Там тоже шли повальные аресты людей

Серго Берия МОЙ ОТЕЦ – ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ Автор выражает глубокую признательность за помощь в работе над этой книгой Михаилу Сергеевичу Конюке и Виталию Евгеньевичу Бежину ОТ ИЗДАТЕЛЯ Книгу эту можно отнести, к разряду необычных. Хотя кое-кто, увидев в ее названии имя человека, который вот уже четыре десятилетия числится хрестоматийным злодеем, скопищем всех мыслимых и немыслимых пороков, может усомниться в подобном определении, сказав: “Что из ряда вон выходящего можно найти в очередных воспоминаниях. И так уже все ясно и подробно описано в вузовских и школьных учебниках. ” И все же смеем утверждать, что эта художественно-публицистическая книга, приоткрывающая многие неизвестные страницы отечественной и миро- вой истории, необычна, и прежде всего тем, что написал ее человек нео- бычной и нелегкой судьбы, о котором в стране и за рубежом до недавнего времени было известно только крайне узкому кругу лиц.

Единственный сын одного из ближайших соратников Сталина Лаврентия Бе- рия – Серго, по воле обстоятельств отсидевший полтора года в одиночных камерах Лефортова и Бутырки, долгие годы носил имя Сергея Алексеевича Гегечкори. Серго Берия – личность действительно необычная: семнадцати- летний, с первых дней войны он радист разведгруппы за пределами СССР, в двадцать восемь – руководитель сверхсекретного КБ, доктор наук. Главный конструктор ракетно-космических систем, принимавший участие в испытаниях первой атомной и разработках водородной бомбы, много сделавший для обо- роны страны, и сегодня занят своим делом. Казалось бы, что может он, сын Берия, добавить к тем известным всему миру фактам истории нашего недавнего прошлого.

. Мемуаров на тему “крем- левских тайн” ныне на книжных полках предостаточно. Взять хотя бы воспо- минания Светланы Аллилуевой (Сталиной), Сергея Хрущева, Андрея Маленко- ва. Все они, рассказывая о своих отцах, дают им свои оценки, по-своему трактуют их деяния.

В чем они правы, в чем нет, судить не беремся. Свой вердикт их мемуа- рам вынесет История, “дама” она, как известно, капризная. Со временем она все расставит по своим местам, всем воздаст по справедливости, ре наша задача оценивать степень объективности и точность фактов в этих книгах. Безусловно одно, все они могут рассматриваться как попытки доко- паться до правды, приблизить нас к истине.

Именно в этом ряду видится нам и книга Серго Берия, который показывает своего отца таким, каким он его знал. Конечно, не все однозначно воспримут оценки и выводы Серго Берия. Это естественно. Но читатель должен согласиться, что каждый человек имеет право высказать свою точку зрения, по-своему осмыслить время и события.

Этим правом и воспользовался автор книги “Мой отец – Лаврентий Берия”, чтобы рассказать свою правду об отце, о себе и минувшей эпохе. Будет ли она правдой для всех, решит Время. ГЛАВА 1 НАЧАЛО ПУТИ Своего деда по отцу Павле я помню смутно. Остались в памяти черная дедова бурка, башлык да еще рассказы о нем самом, человеке чрезвычайно трудолюбивом и деятельном.

В родной Мингрелии жизнь его не сложилась. В Абхазию он вынужден был перебраться из-за преследований жандармов. Насколько я знаю, связано это было с крестьянскими выступлениями. Горное село Мерхеули, хоть и находи- лось в Абхазии, было мингрельским.

Видимо, этим и объяснялся выбор деда. Достатка большого ни на старом месте, ни здесь, в забытой Богом дере- вушке, он так и не нажил. А ту малость, что имел, вынужден был оставить в Мингрелии. Здесь все пришлось начинать с нуля.

Бабушка, Марта Джакели, хотя и состояла в какомто родстве с Дадиани, владельцем Мингрелии, тоже была очень бедной женщиной. Первый муж ее умер, и она, имея сына и дочь, вышла замуж за Павле. Тем и закончилась его холостяцкая жизнь. Знаю по рассказам самой бабушки Марты, что поко- рил ее крестьянин Павле храбростью и красотой.

Сама она прекрасно шила и всю жизнь подрабатывала портняжным ремеслом, внося какой-то достаток в дом. И Павле такой же с юности был – ни минуты свободной. Так и сошлись. У Павле и Марты было трое детей, но судьба всех троих сложилась тра- гично.

Один мальчик прожил всего два года и, заболев оспой, умер. Оста- лась глухонемой после перенесенного заболевания Анна. Вся надежда оста- валась на Лаврентия. Павле и Марта очень хотели, чтобы их сын получил образование.

Моему отцу исполнилось семь лет, когда дед решил отправить его на учебу в Сухумское высшее начальное училище. Существовало в те времена такое учебное заведение с непривычным ныне названием. Такие учи- лища еще называли реальными. В гимназию отца бы не приняли, а в таких учебных заведениях как раз и учился народ победнее.

Правда, для осущест- вления своей заветной мечты дед Павле вынужден был продать полдома – лишних денег в семье ни тогда, ни позднее не было. Некоторых из учителей отца, а это были люди удивительные, учительст- вовавшие действительно по призванию, я много лет спустя встречал в Гру- зии. Много интересного рассказывали они мне о детстве отца, да и сам он всегда с теплотой отзывался о них, прекрасно понимая, чем обязан своим первым педагогам. В 15 лет, окончив Сухумское училище с отличием, отец решил учиться дальше.

Пришлось деду Павле и вторую половину дома продать и перебраться с семьей в хибару из дранки. А отец отправился в Баку, в механико-строи- тельное техническое училище. Уже став зампредом Грузинской ЧК, отец конечно же помогал родителям, но жили они по-прежнему бедно. Сколько отец ни просил их перебраться в Тбилиси и жить с нами, дедушка Павле был непреклонен: “Нечего мне в ва- шем городе делать”.

Он действительно не мыслил своей жизни без тяжелого крестьянского труда, любил простор. Постоянно сокрушался: “Почему Серго на целый год ко мне отпустить не хотите. Я из него человека сделаю. ” Ма- ма, естественно, была против.

Когда узнали, что дедушка Павле простудился и слег, мама тут же пое- хала в Мерхеули, это недалеко от Сухуми. Дед и умер у нее на руках. А вот отец не успел его живым застать. Мама моя, Нина Теймуразовна, моложе отца на шесть лет – она родилась в 1905 году.

Отец ее, Теймураз Гегечкори, выходец из дворянского рода. Мать, моя бабушка Дарико Чиковани, Дарья, княжеского происхождения. И у нее, и у деда это был второй брак. У Теймураза Гегечкори в один день скончались от тифа жена и два сына, у бабушки Дарико после гибели перво- го мужа остались трое детей.

Дед долго не женился после смерти первой жены, с Дарико у него был единственный ребенок – моя мать. Как и бабушка, дед был очень образованным человеком, участвовал в на- циональном движении и во время одного из антицарских крестьянских выс- туплений получил семь пуль. Семидесятилетнему старику перебили обе ноги, через год он умер. Человек, стрелявший в деда, царский жандарм, был из местных, мингрел.

