“Комсомолка” побывала на уникальной выставке “Неизвестный Солженицын”, открывшейся в городе Гусь-Хрустальном. Среди множества материалов здесь не публиковавшиеся прежде фото из семейного альбома первой жены великого писателя Натальи Решетовской.
На снимках, сделанных самим Солженицыным или Решетовской, Александр Исаевич кажется очень трогательным. Вот он копается в огороде, вот с радиоприемником на грядках с горохом, вот гордо позирует перед “Москвичом”, купленным на гонорары за западные публикации “Одного дня Ивана Денисовича”… В общем, такой домашний, далекий от канонического образа вечного диссидента…
Место для нынешней выставки выбрано не случайно. После того как в апреле 1956 года Солженицыну была отменена бессрочная ссылка в Южном Казахстане, он перебрался во Владимирскую область, в поселок Мезиновский. Селиться ведь разрешалось за пределами
101-го км от Москвы… Первая супруга всегда оставалась в тени Солженицына, а ведь за 30 лет их семейной жизни им были созданы такие знаменитые произведения – “Архипелаг ГУЛАГ”, “Матренин двор”.
Специально для “Комсомолки” фотоархив Решетовской и историю ее брака с Солженицыным “рассекретил” самый близкий друг Натальи Алексеевны литературовед Николай Ледовских.
“Сначала были слезы…”
– Как Решетовская встретилась с Солженицыным?
– Любовь у них закрутилась в 1936 году – оба тогда учились в Ростовском университете, Решетовская – на химфаке, а Солженицын – на физмате. Чем обаял ее Александр Исаеич? Нет, не стихами, а… танцами. В университете образовалась танцевальная студия, и Солженицын увлекся танцами вместе с Решетовской – она была у него неотъемлемой партнершей…
А на четвертом курсе они решили пожениться. Причем скрыли это от родителей – не хотели расстраивать мам несвоевременной женитьбой. Солженицын был у матери единственным ребенком, воспитывала она его одна (отец писателя трагически погиб на охоте) и очень им дорожила… Солженицын с Решетовской зарегистрировались 27 апреля (он любил числа, кратные девяти) 1940 года. И в целях конспирации так талантливо склеили странички в своих паспортах, где стояли штампы о регистрации брака, что обе мамы абсолютно ничего не заподозрили. Но полноценное свадебное путешествие студенты себе все же устроили. Лето провели в Тарусе. В лесу Солженицын читал жене главы из “Войны и мира”, находя кое-где что-то общее в ней с Наташей Ростовой. И, только возвращаясь из медового месяца, они объявили мамам и всем знакомым о своем супружестве.
– Но брак оказался для Решетовской очень драматичным…
– В марте 1945-го неожиданно вернулось посланное ею на фронт письмо мужу с пометкой: “адресат выбыл”. Полетели запросы в часть, но в ответ – молчание. И вдруг в июне звонок из Москвы от тети Солженицына: “Я отнесла ему сегодня передачу…” Эта фраза Наталье Алексеевне сказала все. Кстати, как потом она мне говорила, ее тогдашнее состояние как нельзя более точно Солженицын передал “В круге первом”: “Сначала были слезы. А затем она узнала, что муж в тюрьме, – и осветилась, повеселела. Какое счастье, что не 25 и не 15! Только из могилы не приходят, а с каторги возвращаются!”
Она умудрялась при существовавшей тогда карточной системе посылать мужу посылки. Экономя, от себя отрывая: сахар, бумагу, карандаши и, главное, книги. Она впоследствии напишет в своих мемуарах: “Покупала по карточкам селедку и меняла ее на сыр и сало”. Делала все возможное, чтобы муж на зоне не думал о хлебе насущном… В архиве Решетовской сохранилось 172 тюремно-лагерных письма и 13 открыток Александра Исаевича.
– У Солженицына “В круге первом” есть фраза: “Если мужья сидят в тюрьме, то вернее всего – изменять им, тогда после выхода они будут нас ценить”. Это его сугубо автобиографический вывод?
– Как сказать… Наталья Алексеевна лелеяла мечту дождаться мужа. Но годы шли, а супруг писал: “Вера в амнистию угасает”… И тут на жизненном пути ей встретился коллега, профессор Рязанского медуниверситета Всеволод Сомов. У него двое мальчишек-погодков, и Решетовская свои нереализованные материнские чувства обрушила на них… Она же еще от Солженицына хотела ребенка. Даже забеременела, но Солженицын все-таки настоял на аборте. Он дал осложнения, и детей Решетовская больше иметь не могла. Да, она была счастлива с Сомовым и, когда говорила, что Бог послал ей этих двух мальчиков, не кривила душой.
|
– Когда же они с Солженицыным начали строить семейную жизнь заново?
