В истории американского шпионажа операция «Соло» не имеет себе равных. В течение двадцати лет агент ФБР был вхож в самые высокие кабинеты Кремля
Настоящее имя Морриса Чайлдса – Мойше Шиловский. Он родился в 1902 году в местечке неподалёку от Киева и оказался в Америке в возрасте девяти лет. Семья осела в Чикаго, где отец-сапожник преуспел в изготовлении дорогой модной обуви. Когда Моррису исполнилось четырнадцать, он, продолжая учёбу в школе, поступил подмастерьем в мастерскую отца, а кроме того, работал посыльным в чикагском деловом центре – не потому, что семейство так уж нуждалось, а потому, что сам он хотел как можно скорее встать на ноги. Он читал русскую классику, философские труды, книги по американской истории. Интересовался архитектурой, ходил на лекции в институт искусств. Питая вполне понятную ненависть к русской монархии, отец Морриса, а вслед за ним и он сам с энтузиазмом восприняли большевистскую революцию 1917 года. Моррис сблизился с леворадикальной молодёжью и девятнадцати лет от роду вступил в Коммунистическую партию Америки.
В середине 20-х годов на Морриса Чайлдса обратил внимание один из высших партийных функционеров Эрл Браудер. То было время острой фракционной борьбы. Твёрдые сталинисты во главе с Браудером и Уильямом Фостером оставались в меньшинстве. Большинство шло за Джеем Лавстоном, полагавшим, что раз уж политическая ситуация в США имеет свою специфику, то и местные коммунисты не обязаны слепо подчиняться указаниям Коминтерна. В мае 1929 года Сталин вызвал Браудера и Лавстона в Москву. Он заклеймил взгляды последнего как опасную ересь. Генеральным секретарем партии стал Фостер, Лавстона исключили из её рядов. Как поведал Браудер своему юному другу Моррису, товарищ Сталин приказал даже арестовать Лавстона, но троцкисты успели предупредить фракционера, и он благополучно вернулся в США.
В возрасте 26 лет многообещающего Морриса Чайлдса направили на учёбу в Москву. Партия снабдила его фальшивым паспортом, 200 долларами, новым пальто и билетом на пароход Ile de France. В январе 1929 года Моррис прибыл в столицу мирового пролетариата под именем Гарри Саммерса, рабочего из Детройта. Стандартный курс обучения в школе Коминтерна продолжался два года. Особо одарённые студенты получали приглашение завершить образование как бы в аспирантуре. После проверки знаний Чайлдса зачислили сразу на второй курс.
Шефство над Сусловым
Помимо теории классовой борьбы, питомцы школы овладевали и её практикой – обучались приёмам саботажа, шпионажа и диверсий. Их учили стрелять из различных видов оружия, изменять внешность и устраивать конспиративные явки, взрывать поезда, шифровать донесения, скакать на лошади и орудовать саблей.
Однажды Морриса вызвали в канцелярию школы. Неизвестный человек, знавший его настоящее имя, первым долгом передал ему приветы от родителей и братьев, сказал, что рад был услышать о его успехах в учёбе, а затем спросил: думал ли Моррис о том, что империалисты способны заслать в школу своих шпионов, дабы развернуть в её стенах троцкистскую пропаганду? Моррис сказал, что это возможно. А раз так, продолжал незнакомец, согласен ли Моррис помогать разоблачать этих врагов? Так Моррис Чайлдс стал тайным осведомителем ОГПУ. Для удобства общения с лубянскими кураторами его сделали старостой класса – теперь регулярные визиты в административный корпус не вызывали подозрений.
У Чайлдса установились прекрасные личные отношения с преподавателями, занимавшимися с ним индивидуально. На этих занятиях речь шла уже не о взрывном или шифровальном деле, а о внедрении своих людей в руководящие органы профсоюзов и других общественных организаций, искусстве заключения временных альянсов и мастерстве политических провокаций. В числе преподавателей были финский большевик и крупный теоретик Коминтерна Отто Куусинен и восходящая звезда партийной мысли Михаил Суслов. С последним у Чайлдса установились особо доверительные отношения. Был случай, когда Суслов вдруг впал в немилость и остался без продовольственного пайка. Чайлдс, невзирая на возможные последствия, взял учителя на довольствие: похищал для него еду из столовой. Опала продолжалась несколько недель. Однако Суслов помнил о помощи Чайлдса всю жизнь и покровительствовал бывшему студенту.