В деревне этой он продолжал жить и когда мой отец ру- ководил Грузинской ЧК, Закавказским и Грузинским ГПУ, был первым секре- тарем ЦК партии Грузии и умер своей смертью. В какой-то степени, думаю, это характеризует нашу семью. Никто и никогда у нас никому не мстил. Мама окончила сельскую школу в мингрельской деревне, затем гимназию.

Воспитывалась она в семье дяди Саши Гегечкори. Тот был большевиком. На его конспиративную квартиру и приходил мой отец, они и познакомились с мамой благодаря Саше Гегечкори. Второй ее дядя – Евгений Гегечкори – стал у меньшевиков министром иностранных дел.

Такие разные судьбы. Уже при Советской власти родители уехали в Баку, позднее – в Тбилиси. Мама окончила сельскохозяйственный институт, аспирантуру, защитила кан- дидатскую диссертацию и после перевода отца в Москву работала в Сельско- хозяйственной академии имени К. А.

Тимирязева. В 1953 году обеих моих бабушек – одной в то время было 84 года, дру- гой – 81-в одночасье вышвырнули из квартир и отправили в дом престарелых в сотне километров от Тбилиси. Никому из родственников взять старушек к себе власти не разрешили. Когда, оказавшись после тюрьмы в Свердловске, мы с мамой получили относительную свободу, ей все же удалось нелегально съездить в Грузию.

К тому времени бабушки Дарико уже не было в живых – она умерла за четыре месяца до приезда мамы. Бабушка Марта была уже совершенно слепой, но когда мама вошла в ком- нату, та взяла ее за руку и тут же определила: “Нино. ” Два месяца безуспешно добивались мы разрешения забрать ее в Сверд- ловск, но не успели. Мне до сих пор трудно понять, какую цель преследовали власти, расп- равляясь со всеми родственниками Берия.

Что дала, скажем, изоляция этих старушек. Неужели власти видели и в них угрозу государству. Нас с мамой тогда утешало одно: бабушка Марта хотя бы дожила до того дня, когда узнала, что мы живы. До этого она о нас, разумеется, ничего не знала, да и мы о том, как сложились судьбы наших близких, узнали лишь в Свердловске.

И о моем отце, и о нашей семье за последние сорок лет неправды напи- сано много. Прожив 87 лет, мама, любившая отца всю жизнь, умерла с твер- дым убеждением, что все эти домыслы, откровенные сплетни понадобились партийной верхушке – а это от нее исходила ложь об отце – лишь для того, чтобы очернить его после трагической гибели. Кому не знакома, скажем, легенда о похищенной Лаврентием Берия своей красавицы невесты. В одной из “биографических” книг, изданных на Западе, но хорошо известной и у нас, автор утверждает, что в конце 20-х годов мой отец приехал в Абхазию в собственном роскошном поезде с какой-то проверкой хозяйственных дел в республике и повстречал здесь мою будущую мать.

Девушка ему понравилась, и он ее похитил. Сегодня эта “байка” ко- чует из одной публикации в другую, и никто почему-то не задумывается над фактами. А ведь стоит, наверное. Тогда, в конце 20-х, я уже собирался в первый класс одной из школ мо- его родного Тбилиси.

А познакомились мои родители, как я уже говорил, гораздо раньше. Отец сидел в одной камере Кутаисской тюрьмы вместе с Са- шей Гегечкори. Моя мама навещала дядю. Так и познакомились.

Достаточно сопоставить некоторые факты, даты, и версия похищения рассыплется, как карточный домик, но этого почему-то не делают. Я уже не говорю о том, что никакого специального поезда молодой чекист Лаврентий Берия и в гла- за не видел – не тот уровень. Я еще вернусь к воспоминаниям о нашей семье, а пока хотел бы немного рассказать об отце. Родился он 17 (30) марта 1899 года.

Мечтал об архи- тектуре и сам был хорошим художником. Вспоминаю одну историю, связанную уже с моим детством. Верующим человеком я так и не стал, хотя с глубоким уважением отношусь к религии. А тогда, мальчишкой, я был воинствующим безбожником и однажды разбил икону.

Смешно, разумеется, говорить о ка- ких-то убеждениях, скорее всего это стало результатом воспитания, полу- ченного в школе. Словом, бабушка Марта была очень огорчена. Она была ве- рующая и до конца жизни помогала и церкви и прихожанам. Возвратившись с работы, отец остудил мой атеистический пыл и.

нари- совал новую икону. Тот разговор я запомнил надолго. “К чужим убеждениям надо относиться с уважением”. Человеком он был разносторонне одаренным.

Рисовал карандашом, аква- релью, маслом. Очень любил и понимал музыку. В одном из остросюжетных политических боевиков, изданных на Западе, идет речь о Берия как о “единственном советском руководителе, позволявшем себе наслаждаться роскошью по западному образцу”. Вспоминают “паккард”, полученный якобы через советское посольство в Вашингтоне, роскошную подмосковную дачу, принадлежавшую в свое время графу Орлову, мраморную дачу в Сочи, теннис- ные корты, бильярдные, тир для стрельбы, крытый бассейн, скоростные ка- тера.

Утверждают даже, что костюмы для отца шились в Риме и Лондоне, что он обладал одной из лучших в стране коллекций пластинок, пил французский коньяк и читал лишь поэтов-романтиков прошлого. Что тут можно сказать. Какое-то нагромождение домыслов. Мама часто покупала пластинки Апрелевского завода с записями классической музыки и вместе с отцом с удовольствием их слушала.

А вот поэзию, насколько пом- ню, отец не читал. Он любил историческую литературу, постоянно интересо- вался работами экономистов. Это ему было ближе. Не курил.

Коньяк, водку ненавидел. Когда садились за стол, бутылка вина, правда, стояла. Отец пил только хорошее грузинское вино и только в умеренных, как принято говорить, дозах. Пьяным я его никогда не видел.

А эти россказни о беспробудном пьянстве. Костюмы из Лондона, Рима и еще откуда – это и вовсе смешно. Обратите внимание: на всех снимках отец запечатлен в на редкость мешковатых кос- тюмах. Шил их портной по фамилии Фурман.

О других мне слышать не прихо- дилось. По-моему, отец просто не обращал внимания на такие вещи. Харак- тер жизни был совершенно иной, нежели сегодня. Назовите это ханжеством, как хотите, но жить в роскоши у руководителей государства тогда не было принято.

В нашей семье, по крайней мере, стремления к роскоши не было никогда. Дача, во всяком случае, была одна, современной постройки, и к графу Орлову конечно же ни малейшего касательства иметь не могла. Да и не отцу она принадлежала, а государству. Пять небольших комнат, включая столо- вую, в одной действительно стоял бильярд.

Вот и все. Когда мы переехали из Тбилиси в Москву, отец получил квартиру в пра- вительственном доме, его называли еще Домом политкаторжанина. Жили там наркомы, крупные военные, некоторые члены ЦК. Как-то в нашу квартиру заглянул Сталин: “Нечего в муравейнике жить, переезжайте в Кремль.

” Мама не захотела. “Ладно, – сказал Сталин, – как хотите. Тогда распоряжусь, пусть какой-то особняк подберут”. И дачу мы сменили после его приезда.

