Серии аварий, ошибки руководства и производственный брак могут быть не только приобретенными проблемами отрасли. Сейчас в качестве причин кризиса космонавтики называют низкие зарплаты, административный маразм, нехватку финансирования производства и падение уровня образования. На эту тему говорят эксперты, называя иногда и другие факторы.
В пятницу в 23:55 по московскому времени в строгом соответствии с планом полета аппарат для исследования космического пространства «Космос-2345» вышел на околоземную орбиту. Все системы на борту работают нормально; новый спутник продолжит исследования ближнего космоса в рамках российской космической программы.
В соответствии с решением VI съезда «Единой России» финансирование астрофизических исследований будет в ближайшее время увеличено на 20%. В своей речи в День Народного Единства генеральный секретарь партии Владимир Путин заявил о том, что Российская Федерация намерена придерживаться курса на мирный космос во благо всего человечества.
Примерно так могло бы выглядеть сообщение о том, что «Фобос-Грунт» не смог включить маршевые двигатели и остался на околоземной орбите. А про запуск «Экспресс-АМ4» не узнали бы вовсе; разве что отправляющийся на МКС «Прогресс» скрыть было бы затруднительно.
Не верите? Тогда вот реальная история без всякого вымысла и элементов фантастики в духе «а что было бы, если бы»: программа «Венера». На планету, где давление в 90 раз выше земного и температура превышает 400С, посадили аппараты, которые передали цветные панорамы вместе с кучей данных об атмосфере и грунте небесного тела. Сколько аппаратов потеряли в рамках проекта? Один? Два? Пять?
Правильный ответ — 12 (двенадцать), и это только до «Венеры-4» — спускаемый аппарат которой раздавило атмосферой уже не из-за технического просчета, а из-за того, что никто тогда не знал об условиях на планете. Ученые оценивали давление в 10 атмосфер, аппарат спроектировали в расчете на 20, так что при 90 шансов у него попросту не было. Еще три «Венеры» потом не достигли планеты и одна долетела, потеряв почти все оборудование — 15 аварий и одна серьезная поломка на 11 успешных полетов. Много ли об этих авариях писалось в прессе?
Нет. Никто не говорил про то, что спутник «Космос-359», например — это на самом деле «Венера-70А» с развороченным взрывом двигателем. А про «Марс-2» говорили, что он достиг поверхности — а не то, что он разбился вместо того, чтобы совершить мягкую посадку. Звучит, согласитесь, куда радостнее! Формулировка «достиг орбиты и прошел вблизи» — тоже лучше, чем «вместо посадки пролетел мимо, причем с отказавшим за месяц до этого оборудованием». Нет аварий четырех ракет-носителей Н1, нет десятка потерянных межпланетных зондов, а уж о гибели Бондаренко и вовсе ничего не известно — это у американцев астронавты в процессе тренировок могут сгореть заживо, у нас такого не бывает. Какой кризис?
Про темные страницы истории можно писать открыто уже больше двадцати лет, про них уже написали все, что только можно, но одно дело факты (что-то не долетело, что-то взорвалось), а другое дело — стоящие за ними факторы. Допустим, часть происшествий списывается на технологическую сложность и на теорию вероятности, по которой все сложные проекты без ЧП не обходятся; но всегда ли можно отделаться сложностью и новизной? Ведь кроме той же Н1 и тех же «Марсов» были «Сатурны» и «Маринеры», у которых процент отказов был ниже.
Сейчас в качестве причин кризиса называют низкие зарплаты, административный маразм, нехватку финансирования производства и падение уровня образования. На эту тему говорят эксперты, называя иногда и другие факторы. Юрий Караш, например, говорит об отсутствии масштабной цели и мне, дилетанту, это кажется убедительным — наверное, проектировать очередную модификацию корабля, созданного поколением моих дедушек, в самом деле уже скучно.
Но вот что пишет Борис Евсеевич Черток, конструктор систем управления советской космической техники, начавший работу еще в довоенные годы:
«Устинов беспощадно расправлялся с начальниками цехов и производств за грязь и бескультурье. При посещениях завода он начинал с туалетов. Обычно в цехах задолго до подхода к туалету разносился характерный „аромат“. В самих туалетах надо было ходить по лужам. Устинов приходил в ярость и гремел: „Какой сортир, такой и начальник цеха. Пока не добьетесь образцовой чистоты в своих сортирах, не будет чистоты и в цехах“.
С тех пор прошло очень много лет. Проблема чистоты общественных туалетов на наших заводах и в институтах так же, впрочем, как и в стране в целом, не решена. Это оказалось куда труднее, чем создать самое грозное ракетно-ядерное оружие и завоевать мировой приоритет в космонавтике. Явный дефицит культуры, общей производственной чистоты и гигиены до сих пор является одной из причин низкого качества многих отечественных изделий» («Ракеты и люди», глава 4).
Черток пишет про то, что ракетно-космической отрасли как некой самостоятельной сущности нет — нельзя вложить миллиарды в экономику Сомали или Мьянмы и начать строить там орбитальные станции своими силами. Для создания ракет и космических кораблей потребовалось наладить производство штекеров для радиоаппаратуры, научится жестко соблюдать график работ, вести конструкторскую документацию, соблюдать чистоту в цехах и так далее, и тому подобное.
Нужно не просто знать принципиальную схему ракеты или ее системы управления, но знать еще и массу нюансов того, как изготовить и собрать вместе детали «изделия». Нужно знать, как организовать работу коллектива, как добиться пресловутой культуры производства — потому как в атмосфере подковерных дрязг и подсиживания коллег нормально работать не смогут даже роботы — в них нервный и задерганный начальством программист заложит неправильные инструкции.
Многие из этих задач были решены… но, как пишет один из отцов советской космической техники, далеко не все. Та же культура производства и к концу 1980-х была далеко не идеальной (справедливости ради: зеркало «Хаббла» искривил тоже производственный дефект, другое дело что скандал потом был публичным и грандиозным).
Да, наверное у космических предприятий есть свои проблемы, свойственные именно космическим предприятиям России нулевых годов. Но я не верю в то, что это единственные проблемы — наряду с приобретенными болезнями наверняка есть и врожденные. И не факт, что приобретенные проблемы играют большую роль: автор этих строк ушел из науки не только потому, что доход в 10-12 тысяч рублей не позволял жить отдельно от родителей, но и потому, что надоело хамство со стороны завхоза.
Из государственных учреждений в околонаучной сфере бегут не только по финансовым причинам, но и от дефицита той деловой культуры, которая стала нормой в большинстве коммерческих структур. Зачем работать за тридцать тысяч в мрачном здании НИИ под руководством самодура при наличии предложения в 50 от здравомыслящего человека из нормального офиса? Из любви к космосу и науке? За космос не скажу, а науку можно с большим успехом продвигать где-нибудь в другом месте. Какая часть проблем унаследована из советского прошлого, какая принесена 90-ми,как эти проблемы связаны между собой?
Боюсь что без ответа на эти вопросы мы не просто не сможем достроить свой сегмент МКС, восстановить связь со спутниками в любом месте планеты (три раза за квартал для связи со своими аппаратами звать европейцев и американцев уже стыдно!) и запустить межпланетные станции. Без этого не будет нормальной электропроводки в подъездах, аспирантов, которым не надо по ночам подрабатывать и врачей, которым не надо самим скидываться на ремонт отделения.
Автор: Алексей Тимошенко, Московские новости.