По окончании коминтерновской школы Чайлдса направили на «производственную практику» в Сталинград, где он заразился брюшным тифом и едва не умер. После нескольких суток в бреду на полу переполненной больницы доктора, получив распоряжение из Москвы, перевели его в отдельную палату и начали лечить медикаментами, присланными из столицы специально для Морриса. Когда спустя месяц он выписался, на вокзале его ожидал спецвагон с врачом, медсестрой, поваром и горничной. Моррис Чайлдс понял, что оправдал доверие. Из Советского Союза он уехал в 1932 году с клеймом лояльности, выражавшимся в одном слове – «наш».
В том же году генеральным секретарем стал Эрл Браудер.
К этому времени определенного положения добился и младший брат Морриса, Джек. Товарищ Браудер поручил ему сбор членских взносов в Молодёжной коммунистической лиге. Задание было непростое: американские комсомольцы неохотно расставались с трудовым долларом. Вскоре и Джек отправился на учёбу в Москву, причём советское начальство разрешило ему взять с собой подругу. В отличие от Морриса из Джека не стали воспитывать будущего партийного вождя – он учился радиоделу и приёмам нелегальной работы. Вернувшись в Америку, стал личным адьютантом, шофёром и телохранителем Браудера.
Билет в Большой
Сегодня ни для кого не секрет, что коммунисты Европы и Америки ещё до войны активно занимались шпионажем в пользу Москвы. Рядовые члены партии зачастую и не подозревали, как их используют вожди. Так, например, на службу советской разведке была поставлена сеть «рабкоров» – удачная придумка немецких коммунистов. Рабочий корреспондент писал заметки в партийную газету о своём предприятии: какую продукцию оно выпускает, где берёт сырье и комплектующие. Лишь малая часть этих сообщений публиковалась. Остальное поступало по прямому назначению – советским резидентурам в Нью-Йорке и Вашингтоне.
В 1931 году численность Kомпартии США составляла 8030 человек. В июле 1935 года Георгий Димитров на Седьмом конгрессе Коминтерна огласил новый курс. Коммунисты, сказал он, должны вступить в союз со всеми антифашистскими силами, стать «троянским конём», который проникнет «в самое сердце вражеского лагеря». Американские коммунисты пошли в профсоюзы. И преуспели.
Ещё больше их позиции упрочились в годы войны. Советский Союз был союзником. Американские коммунисты на выборах выступали в поддержку президента Рузвельта. На предупреждения директора ФБР Эдгара Гувера о массовой инфильтрации агентов Коминтерна в федеральные ведомства и даже в разведку директор Управления стратегических служб генерал Донован отвечал, что зачислит в штат хоть самого Сталина, если это поможет одолеть Гитлера. Резидент НКВД в Вашингтоне Василий Зарубин докладывал в Центр о возможности агентурной «разработки» супруги президента Элеоноры Рузвельт. Идея была бредовой, но коммунисты и впрямь имели выход на первую леди. К концу войны ряды КП США насчитывали 73 тысячи членов, из них 10 тысяч – в Вооружённых Силах. Тираж газеты «Дейли уоркер» достиг 65 тысяч экземпляров, а общий тираж книг и брошюр, выпускаемых КП США, – двух миллионов.
Летом 1945 года Моррис Чайлдс слёг с сердечным приступом, а когда пришёл в себя, его навестил один из партийных вождей – Юджин Деннис, тоже коминтерновской школы. Он рассказал Моррису, что в партии сменилось руководство: «подлый фракционер» Браудер исключён, а генеральный секретарь теперь он, Деннис; вакантны важные посты, в том числе редактора газеты «Дейли уоркер». Не согласится ли Моррис занять место? Чайлдс возразил, что ничего не понимает в журналистике. Этот аргумент Деннис признал неосновательным. К тому же Москва настаивала. Чайлдс приступил к работе.
В марте 1947 года в Москве проходила сессия Совета министров союзных стран – консультативного органа, созданного для обсуждения текущих вопросов европейской политики. Деннис запросил у Москвы разрешение прислать корреспондента «Дейли уоркер». Москва ответила согласием, уточнив, что этим корреспондентом должен быть Моррис Чайлдс. Перед поездкой к нему обратился Пол Новик, редактор газеты на идиш Morning Freiheit. Встревоженный сообщениями об антисемитской кампании в СССР и об арестах и даже казнях евреев, Новик просил Чайлдса обратиться к советскому руководству с призывом остановить репрессии. Он также передал ему посылку с медикаментами, в том числе дефицитным пенициллином, предназначавшуюся для видных еврейских деятелей культуры.
Команда журналистов, летевших в Москву для освещения конференции, подобралась сильная – в неё входили Уолтер Кронкайт и Говард Смит.