В районе села Ильинское, что по Рублевскому шоссе, был у нас небольшой домик из трех комнатушек. Сталин приехал, осмотрел и говорит: “Я в ссылке лучше жил”. И нас переселили на дачу по соседству с Кагановичем, Орджоникидзе. Кортов и бассейнов ни у кого там не было.

Запомнилась лишь дача маршала Конева. Он привез из Германии и развел у себя павлинов. А “паккард” действительно был, как у всех членов Политбюро. Закупили их тогда, кажется, десятка полтора.

Один из них выделили отцу, но в от- личие от Сталина, Молотова, Ворошилова и других отец на нем не ездил. Это была бронированная машина. Отец же пользовался обычной. Говорю это не к тому, что руководители государства не имели каких-то льгот.

Мать, как и другие жены членов Политбюро, в магазин могла не хо- дить. Существовала специальная служба. Например, комендант получал за- каз, брал деньги и привозил все, что было необходимо той или иной семье. А излишества просто не позволялись, даже появись у кого-то из сталинско- го окружения такое желание.

Лишь один пример: вторых брюк у меня не бы- ло. Первую шубу в своей жизни мама получила в подарок от меня, когда я получил Государственную премию. И дело не в том, разумеется, что отец с матерью были бедные люди. Конечно же нет.

Просто в те годы, повторяю, не принято было жить в роскоши. Сталин ведь сам был аскет. Никаких изли- шеств. Естественно, это сказывалось и на его окружении.

Он никогда не предупреждал о своих приходах. Сам любил простую пищу и смотрел, как живут другие. Пышных застолий ни у нас, ни на дачах Стали- на, о которых столько написано, я никогда не видел. Ни коньяка, ни вод- ки.

Но всегда хорошее грузинское вино. Это потом уже руководители страны почувствовали вкус к роскоши. А тогда. Вспоминаю довольно типичную ис- торию с наркомом путей сообщения Ковалевым.

Однажды он подарил жене в день рождения бриллиантики. Сейчас школьницы такие носят. Тут же донесли Сталину. Бедолагу без всяких объяснений выгнали из партии и с работы.

Отец потом помогал ему устроиться. Правильно это или нет, судить не берусь. Может, и не к чему был такой аскетизм, но – было. Не раз встречал в прессе такие “факты”: якобы при обыске в нашем доме были найдены сотни тысяч рублей, драгоценности, сорок стволов оружия.

Все эти абсурдные вещи не стоят комментариев. Скажем, в Тбилиси жил портной Саша, уж и фамилии его не помню. Както он приехал в Москву, и мама заказала у него платье. На следствии ей припомнили и этот случай: “Использование наемного труда.

” Обвинили даже в том, что мама привезла из Нечерноземья ведро красно- зема, использовав государственный транспорт – самолет. Мама тогда дейс- твительно занималась исследованием почв, работая в сельхозакадемии. Глупость на глупости. Утверждали, что она разъезжала на лошадях с зо- лотыми колокольчиками.

На самом деле мама действительно любила лошадей и ходила в манеж. Золотые колокольчики, естественно, очередная выдумка. Пройдет время, и все эти “обвинения” будут растиражированы и пойдут гулять по свету, обрастая новыми легендами. Как, скажем, эта: якобы у отца была своя элитная преторианская гвардия из 200 грузин.

Если верить тем же западным источникам, “охрана любила Берия, как своего племенного вождя”. И это сказки, но подтекст совершенно ясен: два грузина оккупиро- вали Россию и бесчинствовали в ней. Охрана, естественно, тоже из грузин, сотрудники НКВД – тоже грузины. Правда лишь в том, что личная охрана действительно любила отца.

И он к ним очень хорошо относился. Было этих ребят человек 10-12, не больше. Да и работали они не в одну смену. Боль- ше трех я никогда не видел.

Обычно за его машиной шла еще одна машина сопровождения. Вот и вся охрана. Да еще у ворот дачи дежурный находился, но военным он не был. И еще одна любопытная деталь: в личной охране отца был один грузин и один армянин – Саркисов.

Остальные – русские и украин- цы. Как ни странно, но и саму биографию отца умудрились переписать до не- узнаваемости. Если верить некоторым публикациям, то он стал одним из ру- ководителей государства едва ли не в начале 30-х. Разумеется, это не так.

Он довольно рано пришел в революционное движение, еще в училище ор- ганизовал нелегальный марксистский кружок. В июне 1917 года в качестве техника-практиканта армейской гидротехни- ческой школы его направляют на Румынский фронт. А дальше – революция. Работал в подполье, был арес- тован, снова подполье, и снова арест.

После революции жизнь его сложилась совершенно иначе, чем он планиро- вал. Не став архитектором, как мечтал, отец увлекся нефтеразведкой. Его даже собирались отправить на учебу в Бельгию, о чем он не раз впоследс- твии вспоминал. Но и здесь не сложилось.

С 1921 года отец работает за- местителем начальника секретно-оперативной части АзЧК, затем становится начальником секретно-оперативной части, позднее – заместителем председа- теля Грузинской ЧК. До этого – непродолжительная работа в ЦК КП(б) Азер- байджана, учеба в Бакинском политехническом институте. Сохранились документы, связанные с работой отца в Азербайджане, дати- рованные 1923 годом. Из характеристики Л.

17. Берия: “. обладает въедающимися способностями, проявленными в разных аппа- ратах государственного механизма. Он с присущей ему энергией, настой- чивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие ре- зультаты своей разносторонней работой.

Следует отметить, как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве”. Характеристика подписана секретарем ЦК Ахундовым. Столь же высоко це- нят молодого энергичного чекиста, направленного в ЧК партией большеви- ков, его непосредственные руководители. Отец явно с благословения Дзер- жинского становится кавалером ордена Боевого Красного Знамени, награжда- ется именным оружием – пистолетом “Браунинг”, часами с монограммой.

В 32 года он уже председатель Закавказского, Грузинского ГНУ, полномочный представитель ОГПУ в Закавказье. Впереди – высокий пост первого секрета- ря ЦК партии Грузии, руководителя партийной организации Закавказья, пе- ревод в Москву. Блестящая карьера. Безусловно.

Но где ее истоки. В благосклонном отношении Сталина, как об этом нередко пишут. Отнюдь, в те годы они просто-напросто не были знакомы. Тогда где.

Как правило, путь был один. Вспомните карьеру Маленкова хотя бы. Как и многие другие, он сделал ее в Орготделе ЦК. Не исключение и Хрущев.

В поле зрения Сталина и партийной верхушки он оказался, когда громил троц- кистскую оппозицию. Доносы, интриги – все это было абсолютно типично для того времени. Биография отца – имею в виду подлинную его биографию, ос- нованную на реальных фактах, а не домыслах – резко отличалась от боль- шинства других. Его довольно быстрое, даже по тем временам, продвижение по служебной лестнице связано в первую очередь с его позицией, занятой в 1924 году по отношению к меньшевистскому восстанию в Грузии.

Именно тог- да на него обратили внимание в Политбюро. А произошло вот что. В 1924 году отец, заместитель начальника Гру- зинской ЧК, узнает, причем заблаговременно, о том, что готовится меньше- вистское восстание. Учитывая масштаб будущих выступлений, отец предлага- ет любыми политическими мерами предотвратить кровопролитие.

