Днем 20 июня ливневые дожди (за сутки выпала месячная норма осадков) и обильное таяние снегов в горах вызвали резкое повышение уровня воды в реках Карачаево-Черкесии. Уже к шести вечера горные реки просто взбесились. Первыми пострадали аулы и поселки по берегам Теберды и Кубани – вода сносила бетонные мосты, линии электропередачи, насосные станции, кирпичные жилые дома и хозяйственные постройки. Бешеные потоки несли по ущельям автомобили, домашних животных, шкафы, сундуки, телевизоры. В некоторых местах к наводнению добавился сход селевых лавин, которые низвергались с высоты двух тысяч метров. «Такого ада в наших краях никогда не было», – рассказывали старики. Местные власти, не имея связи с республиканским центром, не могли попросить о помощи и при спасении людей обходились собственными силами. К слову сказать, в районах было сделано все, что возможно.
Работников БСК-1 о надвигающейся воде никто не предупредил. Впрочем, все равно действовали бы, как и в ночь с 20 на 21 июня. Чтобы понять, чем были продиктованы те или иные действия этих людей, объясню, что собой представляет БСК-1.
Первая очередь Большого Ставропольского канала была сооружена в 60-е годы. Она включает в себя Усть-Джегутинское (головное) водохранилище, водозаборные шлюзы, канал и водосбросные шлюзы. БСК-1 выполняет единственную функцию – водоразделительную: вода из Кубани поступает в водохранилище, а оттуда самотеком идет в канал и в нижний бьеф (то есть в Кубань, вытекающую из водохранилища).
Максимальная подача воды в канал 180 м3/сек. В Кубань, дабы река не пересохла и не приказали долго жить местная флора и фауна, постоянно сбрасывается 5 м3/сек. При сильном паводке этот объем может быть увеличен до
770 м3/сек. Кроме того, существует норматив на так называемый «катастрофический сброс» – 1440 м3/сек. По теории вероятности, это может случиться раз в тысячу лет. При большем объеме сбрасываемой воды шлюзы должны были просто разрушиться.
Для бесперебойной работы канала в водохранилище необходимо поддерживать определенный уровень воды, для чего предусмотрено его заиливание. К моменту стихийного бедствия в водохранилище, рассчитанном на 36 миллионов кубов, находилось 23,3 миллиона кубов ила, причем не мягкого и пушистого, а селевого – с гравием, валунами, огромными корчагами деревьев.
 |
Канал, по которому вода подается на Ставрополье, проходит по возвышенности (60–100 метров), занимая господствующее положение по отношению к городам Усть-Джегуте, Черкесску и к селу Знаменка, к сельхозугодьям и частным дачам. На территории Карачаево-Черкесии его пересекают шесть мелких речушек – Джегута, Джеганас, Абазинка, Топка, Овечка, Ореховая Балка. Они текут под каналом в специальных ливнепропускных трубах. И хотя речки эти воробью по колено, канал в местах пересечения охраняют высокие, 25–28 метров, насыпи.
Днем 20 июня ситуация на БСК-1 опасений не внушала. С увеличением объема воды в водохранилище постепенно увеличивался ее сброс в канал и в Кубань. Но к вечеру Джегута и Джеганас, а вслед за ними и другие речушки на глазах стали превращаться в бушующее море, затапливая территорию по правой стороне канала, где вскоре вода поднялась на 28 метров! Ревущие волны, стремительно перебрасывая валуны, огромные трубы, шпалы с рельсами, стали захлестывать канал. В полночь вода по каналу вместе с мусором понеслась вспять. У работников БСК от увиденного буквально волосы встали дыбом. Ведь канал, проходящий в земляном русле, не имеет облицовки. Стремительный поток в любую минуту мог легко «разрезать» левую насыпную дамбу, и тогда воды взбесившихся речушек и вода, скопившаяся в канале, всего около 60 миллионов кубов, с высоты обрушились бы на спящие города и села Карачаево-Черкесии. И помчались бы дальше – на Ставрополье и Краснодарский край, сметая все на пути. Выход был только один – сократить подачу воды в канал до минимума. Это и сделали. Всю ночь канал питала вода только из речушек, и ГЭС, построенные на канале, работали бесперебойно, на полную мощность.
