Вся жизнь Боброва, казалось бы, просвечена рентгеновскими лучами журналистских и писательских исследований, о нем сняты фильмы и написаны книги, чуть ли не все, кто знал Всеволода Михайловича лично, опубликовали собственные мемуары. И все же штатный биограф Боброва, известный московский журналист Владимир Пахомов, к каждому юбилею находит в биографии своего героя что-то новое, неизвестное ранее. Вот сейчас, например, он ставит под сомнение все версии отлучения Боброва от большого хоккея.
Весной 1974-го произошло событие, аналог которому вряд ли можно найти не только в отечественной, но и в мировой спортивной истории. Старший тренер сборной СССР по хоккею, ставшей в Хельсинки под его руководством второй раз подряд чемпионом мира и Европы, получил отставку без объяснения причин, без какого-либо заявления в СМИ. Несколько позже новым старшим тренером сборной СССР назначен Борис Кулагин. Сообщение это, без комментариев, заняло три газетные строчки, словно речь шла о какой-то новой команде в каком-то второстепенном виде спорта, а не о знаменитой на весь мир хоккейной дружине. Чуть позже Кулагин дал интервью, в котором продекларировал свое видение перспектив сборной, ни разу не упомянув имени Боброва, своего недавнего шефа.
Из досье «Совершенно секретно» Бобров Всеволод Михайлович. Родился 1 декабря 1922 года. Нападающий. Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. Выступал за ЦДКА-ЦСКА (футбол, русский хоккей, хоккей с шайбой) – 1945-1949, 1954-1957 гг., ВВС (футбол, хоккей с шайбой) – 1944, 1950-1952 г.г., «Спартак» (футбол) – 1954 г. (четыре матча).
Трехкратный чемпион страны по футболу, пятикратный чемпион страны по хоккею, дважды с ЦСКА выигрывал Кубок СССР по футболу, трижды (с ЦСКА и ВВС) – Кубок СССР по хоккею с шайбой, один раз с ЦСКА – Кубок СССР по русскому хоккею.
Олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира и трехкратный чемпион Европы по хоккею с шайбой. Лучший нападающий ЧМ-54 по хоккею.
Тренировал различные футбольные и хоккейные команды. Хоккейные: ВВС, «Спартак» (один раз с ним стал чемпионом СССР). Футбольные: ЦСКА, ВВС, «Черноморец», «Кайрат». Главный тренер Вооруженных Сил в 1961, 1962, 1970, 1971, 1976 годах.
С февраля 1972 по апрель 1974 г. – старший тренер сборной СССР по хоккею, которая за этот период дважды выиграла золото и один раз серебро чемпионатов мира и Европы.
В 1957 году награжден орденом Ленина.
Инициатор проведения встреч между советскими хоккеистами и американскими профессионалами. Руководил сборной СССР во время первой серии таких встреч в 1972 году.
Поскольку спортивное руководство страны не озаботило себя созданием сколько-нибудь правдоподобной версии этой громкой отставки, практически сразу образовалась версия кулуарная. Ее автором стал администратор команды Анатолий Сеглин. Позже он изложил ее «официально» в своих воспоминаниях. По Сеглину, главной провинностью Боброва было то, что после одного из матчей чемпионата мира главный тренер в коридоре перед раздевалкой послал куда подальше советского посла в Финляндии (я намеренно не привожу фамилии этого человека, так как уверен, что он в этом деле абсолютно ни при чем). Окончательное же решение убрать Боброва созрело после того, как на банкете по случаю победы нашей команды он перебрал настолько, что не мог стоять на ногах. Этот факт подтвердил мне в частной беседе Борис Майоров. Однако он же отметил, что Бобров при этом не кричал, не скандалил, словом, ничего криминального не совершил.
Вся версия Сеглина сразу вызвала у меня и у всех, кто близко знал Всеволода Михайловича, огромные сомнения. Я знал Боброва двадцать лет и не могу себе представить, что он, даже сгоряча, просто так обругал человека, старше себя по возрасту и облеченного доверием государства. Его отношение к представителям власти всегда было уважительным и корректным.