Орджоникид- зе, в свою очередь, передает его информацию в Москву. Ситуация тревож- ная: разведке достоверно известно, что разработан полный план восстания, готовятся отряды, создаются арсеналы. Выступления вспыхнут по всей рес- публике, и пусть они в действительности не будут носить характера всена- родного восстания, но выглядеть это будет именно так. Отец понимал, что эта авантюра изначально обречена на провал, на большие человеческие жертвы.

Необходимы были энергичные меры, которые позволили бы предотвратить кровопролитие. И тогда он предложил пойти на такой шаг – допустить утечку полученной информации. Его предложение сво- дилось к тому, чтобы сами меньшевистские руководители узнали из досто- верных источников: Грузинская ЧК располагает полной информацией о гото- вящемся восстании, а следовательно, надеяться на успех бессмысленно. Орджоникидзе, видимо получив согласие Москвы не возражал: в той непрос- той обстановке это было единственно верным решением.

Но меньшевики этой информации не поверили и расценили ее всего лишь как провокацию. Видимо, пересилила вера в заверения Франции и Англии. Вы, мол, начните, а мы поддержим. В дальнейшем события развивались так.

В Грузию был направлен один из лидеров меньшевистского движения, руководитель национальной гвардии Джу- гели. О его переброске отец узнал заблаговременно от своих разведчиков и, разумеется, принял меры: Валико Джугели был взят под наблюдение с мо- мента перехода границы. Но всего лишь под наблюдение – арестовывать од- ного из влиятельных лидеров меньшевиков не спешили. Само пребывание Джу- гели в Грузии решено было использовать для дела.

По своим каналам отец предупредил Джугели, что для Грузинской ЧК его переход границы не секрет и ему предоставлена возможность самому убедиться, что восстание обречено на провал. К сожалению, и эта информация была расценена как провокация чекистов. Джугели решил, что ГрузЧК просто боится массовых выступлений в республи- ке и неспособна их предотвратить, поэтому пытается любыми средствами убедить меньшевистское руководство в обратном. Джугели все же был арестован, но из-за досадной случайности – его опознал на улице кто-то из старых знакомых, и его официально задержали.

Уже в тюрьме Джугели ознакомили с материалами, которыми располагала раз- ведка ГрузЧК, и он написал письмо, в котором убеждал соратников отка- заться от выступления. Ни за границей, ни в самой Грузии к нему не прис- лушались. Восстание меньшевики все же организовали, но, как и следовало ожидать, армия его подавила, а народ понес бессмысленные жертвы, которых вполне можно было избежать. Если бы Орджоникидзе вмешался, кровопролития еще можно было не допустить, потому что в первые же часы все руководите- ли восстания были арестованы, склады с оружием захвачены.

По сути, армия громила неуправляемых и безоружных людей. Но как бы там ни было, отца, сделавшего все, чтобы избежать кровопро- лития, запомнили. К слову, и в дальнейшем он всегда выступал лишь за по- литические решения любых вопросов, отвергая подход с позиции силы. У чи- тателя еще будет возможность не раз в этом убедиться.

Он по своей натуре был аналитиком и никогда не спешил с выводами, ос- новываясь лишь на собственном эмоциональном восприятии тех или иных со- бытий. Для политика это вещь, считал он, абсолютно недопустимая. Вне всяких сомнений, наложила свой отпечаток на его характер многолетняя ра- бота в разведке. Любой его вывод основывался на глубоко проработанном конкретном материале.

Сужу даже по тому, как он формировал меня как лич- ность, как приучал к систематическому труду, работе над материалами, со- поставлению фактов, прогнозированию. Сказалась, очевидно, и его давняя тяга к технике. Даже если не имеешь непосредственного отношения к каким-то расчетам, само занятие ею требует аналитического склада ума. Я не раз наблюдал, как ответственейшие реше- ния, связанные, например, с новым оружием, он принимал за каких-то 15 минут.

Но это чисто внешнее восприятие. Я-то прекрасно знал, что за этим стоит. Такому решению предшествовала колоссальная работа. И речь не только о многочасовых совещаниях, консультациях со специалистами, но и о самостоятельной работе над материалами.

Так было, помню, когда решалась судьба ядерного проекта, проектов баллистических ракет, систем ПВО и других. А еще это был очень целеустремленный, настойчивый человек. Если он брался за какую-то работу, то всегда доводил начатое до конца. Не чурал- ся черновой работы, изнуряющих поездок.

Сколько я его помню, никогда не изменял выработанным еще в юности привычкам. Вставал не позднее шести утра. После зарядки минимум три часа работал с материалами. Возвратившись с работы, ужинал и вновь шел в свой кабинет.

А это еще два-три часа работы. Исключением становились лишь дни, когда затягивались какие-то важные заседания. Еще, разумеется, необыкновенное трудолюбие. Вот, пожалуй, слагаемые тех практических результатов, которых он достигал.

В отличие от других членов Политбюро, занимавшихся, что скрывать, чистой демагогией да из- вечными “кадровыми” вопросами, ему ведь всегда поручалось конкретное де- ло. Допускаю, что и в партийной работе надо было иметь дело с людьми, заниматься какими-то организаторскими вопросами, но, по моему глубокому убеждению, претила она отцу именно тем, что не давала, да и не могла дать конкретного результата, а следовательно, и морального удовлетворе- ния от сделанного. Когда отца в начале тридцатых направили из разведки на партийную работу, своего недовольства он не скрывал. Но и там, как человек деятельный, он нашел себе дело.

Строго говоря, в общепринятом смысле партийной работой он и не занимался, отдав ее на откуп аппарату. Сам же в течение тех нескольких лет, используя права главы республики, поднимал народное хозяйство Грузии. Позднее он и сам не раз подчеркивал, что не дело партии подменять хозяйственные органы, но тогда, в тридца- тые, видимо, иначе просто было нельзя. Тот же первый секретарь ЦК партии республики, если он, конечно, не был по натуре аппаратчиком, мог немало сделать и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в строительстве.

Должность первого секретаря ЦК позволяла отцу активно вмешиваться в хо- зяйственные проблемы и решать их на самом высоком уровне, чего, скажем, при всем желании не могли сделать сами хозяйственные руководители. К сожалению, в дальнейшем партийные органы превратились всего лишь в контролирующие органы, далекие от решения практических задач. Наверное, это странно звучит, но мой отец был очень мягким человеком. Странно, потому что за последние сорок лет столько написано о допросах, которые он якобы проводил в подвалах Лубянки, о его нетерпимости к чужо- му мнению, о грубости.

Все это, заявляю откровенно, беспардонная ложь. Это по его настоянию – в архивах есть его записка в Политбюро и ЦК по этому поводу – был наложен запрет на любое насилие над обвиняемыми. Это он сделал все, чтобы остановить колесо репрессий, очистить органы госу- дарственной безопасности от скомпрометировавших себя активным участием в массовых репрессиях работников. Впрочем, это тема отдельного разговора, от которого я ни в коей мере не собираюсь уходить.

Пока скажу лишь одно: не был мой отец тем страшным человеком, каким пытались его представить в глазах народа тогдашние вожди. Не был и не мог быть, потому что всегда отвергал любое насилие. Даже когда говорят, что отец, став наркомом внутренних дел, разогнал “органы”, повинные в злодеяниях 30-х годов, это не так. Ушли, вынуждены были уйти и понести ответственность лишь те сле- дователи, сотрудники лагерной охраны, кто нарушал закон.

