Невеликие комбинаторы



 
Захват агента  
   
   
Евгений Питовранов (вверху), начальник 2-го Главного управления МГБ, которое «разрабатывало» Александра Афанасьева (внизу). 
 
   
   
   
 «Вербовщик» министра Шолом Шлюгер.  
   

Неизвестные документы 
об уникальной операции сталинской Лубянки. Как из советского министра делали агента британской разведки

Лёд тронулся на Москве-реке 10 апреля. В 1948 году это был последний рабочий день недели. «ЗИС-110» министра морского флота СССР Александра Афанасьева отъехал от дома №31 по Донскому проезду, в котором высокопоставленный чиновник проживал с семьёй. Около полудня на Манежной площади автомобиль остановился. С этого момента жизнь Александра Александровича превратилась в сплошной кошмар.

Образцовая вербовка
Шофёр осмотрел проколотые покрышки и заявил, что двигаться дальше невозможно. Поскольку до Госплана оставалось недалеко, пассажир решил добраться до службы самостоятельно. Но не успел он пройти и сотни шагов, как к нему подкатила легковушка. Из неё выскочили трое, схватили министра под руки с предложением «подвезти» и затолкнули в салон машины. «Афанасьев, сопротивление бессмысленно, вы временно задержаны и проедете с нами. И не вздумайте звать на помощь, иначе вам будет очень плохо», – спокойно, но внушительно произнёс один из налётчиков и завязал пленнику глаза.
Повязку с него сняли в небольшой комнате без окон. Света лампы было достаточно, чтобы рассмотреть лица четырёх человек. Один из них, смуглый чужеземец с хищным взглядом, заговорил по-русски с акцентом: «Мы являемся представителями американской службы и должны с вами переговорить. Не совсем деликатный способ, к которому мы прибегли для организации свидания, необходим в интересах дела. Мы в курсе вашей работы с англичанами. В связи с изменившимся вашим положением и необходимостью оказать нам услугу в некоторых вопросах вашей работы мы решили войти с вами в непосредственный контакт и рассчитываем, что договоримся».
Ошеломлённый министр, очутившийся вместо своего служебного кабинета в злодейском подполье, понял только одно: агенты империализма настолько обнаглели, что средь бела дня рядом с Кремлём похищают члена правительства и пытаются его вербовать! Афанасьев твёрдо знал, что он не английский шпион, но ему рассказали о таких подробностях из его биографии, о которых ЗДЕСЬ не мог знать никто! Да, ЭТО было, но было только ТАМ! Но и при ЭТОМ он не виноват ни в чём и Родине не изменял! Так почему же явились подлые враги и склоняют к предательству? Афанасьев мучительно размышлял и молчал, но после того, как ему дали понять, что он может вообще из этой ловушки не выбраться, деморализованный министр выдавил из себя: «Что вы хотите?» Американцы хотели получить совершенно секретную информацию о Северном морском пути. Для чего их главарь, представившись Томасом Мёрфи, назначил встречу через несколько дней в районе Парка культуры и отдыха имени Максима Горького у Крымского моста. Афанасьеву снова завязали глаза, вывезли и высадили из машины в глухом переулке.
Тем злополучным весенним днём вся жизнь Афанасьева оказалась поделённой на белое и чёрное. В первой половине осталась беспорочная биография «сына трудового народа», родившегося 10 апреля 1903 года в городе Рыбинске в семье кузнеца. Революция застала его студентом Рыбинского коммерческого училища, после которого последовало Ленинградское высшее морское училище. С апреля 1918-го его зачислили матросом на военизированный морской транспорт. Через полгода, уже в качестве помощника комиссара продотряда моряков, его направили в Уфимскую губернию, где Афанасьев сражался на бронепоезде «Защитник народа» против колчаковских войск. Во время Кронштадтского мятежа находился в 1-м Коммунистическом отряде балтийцев. Был контужен, заболел туберкулёзом и демобилизовался.
С октября 1929 года он капитан дальнего плавания на судах Дальневосточного пароходства. В 1931 году закончил Специальные  курсы командного состава при Главном Гидрографическом управлении Управления ВМС РККА и продолжил дальние плавания. В 1934 году был командирован правительством за границу для покупки морского тоннажа, работал в Голландии председателем комиссии, приобрёл свыше ста больших морских кораблей. Перед войной Афанасьев возглавил Дальневосточное пароходство, затем его назначили уполномоченным Наркомфлота СССР по Дальнему Востоку.
В 1942 году стал заместителем народного комиссара морского флота, был награждён орденом Ленина «за образцовое выполнение заданий правительства, военного командования и проявленное при этом мужество». В 1943 году назначен уполномоченным Государственного комитета обороны по морским перевозкам грузов по ленд-лизу из США и Великобритании. Через два года награждён вторым орденом Ленина. В августе 1945 года назначен председателем правительственной комиссии для ведения переговоров с союзниками по распределению и приёмке германского торгового флота.
С августа 1942 г.  утверждён заместителем министра морского флота, а в августе 1946 года – начальником Главного управления Северного морского пути и, наконец, в марте 1948-го дослужился до поста министра морского флота. В партии состоял с 1919 года, в 1921-м по болезни автоматически из неё выбыл, но снова вступил кандидатом в 1931 году и был переведён в члены ВКП(б) в январе 1939-го. Избирался в партийные региональные руководящие органы, а в феврале 1946 года был избран депутатом II созыва Верховного Совета РСФСР.
В автобиографии он с гордостью написал: «Партийных и административных взысканий не имел». Жена, сын, две дочери. Всё хорошо. И вдруг – такая беда! Вся жизнь промелькнула в голове, пока он брёл, не разбирая дороги, по чёрному асфальту кривых московских улочек.

