Достижения клнннко-описательного метода, начиная с учения о пульсе, разра­ботанного в Древнем Китае, и включая описание У. Геберденом грудной жабы (1768), Ж. Буйо и Г. И. Сокольским ревматизма сердца (1836—1838); выдающиеся руководст­ва по анатомии сердца и его болезням — от Р. Вьесана (1715) и Ж. Сенака (1749) и до Дж. Хоупа (1832) ц У. Стокса (1854) — сами по себе не могли заложить ос­новы стройного учения о патологии сердечно-сосудистой системы.

В качестве слагаемых, сыгравших ведущую роль в создании этих основ, можно выделить, во-первых,  успеш­ную разработку клинической семиотики и диагностики болезней  сердца (в результате применении перкуссии и аускультации, использования достижений патологической анатомии) и, во-вторых, быстрое развитие физиологии, а на этом солидном фундаменте — инструментальных мето­дов изучения гемодинамики. Однако суммарное их воздей­ствие па клинику внутренних болезней сказалось только к концу прошлого столетия.

Открытие У. Гарвеем кровообращения (1628) — вели­кое достижение естествознания и капитальный вклад в создание теоретической основы медицины  Нового времени. Но ни в XVII, ни в XVIII в. оно не оказало реального влияния на врачевание: слишком велик был разрыв меж­ду анатомо-физиологическими  методами и мышлением на­туралиста, с одной стороны, и рутинными методами обсле­дования больного и врачебным мышлением, еще не изле­чившимся от последствий схоластической традиции, — с другой.

Общепринятая картина мироздания, возведен­ная в канон мировыми религиями средневековья, включала иерархическую вселенную Аристотеля и анатомо-физиологическую схему человека, по Галену. Эти представления к рассматриваемому времени были уже поколеблены Н. Коперником, предложившим гелиоцентри­ческую картину  мира, с которой   «…начинает свое  летоисчисление освобождение естествознания от теологии…», и  А. Везалием.

Гарвей вслед за Везалием нанес второй сокрушительный удар по схеме Галена. Обозначились признаки новой ориентации познания, направленного те­перь к цели господства человека над природой, появились пророки науки Нового времени — Ф. Бэкон и Р. Декарт.

Ко второй половине XVII в. измерение выдвигается как основополагающий метод, существенно потеснивший описание. В Англии — самой практичной стране века, формирующаяся наука Нового времени явственно сталкива­ется с необходимостью отделить научные выводы от дога­док и метафизических систем. В эту бурную эпоху, обозна­ченную в истории европейской культуры как время гениев, век научной революции, практическая медицина проходила мимо провидческих своих открытий. Не имен ни науч­ной теории, ни сколько-нибудь совершенных методов ис­следования, она просто не была готова к посвящению в пауки. Век Галилея, Декарта и Ньютона был веком ма­тематики, астрономии и физики, но не химии и медицины. Достоверность и точность становились знаменем естество­знания, но в медицине они преобразовали лишь отдельные фрагменты теоретического фундамента, что никак не от­разилось на диагностике и терапии.

Заменить бесплодное теоретизирование непредвзятым врачебным наблюдением, накоплением научных фактов и их систематизацией — такова была очередная задача ме­дицины. Поэтому величайшим врачом-мыслителем той эпохи выступает для нас не Дж. А. Борелли, применив­ший математический подход к определению механической работы сердца, или другой итальянский иатрофнзик — Дж. Бальиви, учивший, что сердце есть нагнетательный поршень, а сосуды — гидравлические трубки (справедливости ради отметим, что он отказался от каких-либо по­пыток перенести свои теоретические взгляды на врачебную практику); в равной мере и не лейденский профессор Сильвин (Ф. де ла Боэ), один из основателен натрохнмии, искавший «кислотную» или «щелочную» природу заболе­ваний и лечивший соответственно щелочами либо кисло­тами на фоне строгой диеты… Таким врачом-мыслителем выступает «английский Гиппократ» Т. Сиденгам.

Именно Т. Спдепгам (правильное произношение — Сайденхем; 1624—1689) во второй половине XVII в. вернул врачей к гпппократову представлению о медицине как искусстве, совершенствующемся путем изучения  больных, а не как о теоретической системе, которую следует при­менить к ним.

Труды Сиденгама выходили с 1666 г. один за другим в Лондоне и Амстердаме и составили в совокуп­ности подлинную энциклопедию практической медицины XVII в., основанной на наблюдениях у постели больного. Сиденгам поместил Гиппократа на знамени медицины. Но подобно лозунгу эпохи Возрождения — «Назад — к античности!», призыв Сиденгам служил лишь выражением нового самосознания, протестовавшего против господство­вавшей традиции, и звал вперед,  a не назад.