Этого отец не прощал ни тогда, ни позднее. А тысячи и тысячи честных работников про- должали бороться с уголовной преступностью, как и прежде, работали в разведке и контрразведке. Насколько известно, приход нового наркома внутренних дел связан и с самой реорганизацией карательных органов, и с массовым освобождением из тюрем и лагерей сотен тысяч ни в чем не повин- ных людей. Сегодня мало кто знает, что наркомом внутренних дел отец был назначен в конце ноября 1938 года.

Люди старшего поколения хорошо помнят, когда прекратились в СССР массовые репрессии. Достаточно сопоставить факты. После 1942 года – и это известно – он уже не имел никакого отношения к органам государственной безопасности. Тогда, в войну, отца сменил на этой должности Всеволод Меркулов, а после войны органами безопасности руководили Абакумов, Игнатьев.

И все же, когда речь заходит о всех пос- левоенных преступлениях Системы, об этом предпочитают не вспоминать. То и дело встречаешь в различных источниках: министр внутренних дел Л. П. Берия.

А все дело в том, что в марте 1953 года мой отец действительно возглавил МВД СССР. Правда, проработать ему там довелось всего лишь три месяца. Полагаю, читателям этой книги небезынтересно будет узнать и об этой странице жизни моего отца. Пока скажу лишь, что никакого желания идти на эту должность у отца не было.

К сожалению, в своих нашумевших мемуарах Никита Сергеевич Хрущев не написал, как в течение нескольких дней просидел у нас на даче, уговаривай отца после смерти Сталина: “Ты должен согласиться и принять МВД. Надо наводить там порядок. ” Отец отка- зывался, мотивируя это тем, что чрезмерно загружен оборонными вопросами. Но Политбюро все же сумело настоять на своем.

Аргументы оппонентов отца были не менее вескими: он в свое время немало сделал для восстановления законности в правоохранительных органах, а сейчас ситуация такая же и требует вмешательства компетентного человека. Отец был вынужден согла- ситься. Думаю, это все делалось с дальним прицелом – списать в будущем все грехи на нового главу карательного ведомства. Надо ведь было как-то объ- яснять народу и довоенные репрессии, и последующие преступления Системы.

А отец, как признавался впоследствии сам Хрущев, действительно оказался удобной фигурой. Как ни странно, элементарного смещения дат оказалось достаточно для того, чтобы полностью извратить факты. Ну, кто, скажите, помнит сегодня, особенно из людей молодых, кто и когда возглавлял НКВД. Многие историки, например, недвусмысленно намекают на причастность моего отца к смерти Серго Орджоникидзе, убийству Сергея Мироновича Киро- ва.

Говорит об этом и Светлана Аллилуева: “И лето 1934 года прошло так же – Киров был с нами в Сочи. А в декабре последовал выстрел Николаева. Не лучше ли и не логичнее ли связать этот выстрел с именем Берия, а не с именем моего отца, как это теперь делают. В причастность отца к этой гибели я не поверю никогда.

Был еще один старый друг нашего дома, которого мы потеряли в 1936 году, – я думаю, не без интриг и подлостей Берия. Я говорю о Георгии Константиновиче (Серго) Орджоникидзе”. Уверен, что подобных обвинений читатель встречал немало. Но кто знает, как доро- ги были всю жизнь и моему отцу, и всей нашей семье эти два человека.

Серго Орджоникидзе – мой крестный отец. Меня ведь и назвали в честь Серго. Когда родители приезжали из Тбилиси в Москву, непременно останав- ливались в его доме, да и Серго часто бывал у нас, когда приезжал по де- лам или на отдых в Грузию. Такие были отношения.

А Сергей Миронович Киров дважды вытаскивал отца из меньшевистской тюрьмы. Когда убили Кирова, отец работал в Грузии, но позднее рассказы- вал, что никакого заговора, как писали газеты, не было. Убийца – одиноч- ка. Уже возглавив НКВД, отец, разумеется, возвратился к этой трагической истории и попытался восстановить детали случившегося, но каких-либо до- кументов, позволяющих трактовать смерть Сергея Мироновича иначе, не на- шел.

Не было их, естественно, и у тех, кто впоследствии обвинил в орга- низации этого убийства Сталина. Тем не менее и эта версия оказалась жи- вучей. Впрочем, удивляться не стоит. Написала же Светлана Аллилуева, что во время гражданской войны на Кавказе “Берия был арестован красными и Киров приказал расстрелять предателя”.

А как отнестись к утверждениям, что Берия был агентом муссаватистской разведки. Это обвинение в адрес отца прозвучало даже на Пленуме ЦК, где отца после его трагической гибе- ли исключили из партии. А ведь то, что отец по заданию партии большеви- ков работал в контрразведке в Баку, никогда не скрывалось. Именно там начинал он свой путь в разведке.

Лучше других знал об этом Анастас Мико- ян, работавший там же по тому же заданию. На Пленуме ЦК просто перекрутили общеизвестные факты. Сам Микоян мне впоследствии говорил, что выступал в защиту отца и рассказал все, что знает. К сожалению, и это оказалось неправдой.

У правящей верхушки не было никогда и не могло быть каких-либо дока- зательств вины отца, а скомпрометировать его в глазах народа было крайне необходимо – разрушалась легенда. Прочитав эту книгу, читатель, наде- юсь, сам придет к каким-то выводам. Мой же рассказ об отце – лишь штрихи к портрету человека, который честно делал свое дело, был настоящим граж- данином, хорошим сыном и хорошим отцом, любящим мужем и верным другом. Я, как и люди, знавшие его многие годы, никогда не мог смириться с ут- верждениями официальной пропаганды о моем отце, хотя и понимал, что ждать другого от Системы, в основе которой ложь, – по меньшей мере наив- но.

Когда я говорю об отце, всплывают в памяти давно забытые картины детства. Скажем, я с детства интересовался техникой, и отец это всячески поощрял. Ему очень хотелось, чтобы я поступил в технический вуз и стал инженером. Довольно характерный пример.

Понятное дело, ему ничего не стоило даже тогда разрешить мне кататься на машине. Как бы не так. Хо- чешь кататься – иди в гараж, там есть старенькие машины. Соберешь – тог- да гоняй.

Старенький “фордик” я, конечно, с помощью опытных механиков собрал, но дело не в этом. Отец с детства приучал меня к работе, за что я ему благодарен и по сей день. Принесет стопку иностранных журналов и просит сделать перевод ка- ких-то статей или обзор тех или иных материалов. Теперь-то я понимаю: если бы дело было серьезным, неужели не поручил бы такую работу профес- сиональным переводчикам.

Просто заставлял таким “хитрым” образом тру- диться. И отец, и мать моему воспитанию уделяли много внимания, хотя свободного времени у обоих было, понятно, маловато. Заставляли серьезно заниматься языками, музыкой, собственным примером приобщали к спорту. Еще в школе я выучил немецкий, английский, позднее – французский, датский, голландский.

Немного читаю по-японски. Стоит ли говорить, как это пригодилось мне в жизни. Вспоминаю наши лыжные походы в Подмосковье, прогулки по лесу. Отец очень любил активный отдых и умел отдыхать.