Лубянские драматурги
В 1946 году на Лубянке развернулась работа по розыску в СССР агентов иностранных разведок, завербованных ещё до войны. Краткие установочные данные о «буржуазной агентуре» (без указания имён и фамилий) были якобы добыты, как это указывалось в оперативных документах, «из картотеки английских органов», что обязывало 2-е Главное управление МГБ, которое вело розыск шпионов, весьма критически оценить полученные сведения и использовать их в практической работе с максимальной осторожностью. Видимо, эта сторона дела меньше всего беспокоила начальника 2-го Главного управления, генерал-майора Евгения Петровича Питовранова. На основании лишь некоторого сходства данных агента, зашифрованного в картотеке под №21106, с биографическими данными заместителя министра морского флота СССР, при наличии существенных расхождений и противоречий в них, контрразведчики заподозрили в бывшем моряке-балтийце шпиона и взяли его в разработку. Начиная с мая 1947 года чекисты коллекционировали справки и факты из его биографии, фиксировали отдельные ошибки и недостатки, допущенные им за время 30-летней службы, вели наружное наблюдение и прослушку, но никаких доказательств изменнической деятельности Афанасьева не получили. Понимая, что обвинение в преступных связях основано лишь на предположениях, Питовранов настоял перед своим шефом, Виктором Семёновичем Абакумовым, министром МГБ, на проведении «оперативной комбинации, имеющей целью окончательно разоблачить Афанасьева».
В то время союзники по антигитлеровской коалиции уже превратились в заклятых врагов, советская разведка терпела поражение за поражением, изменяли и уходили за кордон носители важнейших секретов, Сталину мерещился «сионистский заговор» и тотальное предательство. Он требовал поймать и предъявить шпионов, разражался ругательствами. Документально зафиксированные угрозы вождя в адрес чекистов чуть более позднего времени: «ожиревшие бегемоты», «могу и в морду дать», «разгоним вас, как баранов» и, наконец, просто матерная брань. Абакумов устраивал аналогичные разносы Питовранову, тот – своим подчинённым. Кровь из носу нужны были весомые результаты работы.
В отношении Афанасьева замысел состоял в том, чтобы захватить его, увезти на конспиративную квартиру, объявить, что он попал в сети американской разведки, и «расколоть». Сотрудники управления сработали как обычно: написали сценарии – кто и что должен говорить, как действовать. Тексты ролей согласовал Питовранов, утвердил Абакумов, уведомив Берию и заручившись добром Сталина на «прощупывание» государственного сановника такого ранга. Вначале проколы покрышек не предусматривались:
«Шофёр машины при помощи моментально действующего наркоза будет усыплён, изъят из машины и увезён в другой район города. Необходимое для операции время он будет находиться в состоянии усыпления… В том случае, если Афанасьев по выходе из здания Госплана подойдёт к своей машине один, его схватят за руки и втолкнут в машину, сядут вместе с ним, завяжут глаза и увезут… Если Афанасьев в автомашине будет кричать или оказывать сопротивление, к нему будут применены необходимые меры».
Вероятно, по ходу дела оперативникам пришлось внести в детективную пьесу коррективы. Главную роль «Томаса Мёрфи» профессионально сыграл заместитель начальника 7-го отдела 2-го Главного управления МГБ полковник ГБ Шлюгер Шолом Самойлович.
Всё прошло без сучка без задоринки. Расшифрованная запись вербовки Афанасьева зафиксировала главное: объект дал согласие на сотрудничество с иностранной разведкой. Но прокол всё же случился. Около двух часов дня наружное наблюдение донесло, что министр прошёл в Кремль.