Тем временем уровень воды в водохранилище стал подниматься небывалыми темпами. К ночи вода затопила подстанцию, находящуюся на восточном берегу водохранилища. Головное сооружение БСК осталось без электричества. Женщины-гидрологи, замеряя уровень водохранилища, бегали по галереям по колено в ледяной воде, освещая дорогу керосиновыми лампами. Все работники БСК – и рабочие, и руководство – крутили воротки, вручную поднимая затворы шлюзов (чтобы затвор поднялся на один сантиметр, надо сделать 120 оборотов воротком), пока не заработали дизели. Но вскоре вода затопила и дизельную. Пришлось подключать передвижную подстанцию.
«К двум часам ночи в водохранилище, рассчитанном на 34 миллиона кубов, находилось 50 миллионов, – вспоминает главный инженер БСК-1 Виктор Васильевич Санько. – До гребня дамбы водохранилища оставалось двадцать сантиметров. Перелив через гребень – это гибель любого гидротехнического сооружения. Если бы вода размыла дамбу, она пошла бы вместе с илом вниз. Пойма Кубани способна принять 20 миллионов кубов, остальные тридцать понеслись бы по долине до самой Ставропольской возвышенности. Поэтому с часу ночи до восьми утра мы были вынуждены сбрасывать в Кубань по 1700 кубов в секунду».
Ту жуткую ночь работницы БСК-1 и сегодня вспоминают с содроганием. Все они прекрасно осознавали, что водохранилище и гидроузел могут не выдержать такой воды и первыми погибнут именно они. Им бы, плюнув на нищенскую зарплату в 900 рублей, бежать к своим родным, поднимать их и увозить подальше от этого ужаса. Но они делали то, что положено по инструкциям. А вода несла в шлюзы деревья, остатки строений, легковые автомобили. Все это с грохотом билось о стенки гидросооружения. Сорвало земснаряд – здоровенный корабль, – и вода играючи стала швырять его на шлюзы. Если разрушится хоть один шлюз – пиши пропало! Но Бог миловал, земснаряд со свистом и воем улетел в Кубань. Всю ночь женщины держались героически. И только утром, увидев водохранилище во всей его затопленной «красе», стали благодарить за спасение Бога и советских строителей, плакать и пить сердечные средства.
После той страшной ночи для них наступили черные дни. Местные жители, те, кто поверил губернатору Краснодарского края, обвинившему во всех бедах работников БСК, даже кричали им вслед: «Убийцы!» Начались допросы в прокуратуре. Чуть ли не каждый день наезжали комиссии – специальные, ведомственные, межведомственные.
 |
«После двухмесячных разбирательств специалисты пришли к выводу, что в аварийной ситуации мы действовали правильно, сохранили сооружения, что их разрушение могло бы вызвать еще большую катастрофу, – рассказывает мне Виктор Санько. – Прокуратура в наших действиях состава преступления не нашла. Но об этом мало кто знает. Зато обвинения прозвучали на всю страну. Будто мы быстро открыли все затворы и пустили волну, которая разрушила дома на Ставрополье и в Краснодарском крае. Обвинение глупейшее: быстрое открытие затворов создает так называемый гидроудар – волна бьет на конец лотка быстротока (длина его 192 метра) и мгновенно возвращается к шлюзам, разрушая их в течение пяти минут… Другие уверяли, что наши неправильные действия стали причиной разрушения Барсуков. Но мы-то сбрасывали в Кубань по 1700 кубов в секунду, о чем и известили Невинномысск, к которому наша вода подошла через двенадцать с половиной часов. А в Невинномысске сбрасывали уже по 4000 кубов – из-за того, что в Кубань впадают реки Большой и Малый Зеленчук, где вода в ту ночь тоже шла валом. Но этого почему-то никто не учитывает».
Приехавший из Москвы важный чиновник, ругаясь, носился по гидроузлу и никаких объяснений слушать не хотел. Кричал: «У вас затворы заржавели, вы их поднять не могли, вот и наделали столько беды!» Но затворы эти старый рабочий Магомед Аджиев содержит в идеальном порядке. Разобравшись во всем, чиновник на прощание проникновенно произнес: «Мужики и бабы! При сбросе в 1441 куб вы могли бы с чистой душой убежать и спасаться, ведь здесь все должно было разрушиться. Вашим БСК должно было заниматься МЧС, кто угодно, только не вы. Я приехал ругать, а вас награждать надо…»
Вряд ли работники БСК дождутся каких-то наград. А потому назову тех, кто в ночь с 20 на 21 июня спас от верной гибели сотни тысяч жителей Карачаево-Черкесии, Ставропольского и Краснодарского краев. Это два директора БСК (нынешний и бывший) Г.Ш. Исмайлов и У.Ю. Байчоров, главный инженер В.В. Санько, начальник участка Э.И. Урусов, инженер Р.Я. Яровая, энергетик А.П. Яровой, техник-диспетчер С.А. Михайлина, техник-гидролог С.Ф. Фокина, слесарь М.К. Аджиев.
