Как-то профессор-психиатр объяснял мне, молодому репортеру, что такое «бред времени». Это когда специфика эпохи влияет на патопластический аспект заболевания. Например, всегда и всюду шизофреники жалуются, что их облучают из-за стенки. Но в 1930-е облучали троцкисты, в 1970-е – инопланетяне, в 1980-е – экстрасенсы.
Я вспомнил этот разговор, листая уголовную хронику 1920–30-х годов. В тогдашних делах о мошенничестве – тоже свой патопластический аспект.
Брат наркома
1920–30-е – суровая эпоха: коллективизация, индустриализация, репрессии, накал страстей, тектонические сдвиги – железное время железных людей. Но характерно – именно в те времена написаны лучшие «плутовские романы» отечественной литературы – «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
«По всей стране, вымогая и клянча, передвигаются фальшивые внуки Карла Маркса, племянники Энгельса, братья Луначарского, кузины Клары Цеткин или на худой конец потомки знаменитого анархиста князя Кропоткина». Балаганов, Паниковский и Бендер, как известно, выдают себя за сыновей лейтенанта Шмидта. Ильфу и Петрову встреча трех жуликов в Арбатовском исполкоме требовалась для затравки сюжета. Сам собой отпадает вопрос – а зачем прикидываться детьми славного революционера? Ну, выпросил Бендер восемь рублей и два талона на обед – и все.
Но вот реальный персонаж эпохи – гражданка Смирнова. Ее задержали в 1925‑м. Смирнова в поездах знакомилась с разъезжающими по делам губернскими начальниками, называла себя племянницей Каменева, потом по-приятельски заглядывала к ним домой или на службу (кто ж не рад родственнице главы Совета Труда и Обороны!) – и обворовывала.
А история, случившаяся тогда же в Гомеле (ее рассматривала потом местная РКИ – рабоче-крестьянская инспекция), попала даже в «известинский» фельетон. В некое серьезное учреждение заявился солидного вида товарищ. Сказал, что перекинут из Москвы на укрепление. Мимоходом обронил, что является братом наркома такого-то (имя газета не называла). Приезжего немедленно оформили, выдали аванс. Кроме того, сослуживцы тоже кинулись выручать нового коллегу – предлагали у них одолжиться. Некоторые ради этого срочно взяли деньги в кассе взаимопомощи.
Назавтра «брат наркома»
исчез – сами понимаете, с концами.
Впрочем, после 1925 г. на Каменева стало уже опасно ссылаться (был уже не членом Политбюро, а одним из вождей оппозиции). И прочих вождей-наркомов мало-помалу смещали, перемещали, отодвигали… Понадобились новые «легенды».
Рядом с героем
1 апреля 1935 г. в городе Георгиевске сотрудники НКВД задержали троих аферистов – мужчину и двух женщин. Об их аресте сообщила как местная пресса (газеты «Северокавказский большевик» и «Молодой ленинец»), так и центральная. Отмечалась лопоухость секретаря райкома т. Чельяна, а также районной газеты и того же «Северокавказского большевика». Чельян задержанных жуликов сопровождал в поездках, районка эти поездки освещала, а «Большевик» дал большое интервью с одной из мошенниц.
Хотя особой беды задержанные не натворили. Ну, по колхозам окрестным попутешествовали, ну, перед трудящимися выступали. Наверное, им столы накрывались, наверное, дарили чего-нибудь… В любом случае материальный ущерб был невелик. Зато моральный… Всему советскому народу в душу плюнули!
Год назад на экраны страны вышел фильм «Чапаев». Жулики выдавали себя за Анку, Петьку и Петькину мать.
Гроссмейстер Шкрябков
«– Гроссмейстер О. Бендер! – заявил Остап. – Устраиваю у вас сеанс одновременной игры».
– Гроссмейстер Вортман! – представлялся, наверное, Шкрябков. И тоже предлагал сеанс.