По пути Т. Сиденгам пошли многие врачи XVIII в. и среди них — Г. Бургаве и Г. Ван-Свнтен, основатели пер­вых клинических школ в современном понимании. Что касается всеобъемлющих и взаимоисключающих медицин­ских «систем» XVIII в., то по отношению к практической медицине они были не теоретическим фундаментом, не наукой, — они страдали топ самой дилетантской любовью к науке, от которой, по едкому замечанию Л. П. Герцена, «детей не бывает».

В XIX в. в клиническую практику вошли методы перкуссии и аускультации, разработкой которых (1808— 1S39) мы обязаны прежде всего парижской школе Н. Корвизара и Й. Шкоде.

С помощью этих методов удалось найти связь между симптомами, составляющими картину болезни, и патологоанатомическими находками в сердце. Но и этого — без капитальной теоретической осно­вы медицины и без созданных на этой основе методов изу­чения кровообращения — было явно недостаточно для формирования научной кардиологии.

Характерный исто­рический эпизод: ученик Корвизара Р. Лаэппек, подарив­ший медицине стетоскоп и аускультацию, не добился при выслушивании сердца того чудесного результата, какой он получил, выслушивая легкие, и в отчаянии отказался основывать диагноз пороков сердца на аускультативной картине. Деятельность названных здесь выдающихся вра­чей относится к тому периоду развития клиники внутренних  болезней, когда собственно история кардиологии еще не началась.

II этап

Начало истории современной кардиологии можно отнести  к 70-м годам XIX в.: в это время, опираясь на достижения  естествознания,  клиника  внутренних болезней в Германии в лице Л. Траубе первой свернула на путь последовательной разработки строго научных основ; внутренней медицины вообще и кардиологии в частности и  объявила экспериментальную патологию важнейшим  инструментом познания в клинических исследованиях.

Последние 3 десятилетия XIX в. заложили краеуголь­ные камни в теоретический фундамент медицины. На ос­нове работ К. Т. Бернара по Франции, физиологических школ И. Мюллера и К. Людвига в Германии, И. М. Сеченова в  России,  стремительно развивались физиология человека и экспериментальная медицина.

Л. Пастер, Р. Кох и их уче­ники открыли мир микробов — возбудителей болезней и наметили пути иммунотерапии. Р. Вихров и его последо­ватели завершили в общих чертах построение системы  представлений о морфологическом субстрате основных патологических процессов и болезней, начатое еще Дж. Морганьи столетием раньше.

Перкуссия, аускультация, тер­мометрия прочно вошли во врачебную практику. К концу рассматриваемого периода (1870—1900) медицина вста­ла, наконец, на естественнонаучные рельсы, по которым ей предстояло двигаться в новом — XX веке.

В истории естествознания этот период характеризуется (по Дж. Берналу) завершением построения великого здания — син­теза Фарадея и Максвелла в области физики и не менее великих синтезов Дарвина и Пастера в области биологии; он может рассматриваться как подготовка к предстояще­му новому скачку. Применительно ко всеобщей истории принято (в марксистской исторической науке) выделить, его как первый этап второго периода новой истории.

В рассматриваемой области внутренней медицины, за­нятой изучением сердечно -сосудистой патологии, лидеры клиники внутренних болезней, и в их числе С. П. Боткин и А. Л. Остроумов в России, У. Ослер в США, в этот пе­риод опубликовали труды, давшие исходный импульс к формированию кардиологии.

III этап

Наука о сердце, зачатая У. Гарвеем в XVII в., родилась доношенным плодом только в XX столе­тии. Но это явление было предопределено ходом развития медицины в предыдущем веке. Как отметил Ф. Энгельс, «… наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествовавшего поколения…». Требовались не только успехи в разработке семиотики и диагностики  болезнен сердца;   нужны    были     Вирхов  и преодоление его целлюлярной  патологии;  создание  школой  Людвига, а также Ж. Мареем  (Франция)  и другими исследователями приборов и методов изучении гемодина­мики; понадобились мышление врача-натуралиста и функ­циональный подход к проблемам патологии, чтобы форми­рование кардиологии состоялось.

На рубеже XIX—XX вв. в медицине выявился мето­дологический кризис; наиболее прозорливым клиницистам  было ясно, что, не перешагнув через узкие границы бактериологического «мопокаузализма» и патоморфологического взгляда на болезнь, клиническая наука не сможет дви­гаться вперед. Н

Научный функционализм получил особенно яркое и последовательное воплощение в руководстве «Бо­лезни сердца» (1008) Джеймса Маккензи (1853—1925), которого принято считать основоположником клинической кардиологии — не только в Великобритании, но и миро­вой.

Пьеру Потену (1825—1901) на ряду с Дж. Маккензи принадлежит исключительная роль в разработке графиче­ских методов исследования сердечно-сосудистой системы; широкую известность получила его монография о кровя­ном давлении (1902). Как и Анри Юшар (1814—1910), он опубликовал в конце XIX в. лекции о болезнях сердца, отразившие функциональный подход и получившие все­мирное признание.

