Интересные события отнюдь не политического плана происходили в Советской России сразу же после Октябрьской революции, провозгласившей новую эпоху. Именно тогда загорелась заря сексуальной революции. Да так ярко засверкала, что английский писатель мирового уровня Герберт Уэллс приехал в Москву спросить у Ленина, что, собственно, происходит.
Картинка маслом: на брайтонском пляже пикжилеты с неимоверным темпераментом обсуждают политику и на чем свет стоит кроют Обаму, Нетаниягу, Переса и всех политиков, имена которых наиболее часто звучат в мутном телерадиоэфире. Да так клянут, будто они давние кореша и еще вчера только стояли в одной очереди за пайками.
Пикжилеты обожают пайки, но ненавидят Обаму, который эти пайки им еще раздает. За что ругают, – не суть важно, но видно по всему, что это результат психической обработки, которой пикжилеты подвергаются телерадиошвондерами. Этим палец в рот не клади – дребезжат ежедневно и ежечасно. А либеральный враг – он и курит, и пьет, девкам спать не дает, и еще кое-чем занимается. Попробуй докажи им, что величины мирового значения – не пикжилетного ума дело.
Если человек убежден в том, что 21 мая земля налетит на небесную ось, а на Брайтон-бич в этот день лопнет меридиан, как это в очередной раз предсказывает некий ученый пастырь, чещущие языки все равно будут обсуждать мировую политику и пребывать в убеждении, что они равны мировым политическим лидерам и способны обсуждать исключительно глобальную мировую политику. Что они и делают с переменным успехом уже много лет.
Мне так кажется, что, живя в доме, в котором тебя приютили, негоже бранить хозяина, дающего тебе пропитание. Хоть ты формально и гражданин, но все равно приблудный. А если не платишь стране налоги, то не твое дело – большая политика. Вкушай свободу и радуйся, не плюй в колодец, из которого пьешь. Я так думаю по своей необразованности. Лучше думать и молчать, а не болтать, не думая..
Но что это? Звонко цокая по бордвоку высокими каблуками, мимо пикжилетов проходит хорошо раздетая фемина. Каждая деталь ее восхитительного корпуса как бы живет своей отдельной жизнью, пытаясь вырваться из легкомысленных оков дамского обмундирования. Она шествует мимо пикжилетов как белоснежная яхта Абрамовича сквозь строй давно стоящих на приколе ржавых посудин.
Пикжилетов такое явление природы вроде уже не должно волновать. Их бушприты давно истёрлись. Но головы на тонких старческих шеях поворачиваются ей вслед, словно подсолнухи за солнцем. Они сопровождают ее выцветшими глазами до тех пор, пока она не скрывается за горизонтом. И уже проглочены старые языки со штампованными словесами, и уже обо всем забыто, и в глазах появился сумасшедший огонек. Что-то человеческое, хотя и давно забытое проснулось в них.
В эти мгновения пикжилеты превращаются в живых людей. Вот он – момент истины, основной инстинкт. Теперь у них есть о чем вспомнить и о чем поговорить, пока кто-нибудь из них опять не произнесет, что Обама все-таки не голова. И Хусейн с ним! И Перес не голова, а Нетаниягу палец в рот не клади. И вновь возбудится в них местечковый политтемперамент, едва только перестанет действовать основной инстинкт.
Сколько народу на этом инстинкте погорело! Вот у нас в Нью-Йорке арестован директор Международного валютного фонда Доменик Стросс-Кан за буйное его проявление в гостиничном номере. И пикжилеты, промышляющие в СМИ, не дожидаясь расследования и того, что всё это может оказаться ловко придуманной провокацией, сразу же объявили его сексуальным социалистическим маньяком, припомнили ему и французскую писательницу, и венгерскую экономистку, и английскую актрису. Хотя адвокаты уже нашли алиби: финансист покинул отель за час до того, как чернокожая горничная была подвергнута сексуальной атаке.
Это подтверждено фактами. Хотя она и опознала его, но для черных людей все белые на одно лицо. Может быть, кто-то другой без штанов выскочил из ванной и повалил черную красотку на кровать? Тем не менее, семь обвинений предъявлено ему. Как мы пели в детской хулиганской песенке, попух поручик от дамских ручек. Но Стросс-Кан – не поручик, а генерал финансовый, даже маршал. Он собирался выступить против президента Саркози на выборах от Соцпартии.
