Как-то в кругу старожилов древнейшего города земли нижегородской, а если быть совсем точным, то и русской, — возник спор. Говорили о местоположении городецкого Федоровского монастыря, того самого, где по пути из Орды умер великий князь Александр Невский. Правда, не только этим был знаменит монастырь. По давнему преданию, обитель возникла на месте старинной часовни с иконой Божией Матери Одигитрии (Путеводительницы), написанной евангелистом Лукой. После татаро-монгольского разорения Городца, чудом обретенная в Костроме, эта икона спустя несколько веков стала образом, коим был благословлен на царствие первый из рода Романовых. Так вот, в споре старожилов те, кто помоложе, утверждали, что монастырь находился там, где сейчас можно видеть развалины довоенной трудовой коммуны правонарушителей. Там якобы, в соборе Федоровской Богоматери, раньше была электростанция. «Мы, школьниками, ходили туда на экскурсию, как на место, связанное с именем Александра Невского», — приводили они главный довод. Те же, кто постарше, настаивали: сохранившаяся часовенка в старой части города и есть то, что осталось от всей обители. Об этом, дескать, знают все старые люди и другим говорят.
А третьи утверждали, что Федоровский монастырь стоял на высоком берегу Волги возле детинца. Потом за долгие годы значительная часть его оказалась на дне реки.
Ведь еще Мельников-Печерский, воспевший лесной городецкий край в прославившем его романе, отмечал, что на берегу Волги у Городца когда-то была большая обитель…
Мне, человеку приезжему, оставалось молчать и слушать спорящих. Однако про себя решил выяснить истину.
На другой день отправился в центр города, где в дореволюционном особняке находится музей. Пешком шел: идти по древним одноэтажным улочкам — одно удовольствие. Среди неказистых деревянных, почерневших от многолетних непогод домишек горделиво-отрешенно стояли каменные купеческие дома. Третьей гильдии — с приземистыми кирпичными же лавками при них. Первой — совсем уж надменные, возвышаясь на два, а то и больше этажей. «Купцам» и двухсотлетний возраст, похоже, нипочем. Городец последние несколько веков перед революцией 1917 года ходил всего-навсего в ранге крупного села, чуть не дотягивающего до уездного города. И этот облик, обаяние старины сумел сохранить и по сей день.
А вот от древнего величия, когда, по преданию, Юрий Долгорукий на месте селения Малый Китеж на берегу могучей реки Ра (тогдашнее название Волги) заложил город с именем Городец-Радилов (Городец на Волге), никаких архитектурных памятников не сохранилось. Еще бы сохраниться! По романтической легенде, Большой Китеж, когда его окружили завоеватели-степняки, ушел в светлые глубокие воды Светлояр-озера. И с тех пор изредка показывался — да и то только благочестивым людям — золотыми маковками церквей да резными украшениями теремов. А Малый Китеж, он же Городец-Радилов, трижды грудью сшибался с врагом. Здесь, на этих улочках, бились когда-то городчане до последнего воина, до последнего жителя. Трижды не оставляла орда от города камня на камне. Дважды восстанавливалось все как было. А в третий, в 1408 году, окончательно погибла столица удельного княжества, где даже монету свою чеканили. Двести лет место это было пусто, пока мать сыра-земля не спрятала на глубину останки погибшего в бою русского города…
Сотрудница Городецкого музея, в ком я надеялся найти арбитра вчерашнего спора, опровергла все версии. Действительно, какое-то время считали, что Федоровский монастырь, строившийся в начале XVIII века (где и находились в советское время и колония, и электростанция), основан на месте древнего Федоровского монастыря. Но это не так. По крайней мере, археологи никаких следов древних сооружений здесь не обнаружили. А где стояла знаменитая обитель, в которой находилась когда-то Одигитрия и где в келье умер Александр Невский, — об этом никому не ведомо. Тем более, что в летописях точных указаний нет.
Что же касается версии об ушедшем на дно монастыре, то это, скорее всего, вариант поэтической легенды о граде Китеже…
Вот так, в две минуты и разрешился наш спор. Но сотрудник музея, очевидно, решив, что неспроста появился у них журналист, спросила вдруг:
— Да вы, наверное, шлем хотели увидеть? Так в Суздале он сейчас. Отдали недавно на реставрацию. Это будет дипломная работа одного студента.
— Что за шлем?
— Ну как же. Житель Загородной улицы Мошкин на своем огороде откопал. Надеемся, что кому-то из удельных князей городецких принадлежал.
Поблагодарив за консультацию, я ушел, думая о том, что прошлое столь же таинственно, как и будущее. И если сказание о граде Китеже (Большом Китеже) воспринимается сегодня как романтическое предание, то Федоровский монастырь — трезвая реальность древней Руси. Но вот так же, словно по волшебству, растворился в небытии…
Спустя год, вновь приехав в Городец, я сразу же вспомнил про находку.
— Пришли посмотреть на шлем великокняжеский? — встретила меня вопросом директор музея Вера Викторовна Бровина.
— То есть в каком смысле «великокняжеский»? Почему вы так решили? Это же какие научные авторитеты должны подтвердить такую находку!
— На научных авторитетов у музея средств нет, — усмехнулась Вера Викторовна. — Попросили помочь Олега Степанова, студента-дипломника из Суздаля.