В отель, где поселился Чайлдс, доставили билет на балет и добавили, что пойти на спектакль он должен обязательно. Вечером Моррис отправился в Большой театр и оказался в ложе в одиночестве. Однако когда погас свет, в ложе появились двое сотрудников международного отдела ЦК ВКП(б). Чайлдса попросили рассказать обо всех примечательных событиях в жизни Kомпартии США начиная с 1943 года (в этом году был распущен Коминтерн). Прощаясь, ему назначили следующую встречу. Так он и проводил время в Москве: днем вместе с коллегами по перу собирал информацию и писал репортажи, вечерами беседовал с московскими партийными чиновниками. Во время одного из таких разговоров он вспомнил о просьбе редактора еврейской газеты. Его собеседники несказанно удивились: как он мог поддаться буржуазной пропаганде? Разумеется, советских евреев не репрессируют. Что касается деятелей советской культуры, то все они находятся в настоящий момент на своих дачах и в санаториях, где получают прекрасное медицинское обслуживание и ни в каких лекарствах не нуждаются.
Между тем коллеги сторонились Чайлдса, не признавая в нём профессионала. Говард Смит, которому выпало сидеть с ним за одним столом в ресторане отеля, держался вежливо, но не более того. Вместе с другими американскими журналистами Моррис был приглашён на приём к американскому послу генералу Уолтеру Бедделлу Смиту. Заметив одиночество Чайлдса, жена посла спросила его, почему он не веселится вместе со всеми. Чайлдс признался, что он коммунист и потому никто не желает с ним знаться. «Я желаю», – ответила она и пригласила на танец. Представив затем Чайлдса мужу, она добавила, что коллеги подвергли его остракизму за то, что он коммунист. «Господин Чайлдс, – сказал на это Бедделл Смит, – вы гражданин Соединенных Штатов и потому желанный гость в посольстве в любое время». С этого момента в отношениях Чайлдса с другими журналистами произошла резкая перемена. Его приняли в компанию.
В один из следующих дней за завтраком он сказал Говарду Смиту, что хотел бы когда-нибудь побывать на могиле своего брата, воевавшего и погибшего во Франции. Смит предложил сделать это на обратном пути в Америку. Чайлдс признался, что у него нет на это средств. В день отъезда, встретившись с Чайлдсом за завтраком, Смит протянул ему запечатанный конверт и попросил не вскрывать до тех пор, пока он не окажется на борту самолёта. Чайлдс так и сделал. В конверте оказались 300 долларов и записка: «Мы решили, что ты должен сделать крюк, и скинулись. Твои товарищи американцы».
Эта история произвела на Морриса глубокое впечатление.
«Ребята, где вы раньше были?»
С началом «холодной войны» для американских коммунистов наступили плохие времена. В июне 1948 года ФБР арестовало головку партии. Двенадцати вождям, в том числе Деннису и Фостеру, предъявили обвинение в нарушении закона 1940 года, возбраняющего пропаганду насильственного свержения существующего правительства. В отношении тяжело больного Фостера процесс был отложен. Четверо обвиняемых были освобождены из-под стражи под залог и… скрылись от правосудия. Остальных федеральный суд приговорил к различным срокам тюремного заключения. Верховный Суд утвердил приговор, признав конституционность закона 1940 года. За первой волной арестов последовала вторая. Агенты ФБР арестовали в общей сложности 126 лидеров, из них лишь десять были оправданы. Партия перешла на нелегальное положение.
ФБР развернуло охоту за ушедшими в подполье большевиками, создав для этого особое подразделение. Моррис Чайлдс, к тому времени оставивший по состоянию здоровья пост редактора газеты, всякую минуту ждал ареста. Он не имел никаких средств к существованию и жил на благодеяния брата Джека и немногих друзей. Установив за ним слежку, агенты ФБР скоро поняли, что человек, садящийся отдыхать на скамейку после каждых пятидесяти шагов пешей прогулки, не может представлять опасность для правительства. Иное дело его брат.
В сентябре 1951 года двое агентов ФБР остановили Джека Чайлдса неподалеку от его дома в нью-йоркском районе Квинс. Представившись, они ожидали, что «объект» сделает круглые глаза и начнёт отпираться, как это было при аресте других партийцев. В ответ они услышали: «Ребята, где же, чёрт возьми, вы пропадали все эти годы? Я успел сына вырастить, пока вы ходили вокруг да около!» Джек изъявил полную готовность сотрудничать с властями. Зашла речь о Моррисе: не согласится ли и он помочь ФБР? Джек ответил, что это возможно, однако он и брат – совершенно разные люди. Моррису нельзя предлагать такие вещи с кондачка, необходимо действовать мягко, послать к нему интеллигентного человека – «джентльмена, соображающего в этом большевистском дерьме».
