 877.000 человек – судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной Коллегией…
Следует отметить, что созданным на основе Постановления ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года Особым Совещанием при НКВД СССР, которое просуществовало до 1 сентября 1953 года, было осуждено – 442.531 человек, в том числе к ВМН – 10.101 человек, к лишению свободы – 360.921 человек, к ссылке и высылке (в пределах страны) – 67.539 человек и к другим мерам наказания (зачет времени нахождения под стражей, высылка за границу, принудительное лечение) – 3970 человек.
Подавляющее большинство лиц, дела на которых рассмотрены Особым Совещанием, осуждены за контрреволюционные преступления”.
Документ, подготовленный по заданию Хрущева, подписан Генеральным прокурором Союза ССР Романом Руденко, министром внутренних дел Сергеем Кругловым и министром юстиции Константином Горшениным. До ХХ съезда партии оставалось еще два года, но то был действительно “великий перелом”. Прежде всего – в сознании руководства государства. Авторы документа, констатируя наличие “недостаточно обоснованного осуждения” и “грубейших нарушений законности” предложили “в целях выявления случаев необоснованного осуждения граждан и последующей их реабилитации” пересмотреть архивно-следственные дела на лиц, “осужденных за контрреволюционные преступления для чего образовать специальную межведомственную комиссию”. Работу по пересмотру дел предлагалось “закончить в 8-месячный срок и о результатах доложить ЦК КПСС”. Разумеется, сроки оказались нереальными. Но начало было положено.
“Несколько делегатов упали в обморок”
13 февраля 1956 года Пленум Центрального Комитета КПСС, по предложению Президиума ЦК, принял решение о проведении на ХХ съезде КПСС закрытого заседания с докладом Первого секретаря Никиты Хрущева. Хрущев недвусмысленно объяснил значение высшего партийного форума: “На этом съезде мы должны взять на себя обязательство по руководству партией и страной. Для этого надо точно знать, что делалось прежде и чем были вызваны решения Сталина по тем или иным вопросам. Особенно это касается людей, которые были арестованы. Вставал вопрос: за что они сидели? И что с ними делать дальше? Тогда в лагерях находилось несколько миллионов человек… Получалась двойственная ситуация: Сталин умер, его мы похоронили, а безвинные люди находились в ссылке”.
Эффект от доклада, полного вопиющих цифр и фактов был ошеломляющим, парализующим. Нарисованная Первым секретарем картина повергала в оцепенение именно потому, что демонстрировала неоспоримую реальность. Илья Эренбург так вспоминал о впечатлении от доклада на ХХ съезде КПСС: “На закрытом заседании 25 февраля во время доклада Хрущева несколько делегатов упали в обморок… Не скрою: читая доклад, я был потрясен, ведь это говорил не реабилитированный в кругу друзей, а первый секретарь ЦК на съезде партии. 25 февраля 1956 года стало для меня, как и для всех моих соотечественников, крупной датой”.
Обращает на себя внимание ремарка “несколько делегатов упали в обморок”. Трудно себе представить, что многоопытные управленцы и функционеры, допущенные к участию в закрытом заседании, пребывали до того времени в неведении относительно происходившего в стране в сталинскую эпоху и потеряли рассудок от оглашенных Хрущевым цифр. Вероятнее другое – во время перечисления чудовищных фактов им стала ясна перспектива быть “привлеченными” за соучастие в преступлениях режима. Тем более что многие из присутствовавших на том судьбоносном мероприятии, по-прежнему и до конца дней оставались убежденными сталинистами.
И все-таки Съезд принял беспрецедентное решение: ознакомить партийные организации с докладом. Хрущева. Текст доклада, хотя и в смягченной и сокращенной форме, с грифом “не для публикации” был разослан партийным руководителям в регионы. И таким образом перестал быть предметом келейного знания высшей партийной касты. То есть явился достоянием общества, а следовательно, и объектом открытого обсуждения. И в редакционной статье “Правды” от 28 марта 1956 года “Почему культ личности чужд духу марксизма-ленинизма?” впервые официально прозвучали слова не о культе личности вообще, а о культе личности Сталина.
“Ну вот там мы все и были”
Разговор, начатый XX съездом, во многом послужил основой для переосмысления обществом своего отношения не только к Сталину, но и ко всему периоду, когда Сталин находился во главе государства. (О критике Ленина, конечно, никто и не заикался). Материалы сводок умонастроений постсъездовского периода свидетельствуют о ярких дискуссиях по этим вопросам, развернувшихся на собраниях не только в партийных и комсомольских организациях, но и в беспартийных кругах. Стали возникать и задаваться публично весьма неудобные для власти вопросы, суть которых такова: не явилось ли формирование культа личности следствием порочности существующей системы в целом и деятельности всех партийно-государственных иерархов?
В результате развернувшаяся в стране дискуссия немедленно была подвергнута остракизму. В редакционной статье “Правды” отмечалось, что “отдельные гнилые элементы под видом осуждения культа личности пытаются поставить под сомнение правильную политику партии.., использовать критику и самокритику для всякого рода клеветнических измышлений и антипартийных утверждений”. Как итог, в принятом 30 мая 1956 года ЦК КПСС постановлении “О преодолении культа личности и его последствий” содержалась идеологема об отсутствии взаимосвязи между культом личности и сложившейся в обществе политической системой. Кстати, Сталин по-прежнему оставался в мавзолее. (Его тихо вынесли оттуда и перезахоронили у кремлевской стены лишь в 1961 году).
Но народ, к изумлению власти, отказывался молчать. В “закрытых” сводках собраний коммунистов и беспартийных тех лет приводятся высказывания, которые не могли не насторожить партийно-государственные верхи. Вот наиболее характерные из них: “Мы, все коммунисты, повинны в создании этого культа, сами же всюду провозглашали “Великий Сталин”, а теперь, когда его нет, считаем, что виноват во всем только он… Почему члены Политбюро бездействовали раньше? В царское время они же боролись, не боялись смерти, каторги, не боялись трудностей, а сейчас они испугались одного человека… Что касается великих заслуг Сталина перед народом и его громадного авторитета перед ним, так это ему создали не рядовые рабочие или крестьяне, а партийные работники, за что он щедро их жаловал… Где же был сам Хрущев, почему он тогда молчал, а сейчас, когда умер Сталин, начал на него лить всю грязь?..”. Сохранился и “апокриф” реакции самого Никиты Сергеевича на вопрос: “А сами-то Вы где были?!”, – прозвучавший из огромного зала. Хрущев обвел взглядом аудиторию и потребовал: “Кто спросил? Встаньте”. Никто не поднялся. Хрущев еще пару раз повторил: “Встаньте, представьтесь”. Никого. “Ну вот там мы все и были”, – резюмировал Первый секретарь.
Некоторые находятся “там” и по сию пору.