Возможно, тут и собака зарыта? Но тут же, конечно, радиошвондеры вспомнили про экс-губернатора, а до того генерального прокурора штата Нью-Йорк Элиота Спицера, экс-президента США Билла Клинтона и Монику Левинскую, российского олигарха и будущего главу партии «Правое дело» Михаила Прохорова с его десантом в Куршавель в окружении девиц модельного вида, вождя ливийской джамахирии Муаммара Кадафи с целым полком украинских медсестер…
Я бы добавил сюда и сладострастного любителя балерин и балета наркома искусств из ленинского правительства – Луначарского, сексуальные утехи которого шесть раз обсуждались на Политбюро. Не забыл бы и «аскета» товарища Сталина, превратившего в свое время Большой театр в кремлевский бордель…
Примеров, когда основной инстинкт брал верх над разумом, можно привести миллионы. Вспомните хотя бы себя, мужики: вы разве не ходили налево? А у царя Соломона было семьсот жен и наложниц – не меньше, чем у персидского шаха, турецкого султана и прочих восточных деспотов. Не будем говорить о египетской царице- проститутке Клеопатре, которая соблазняла мужиков из патриотических побуждений, спасая свою страну от римских завоевателей искусством обольщения. На ее крючок попались и Гай Юлий Цезарь, и полководец Антоний, и римские сенаторы, и многие другие, не оставившие заметных следов в истории.
Основной инстинкт – что поделаешь? Даже в великой Книге Книг среди основных заповедей, призывающих «Не убий», «Не укради», «Не прелюбодействуй» – даже там все инстинкты упоминаются – «Не пожелай жены ближнего, ни скота его, ни раба его, ни имущества его». Да кто их исполняет, эти заповеди, кто следует им? Еще как вожделяли и возжелали! И воровали, и убивали, и прелюбодействовали от сотворения мира. Вот и верь после этого, что человек сотворен по образу и подобию божьему.
Об этом – чуть ли не вся мировая литературная классика. А в России все знали про хулинганствующего поэта Ивана Баркова и читали его «Луку Мудищева», восхищаясь его «героической» кончиной: он влез в камин, предварительно вставив себе в обнаженный зад записку «Жил грешно и помер смешно». Даже Пушкин, восхищавшийся автором «Луки», признавался:
Не смею вам стихи Баркова
Благопристойно перевесть,
И даже имени такого
Не смею громко произнесть!
Казалось бы, эпиграмма, но в ней-то – восторг!
Интересные события этого плана происходили в Советской России сразу же после Октябрьской революции, провозгласившей новую эпоху. Именно тогда загорелась заря сексуальной революции. Да так ярко засверкала, что английский писатель мирового уровня Герберт Уэллс приехал в Москву спросить у Ленина, что, собственно, происходит. Потом появилась его книга «Россия во мгле», в которой речь шла не только о «лампочке Ильича».
Тут была совсем другая история, в которой замешана женщина-красавица. Она была настолько привлекательна, образована и притягательна, что не менее пяти человек из высшего общества потеряли из-за нее голову. Они стрелялись на дуэлях и сводили счеты с жизнью самоубийством. Она была холодна и неприступна, как самый большой айсберг. Дочь блестящего генерала Михаила Домонтовича, служившего в Генеральном штабе, в свои шестнадцать лет вскружила головы многим молодым людям царского двора. К ней сватались пачками. Она отказывала всем – от юных поручиков до вполне зрелых полковников. В нее влюбился молодой генерал Тутомлин, личный адьютант императора России. Но и он получил афронт.
Не поддается учету количество сердец, которые она разбила прежде, чем вышла замуж за своего троюродного брата, выпускника Военно-инженерной академии Владимира Коллонтая. Нельзя сказать, что военный инженер был счастлив в браке, ибо свои интимные отношения с мужем сексуальная революционерка Александра Михайловна Коллонтай (на снимке) называла не иначе как «воинской повинностью». И тут же завела себе любовника, который жил у них в доме.
Его звали Александр Саткевич. Но и он недолго радовался – Александра уехала за границу продолжать образование, где ее и попутал бес революции. Она стала любовницей выдающихся революционеров Петра Маслова и Александра Шляпникова. Познакомилась и подружилась с Лениным. И увлекалась революционной теорией и практикой, отдавшись этому занятию со всей страстью, на которую только была способна.
Она стала писать в парижских журналах статьи о свободной любви, о раскрепощении женщины. Ее выступления на митингах пролетариата вызывали революционный психоз и экстаз. Она призывала к любви на баррикадах. Когда в России случилась революция и погиб ее муж, она даже не появилась на его похоронах, хотя уже была в Питере. Особенно ее манили боевые корабли Балтийского флота и революционные матросы.
Одного из них – Павла Дыбенко – она страстно полюбила, и он стал ее очередным гражданским мужем. Когда победила революция, Ленин назначил ее народным комиссаром государственного призрения. (По современному это соответствует министру социального обеспечения). В ее ведение отошли не только пожилые люди, но, прежде всего, женщины и дети.