Такие джентльмены в ФБР нашлись. На встречу с Моррисом отправился Карл Фрейман, один из лучших вербовщиков бюро. Фрейман внимательно проштудировал сочинения Маркса и Ленина и книги по советской истории. Разговор с Моррисом он начал с вопросов: не кажется ли ему, что Сталин предал идеалы марксизма? Согласен ли он с тем, что коммунизм уничтожил миллионы невинных мужчин, женщин и детей? Не думает ли Моррис, что советские коммунисты и немецкие нацисты отличаются друг от друга лишь методами истребления евреев? Какой строй, по мнению Морриса, наилучшим образом удовлетворяет потребности человека – советский коммунизм или американская демократия?
«Мы оба знаем ответы», – сказал Чайлдс. Он, однако, недоумевал, чем может помочь властям. Он не знал, где скрываются партийные вожаки, давно отошёл от активной работы и, наконец, слишком болен. Здоровье надо поправить, ответил Фрейман. А затем возобновить старые контакты.
Фрейман нашёл отличную кардиологическую клинику в Миннесоте. Расходы взяло на себя ФБР. Но как объяснить товарищам по партии, откуда Чайлдс раздобыл такую прорву денег? Выход из положения придумал Джек: он обратится к «товарищам» с призывом помочь умирающему. «Ни одна из этих задниц не даст ни гривенника, – сказал Джек. – Но никто не признается в этом другому». Так и вышло.
Миннесотские доктора постарались на славу. В 1954 году Моррис Чайлдс полностью поправился. Вскоре напомнило о себе большевистское подполье. Чайлдсу предложили новую ответственную работу: восстановить связи с Москвой и наладить финансирование. Операция ФБР под кодовым названием «Соло» началась.
В течение двух лет, в 1954–1955 годы, на все мольбы о помощи Москва отвечала глухим молчанием. Кремлю было недосуг заниматься зарубежными соратниками. Моррис и Джек тем временем постепенно восстановили свое положение в партийных кругах и стали снабжать ФБР дельной информацией.
Друг Мао и палец в Кремлёвской стене
Весной 1956 года друг Морриса, лидер канадских коммунистов Тим Бак, вернулся с ХХ съезда КПCC с потрясающими известиями. По дороге из Москвы в Торонто он заехал в Варшаву, где старый приятель Владислав Гомулка показал ему стенограмму закрытого заседания съезда в ночь с 25 на 26 февраля, на котором Никита Хрущёв произнёс свою знаменитую антисталинистскую речь. Джек Чайлдс, исполнявший функции курьера между Нью-Йорком и Торонто, привёз текст хрущёвской речи, копию которого Гувер немедля препроводил в Государственный департамент.
В том же году федеральный суд признал, что закон 1940 года неприменим к членам КП США. Партия вышла из подполья. В следующем, 1957 году она провела свой национальный съезд. Юджин Деннис назначил Морриса Чайлдса заместителем по связям с зарубежными компартиями. Наладились и контакты с Москвой. В апреле 1958 года Чайлдс получил приглашение посетить советскую столицу.
Дни, проведённые в Москве, Моррис прожил в неге и холе. Чудесный лимузин с зашторенными окнами, гостиница ЦК КПСС, визиты доктора по утрам, буфет на Старой площади: вкусить от кремлёвского изобилия Чайлдсу мешало лишь то, что он был евреем и вегетарианцем. В международном отделе ЦК с ним работали старый знакомый Михаил Суслов и Борис Пономарев. Они сказали, что в текущем году Москва выделяет американским коммунистам 75 тысяч долларов, в следующем – 200 тысяч. От Суслова Моррис впервые услышал, что отношения Москвы с Пекином совсем не так хороши, как казалось со стороны.
Между тем его путь из Москвы лежал именно в Пекин. Приём, оказанный Чайлдсу в Китае, превзошёл все ожидания. Его принял сам Мао Цзэдун. При беседе, продолжавшейся около пяти часов, присутствовала лишь переводчица. Мао без обиняков заявил посланцу американских товарищей, что дискредитация наследия Сталина и нынешняя политика советского руководства есть предательство революции. Неизвестно, знакома ли была Чайлдсу русская пословица «Ласковое дитя двух маток сосёт», но он поступил в полном соответствии с народной мудростью. Чайлдса попросили, впрочем, не говорить в Москве о китайских «дотациях».
Возвращение на родину было триумфальным. Коммунисты радовались деньгам, ФБР – сведениям о советско-китайских противоречиях. Это была информация стратегического значения. Моррис Чайлдс упрочил свои позиции и сделался незаменимым. В январе 1959 года он был назначен главой партийной делегации на XXI съезде КПСС. Съезд избрал Чайлдса в редакционную комиссию.