Изменял жене, 
но не Отечеству
Сталина на месте в этот день не оказалось. Зато Лаврентий Павлович Берия удивительно быстро, без проволочек принял измученного ходока. Внимательно выслушал сбивчивый рассказ о чрезвычайном происшествии, тут же вызвал Абакумова и матерно выругал его за то, что тот допустил такое положение, когда американские разведчики днём похищают советских руководящих работников, затем дал указание во что бы то ни стало поймать шпионов. Эта сцена не была прописана ни в одном чекистском сценарии, так как никто и не предполагал, что моряк не сдрейфит и пойдёт к Сталину. Афанасьеву вызвали машину и отвезли домой, заверив, что во всём быстро разберутся.
Что говорил потом Берия наедине Абакумову, а последний – Питовранову, мы не узнаем никогда. Комбинаторам стало ясно, что произошёл не просто прокол, а провал, но признаваться в нём было не в традициях сталинских чекистов. Были у них и другие фирменные методы. Накануне условленной встречи Афанасьева с «Томасом Мёрфи» министр безопасности пригласил к себе морского министра и настоятельно попросил оставить именной пистолет в кабинете, опасаясь, как бы капитан 2-го ранга на нервной почве не устроил в Парке культуры пальбу по «американцам». Тревога была не напрасной, так как при встрече со «шпионом» Афанасьев с ходу нанёс ему мощный удар по лицу, и только падение Мёрфи-Шлюгера на землю и подскочившие из засады чекисты предотвратили русский суд Линча. Расправа с физиономией врага и его задержание несколько облегчили состояние Афанасьева, но от последующих событий его голова снова пошла кругом. На допросе «Мёрфи» в присутствии Афанасьева заявил, что Афанасьев в 1933 году во время одного из рейсов в Англию был завербован сотрудником Интеллидженс Сервис Ричмондом для шпионажа. Затем систематически информировал англичан о содержании грузов, перевозимых из СССР за границу, а в 1939 году передал Ричмонду «план Ленинградского порта с указанием причалов, складов и подъездных путей к портовым сооружениям». А возможность для вербовки Афанасьева англичане получили потому, что капитан во время заграничных рейсов выпивал и сожительствовал со «случайными женщинами», то есть, по советским понятиям, был совершенно разложившимся коммунистом. Показания «Мёрфи» чекисты запротоколировали и дали подписать Афанасьеву, снова уверив, что во всём скоро разберутся. Морской министр уехал домой как в бреду.
Абакумовцы «разобрались» действительно быстро: 26 апреля Афанасьев был без санкции прокурора арестован и заключён в Лефортовскую тюрьму. Афанасьеву предъявили обвинение в «бытовом разложении в период пребывания за границей, принадлежности к троцкистско-зиновьевской оппозиции, шпионаже, вредительстве во время закупки иностранных судов и во время работы в комиссии по разделу германского флота». На допросе 8 мая Афанасьев признал, что, будучи в загранплаваниях, допускал «аморальные проступки», но все политические обвинения отверг.
В своих жалобах он писал: «Когда я заявил, что преступных связей не имел и сознательных преступлений не делал, что у меня были ошибки, но Родине я не изменял, Абакумов мне ответил, что я не выдержу всех испытаний, мне сломают кости, будут бить без конца, пока не издохну, но я повторял, что не виноват… Меня лишили сна. Около 20 суток я не спал, причём допрос происходил круглосуточно. В комнате допросов стояла чистая кровать, которая до боли раздражала. Я заявил следователю Комарову и Абакумову, что они искусственно создают врагов, забыли историю партии, уроки Ягоды, ежовщину, за что был бит и отправлен в холодный карцер на 15 суток (дважды). Наконец, я был сломлен, понял, что организм больше не выдержит, и, чтобы сохранить жизнь, начал давать показания, положительные факты своей деятельности извращать в отрицательные и преступные. Под диктовку следователя я подписал заявление на имя т. Сталина о своей виновности, причём текст заявления был уже ранее отпечатан и согласован с руководством МГБ».
Бывший министр пережил 122 допроса, на которых «следствие» выяснило только один скрытый от партии факт его биографии – «социальное происхождение». Оказалось, что хотя его родитель и был кузнец по специальности, но занимался торговлей – страшное преступление! Решением Особого совещания при МГБ СССР от 14 мая 1949 года Афанасьев А.А. был осуждён к 20 годам ИТЛ «с конфискацией лично принадлежащего ему имущества».