Помню, недели две вдвоем с ним занимались мы оборудованием спортивной площадки. И каток небольшой нашли, с тем чтобы уплотнить землю, и сетку волейбольную купили. Оба бы- ли очень довольны. Когда уезжали в отпуск на юг, а мы всегда проводили отпуска вместе, позднее они отдыхали с мамой всегда вдвоем, он любил ходить в горы.

Хо- рошо плавал, ходил на байдарке или на веслах. Здесь уже постоянной спут- ницей была мама. Вместе с мамой посещал манеж – к верховой езде был приучен с детства и, чувствовалось, в молодости был неплохим наездником. Ну а о том, как отец любил футбол, ходят легенды.

Утверждают даже, что в молодости Берия был чуть ли не профессиональным футболистом. Это преувеличение, конечно, хотя, как и волейбол, футбол он очень любил и, наверное, играл неплохо. Когда создавалось спортивное общество “Динамо”, его основной задачей было приобщение сотрудников к физической культуре, спорту. Тон здесь должны были задавать руководители.

Так что любовь отца к спорту стала носить и показательный характер. Молодым чекистам было неудобно отста- вать от начальства. Как и все мы, отец был неприхотлив в еде. Быт высшего эшелона, разу- меется, отличался от того, который был присущ миллионам людей.

Была ох- рана, существовали определенные льготы, правда, абсолютно не те, которы- ми партийная номенклатура облагодетельствовала себя впоследствии. При- ходила девушка, помогавшая в уборке квартиры, на кухне. Был повар, очень молодой симпатичный человек, и, если не ошибаюсь, он даже имел соответс- твующую подготовку – окончил нечто наподобие знаменитого хазановского кулинарного техникума. Но, как выяснилось, опыта работы он не имел, что, впрочем, ничуть не смутило домашних.

Мама сама готовила хорошо, так что наш повар быстро перенял все секреты кулинарного мастерства и готовил вполне сносно. Предпочтение, естественно, отдавалось грузинской кухне: фасоль, оре- ховые соусы. Если ждали гостей, тут уж подключались все. Особых пиршеств не было никогда, но всегда это было приятно.

Собирались ученые, художни- ки, писатели, военные, навещали близкие из Грузии, друзья. Словом, все, как у всех. На правах члена семьи многие годы, а точнее до самой смерти отца, жи- ла в нашем доме замечательная женщина Элла Эммануиловна Альмедингер. Учительница, немка по национальности.

Мы и оказавшись в ссылке не теряли с ней связь. Когда началась война, всех немцев начали переселять, а наша немка ни- куда не собирается. Кто-то доложил Сталину, что, мол, в доме Берия про- живает немка и тому подобное. Как-то приезжает Сталин (а у нас заведено было обедать всем вместе), и прелюбопытнейшая вышла картина.

Сидят за одним столом Иосиф Виссарионович и Элла Эммануиловна. Сталин и спрашива- ет: – Так это вы и есть тот самый представитель Гитлера. Странно, никогда не думал, что вы немка. А Элла Эммануиловна онемела: чем-то обернется для нее этот визит.

Обошлось. Сталин рассмеялся, тут же начал вспоминать Австрию, тем дело и закончилось. А к самому факту депортации отец относился крайне негатив- но, но, как это часто бывало, последнее слово, разумеется, оставалось не за ним. Я еще расскажу подробно об участии отца, как члена Государственного Комитета Обороны, в организации отпора врагу на Кавказе.

Вспомнил об этой странице жизни отца я вот почему. В обороне Кавказа участвовали и местные жители. На горных перевалах насмерть стояли и ингуши, и осетины, и чеченцы. Я это видел своими глазами.

Отец тоже с глубоким уважением относился к этим людям, встречался со старейшинами, деятелями духовенс- тва. К сожалению, решение Политбюро было принято и этих людей выселили. Подлость, безусловно. Но приказ был отдан, и внутренние войска заставили эту подлость сделать.

А началось с того, что группа людей – не народ. – подарила Гитлеру коня и бурку. Да мало ли кто встречал оккупантов хлебом-солью и на Укра- ине, и в Белоруссии, и в России. И кто только не сотрудничают с немцами.

Предателей хватало, к сожалению, везде. А Сталину преподнесли это как измену народа. Тот разбираться не стал: – Сослать всех. И с крымскими татарами, к сожалению, так получилось.

Вспоминаю анек- дотический случай. Мой друг, летчик-испытатель Амет-Хан Султан, как дважды Герой Советского Союза, имел на родине собственный бюст. Любопыт- ная штука получилась. Крымские татары из Крыма выселены, а бюст постав- лен крымскому татарину.

Неудобно, говорит, что единственный татарин в Крыму в таком виде. Давай моего бронзового двойника уберем. Тебе-то, скорей всего, за такое хулиганство ничего не будет. А мы в то время на полигоне под Керчью работали.

Всю ночь промучились, но бюст убрали. Вышло так, что я вынужден был оставить отцовский дом в 16 лет. Война перечеркнула точно так же мои планы, связанные с учебой в университете, как и большинства моих сверстников. Я ушел в разведшколу.

За тем фронт, годы учебы в Ленинградской военной электротехнической академии. А когда возвратился в Москву, даже женившись, жил с родителями. Настоял на этом отец. Вся его жизнь проходила на наших глазах.

Допускаю, что можно скрыть какой-то отдельный случай, но образ жизни, как ни крути, не скро- ешь. И не только от близких. Такие люди всегда в центре внимания, хотят они того или нет. Вот уже несколько десятилетий имя Берия ассоциируется у миллионов лю- дей и с массовыми репрессиями 30-50-х годов, и с сотнями женщин, якобы ставших жертвами любвеобильного члена Политбюро.

На первый взгляд, все выглядит довольно правдоподобно. Не секрет ведь, что известные челове- ческие слабости были присущи большинству советских вождей – от Владимира Ильича до Леонида Ильича. Но почему все-таки ЦК, официальная пропаганда явно культивировали всенародный интерес именно к “постельным утехам” от- ца, создавая отталкивающий образ этакого сексуального монстра. Люди старшего поколения прекрасно помнят, что при жизни никакие “страшные слухи” о нем по Москве не ходили.

Правда, сегодня все чаще утверждают обратное, словно забыв о том, что живы те, кто без труда может это опро- вергнуть. Что ж, одна ложь неизбежно порождает другую: большая – малень- кую, маленькая – большую. Из стенограммы июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС: “Нами обнаружены многочисленные письма от женщин интимнопошлого со- держания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчи- ны-развратника (речь идет о результатах обыска в его служебном кабинете в здании Совета Министров СССР в Кремле).

Эти вещи ратуют сами за себя, и, как говорится, комментарии излишни. Зачитаю показания некоего Сар- кисова, на протяжении 18 лет работавшего в охране Берия. Последнее время он был начальником его охраны. Вот что показал этот самый Саркисов: “Мне известны многочисленные связи Берия со всевозможными случайными женщина- ми.

Мне известно, что через некую гражданку С. (разрешите мне фамилии не упоминать) Берия был знаком с подругой С. , фамилию которой я не помню. Работала она в Доме моделей.