Он и реставрировал находку за символическую плату. При этом и выяснилось, что найден великокняжеский шлем. Первоначально шлем был посеребрен и позолочен. Следы работы остались. По поверхности выведено имя владельца. От него сохранились всего две буквы. Такие шлемы даже удельным князьям были не по чину.
— Так кто из великих князей был его владельцем?
— Изготовлен шлем в XIII веке. Факт установленный. Время Александра Невского. Вот разве основатель Нижнего Новгорода великий князь Юрий (Георгий) Всеволодович мог оставить свой шлем в Городце?
— Максим, — обратилась Вера Викторовна к молодому человеку, прислушивающемуся к нашему разговору, — покажи гостю шлем.
Максим Еранцев, студент Нижегородского университета, житель Городца, как выяснилось, на каникулах работает экскурсоводом. Он и подвел меня к полусферическому по форме шлему под стеклянным колпаком. Показал наглазники, отверстия для крепления кольчужной сетки, навершие для крепления флажка. А потом торжественно произнес:
— Это боевой шлем Александра Невского. Участвовал во многих битвах. Вот, посмотрите, на нем вмятины от ударов…
Выходит, этот шлем хранил жизнь великого полководца во многих битвах за землю Русскую? Хотелось бы верить словам студента, но я помнил и осторожные ответы директора музея…
Позже, в Москве, ознакомившись с литературой о том времени, я пришел к мысли, что не мог шлем принадлежать великому князю Юрию (Георгию) Всеволодовичу, родному дяде Александра Невского. Да, несколько лет княжил Юрий Всеволодович в Городце. Но не по своей воле. Обошел он старшего брата Константина, заняв после смерти отца Владимирский великокняжеский престол. Многочисленные братья Всеволодовичи тысячи русских воинов понапрасну положили в битвах за передел отцовского наследства… В итоге во Владимире стал править Константин Всеволодович, а Юрий отправился по принуждению в лесной Городецкий край. Но все-таки был справедлив старший брат. Почувствовав недомогание, он вызывает из Городца второго по старшинству брата. И на званом пиру завещает: «по моем животе Володимеръ тобе…» Нет. Не мог Юрий Всеволодович, навсегда уезжая из Городца, оставить в городе свой боевой шлем. Незачем.
Невский же по пути из Орды въезжал в Городец-Радилов великим князем Владимирским. А увозили с великим плачем из Городца во Владимир тело постриженного в иночество в келье Федоровского монастыря схимника Алексия.
В стихотворении «В Городце в 1263 г.» известный русский поэт А.Майков писал:
Тих и недвижен лежит,
головой к образам,
Князь Александр,
черной схимой покрыт…
Так зачем схимнику, отрешившемуся от всех мирских соблазнов, боевое вооружение? И разве в обмен на черное облачение не отдавалось монастырю все личное имущество? Рассуждая так, естественно предположить, что монахи Федоровской обители стали, среди прочего, и законными наследниками боевого шлема князя. Ведь найдена же в Городце в 1990 году печать, принадлежавшая, по мнению исследователей, самому Александру Невскому.
Так почему бы не предположить, что городецкий шлем принадлежал великому полководцу, который, несмотря на личное мужество и силу, произнес однажды слова, прошедшие через столетия: «Не в силе Бог, а в правде». А это значит, что и к схиме, и к святости шел он всю жизнь.
Летописцы рассказывали, что Александр Невский скончался ночью, после причастия. А на другой день служил во Владимире обедню митрополит Кирилл. И явился ему образ Александра, окруженный сиянием. И со слезами объявил тогда смущенной пастве митрополит, что зашло солнце земли русской… Кстати, в стихотворении А.Майкова допущена поэтическая неточность. Слова эти будто бы произнесены в Городце, в келье Федоровского монастыря:
Тихо лампада пред образом
Спаса горит…
Князь неподвижен лежит…
Словно как свет над его
просиял головой —
Чудной лицо озарилось красой,
Тихо игумен к нему подошел
и дрожащей рукой
Сердце ощупал его и чело —
И, зарыдав, возгласил
«Наше солнце зашло!»
И еще повествует летописец о том, что во время панихиды инок Севостьян подошел к великому князю со священным свитком. И усопший, подняв руку, принял свиток, а затем вновь сложил руки крестом на груди. Символично и то, что спустя сто с лишним лет, в год Куликовской битвы, церковь признала мощи Александра Невского нетленными.
Да, хотелось бы верить, что найденный шлем принадлежал одному из самых почитаемых святых православной церкви. Вспоминаю беседу с Татьяной Владимировной Гусевой, руководителем Нижегородской археологической службы, кандидатом исторических наук. Собственно, ей принадлежит первая публикация в материалах научной конференции «Городецкие чтения» о находке шлема.
— Не понимаю, зачем вам потребовалось сразу же соединять шлем с именем Невского, — охладила меня Татьяна Владимировна. — Я, кстати, вначале считала, что он принадлежал дяде Невского — великому князю Юрию Всеволодовичу. Но, кажется, не нашла авторитетной поддержки в Московском институте археологии. Предстоит еще очень долгий и кропотливый труд, прежде чем будет установлено имя владельца шлема. Однако находка в наше время боевого шлема русского князя XIII века — сама по себе научная сенсация. Это я точно могу утверждать.