Версия увольнения за «перебор» на праздничном банкете вообще не выдерживает никакой критики. Когда же еще выпивать, если не после огромного нервного напряжения, которое Бобров испытывал по ходу чемпионата? Да и вообще умение крепко хватить после хорошо сделанной работы в те годы встречало общее понимание. Я, например, был свидетелем, как в 1958 году Алексей Николаевич Косыгин на Лейпцигской ярмарке после приема, устроенного в честь руководителей ГДР во главе с Вальтером Ульбрихтом, вышел на встречу с работниками посольства в таком состоянии, что не смог буквально связать двух слов. Однако это не помешало Косыгину в будущем стать членом Президиума ЦК КПСС и председателем Совета Министров СССР. Не так давно известный журналист Ярослав Голованов опубликовал свои воспоминания о встречах с Юрием Гагариным. Первый космонавт тоже был не прочь выпить в нерабочее время. И об этом все близкие к нему люди хорошо знали.
Думаю, этих примеров вполне достаточно для того, чтобы задать вопрос: не за это же, в самом деле, был уволен тренер сборной, ставшей чемпионом мира и Европы, набравшей 18 очков из 20, забросившей 64 шайбы, пропустившей всего 18 и победившей поляков с рекордным для того времени счетом – 17:0?
На мой взгляд, события, приведшие к отлучению Боброва от сборной, начались несколько раньше.
В конце 1973 года он трижды попадает в сводку городских происшествий, которую каждый день клали на стол к первому секретарю Московского горкома КПСС Виктору Васильевичу Гришину.
В первый раз он на личной машине врезался у стадиона «Динамо» в автобус. Этот эпизод, безусловно, полностью на совести Боброва, бывшего слегка «подшофе».
Второй эпизод. В самом конце 1973 года наши хоккеисты улетали в США. Самолет был обычным, рейсовым. Он задержался на три часа, и пассажиры могли видеть, как в зал ожидания приехали Бобров и еще какой-то человек. Они поднялись на борт и самолет поднялся в воздух. Пилот сумел, используя попутный ветер, нагнать время и приземлился в США вовремя, но у пассажиров и работников аэропорта отложилось: рейс ради Боброва задержали на три часа. На самом деле все было гораздо проще. Спутником Боброва был зампред Мособлисполкома, президент федерации хоккея СССР Николай Кузьмич Корольков. По должности он курировал работу «Аэрофлота» и был заранее предупрежден о трехчасовой задержке рейса по техническим причинам. Он позвонил Боброву, предупредил о задержке и предложил ехать в аэропорт вместе. Тем не менее и это событие в раздел «слухи» гришинской сводки тоже попало в негативной для Всеволода Михайловича интерпретации.
Наконец, третий эпизод произошел на последнем этаже гостиницы «Москва». Внешне это выглядело так: открывается дверь лифта, из нее вылетает в коридор мужчина, а за ним разъяренный тренер сборной команды СССР по хоккею. Не знаю, как получилось, но в тот же вечер по Москве пополз слух, что знаменитый Бобров отделал в гостинице внука… Ленина. Тот факт, что никаких внуков у Владимира Ильича не было по определению, никого не смущал. Ситуация прояснилась на следующее утро. Мелкий служащий приехал в столицу из областного центра в роли «толкача». Свой приезд он солидно отметил в ресторане гостиницы, а в переполненном лифте зацепил Боброва за ногу. Тот ненавидел, когда это происходило, – о его больных коленях сказано и написано чуть ли не столько же, сколько о его забитых мячах и шайбах. Тем не менее Всеволод Михайлович всего лишь попросил хама извиниться. Ну а дальше все пошло по чисто русскому сценарию. «А кто ты такой, чтобы делать мне замечания?!» и т. д., и т. п. Словом, к последнему этажу, по словам Боброва, «толкач» его достал окончательно. Последний, протрезвев, не знал, как извиняться, и страшно боялся, что ему напишут на работу. Естественно, никакого заявления в милицию не поступало. Но «дело» в гришинскую сводку все равно попало.
Представляется, что очень многое зависело от того, как сборная сыграет в Хельсинки и как при этом будет вести себя Бобров. Вот теперь-то мы и подходим к загадочной истории с послом.