Она ходила в комиссарской кожанке, толкала революционные речи об освобождении пролетарских женщин от быта, традиционной забитости, о проблемах «пролетарской половой морали». Она говорила со всей большевистской прямотой: «Для классовых задач совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в виде проходящей половой связи». Это было ее теорией, но она применяла ее на практике. «Мы молоды, пока нас любят», – говорила она. От этих речей матросов бросало в дрожь.
Ее не просто любили, ее обожали. Особенно, когда она провозгласила большевистский лозунг – «Дорогу крылатому Эросу!». Ее называли «Валькирия Революции», «Демоном 8 марта», «сексуальной революционеркой».
В феврале 1918 года немецкие войска под Нарвой и Псковом наголову разгромили части красной гвардии, которой командовал матрос, герой гражданской войны Павел Дыбенко. Боевая задача не выполнена, части разгромлены. (Вопреки мифу о победе большевиков в этих боях, когда якобы 23 февраля родилась Красная армия. «Белая армия наголову разбита, а Красную армию никто не разобьет», как пели швондеры и шариковы.
Но то была не белая армия, а немецкие регулярные войска. Все произошло с точностью до наоборот). Тогда собрался ревтрибунал, который постановил командующего Павла Дыбенко расстрелять. Она спасла мужа-матроса, выступив с речью, растопившей сердца революционеров: «Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия. Он – орел!».
Орел Дыбенко был назначен командующим Черноморским флотом, но так накомандовался, что его самого интервенты взяли в плен. Советское правительство обменяло его на 12 пленных немецких генералов и полковников. Опять же – по настоянию Коллонтай. Хотя у нее уже были другие любовники. Всех их не перечесть. Когда образовался комсомол, Валькирия революции в журнале «Молодая гвардия» написала: «Комсомольцу и комсомолке вступить в половую связь так же просто, как выпить стакан воды, утоляя жажду». Так родилась теория «стакана воды», против которой пришлось выступать самому Ленину. Она ответила статьей «Любовь пчел трудовых». О том же.
Веселая была девушка, но искренняя. Она ничего не стеснялась и буквально фонтанировала идеями. Всех ее мужей и любовников угробил товарищ Сталин. В 1937 году по его приказу был расстрелян видный деятель партии Александр Шляпников, в 1938-м – герой гражданской войны Павел Дыбенко, судьба остальных тоже незавидна. Саму Валькирию великий вождь всех времен и народов отправил послом в Швецию, где она проработала долгие годы.
Последним ее возлюбленным был французский коммунист Марсель Боди. Изрядно постаревшая, она писала ему: «Мы (коммунисты) проиграли. Идеи рухнули, друзья превратились во врагов, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то она принесла бы неисчислимые беды всему человечеству». Коллонтай умерла в 1952 году своей смертью, чуть-чуть не дотянув до восьмидесяти.
Но вернемся в 1918 год, период военного коммунизма. Свобода, можно все. Время, как говорил Шариков, когда каждый имеет свое право. И, как говорил профессор Преображенский, время, когда милейшего пса превратили в такую мразь, что волосы дыбом становятся.
Таким оказался владелец мануфактурной лавки по фамилии Хватов. Он отпечатал в типографии и расклеил на заборах и домах Москвы прокламацию от имени московского Комитета ассоциации свободных анархистов – документ, который буквально поставил на уши весь город. Эта бумага называлась так: «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин», который состоял из 19 пунктов.
В «Декрете» говорилось следующее: «Все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на земле.» Поэтому с 1 мая 1918 года «все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа». Далее «Декрет» определял правила регистрации и порядок пользования «экземплярами народного достояния». А распределением «заведомо отчужденных женщин» будет заниматься комитет анархистов, членом которого является Хватов.
В соответствии с «Декретом», мужчины имели право пользоваться «достоянием народа» и «экземпляром народного достояния» не чаще трех раз в неделю в течение трех часов. Они должны представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохраняется внеочередной доступ к своей жене.
В случае противодействия он лишается этого права. Каждый «трудовой член» обязан отчислять 10 процентов от своего зароботка, а не член – 100 рублей. Из этих средств создается фонд «Народного поколения», из которого отчисляется вспомоществование «национализированным женщинам» в размере 232 рубля, пособие забеременевшим и на содержание родившихся детей. Дети будут до 17 лет воспитываться в приютах «Народные ясли».
Слова у Хватова не расходились с делом. Он купил для этой цели небольшой дом в Сокольниках, который назвал «Дворцом любви коммунаров». Это был обычный бордель. Все полученные «на вспомоществование» деньги он, естественно, присваивал. И сам посещал Дворец любви совершенно бесплатно. Хозяин потому как. С 11 вечера до 6 утра «дворец» содрагался от страстных стонов и криков и ходил ходуном. Как описывал это явление поэт революции В.В. Маяковский, «а потом сползутся друг над другом потеть, города сотрясая скрипом кроватей».