Сегодня эти люди мечтают не о наградах, а о том, чтобы зарплата стала чуть повыше, а то даже на еду не хватает; чтобы их родное Министерство сельского хозяйства выделило деньги на бензин (протяженность БСК-1 – 158 километров, пешком не набегаешься) и оплату электроэнергии (ее то и дело отключают за долги), на очистку водохранилища, ремонт канала и реставрацию головного сооружения. Если не провести ремонтные и реставрационные работы, еще одного наводнения Большой Ставропольский канал просто не выдержит. А кто может гарантировать, что стихия не обрушится на Карачаево-Черкесию уже будущей весной?
Не буду перечислять, сколько дорог, мостов, подстанций, газопроводов, железнодорожного полотна, посевов было уничтожено в Карачаево-Черкесии. Цифры эти известны федеральному центру, и республике, хочется верить, помогут. А помогут ли жителям двадцати пяти аулов, сел, хуторов и двух городов, оказавшихся в зоне затопления? По официальным данным, полностью разрушено 505 домов, подтоплено 5173. Сразу после бедствия правительство РФ пообещало выдать пострадавшим, полностью лишившимся жилья и имущества, сертификаты на приобретение квартир или домов и по 50 тысяч рублей. Тем, чьи дома были подтоплены и чье имущество пострадало частично, – по 20 тысяч.
 |
Около десятка подтопленных домов посетила я в Черкесске, в районе радиозавода (всего тут было затоплено более 300 домов, пострадали 1240 человек). Поскольку картина всюду практически одна и та же, расскажу о конкретной среднестатистической семье, проживающей по улице Набережной.
Светлана М. – сотрудник научно-исследовательского института, ее муж – преподаватель института. Старшая дочь учится в ставропольском институте на платной основе, младшая в этом году поступила в черкесский колледж. Общий доход семьи около четырех тысяч рублей. Кормились в основном с приусадебного участка – выращивали овощи, зелень, ягоды, держали кур.
«Если бы нас о наводнении предупредили заранее, мы хотя бы вывезли вещи и мебель. Когда в полдень у соседей в огороде появилась вода, мы позвонили в МЧС, – делится наболевшим Светлана. – Нам ответили, что у них никакой информации о затоплении нет, и посоветовали сидеть спокойно. У нас и раньше временами затапливало огороды, но особого вреда это не наносило. А тут видим, вода поднимается все выше и выше. Звоним в мэрию, никто не отвечает. Дежурная по ГУВД ответила, что они наводнением не занимаются, вот будет у нас драка или кража, тогда отреагируют. В десять вечера по дамбе прошла милицейская машина с громкоговорителем: «Срочно покиньте район, идет большая вода». Схватили теплые вещи для дочерей, документы и побежали. Ночевали у родственников. Когда утром вернулись, по нашей улице плавали резиновые лодки – ребята из республиканского МЧС, усталые, мокрые, голодные, продолжали эвакуировать одиноких стариков. Двое суток стояла вода, на третьи стала спадать. Пробрались в дом и не узнали его. Все комнаты и кухня были затоплены наполовину. А когда вода ушла, на полу остался толстый слой вонючего ила, смешанного с глиной. Выгребли это дерьмо, а весь пол встал горбом. И вообще… штукатурка обвалилась, обои висят лохмотьями, разбухшие двери не закрываются. Вонь не выветривается. У нас неделю не было ни воды, ни газа, ни света. Если бы не врачи с санэпидстанции, которые быстро сделали всем необходимые прививки и вывезли трупы животных, кто знает, какую заразу мы подцепили бы. Транспорт, который вывозил мусор, на третий день перебросили в другой район, дамба осталась без ремонта. «Утопленники» нашего микрорайона перекрыли трассу, четыре часа стояли под проливным дождем, требовали, чтобы приехал президент Карачаево-Черкесии Семенов и объяснил, сколько мы будем так жить. Не дождались. Прошло два месяца. Дамба так и не приведена в порядок, улица вся в глине, без резиновых сапог в город не выбраться, на обочинах горы мусора…»
За два прошедших месяца Светлана с мужем, заняв деньги, привели в порядок только две комнаты – сменили полы, побелили стены. На ремонт других комнат денег нет. Практически вся мебель либо развалилась, либо расслоилась. Была одна радость – мало пострадал белый спальный гарнитур, купленный лет пятнадцать назад. Но через несколько дней и эта кровать под хозяйкой развалилась. Холодильник, стиральная и швейная машины, пылесос и телевизор, ковры и шторы пришли в негодность. Почти все книги, а собирали их не одно десятилетие, теперь только на помойку. Обувь, вещи и белье безнадежно испорчены.