Однажды, захлопывая дверь, он прищемил палец, да так, что потребовалось вмешательство хирурга. Увидев, что врачи намереваются накладывать швы под наркозом, Моррис, помня уроки школы Коминтерна, решительно отказался от анестезии, дабы не проговориться в беспамятстве о своей дружбе с ФБР. История о героическом пациенте дошла до Хрущёва. На очередном утреннем заседании он поведал делегатам об американском коммунисте, который претерпел невыносимые страдания, лишь бы не выдать государственную тайну, хоть его и оперировали врачи, облеченные доверием партии. «Этот товарищ сегодня среди нас!» – заявил Хрущёв и пригласил Чайлдса к трибуне. Обняв героя и осмотрев раненую руку, он пообещал захоронить ампутированный кусок пальца в Кремлёвской стене.
Несгибаемый американский большевик полюбился советскому вождю настолько, что в сентябре того же года он включил Чайлдса в состав своей делегации, направлявшейся в Пекин. В ходе визита раскол из тайного стал явным. Китайцы попросили Чайлдса задержаться на пару недель, и опять его принял Мао. Кормчий сообщил собеседнику, что Советский Союз выродился в такого же империалистического хищника, как и США, и теперь Пекин отнюдь не пугает возможность ядерной войны между ними. В этом случае, сказал Мао, Китай «останется на вершине горы и будет наблюдать, как в долине два тигра рвут друг друга на части». Придёт время, и США обратятся к Китаю с предложением о сотрудничестве. Но примирение с Москвой невозможно до тех пор, пока она не откажется от своего пагубного и ошибочного курса…
Вернувшись домой, Чайлдс узнал об очередной смене власти в КП США: вместо отошедшего от дел по болезни Денниса генеральным секретарем стал Гэс Холл (он же Арво Холберг) – выходец из семьи финских иммигрантов-коммунистов, выпускник всё той же школы Коминтерна. Забегая вперед, скажем, что этот долгожитель возглавлял Компартию США вплоть до своей смерти в октябре 2000 года. Он пережил Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, Мао, Дэн Сяопина, Трумэна, Эйзенхауэра, Кеннеди, Джонсона, Никсона и Советский Союз. На просьбу Карла Фрэймана дать характеристику новому генсеку Моррис Чайлдс как-то ответил: «У него нет ни единого друга в целом свете».
Гэс Холл подтвердил полномочия Чайлдсов: Моррис остался его «министром иностранных дел», Джек стал связным, через которого партия получала финансирование из Москвы.
Кукла-пищалка в эфире
С любительской конспирацией было покончено. В США наличные деньги чемоданами привозили профессионалы КГБ. Получая сообщение из Москвы о том, когда должна состояться следующая встреча, Джек должен был подтвердить свою готовность. Для этого ему следовало припарковаться на Манхэттене неподалеку от советской миссии при ООН и послать сигнал по рации. Он пользовался резиновой куклой с пищалкой: три писка означало «да», пять – «нет». При необходимости экстренной встречи Джек посылал семь писков.
Спешного свидания могла потребовать и резидентура. Она оставляла свои меловые отметки на стене дома, мимо которого Джеку надлежало проезжать пять раз в неделю не позднее восьми часов утра. Буква V означала, что необходима краткая встреча, О – что встреча будет продолжительной, Х – что в тайник заложена информация.
Как правило, денежные посылки передавались в выходные дни – в КГБ считали, что по уик-эндам ФБР следит за советскими дипломатами менее тщательно, чем в будни. Обычно сотрудник нью-йоркской резидентуры, работающий под крышей советской миссии, выезжал в пятницу вечером с семейством на дачу в Глен-Дов на Лонг-Айленде, рассчитывая таким образом убедить наружку, что работать в ближайшие два дня не собирается. В субботу после полудня курьер выезжал с территории дачи и некоторое время колесил по окрестностям. За ним на некотором удалении следовал его коллега. За полчаса до встречи оба парковались на бензоколонке и обменивались впечатлениями. При отсутствии каких-либо подозрений курьер направлялся на свидание с Джеком. Тот останавливался в назначенном месте и, задрав крышку капота, озабоченно осматривал его внутренность. Курьер останавливался и осведомлялся, не требуется ли помощь, после чего вынимал из багажника посылку. Вся операция занимала не более минуты.
Вместе с деньгами связники обменивались посланиями. Моррис фигурировал в них под псевдонимом Hub, «Мэдисон» означал Советский Союз, «Гамильтон» – Китай, а Фиделю Кастро была почему-то присвоена кличка Персик.