Очень хочется предположить, что Ильф и Петров, именно услыхав про этого человека, придумали Васюкинский турнир. Однако – не сходится. Шкрябкова повязали в 1936-м, через восемь лет после выхода «Двенадцати стульев». Другое дело, что здесь тоже специфика времени: шахматы тогда были невероятно популярны. Ласкер, Капабланка, гордость СССР комсомолец Ботвинник, Алехин проиграл Эйве, в Москве начинается международный турнир – все это в 1930-е сенсации первого ряда.
Со Шкрябковым угадывается свой сюжет. Он явно был шахматистом хорошего класса, со связями в этой тусовке. Видимо, ленинградец (гонялся за ним тамошний угрозыск). В 1928-м за что-то судился. Дали шесть с половиной лет. Из заключения бежал. Дальше надо было жить, находясь в розыске. И Шкрябков придумал «крышу», соответствующую всем законам жанра: что на виду – искать не будут.
С помощью приятелей он выкрал печать и бланки всесоюзного шахматного журнала, сделал себе командировочные удостоверения – и начал колесить по стране, давая сеансы одновременной игры. Сеансы были платные. По логике, Шкрябков вполне мог так существовать довольно долго. Тем более что по ходу дела он у разных людей стащил документы и далее путешествовал то как Вортман, то как Купцов.
Но любой, имевший дело с блатными, знает: есть среди них ребята, которые просто физически видеть не могут плохо лежащую вещь. Шкрябков, похоже, был из той же породы. Милиция обратила внимание: в разных городах страны в помещениях, где проходили сеансы, стали обнаруживаться кражи. Очень долго, как отмечал судебный отчет, никому в голову не приходило грешить на заезжего гроссмейстера. Как и на его друзей – милых, интеллигентных молодых шахматистов-ленинградцев. Однако постепенно все стало складываться одно к одному.
Заметим, шахматы – игра интеллектуальная. И сеансы проходили нередко в местах соответствующих – в вузах, НИИ. И кражи (помимо обычных, денежных) тоже случались колоритные. Шкрябков «со товарищи» сперли, например, пальто академика Левинсона-Лессинга. В Харькове – три микроскопа. Несколько раз уворовывались шахматные часы.
Это вам не Рио-де-Жанейро!
Мошенничество, конечно, самый артистичный вид преступлений. Но мерзость, как и любая уголовщина. Вот, скажем, Виноградов, которого судили ровно 70 лет назад, в июле 1940-го, – он выдавал себя за прокурора и вымогал деньги у родственников осужденных за якобы возможность освобождения. Что тут скажешь? Хочется верить, что в камере ему попались соседи с тяжелыми кулаками. Но и в виноградовской истории – специфика времени. Раздобыв фальшивые документы, он заодно и с директора фабрики «Звукозапись» стряс пачку дефицитных пластинок с популярными мелодиями. Бесплатно обедал в ресторанах. А однажды – эх, круто! – как представитель прокуратуры прошел на пивзавод и поучаствовал в сеансе дегустации новой продукции.
И в этих пластинках, и в халявном пиве есть что-то умилительное. Предел удовольствий соответствовал общему уровню жизни.
Впрочем, не будем вдаваться в рассуждения о том, что в те времена вообще жили трудно, но в основной массе честно, что, несмотря на перегибы… Всякое случалось. Если в 1942-м (знаменитая сегодня история) дезертир и лжеполковник Павленко ухитрился создать целую фальшивую военно-строительную часть, благополучно просуществовавшую под носом у чекистов 11 лет, – что ж, на пустом месте такие кадры не вырастают, и не надо сказок про всеобщую идейность. Другое дело, что политическим нонконформизмом мошенники уж точно не маются, они-то как раз под власть мимикрируют.
Остап Бендер, потеряв свой миллион, решил, как известно, переквалифицироваться в управдомы. Можно представить дальнейшее. Остап действительно забился в уголок, сидит в тихом кабинетике. Однако натуру не переделаешь, и великий комбинатор по-прежнему по-маленькому мухлюет – с унитазами, ремонтами, трубами…
Но над рабочим столом при этом – собственноручно повешенный портрет Сталина.