Утраченное имущество описывали несколько комиссий. Обещанные правительством 20 тысяч рублей семья ждет уже два месяца. Побывав в мебельных магазинах Черкесска, могу сказать, что на 20 тысяч можно купить только пару самых дешевых двуспальных кроватей, шкаф, письменный стол, четыре стула, кухонный стол и табуретки. На одежду и обувь не остается, о холодильнике и другой бытовой технике и говорить не приходится.
Если бы пострадавшим выделили компенсацию за утраченный урожай, можно было бы сделать какие-то запасы на зиму. Но – не положено, как и за машину, которая была залита водой. Местный умелец в долг разобрал ее, промывает каждый винтик, а будет ли толк, трудно сказать.
 |
В первую неделю после наводнения семья Светланы получила материальную помощь – восемь тысяч рублей. Поскольку продовольственные запасы превратились в кашу, им выдали и гуманитарную помощь. На четыре человека двенадцать килограммов муки, по килограмму гречки, сахара и макарон, по банке тушенки и сгущенки. В следующий раз – тушенку и сгущенку с истекшим сроком хранения и по пять килограммов странной пшеничной крупы, которую ест только дворовый Бобик. Больше за продовольственной «гуманитаркой» Светлана не ходила. Хорошо, что по приглашению губернатора Аяцкова дочери Светланы полтора месяца отдыхали в Саратовской области, а то пришлось бы папе с мамой еще туже затягивать пояса.
Органы соцобеспечения обещали помочь вещами, но то, что предлагалось, годилось разве только для бомжей. «Привозили и новые вещи, белье, одеяла. Но никто из наших соседей их не получил, – продолжает Светлана. – Позже в соцобеспечении объяснили, что это была адресная помощь – от карачаевской диаспоры. Ну что ж, молодцы, сумели организовать… Черкесская диаспора, я думаю, не беднее. Впрочем, Всевышний им судья. Да, чуть не забыла. В качестве гуманитарной помощи нам выдали еще по полтора мешка цемента и сулят по полтора листа шифера подарить…»
Светлана с мужем не один десяток лет платят членские взносы в образовательном профсоюзе. Когда случилась беда, им пообещали помощь. Неделю собирали справки – получили на двоих тысячу рублей. Вот если бы муж был в другом профсоюзе!
Спасибо, сослуживцы скинулись, хотя у самих зарплаты – кошкины слезы. Родственники из аула поделились картошкой, привезли дверь, матрацы, одеяла, подушки (с дорогой душой дали бы еще, но в сельской местности народ копейки считает не первый год), да мама Светланы отдала половину своей пенсии.
Как известно, дети из пострадавших от наводнения семей имеют льготы при поступлении в институт. Попросила Светлана: если есть возможность, пусть правительство оплатит в этом году обучение старшей девочки в институте. Ответа не получила. Между тем ходят слухи, что под видом «утопленников» в институты поступили те, кто от наводнения не пострадал. Может, пригласить для проверки этих фактов контролеров Счетной палаты РФ?
На Набережной улице проживала многодетная семья – родители, 25-летний сын-инвалид, трое девочек – 17, 14 и 11 лет. Мать – гипертоник, на работу ее брать никто не хочет. Отец попал под сокращение. Но до наводнения в отчаяние никто не впадал. Урожай с приусадебного участка, куры, утки, кролики с голоду помереть не дали бы. Теперь от хозяйства осталось только семь уток, крохотные котята – выжили, двое суток провисев на ковре, – да хрен, заполонивший весь огород. Дом полностью разрушен.
 |
Получили по две тысячи на брата. На эти деньги сняли крохотный домик без удобств: ни постирать, ни вымыться. Каждый день все семейство копается в развалинах, безуспешно пытаясь извлечь хоть что-то уцелевшее. Ведь остались только в том, в чем убежали из дому. Из ношеной «гуманитарки» мать выбрала себе халат, отцу – бамовскую куртку, дочерям – по маечке. А осень вот она, на носу…
Компенсации за утраченное имущество не получили. Квартиру им поначалу предлагали двухкомнатную, из старого фонда. Но без огорода и хозяйства семье просто не выжить. Теперь обещают в сентябре дать жилищный сертификат. Удастся ли что купить?..