Кроме того, мне известно, что Берия сожи- тельствовал со студенткой Института иностранных языков Майей. Впоследс- твии она забеременела от Берия и сделала аборт. Сожительствовал Берия также с 18-20-летней девушкой Лялей. Находясь в Тбилиси, Берия позна- комился и сожительствовал с гражданкой М.

После сожительства с Берия у М. родился ребенок. Мне также известно, что Берия сожительствовал с некой Софьей. По предложению Берия через начальника санчасти МВД Волоши- на ей был сделан аборт.

Повторяю, что подобных связей у Берия было очень много. По указанию Берия вел список женщин, с которыми он сожительствовал. (Смех в зале. ) Впоследствии, по его предложению, я этот список уничто- жил.

Однако один список я сохранил. В этом списке указаны фамилии. бо- лее 25 таких женщин. Список, о котором говорит Саркисов, обнаружен.

Год или полтора назад я совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками он заболел сифилисом. Лечил его врач поликлиники МВД Ю. Б. , фамилию его я не помню.

Саркисов”. Вот, товарищи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского народа. И эта грязная моська осмелилась соперничать с велика- ном, с нашей партией, с нашим ЦК. Партия, ЦК справлялись с шавками и покрупнее.

” Стоп. Не излишне ли откровенен секретарь ЦК КПСС Н. Шаталин, обличая моральное падение члена Президиума ЦК. Обратите внимание: “Вот, товари- щи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского на- рода”.

“Претендента” уже нет в живых, почему бы не показать его уголов- ником, а не политическим противником. И звучит довольно правдоподобно: ну, кто, скажите, не без греха. Если и преувеличили, не так страшно. “Купился” на “амурные” байки даже известный писатель, посвятивший этой теме рассказ, юные героини которого трагически погибают после ночи, проведенной в спальне члена Президиума ЦК, в газовой камере, умерщвлен- ные газом “циклон”.

Камера, естественно, расположена в подвальном поме- щении дома Лаврентия Павловича Берия. Чушь, разумеется. Разве можно говорить об этом серьезно. Какая каме- ра, какой “циклон”.

Понимаю, конечно, зачем плели такие вздорные вещи на Пленуме ЦК. Не было фактов, которые подтверждали бы участие отца в так называемом заговоре, его причастность к зарубежным спецслужбам или, как тогда говорили, империалистическим разведкам. Вот и решили показать народу разложившегося типа – пьяницу, развратника, садиста, якобы возна- мерившегося стать диктатором и ввергнуть страну в пучину кровавого тер- рора. А сейчас-то зачем все это сочинять.

Не понимаю. Пожалуй, больше других преуспела в описании любовных приключений не- кая Нина Алексеева, бывшая артистка одного из ансамблей песни и пляски Москвы. Ей уже давно за 70, но неуемной энергии автора можно позавидо- вать. Вот уже несколько лет старушка охотно выступает перед самой разной аудиторией, охотно дает интервью и даже собирается издать книгу воспоми- наний о Лаврентии Павловиче Берия, с которым якобы была близка.

Можно только догадываться, на чем именно собирается акцентировать внимание чи- тающей публики новоявленная писательница. Во всяком случае никаких сом- нений на сей счет после опубликованных на разных языках ее воспоминаний в периодике не появляется. На мой взгляд, Нина Васильевна просто решила заработать на хлеб в столь трудное время. Ну, посудите сами, можно ли без известного скепсиса относиться, скажем, к таким “фактам”: “И вы знаете, я, конечно, с ним сблизилась, с Лаврентием Павловичем.

Никаких, конечно, насилия с его стороны не было. Вначале мы сели за стол. Чего только там не было..

Если уж говорить откровенно, он был сильный мужчина. Очень сильный, без всяких патологии. Такому мужчине, наверное, было мало одной женщины, надо было очень много женщин. Когда он в первый раз овладел мной, и с такой, вы знаете, страстью, я чувство- вала, что, конечно, ему нравлюсь.

У моего дома стали часто появляться правительственные машины, этот Саркисов заходил к нам в квартиру. Я видела его отношение ко мне, очень милое. Но у меня к нему не было страсти. Он мне как-то даже сказал: “Ты холодная, ну почему ты такая красивая и такая холодная.

” А потом, обстановка его дома на улице Ка- чалова мне не нравилась. Знаете, дом очень красивый с виду, но изнутри, знаете, такое невзрачное впечатление, я не могу сказать, что здесь жил Берия. Двуспальная кровать орехового дерева огромная. Помню, когда Сар- кисов привез меня вторично или в третий раз, я ждала Лаврентия Павловича очень долго.

Вышла ко мне женщина в белом халате, очень милая, любезная, и говорит: “Вы не волнуйтесь, он должен приехать”. По левую сторону ко- ридора, отлично помню, была библиотека. Посмотрела там книги – один сплошной Сталин. Думаю, неужели он не интересуется классикой.

” Воздержусь от комментариев. Чего стоит хотя бы описание домашней биб- лиотеки в нашем доме. В таком случае, простите, куда же подевалась при- личная библиотека самого Лаврентия Павловича, книги кандидата сельскохо- зяйственных наук Нины Теймуразовны Берия, доктора физико-математических наук Серго Берия. В подвальном помещении, заполненном мифическим “цикло- ном”.

Разве можно поверить, что хозяин дома, изощряясь в любовных похож- дениях, устраивал годами ночные оргии в собственной спальне на виду у жены, сына, невестки и остальных домочадцев. Я бы никогда не коснулся столь пикантной темы, если бы не многочис- ленные публикации, где по-прежнему главным действующим лицом вновь и вновь оказывается ветеран сцены госпожа Алексеева. Последняя публикация ее “дневниковых” записей, опубликованная одной из ведущих российских га- зет, просто умиляет. Если раньше Нина Васильевна не могла (.

) поведать массовому читателю некоторые детали, то теперь, надо полагать, вполне откровенна. По ее утверждению, отец возил любовницу в Кунцево, на дачу Сталина. Кстати, знакомство с вождем особого впечатления на Алексееву не произвело. Что ж, бывает.

Обнадеживает другое. Судя по всему, очередной цикл “любовь вождей” вполне может быть продолжен. Кто знает, какие тайны кроются за стенами Кунцевской дачи. Вероятно, Нина Васильевна в будущем не применет рассказать и об этом.

Любопытна реакция одного из читателей, возмущенных публикацией на страницах популярной газеты интервью с Алексеевой под хлестким заголов- ком “Раба любви Лаврентия Берия”. Что же вызвало неприятие читателя. Сам факт появления в печати очередной сказки о “монстре”. Да ничего подобно- го.

“Зачем показывать молодежи, что зверь Берия был не так уж страшен. ” На фоне поднадоевших порядком россказней о высматривающем у своего дома красивых женщин зампреде и вездесущем полковнике Саркисове эта публика- ция, надо полагать, выглядит бледнее. Я читал письмо возмущенного читателя и думал: до чего же живучи вби- тые в нас когда-то стереотипы. Неужели сами мы не ведаем, что творим.

Давно уже нет в живых людей, использовавших эту ложь для оболванивания масс, нет уже и ЦК с его официальными рупорами и глашатаями неправды, а автомобиль легендарного полковника все колесит улицами первопрестольной, распугивая очаровательных москвичек. Ей-богу же смешно. Но и грустно – тоже. Ну, какой еще народ позволил бы в течение сорока лет держать себя за простака, чья наивность поистине беспредельна.