Все контакты с советским дипкорпусом в тех странах, куда приезжала сборная по хоккею, вел администратор команды Анатолий Сеглин. Едва прибыв в город пребывания, он стремился завязать дружеские отношения с руководителями советской колонии, если не с послом, то с консулом, атташе. Щедро дарил сувенирные клюшки с автографами звезд, обеспечивал приглашениями на матчи нашей сборной. Такая «обработка» посольских давала возможность членам делегации по окончании турнира побывать в магазине при советском представительстве, где цены были заметно ниже, чем где бы то ни было в городе. Фактор в то время немаловажный. Через Сеглина же тренерский штаб и хоккеистов ставили в известность, когда в раздевалке команды появится кто-то из высокопоставленных чинов посольства. Дело в том, что у сборной при Боброве существовало железное правило: никаких посторонних в раздевалке во время зарубежных поездок быть не должно. Исключение делалось только для «человека из посольства». Во избежание эксцессов эти визиты тщательно согласовывались, и вместе с послом обычно приходили три – четыре сопровождающих лица
Теперь вернемся в Хельсинки в тот момент, когда сборная СССР возвращается в раздевалку после разгромного поражения от сборной ЧССР 2:7 (единственного на турнире). Последними идут тренеры. Бобров понимает, что, учитывая политические отношения между СССР и ЧССР (крайне натянутые со времени «пражской весны»), это поражение ему припомнят, даже если сборная выиграет турнир в целом. У входа в раздевалку некий человек бросает вслед Боброву: «А команду, между прочим, тренировать надо!» Бобров оборачивается, узнает говорившего и отвечает: «А не пошел бы ты на …». Этот «диалог» привел мне сам Всеволод, вернувшись из Хельсинки. Человеком же, бросившим ему обвинение, был инструктор ЦК КПСС Николай Немешаев.
Долгие годы существовало правило отправлять одного из инструкторов отдела пропаганды ЦК КПСС (как правило, того, кто курировал спорт) на чемпионаты мира в составе делегаций наравне со спортсменами, тренерами, врачами, переводчиками и т. д. Хоккею придавалось особое значение, поскольку этот спорт очень любил Леонид Ильич Брежнев. Были среди этих инструкторов и такие, у которых хватало такта не вмешиваться в спортивной процесс, и такие, которые пытались всячески влиять на него. Нельзя сказать, чтобы Немешаев относился к последним. Попав в отдел не без родственных связей (его жена и супруга заведующего отделом пропаганды ЦК Евгения Тяжельникова – родные сестры), он держался незаметно и представлялся тихим, неказистым с виду человеком. Но после разгромного поражения он, видимо, решил обозначить то, что партия в его лице тщательно следит и оценивает события. Выступил и получил в ответ от Боброва. Сразу после финального банкета в Москву с дипкурьером отправляется депеша, в которой поведение старшего тренера представляется в самом негативном свете.
Что же касается того, был ли в этот момент в коридоре кто-то из посольства, то мне представляется это сомнительным, поскольку Сеглин, загородивший путь в раздевалку, должен был бы знать этого человека и указать на него Боброву.После своей отставки Бобров в хоккей больше не возвращается. Он тренирует «Кайрат», затем на год становится главным тренером Вооруженных Сил, затем возглавляет футбольный ЦСКА. Уже по этим перемещениям можно понять, что в жизни и карьере Боброва, которая 30 лет непрерывно шла только вверх, произошел резкий и мучительный для него перелом. Однако система, один раз уже «наехавшая» на великого спортсмена, уже не отпускает его. Выражаясь современным языком, чиновники поняли, что «Бобра можно мочить». Никто не заступится, никто не поддержит. Косвенно это подтвердил заместитель председателя Спорткомитета СССР Валентин Лукич Сыч на пресс-конференции для журналистов в 1977 году. Он сказал: «Бобров, безусловно, великий спортсмен, но мы ничего не будем ему прощать». Это ли не приговор, вынесенный на основе косвенных свидетельств и зачастую абсурдных слухов?