Не сотрудничай Джек с властями, его жизнь была бы наполнена хлопотами и треволнениями. Но в данном случае все техническое обеспечение взяла на себя команда агентов ФБР: они принимали и расшифровывали радиограммы, жали на пузо кукле, проверяли метки на стене и забирали посылки из тайников.
Посылку первым делом везли в нью-йоркское отделение ФБР, где деньги пересчитывались, а номера купюр переписывались в целях выяснения их происхождения. Затем деньги поступали в депозитный сейф одного из нью-йоркских банков. Сразу по их получении львиную долю забирал в своё распоряжение Гэс Холл.
Аппетиты вождя американских коммунистов не знали предела. Он постоянно просил Москву увеличить финансирование, красноречиво описывая свои подвиги в борьбе с гидрой мирового империализма и рост популярности партии. Москва шла навстречу, неуклонно повышая сумму: в 1965 году она впервые превысила миллион долларов в год, а в 1980-м составила 2 миллиона 775 тысяч.
Объемы финансирования КП США не шли в сравнение со средствами, направляемыми Москвой на поддержку крупнейших компартий Запада – итальянской и французской. У тех счёт членов шёл на миллионы, а Компартия США была одной из самых малочисленных – в середине 70-х годов в ней состояло менее десяти тысяч членов. Однако в отличие от европейских ревизионистов американцы никогда не отклонялись от генеральной линии, а потому в пересчёте на «душу населения» их финансировали более чем щедро.
Стоит сказать и о том, откуда брались эти деньги. Прежде всего со знаменитого депозита №1 Внешэкономбанка, на котором хранились средства так называемого Международного фонда помощи левым рабочим организациям. Как сообщил автору в своё время бывший высокопоставленный сотрудник Международного отдела ЦК, в фонд этот ежегодно поступало примерно 18 миллионов долларов. Львиную долю этой суммы составляли отчисления КПСС. Из восточноевропейских коммунистов наибольшей щедростью отличались поляки, немцы и венгры – вклад каждой из этих партий составлял в среднем 500 тысяч долларов в год. Однако Москва тратила на поддержку братских партий в свободном мире гораздо больше: к примеру, в 1980 году, согласно документам, которые партийным «кассирам» не удалось уничтожить в августе 1991 года, это было 200 миллионов.
Happy birthday, дорогой товарищ Моррис!
Шли годы. Основной функцией Морриса Чайлдса оставались регулярные контакты с головкой КПСС и другими братскими партиями. Он принимал участие в съездах и конференциях, в том числе закрытых, то сопровождая Холла, то заменяя его. С 1958 по 1977 год побывал за границей с партийными поручениями 59 раз. Кроме Москвы, в Праге, Варшаве, Будапеште, Восточном Берлине, Гаване, Пекине, Мехико и Торонто. Помимо квартир в Чикаго и Нью-Йорке, у него появилась своя квартира в Москве, предоставленная Управделами ЦК. К квартире прилагались кухарка и автомобиль с водителем. Чайлдса прикрепили к кремлёвскому спецраспределителю.
Все эти блага Моррис получал не просто так – Международный отдел ЦК КПСС живо интересовался содержанием его бесед с лидерами других компартий. Иными словами, Москва рассматривала его как своего агента, в особенности тогда, когда он встречался с китайцами или представителями других отбившихся от рук стран социалистического лагеря. Но и эти представители, в особенности китайцы, хотели видеть в нём собственного шпиона. Остаётся лишь догадываться, какой был кавардак в голове посланца американских большевиков, тем более что главной своей задачей он считал шпионаж в пользу собственного правительства!
После каждой заграничной поездки один из руководителей операции «Соло» ждал его в номере мотеля, расположенного на пути из аэропорта в город, – всякому сотруднику спецслужб известно, что агента необходимо «разгрузить» как можно скорее, пока впечатления свежи и не затёрты новыми. Информации от Чайлдса присваивался самый строгий гриф секретности. И она того заслуживала.
Руководители Международного отдела ЦК КПСС – Борис Пономарев и завсектором Северной Америки Николай Мостовец – при каждой встрече подробно излагали Чайлдсу позиции Москвы по кардинальным вопросам внешней политики в предельно доверительной форме. Многое Моррис подмечал и сам. Он, к примеру, находился в Москве, когда в 1963 году в Далласе убили президента Кеннеди, и был свидетелем шока Пономарева, когда тому доложили, что убийца Освальд пользовался политическим убежищем в СССР. Неоспоримая ценность Морриса Чайлдса состояла и в том, что он был настоящим «агентом влияния», то есть умел внушить советским вождям собственные представления и мысли.