И почему-то всех обитателей Сокольников, да и всей Москвы, это не оставило равнодушными. Хватова арестовали, и он предстал перед судом. Сторону обвинения представляли заведующая женотделом Московского комитета партии большевиков П. Виноградская и, как его называли, «врач большевистской партии» А.Залкинд.
Они утверждали, что в период гражданской войны и военного коммунизма «излишнее внимание к половым вопросам может ослабить боеспособность пролетарских масс» и что «рабочий класс имеет право в интересах революционной целесообразности вмешиваться в половую жизнь своих членов». И потребовали приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе. Имущество его должно быть конфисковано, а «Дворец любви коммунаров» закрыт.
Председательствовал на суде однорукий фронтовик по фамилии Могила. Он уже, было, согласился с обвинением. Но тут на сцену вспрыгнула член ЦК РКП (б) и нарком государственного призрения Александра Коллонтай. Она взяла на себя роль защитницы подсудимого. Сорок минут она говорила о своей теории «Эроса крылатого», о свободе половых отношений между пролетарскими мужчинами и женщинами, свободе любви, лишенной формальных уз.
Она подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и падение нравов – это отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа». Свою речь она закончила требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но вернуть в государственную казну деньги, полученные им от похотливых коммунаров. Нельзя платить за любовь.
Три часа совещались судьи. За это время у здания Биржи на Мясницкой, где происходил процесс, собрались тысячи людей, преимущественно женщин. В зале заседаний было не протолкнуться. Едва народный комиссар закончила свою пламенную речь, в толпе начался глухой ропот, который все усиливался. Но вот после трехчасового совещания появились судьи – два красноармейца и председатель. Могила, которому отрубили конечность в схватке с беляками, огласил вердикт: Хватова признать невиновным и из-под стражи освободить ввиду отсутствия состава преступления.
В судей, подсудимого Хватова и особенно в адвокатов, в том числе и в народного комиссара полетели дохлые кошки, тухлые яйца и гнилая картошка. Раздались крики: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!». Народное возмущение достигло апогея, и толпа стала штурмовать здание. Было вызвано подкрепление: прибыли вооруженные матросы на броневике. Но толпа не унималась. Тогда броневик дал несколько очередей из пулемета в воздух, и боевая машина угрожающе подкатилась к входу. Толпу матросы разогнали. Но лавочник Хватов недолго радовался. На следующее утро он был убит анархистами в собственной лавке. По этому поводу они выпустили прокламацию, в которой сообщалось, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».
Но история с «Декретом» на этом не кончилась, она только начиналась. Его текст разошелся по губерниям. А там в Советах заседали представители разных партий. И некоторым «Декрет» понравился. Местные газеты его перепечатали под названием «Бессмертный документ». Одни публиковали его как курьез, другие – на полном серьезе, третьи – для того, чтобы дискредитировать анархистов, а заодно и советскую власть.
При этом декрет редактировался применительно к местным условиям. Появились его различные варианты. Газета «Владимирские вести» опубликовала «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин» в виде постановления Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью.
В нем, в частности, говорилось: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги». В Екатеринодаре особо отличившимся красноармейцам выдавался на руки мандат, в котором значилось: «Предъявителю сего предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет, на кого укажет товарищ».
«Декрет» взяли на вооружение и белогвардейцы. Они приписали авторство документа большевикам и широко использовали его для агитации против советской власти. Естественно, что такой документ не мог пройти мимо газет на Западе. В США и в европейских странах хватовский «Декрет» публиковался вплоть до 30-х годов под огромными заголовками: «Большевики обобществляют женщин», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации», «Большевики социализировали женщин». «Декрет» Хватова пригодился и при организации колхозного строительства, когда западные газеты писали, что Советы сгоняют в колхозы женщин для их коллективного использования.
Вот Герберт Уэллс и приехал в Россию для того, чтобы спросить Ленина о том, правда ли, что руководство коммунистов воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Ленин и объяснил писателю, что большевики и центральные органы власти не имеют к этому документу никакого отношения.
Немного слукавил Ильич – ведь Александра Михайловна Коллонтай, народный комиссар и член ЦК РКП(б), яростно защищала Хватова от справедливого приговора. Но Герберт Уэллс поверил Ленину, о чем и рассказал в книге «Россия во мгле».
Советские, да и нынешние российские историки стараются не замечать этой довольно любопытной истории, сыгравшей немалую роль в то бурное время, когда менялся мир. Но основной инстинкт неизменен с древнейших времен и до наших дней. Даже брайтонские пикейные жилеты иногда его ощущают. А что уж говорить про французского левака из Соцпартии, который руководил финансовыми потоками всего мира? Ну, занесло человека налево. С кем не бывает? Теперь пикжилетам есть о чем поговорить.
Автор: Владимир Левин, Нью-Йорк, NewsWe