За шестое место ЦСКА в чемпионате СССР 1978 года новый глава спорткомитета Министерства обороны Николай Шашков, адмирал, командир атомной подводной лодки «К-172», человек, невероятно далекий от спорта, беспардонно, без соответствующей беседы, без консультаций со специалистами, отставляет Боброва от футбольной команды и переводит на место тренера детско-юношеской школы ЦСКА. Его, который никогда не тренировал детей.
Тогда Бобров чуть ли не в первый раз в жизни решает использовать свое имя для решения личных проблем, а не проблем своих многочисленных друзей и партнеров по различным командам. Он звонит по прямому номеру министру обороны маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову, называет воинское звание, фамилию. Устинов, естественно, знает о Боброве, но сам признается, что он далек от спорта, а все с ним связанное курирует его заместитель Соколов, уехавший в отпуск в Карловы Вары. Бобров так и не решается рассказать о некомпетентности Шашкова, и разговор принимает формально-доброжелательный характер. Все, кому Всеволод рассказывал об этом разговоре, говорили в один голос, что стоило ему напомнить министру о том, как тот постигал азы рабочего мастерства у отца Боброва, который называл его просто Митей, тот выполнил бы любую его просьбу. Однако «бить на лирику» Бобров не решился или счел это неэтичным.
После этого издевательского назначения Всеволод Михайлович не прожил и года. Он скончался 1 июля 1979 года в Москве в неполных пятьдесят семь лет. Нами Микоян в своей книге «С любовью и печалью» посвящает немало строк Боброву и завершает их фразой: «Великий Бобров ушел из спорта и из жизни нелепо и преждевременно».
И все же заканчивать статью о моем друге Севе Боброве на столь печальной ноте не хочется. В моей памяти он остался очень доступным, задорным, чуть озорным Бобром. Из множества прекрасных человеческих качеств, которыми он обладал, мне больше всего импонировала его заряженность на немедленную помощь каждому, кто к нему обратится или кого он застанет в беде. Возможно, потому, что это качество я оценил на себе. Когда сломал ногу, Всеволод с разрешения врачей забрал рентгеновские снимки и мою историю болезни, чтобы посоветоваться с великой Зоей Сергеевной Мироновой, к какому способу операции прибегнуть – испытанному или экспериментальному.
Но были и просто анекдотические случаи. Как-то Толя Перепелица, ленинградский журналист, собираясь покинуть номер свердловской гостиницы «Большой Урал», обнаружил, что раковина в санузле сильно течет. Судя по всему, кто-то из коллег, зашедших выпить на посошок, неловко облокотился на достаточно старую сантехнику. Перепелица не на шутку перепугался: ремонт явно должен был обойтись в сумму, которой он не располагал, а без полностью исправной техники его бы из номера не выписали да еще послали бы на работу весьма неприятное послание. В панике он бросился за помощью к корреспонденту «Вечерки» Алексею Пискареву, у которого в тот момент сидел Бобров. Тот ушел, и через полчаса несколько солдат под командой прапорщика уже устанавливали в номере Перепелицы новую сантехнику.
А вот писатель Юрий Нагибин, восхищаясь игрой Боброва, которая «потрясала воображение», особо отмечал в нем «умение в нужный момент мобилизовать скрытые возможности организма». Сам Бобров как-то мне рассказывал о житейской ситуации, в которой ему понадобилась мобилизация всех этих самых скрытых возможностей.
В период между двумя браками у него возникло что-то вроде романа с замужней дамой. Она как-то пригласила Боброва к себе на дачу, дав понять, что муж на маневрах. А за полночь на пороге вдруг муж появляется с пистолетом в руках. И делает «предупредительный» выстрел в потолок. За доли секунды Бобров совершает невероятный рывок, успевает схватить вещи, выскочить из комнаты, захлопнуть дверь и перемахнуть через очень высокий забор дачи. Вот уж действительно, мобилизация всех возможностей организма в нужный момент.
Валентин Николаев, многолетний партнер Боброва по пятерке нападения ЦДКА, так характеризовал своего друга: «Он был жаден во всем, что касалось футбола, хоккея, жаден для любой игры, до гола, до обожания трибун, не скрывал удовлетворения, когда зрители устраивали ему овации. Но в жизни, в отношении с товарищами, со всеми окружающими наш Бобер был по-рыцарски щедр».