Конец мастеров «пощупать»
До конца своей жизни Сталин в руководстве органами безопасности следовал одному простому принципу, который рассекретил на отдыхе в Сочи в беседе с новым министром МГБ С.Д. Игнатьевым в октябре 1951 года: «У чекиста есть только два пути – на выдвижение или в тюрьму». Продолжение этой циничной фразы повисло тогда в воздухе. Заключалось оно в том, что все «выдвижения» рано или поздно также заканчивались тюрьмой и стенкой. Фактически неограниченная никакими законами, подвластная только понятиям и желаниям Сталина, абсолютная власть чекистов над беззащитными людьми разлагала абсолютно. Если контрреволюционеры, террористы, шпионы, вредители, антисоветчики, перебежчики и прочие враги не ловились, то их изготовляли на конвейере при помощи провокаций, шантажа и фальсификаций. Никто сегодня не может сказать, сколько из тех сотен тысяч арестованных и осуждённых в мирное и военное время безвестных жертв тогдашнего режима были действительно хоть в чём-то виновны.
В декабре 1943 года Абакумов, будучи тогда начальником контрразведки СМЕРШ, положил на стол Сталину сводку высказываний военных относительно принятия нового гимна СССР, соавтором слов которого являлся, как известно, сам Верховный. В ней, наряду с разделами о «положительных», «критических» и «отрицательных» мнениях поэтического таланта Сталина был и раздел «враждебные»:
«Леднев – инженер Центрального конструкторского бюро Главного управления Гидрометеорологической службы Красной Армии: «Слабоват новый гимн, зря его ввели, и большую сделали ошибку, что ввели туда слова об отдельных личностях». Сперанский, инженер-капитан – начальник 3-го отдела Главного управления гидрометеослужбы Красной армии: «Мне непонятно, зачем включены в текст гимна личности Ленина и Сталина, так как гимн будет существовать многие века, в то время как вожди приходят и уходят». Моисеенко, капитан – слушатель батальона усовершенствования командного состава стрелково-пулемётных курсов Ленинградского фронта: «Скоро будем петь гимн на мотив «Боже, царя храни». Всё идет к старому». И так далее.
Все фамилии этого раздела Сталин отчеркнул и дал указание: «Важно. Надо кое-кого пощупать». Вот для чего Сталину был нужен Абакумов. Когда же последний перестал угадывать желания патрона, стал «обманывать партию», заниматься массовыми «приписками», то был арестован в июле 1951 года и доставлен в «особую тюрьму». Долгое время пробыл под следствием, вкусил все «прелести» своих же собственных застенков и был расстрелян уже после смерти Сталина. Питовранова арестовали в октябре 1951 года. Вслед за ним последовали в казематы остальные «абакумовцы», в том числе и Шлюгер.