6 мая 1974 года кремлёвский ареопаг – Брежнев, Суслов, Пономарев, Мостовец – принимал в Москве Холла и Чайлдса. Для Чайлдса эта поездка ознаменовалась примечательным событием. Проводив шефа в Америку, Моррис задержался в Москве для решения текущих вопросов. Однажды заместитель Пономарева Анатолий Черняев сообщил ему, что товарищ Брежнев приглашает его на частный рабочий ужин («рабочий» на языке кремлёвских бюрократов означало «без жён»). В назначенный вечер в дверь московской квартиры Чайлдса позвонил безукоризненно одетый молодой человек, на прекрасном английском языке пригласивший его в ожидавший у подъезда лимузин. Спустившись вниз, Чайлдс увидел, что у машины в окружении двух телохранителей стоит не кто иной, как председатель КГБ Юрий Андропов. Мысленно попрощавшись с родственниками, Моррис пошёл навстречу своей судьбе в совершенной уверенности, что поездка закончится в лубянском застенке.
Но Андропов и не думал арестовывать Чайлдса. Он доставил его в Кремль, где в обеденном зале, прозванном «Капитанская рубка», за обильно накрытым столом их ожидала добрая половина членов Политбюро во главе с Брежневым, а также Пономарев, Черняев и Мостовец. Едва двери перед Чайлдсом распахнулись, хор кремлёвских небожителей нестройно, но с чувством затянул на английском языке: «Happy birthday to you…» Моррису в этот день исполнилось 75 лет.
Усадив юбиляра рядом с собой, советский генсек произнёс тост за здоровье «последнего из настоящих большевиков». Сотрапезники встали и приветствовали именинника аплодисментами. Когда застолье перешло в стадию десерта и официанты подали шампанское, коньяк, фрукты и сыр, Брежнев водрузил на нос очки и с выражением прочёл юбилейную речь. Моррис вступил в партию в девятнадцатом году, сообщил генсек; кто из присутствующих здесь имеет такой стаж? Будучи секретарем Коммунистической партии Соединенных Штатов Америки по иностранным делам, товарищ Моррис снискал уважение, доверие и дружбу партийных вождей повсюду в мире социализма, и никто не сделал больше для укрепления солидарности между братскими партиями. Коммунистическая партия США сохранила свою идейную чистоту, а товарищ Моррис более полувека был её неколебимым крепостным валом. С этими словами Брежнев встал и объявил о награждении Морриса орденом Красного Знамени, который тотчас и приколол ему на пиджак.
На грани провала
И тем не менее опасения Морриса Чайлдса имели под собой основания. За те без малого двадцать лет, в течение которых длилась операция «Соло», угроза разоблачения возникала не раз.
В январе 1967 года при очередной встрече в Москве Борис Пономарев положил перед Чайлдсом стопку документов. Это были донесения ФБР, содержащие сведения о тайной деятельности Компартии США. «Как это могло случиться?» – спросил Пономарев. «Не знаю, – честно ответил Моррис. – Вы можете сказать, откуда это у вас?» «Кто-то подбросил эти документы во двор нашего посольства в Вашингтоне», – объяснил Пономарев. «Тогда это, возможно, провокация», – предположил Чайлдс. «Возможно, – согласился Пономарев. – Но информация правильная, не так ли?»
Узнав об инциденте, руководители операции «Соло» стали выяснять, в чём дело. Оказалось, вашингтонский отдел ФБР затеял операцию, целью которой было заставить резидентуру КГБ завербовать «подсадную утку»: после нескольких таких «вбросов» в посольство должен был явиться офицер американского военного флота и предложить советской разведке свои услуги в качестве шпиона. Документы решено было использовать подлинные. Те, что были впоследствии доставлены Пономареву, показались вашингтонским контрразведчикам не слишком ценными – на них отсутствовала пометка об особой уязвимости источника. После этого случая всем сообщениям, исходившим от Чайлдса, присваивался гриф наивысшей секретности, а их циркуляция внутри ФБР была резко ограничена.
В апреле того же, 1967 года серьёзное испытание выдержал Джек Чайлдс. Его вызвали в Москву для обсуждения оперативных вопросов. На Лубянке Джека ждал новый куратор, Владимир Казаков. С места в карьер он осведомился: «После того как наш товарищ передаёт вам деньги, что вы с ними делаете?»