Из всех населенных пунктов Карачаево-Черкесии больше всего пострадал Эркен-Юрт. Кубань ворвалась на его улицы 21 июня в два часа ночи. В зоне подтопления оказалось 340 домов, из них 119 имеют значительные трещины и требуют капитального ремонта, 101 дом разрушен полностью, без крова осталось более трехсот человек.
Прослышав, что восстановительные работы в ауле идут полным ходом, отправилась посмотреть. Увы! В Эркен-Юрте и конь не валялся. Нет, местные власти хоть сегодня готовы начать строительство. Участки уже выделены, но к ним надо подводить газ, свет, воду. Средств на это у района нет. Присмотрели на заводе блочные дома, но Москва вот уже полтора месяца тянет с финансированием. Говорят, премьер Касьянов и глава Госстроя Шамузафаров никак не решат, сколько денег давать на жилье.
На мой взгляд, жителей КЧР подвел менталитет. Надо было селиться в палаточных лагерях, собирать митинги, приглашать журналистов, телевидение и кричать погромче. Глядишь, и к ним прилетел бы уж если не президент, то хотя бы министр МЧС. А в Эркен-Юрте уже на второй день одиноких стариков разместили в детском саду, а остальных пострадавших приютили родственники и знакомые. То же самое было в аулах, где живут ногайцы, черкесы, карачаевцы. Не принято у горцев бросать людей без помощи. Вот и спят в одной комнате вповалку по десять человек, вот и делят на всех и без того скудные запасы. И терпеливо ждут, когда же Москва вспомнит об «утопленниках».
 |
| Жилища рушились как карточные домики, и улицы превратились в реки |
Незадолго до моего отъезда из республики президент Семенов торжественно вручил пострадавшим из Карачаевского района ключи от десяти квартир. Казалось бы, можно порадоваться за людей. Только вот в квартирах еще нет ни воды, ни газа, да и расположены они в умирающем поселке, где работу днем с огнем не сыскать.
Вообще в истории с сертификатами и компенсациями много негативных моментов, которые аукнутся впоследствии. В начале сентября пообещали начать выдачу жилищных сертификатов из расчета 18 метров жилой площади на человека по цене 4250 рублей за квадратный метр. В соседнем Ставрополье цена квадратного метра – 6330 рублей. Почему Госстрой с Минфином обделили Карачаево-Черкесию – непонятно. Жилищный рынок в республике небольшой. Цены на дома и квартиры после наводнения взлетели. На выделяемые деньги одинокий человек сможет купить лишь какую-нибудь завалюху. Можно построить саманный дом в одну комнатушку, но на это требуется время. Многие пострадавшие хотели бы купить жилье подешевле, а на оставшиеся деньги приобрести что-то еще. Но не тут-то было – остаток заберет государство.
Средняя зарплата в республике – 1,5–2 тысячи рублей. Поэтому и селяне, и горожане кормятся с земли. Горожанам за уничтоженные дачные домики, унесенные водой фруктовые деревья, ягодные кустарники, виноградники компенсации не положено. Не получат ее и сельские жители за погибший скот, птицу и унесенные хозяйственные строения. Сегодня большинство дачных и приусадебных участков покрыты 30–40-сантиметровым слоем глины. Чтобы облагородить ставшую непригодной землю, надо завезти не одну машину чернозема, а где взять деньги на его покупку?
И еще. В селах, как правило, люди имели по два дома на участке: в новом жили, в старый проводили газ, устанавливали колонки, использовали как кухню и ванную. Новые дома пострадали частично, а старые полностью разрушены. И компенсации за них не положено.
Ясно, что 50 и 20 тысяч рублей не хватит, чтобы заткнуть все дыры, восстановить хозяйство и дожить до следующего урожая, значит, пострадавшие будут обречены на бедственное существование. Республика сегодня становится благодатной нивой для ваххабитов. Они уже начали плести свои сети: «Москва помогает только русским. Посмотрите, как идет восстановление в Ставропольском крае, а вас все бросили. А было бы на Кавказе мусульманское государство, никого бы не обидели…» Чем все это закончится, предсказывать не берусь. Могу только предположить, что очередные выборы президента республики, которые состоятся летом будущего года, преподнесут федеральным властям немало неприятных сюрпризов. И дай Бог, чтобы все обошлось только митингами…