Питовранов перестроился быстрее всех. Он писал из камеры: «Я пересмотрел свою работу под началом Абакумова, вывернул себя наизнанку и увидел, что во мне немало грязненького, подгнившего… Коротко моя тягчайшая вина в том, что, пройдя школу этой гадины – Абакумова, я стал послушным исполнителем его преступных указаний, его пособником в проведении подрыва контрразведывательной службы МГБ». Но дальше он предложил широко использовать в борьбе с мучившими Сталина «еврейскими националистами» всё тот же «метод Афанасьева», только в масштабе всей страны, а именно: создать в Москве, Ленинграде, на Украине, в Белоруссии, Узбекистане, Молдавии, Хабаровском крае, Литве и Латвии «националистические группы из чекистской агентуры, легендируя в ряде случаев связь этих групп с зарубежными сионистскими кругами. Если не допускать шаблона и не спешить с арестами, то через эти группы можно основательно выявить еврейских националистов и в нужный момент нанести им удар».
Такие чекисты нужны были Сталину. Вождь Питовранова помиловал в 1952 году, принял в своём кабинете и вернул в МГБ. И стал генерал главным разведчиком. Затем в ГДР, как теперь о нём пишут, «провёл ряд крупных и высокоэффективных мероприятий по срыву антисоветских планов НАТО», работал в Китае, был начальником Высшей школы КГБ им. Ф.Э. Дзержинского. Сегодня на одном из интернет-сайтов (svr.gov.ru/history/pt.html) можно прочесть, что Питовранов был, оказывается, «по ложному обвинению освобождён от занимаемых должностей… В 1952 г. эти обвинения были сняты как необоснованные… В 1999 году скончался… награждён многими орденами и медалями, является почётным сотрудником госбезопасности». Даже книгу о нём написали с посвящением, как «одному из наиболее деятельных, честных и принципиальных руководителей спецслужб».
«Мёрфи»-Шлюгеру не повезло, поскольку он попал в последнюю сталинскую чистку МГБ по линии «сионистского заговора». Он был освобождён, но в партии и в органах не восстановлен. Устроился работать в планово-производственный отдел ремонтно-строительного управления, где дослужился до начальника. До конца жизни над ним висело обвинение в участии в «деле Афанасьева». В мае 1963 года он в последний раз молил прощения у Хрущёва: «Кого вы станете судить, Никита Сергеевич, автора сценария, режиссёра, поставившего картину, или артиста, сыгравшего в ней роль, если потом окажется, что фильм и заглавная роль порочны?.. Я не заводил дело на тов. Афанасьева, разработку его не вёл, я был совершенно в другом отделе, никаких предложений не вносил и не знал даже, насколько достоверны имевшиеся данные, чтобы подозревать тов. Афанасьева».
А Александра Александровича Афанасьева после «разоблачения» Абакумова досрочно освободили из мест заключения в апреле 1952 года, а в мае назначили по специальности – начальником управления Дудинского порта в Красноярском крае. Только 30 января 1954 года Военной коллегией Верховного суда СССР дело было прекращено «за отсутствием состава преступления». Он вернулся в Москву и снова работал заместителем министра и начальником Главного управления Северного морского пути, тайну которого не выдал никому. 

Оцените статью
Тайны и Загадки истории
Добавить комментарий