Как ни удивительно, за все эти годы в Москве никто и никогда не спрашивал у американских большевиков отчёта в израсходованных суммах. Джек мгновенно осознал, что его допрашивают и что он совершенно не готов к такому обороту. Он ответил, что поступает с деньгами в соответствии с распоряжениями генерального секретаря товарища Гэса Холла – в основном передает их брату на хранение. И Джек рассказал, где именно в доме Морриса они прячут пачки долларов. Казаков, однако, не отставал: а почему товарищ Холл именно Моррису поручает хранить партийную кассу? Здесь Джека выручила природная наглость и привычка к крепким выражениям. Пересыпая свою тираду ненормативной лексикой, Джек объяснил чекисту: да потому, вашу мамашу, что товарищ Холл – осуждённый преступник, скрывшийся к едрене фене от правосудия и сидевший в гребаной американской тюрьме, и как только ФБР, или полиция, или налоговая служба найдёт в его доме или в его депозитном сейфе такую прорву наличных баксов, то он отправится туда же, к свиньям собачьим.
Но главные вопросы Казаков припас напоследок. «А вот когда вы передаёте нашему товарищу микроплёнку, вы ведь и список того, что на плёнке, передаёте?» Получив утвердительный ответ, он поинтересовался: «А как вы его пишете?» «Печатаю на машинке». «Но ведь это не напечатано». – И Казаков протянул Джеку список, написанный от руки. Джек тотчас узнал почерк агента ФБР: в спешке он перепутал бумажки и печатный вариант оставил у себя. «Это ваша рука?» Джек заявил, что как раз тогда растянул сухожилие на запястье и не мог печатать, и список под его диктовку составила его жена, давно с благословения ЦК посвящённая во все партийные тайны. Вполне могло статься, что собеседник в ответ продемонстрировал бы Джеку автограф его жены, оставленный в книге почётных посетителей какой-нибудь Грановитой палаты. Но Казаков этого не сделал.
В один из следующих дней Международный отдел ЦК КПСС устроил ужин по случаю 60-летия Джека Чайлдса; по просьбе именинника был приглашён и Казаков. Увидев своими глазами кремлёвских вождей, провозглашающих здравицы в честь Джека, бдительный чекист не посмел продолжать свои допросы, однако его взгляд ясно говорил Джеку, что подозрения не рассеялись.
Но наиболее драматичной оказалась последняя поездка Морриса в Москву. Она состоялась в октябре-ноябре 1977 года – Морриса Чайлдса с женой пригласили на празднества по случаю 60-летия Октябрьской революции. Из Москвы Чайлдсы вылетели рейсом Аэрофлота в Прагу, где Моррису предстояла встреча с руководством Компартии ЧССР. За двадцать минут до посадки из кабины пилота вышел один из членов экипажа и сказал Моррису, что по распоряжению «высших властей» он должен немедленно вернуться в Москву. На обратном пути Моррис и Ева (полноценная участница операции «Соло»), будучи совершенно уверены, что они раскрыты, попрощались друг с другом. Но вместо мрачных конвоиров с наручниками их ждали пионеры с пышными букетами, предводительствуемые Николаем Мостовцом, который объяснил: в Москву летит Гэс Холл, и он заявил, что не может вести переговоры без своей «правой руки».
После этой истории руководство операции «Соло» приняло решение: больше никаких поездок в Москву. Оставалось решить, как вывести Чайлдсов из игры. Между тем в октябре 1978 года Моррис получил приглашение на очередные «консультации по стратегическим, оперативным и финансовым вопросам». Во время встречи с Холлом Моррис притворился, что его скрутил радикулит, и генсек заботливо вызвал ему такси. Наутро резидентура КГБ получила условный сигнал (мелом на стене) о том, что в тайник заложена информация: это было сообщение о болезни Морриса.
Чайлдс был действительно нездоров и после курса лечения в больнице стал постепенно отходить от дел. В сентябре 1979 года в Чикаго неожиданно объявился путешествующий по Америке Николай Мостовец. Позвонив Чайлдсу, он пригласил его с женой в ресторан и за обедом стал уговаривать Морриса поправить здоровье и отдохнуть в санатории ЦК КПСС. Чайлдс ответил, что доктора категорически запретили ему дальние перелёты.
В августе 1980-го в США появился новый посланец Москвы – офицер КГБ Константин Корявин. Встретившись с ним, Моррис сообщил о своих подозрениях: похоже, им заинтересовалось ФБР, и товарищ Холл подбирает ему замену. Замена вскоре нашлась. КГБ присвоил новому агенту кличку Цезарь и по радио назначил встречу в вашингтонском пригороде Вена. ФБР потребовалось несколько месяцев, прежде чем оно смогло установить личность Цезаря и получить доказательства его связи с советской резидентурой. Цезарь был членом партии с большим стажем и на предложение ФБР о сотрудничестве ответил возмущённым отказом. Тогда в присутствии адвоката Цезарю были предъявлены материалы, изобличающие его как незарегистрированного агента иностранного государства. Это был повод для уголовного преследования. Цезарь предпочёл выйти из игры. Операция «Соло» была завершена.