– Их общие друзья живут в Москве, и однажды в гостях у них она и увидела освободившегося Александра Исаевича. Она вспоминала, что заговорили они так свободно и просто, будто не было долгих лет разлуки, будто вообще ничего между ними не произошло. Они вышли на улицу, шел мелкий дождь. Укрывшись в каком-то подъезде, Солженицын из кармана пальто достал задачник по арифметике со словами: “Разорви обложку книги – и что-то там увидишь”. Она пришла к подруге домой, судорожно расчленила картонку – а внутри посвященные ей лагерные стихи. Ее встреча с мужем перевернула душу и разбередила чувства. Солженицын вновь наполнил ее сознание, она даже Сомова стала называть его именем…
Окончательно они воссоединились во Владимирской области, в поселке Мезиновский. Когда она приехала, Солженицын встретил ее на станции, пока шли, у каждого стожка целовались. Во время одного поцелуя Решетовская так сильно запрокинула голову, что шляпка свалилась. “Как ты похорошела”, – не уставал восторгаться писатель.
“Как ты можешь хоронить живого?”
– Можно ли назвать Наталью Алексеевну музой Солженицына? При ней он написал произведения, принесшие ему всемирную славу, получил Нобелевскую премию…
– Больше того – она в нем растворилась. Вся была подчинена его творчеству: печатала на машинке все его произведения. Своим служением Мастеру она очень походила на Софью Андреевну Толстую. Говорят же – “как у Христа за пазухой”. Вот “за пазухой” у Решетовской Солженицын и был. Пожив на Владимирщине, он переехал к жене в Рязань. Чтобы его не записали в тунеядцы, устроился учителем на минимальную ставку. Деньги приносил чисто символические. А дома тайно писал. Наталья Алексеевна была заведующей кафедрой химии в сельхозинституте в Рязани, получала солидную профессорскую зарплату – 320 рублей. Жили замкнуто, гостей не приводили, сами редко выбирались к знакомым. Поход в театр или кино – по строго установленному графику, 2 – 3 раза в месяц, не чаще. “Саня был похож на заведенную машину – все писал, писал…” – часто вспоминала она.
Тихое житье оборвалось разом – когда Александр Исаевич признался жене, что у него роман с другой Наташей, ставшей впоследствии его второй женой. Для 50-летней женщины это было потрясением. Солженицын деликатно уговаривал ее на развод, но Решетовская ни в какую. В смятенных чувствах она пыталась покончить с собой: выпила 35 таблеток мединала. Спас ее Солженицын. Это случилось на даче ночью: он по обыкновению творил, а Решетовская спала в соседней комнате… Александр Исаевич был нетерпим к малейшему шуму, работал в полной тишине и жену приучил к этому. И вот со стола у него неожиданно упала книга, с грохотом. Поднял ее с пола и вдруг заподозрил – почему жена не выскакивает из спальни, не беспокоится, как обычно: “Что случилось, Саня?” Вбегает в комнату – жена без чувств, а на тумбочке – остатки снотворного. Солженицын срочно вызвал жившего рядом врача, а тот – “cкорую”. Три дня она провела в коме, едва выкарабкалась с того света.
– Но развод все же последовал?
– Да, три года Солженицын его добивался. Дав ему свободу, Наталья Алексеевна приехала на их дачу в подмосковной Борзовке и под ореховым деревом выкопала “могилку”, положив в нее самую любимую фотографию уже бывшего мужа. Скашивая траву, Солженицын наткнулся на собственную “могилу”. И устроил ей скандал: “Как ты можешь хоронить живого и близкого тебе человека?”
– Как потом сложилась жизнь Натальи Алексеевны?
– Замуж она так и не вышла. У нее были теплые отношения с Натальей Дмитриевной, второй избранницей писателя. При мне она однажды приехала домой к Решетовской, поговорили по душам. Я ушел на кухню, а две Натальи остались наедине. “Что вам сказала Наталья Дмитриевна?” – немного бестактно спросил я у Решетовской. “Она попросила у меня прощения”, – коротко ответила она и больше никогда не распространялась на эту тему. А Наталья Дмитриевна и сам Солженицын не забывали Решетовскую. Под конец жизни, когда она лишилась зрения и была практически прикована к постели, Александр Исаевич оплачивал сиделку и делал все возможное, чтобы облегчить ее страдания…
Решетовская часто говорила о себе – “у меня жизнь с душою Солженицына”. Даже под подушкой держала ключ от своей квартиры: “Если Саня все же приедет, вручу ему этот ключ со словами: “Ты всегда вхож в мой дом”.