Потен и Юшар но праву могут быть названы основоположниками кардиологии во Франции. Крупнейший немецкий интернист первой трети XX в. Фридрих Краус (1858—1936) опубликовал первую кли­ническую монографию по электрокардиографии (1910); наряду с Карлом Венкебахом (1864—1910), выдающимся специалистом по электрокардиографии, одним из создате­лей современного учения об аритмиях сердца, он может быть назван основоположником кардиологии в Германии и Австрии.

Международный авторитет всех упомянутых здесь терапевтов, их вклад в становление кардиологии столь высоки, что каждый из них, как и Маккензи, имеет все права именоваться одним из основателен современной кардиологии. К тому же периоду (1900—1917) относятся приоритетные исследования, выполненные в клиниках В. П. Образцова и М. В. Яновского — основоположников кардиологии в России, а также Джеймсом Херриком (1861 —1954), первым выдающимся кардиологом США, который наряду с В. П. Образцовым и Н. Д. Стражеско положпл начало современному учению об инфаркте мпокарда.

Никто из них не был узким специалистом; оригиналь­ность мышления, необычайно широкий кругозор, целеуст­ремленность отличали этих выдающихся представителей клиники внутренних болезней.

IV этап (1917—1950)

Дальнейшая разработка системы современных представлений   о    функции    органов
кровообращения в нормальных и патологических условиях приобретает все более выраженный коллективный характер, интернациональный итог складывается из дости­жении многих и  многих ученых и школ в разных странах. Но и в этой все возрастающей колонне исследователей бы­ли лидеры — те, кто шагал впереди, выбирая дорогу и освещая путь другим.

Среди них следует назвать прежде всего Томаса Льюиса  (1881—1945), одного из пионеров клинической электрокардиографии, автора    выдающегося руководства по болезням сердца (1932), и Джона Паркинсона (1885—197В), который прошел школу совместной работы с Дж. Маккензи и приобрел всемирную славу при­оритетными исследованиями в области электрокардиогра­фической диагностики, в том числе тонической диагности­ки инфаркта миокарда (совместная с его учеником Д. Бед­фордом публикация. 1928) — в Великобритании.

В одном ряду с ними стоят Лун Вакез (1860—1936), ученик П. Потена, автор ряда основополагающих работ по методам исследования системы кровообращения и выдающегося руководства по болезням сердца и сосудов (1921), и Камиль Лиан (1882—1969), один из родоначальников кли­нической фонокардиографии, широко известный также работами по сердечной недостаточности и ее лечению на­перстянкой, классическими руководствами но болезням сердца, — во Франции; Эрнст Ромберг (1865—1933) и Теодор Бругш (1878—1903), ученик Ф. Крауса, — авторы выдающихся руководств по кардиологии. — в Германии; Д. Д. Плетнев. Г. Ф. Ланг, Н. Д. Стражеско, В. Ф. Зеле­нин — основоположники кардиологии в СССР. Все они (в сущности представители не одного, а двух научных поко­лений) могут быть названы классиками кардиологии.
V этап

В рассмотренный период кардиология еще оставалась целиком в рамках общей терапии.    Дальней­шая дифференциация медицины привела в  1950—60-х го­дах к организационному оформлению    кардиологии    как самостоятельной области медицинской науки. Этому спо­собствовало в первую очередь успешное развитие ее тео­ретической базы. Во второй половине   века    применение электронной микроскопии, методов биохимии и биофизики позволило изучать взаимоотношения  структуры и функции сердца и сосудов на субклеточном и молекулярном уров­нях. Решительно изменились возможности диагностики и арсенал лечебных методов.

К началу 1970-х годов кардиология располагала собственной  организацией, включая международные сообще­ства ученых и специализированные национальные исследовательские центры, своими методами исследования и по­нятийным языком; высоко поднялся ее авторитет в обще­стве, удостоверяя ее социальную функцию и право на са­мостоятельное существование.

Среди основоположников этой новой, организационно сформировавшейся науки следует назвать прежде всего Иола Дадли Уайта (1881)— 1973, США): он принадлежал к тому же поколению, что и Льюис, Паркинсон, Лиан и Бругш, но его деятельность ученого-организатора в национальном и международном масштабе в 1940—60-х годах выделялась особой активно­стью и эффективностью. А. Л. Мясников сыграл анало­гичную роль в формировании кардиологии в СССР.

Получив суверенитет, кардиология не утратила нераз­рывной связи со своей, метрополией — клиникой внутрен­них болезней, обогатила ее за счет своих нестандартных методических подходов, теоретических и практических до­стижении. В то же время кардиологии нашла и постоянно укрепляет непосредственные контакты на стыке наук — как с торакальной и сосудистой хирургией, так и с неф­рологией, пульмонологией и другими терапевтическими дисциплинами.

В свою очередь внутренняя медицина про­должает оказывать прямое влияние на все более специа­лизирующуюся кардиологию. Эта взаимосвязь — питаю­щий источник, ибо забвение научных, практических, этиче­ских традиции внутренней  медицины означает неизбежное крушение    кардиологии   как   врачебной   специальности.

VI этап