Я еще раз повторяю, вся жизнь отца проходила на глазах семьи. Срывы, наверное, были, у каждого человека есть какие-то слабости, но такие по- хождения – вздор. Если уж на то пошло, могу рассказать о девушке, кото- рая действительно была любовницей отца, но никогда об этом никому не рассказывала. Я был уже взрослым человеком, но отношения с отцом оставались у нас на редкость доверительные.

Как-то зовет к себе. “Надо, – сказал, – с то- бой поговорить. Я хочу, чтобы ты знал: у меня есть дочь. Маленький чело- вечек, который мне не безразличен.

Хочу, чтобы ты об этом знал. В жизни, – сказал, – всякое может случиться, и ты всегда помни, что у тебя теперь есть сестра. Давай только не будем говорить об этом маме. ” Мама умерла, так и не узнав о той женщине.

Просьбу отца я выполнил. А женщину ту я видел. Было ей тогда лет 20, может, немного больше. Довольно скромная молодая женщина.

Жизнь у нее, правда, не сложилась. Вышла замуж, родился второй ребенок. Муж погиб. Снова вышла замуж.

Отец ее был служащим, мать – учительница. А сейчас у моей сводной сестры самой, естественно, дети. Одно время она была замужем за сыном члена Политбюро Виктора Гришина. Когда Гришин узнал, что его сын собирается жениться на дочери Берия, ре- шил посоветоваться с Брежневым.

Насколько знаю, Леонид Ильич отреагиро- вал так: – Хорошо, а какое это имеет отношение к твоему сыну. И что ты делаешь вид, будто не знаешь, что все это дутое дело. К слову, мне не раз приходилось встречаться с Брежневым на заседаниях Совета обороны, других совещаниях, где обсуждались вопросы, связанные с моей работой по созданию новых видов вооружения, но никогда о том, что случилось с моим отцом, мы не говорили. Леонид Ильич эту тему просто не затрагивал, делая вид, что Гегечкори это Гегечкори, а об остальном – он не имеет ни малейшего представления.

Сам он к делу отца причастен не был. Да что Брежнев – даже не все члены Президиума ЦК КПСС знали о том, что готовится его убийство. Пост- фактум уже они вынуждены были избрать для себя оптимальный вариант, ис- ходя из своего многолетнего партийного опыта – примкнуть к более силь- ным. Правда, дальнейший ход событий показал, что ни о каком единстве в верхах политической власти и после смерти моего отца речь не шла.

Вспом- ните антихрущевское выступление Молотова, Кагановича и других и последо- вавшую над ними расправу Хрущева, затем вынуждены были уйти Маленков, Булганин, т. е. люди, расправившиеся в свое время вместе с Хрущевым с мо- им отцом. Позднее уберут и самого Хрущева.

Борьба за власть не прекраща- лась в Кремле никогда, как никогда не прекращалась компрометация новыми вождями вчерашних соратников. По этим законам Старая площадь жила до последнего дня существования КПСС. Все последующие руководители прекрасно знали цену хрущевским “разоб- лачениям”. Знали, но разрушать легенду не хотели, так как неизбежно пришлось бы рассказать народу куда более серьезные вещи.

Скажу совершенно откровенно: монахом отец не был. Это был нормальный человек, которого не обошли в жизни ни большая любовь, ни вполне понят- ные, думаю, едва ли не каждому мужчине увлечения. Нечто подобное прои- зошло с отцом в Грузии, когда он увлекся одной красивой женщиной. Здесь дело кончилось семейным скандалом.

Мама собиралась уйти, но отец, ес- тественно, попросил прощения, и все обошлось. Можете представить реакцию моей матери, если бы все, что пишут сегодня об отце, было хотя бы части- цей правды. Женщина-грузинка. Она могла со Сталиным спорить, что ей сто- ило хлопнуть дверью и уйти от такого мужа.

А к тем показаниям, которые выбивали у Саркисова и других, отношение у меня совершенно однозначное. И ему, и другим обещали “скостить” срок, если будут говорить то, чего от них ждали. Обманули, конечно. Они нужны были на определенном этапе.

Подписал – тюрьма. И что, к примеру, мог сказать в той ситуации начальник охраны. Что охранял агента империалис- тических разведок и врага народа и партии. Велели говорить, что возил в дом Берия женщин сомнительного поведения, он и повторил.

Все это вполне понятно. В те времена, наверное, просто не могло быть иначе. Возможно, кто-то дал такие показания и из женщин, признавших себя на следствии любовницами отца. Что такое конспиративные квартиры, знает лю- бой оперативник, работающий в органах государственной безопасности, ми- лиции, разведке.

Как правило, содержательницами таких квартир были жен- щины, немало женщин было, что тоже вполне понятно, и среди агентуры, ра- ботающей, в частности, с иностранцами. Как руководитель объединенного Министерства внутренних дел, куда вошли незадолго до смерти отца и поли- тическая разведка, и контрразведка, отец наверняка бывал в таких кварти- рах, где встречался с агентами. Так что при желании, наверное, в тот злополучный список можно занести еще великое множество фамилий, включая иностранные. Не меньшее распространение получила еще одна легенда об отце – с его именем связывают даже покушение на Сталина, которое якобы произошло в Абхазии.

А речь вот о чем. Бытует версия, что в сентябре 1933 года мой отец якобы инсценировал покушение на Сталина, когда тот отдыхал на одной из южных дач. Цель понятна – заслужить благосклонное отношение вождя. Небылиц на сей счет написано много, а вот что происходило в действитель- ности.

Существовали так называемые особые периоды. Это когда Сталин где-то отдыхал. Так было и в тридцать третьем. Все знали, что Сталин уехал в Москву.

И начальник ГПУ Абхазии Микеладзе, очень хороший, кстати, чело- век, решил отдохнуть. Выехал с друзьями, как говорится, “на природу”, слегка расслабиться. Развлекались на берегу. Выпили, закусили, и тут Ми- келадзе увидел пограничный катер.

Здесь, на его беду, и пришла в голову мысль прокатиться всей компанией, а в ней были и женщины. Кроме того, что Микеладзе руководил органами государственной безопас- ности Абхазии, ему, как начальнику оперативного сектора, подчинялись и пограничники. Но как остановить пограничный катер. Начал стрелять в воз- дух, пытаясь привлечь внимание экипажа.

Подчеркиваю, в воздух – не по катеру. Кто мог знать, что на борту пограничного корабля находился в это время Сталин. Факт стрельбы зафиксировали и начали разбираться. Нашлись горячие го- ловы, которые тут же расценили это как террористический акт: мол, Мике- ладзе покушался на жизнь главы государства.

Так пьяная выходка переросла в покушение. Отцу все же удалось отстоять тогда Микеладзе, тот отделался снятием с работы и переводом на низовую должность в Грузию. Он бывал у нас позднее дома вместе с женой и сокрушался, как несправедливо с ним обошлись. Отец говорил ему: – Слушай, ну что еще можно было сделать.

Ты же сам понимаешь, что происходит. Вот меня даже упрекают, что я укрываю террориста. Считай, что еще легко отделался. Мама тоже переживала за эту семью.

Жена Микеладзе, очень хорошая жен- щина, была химиком по профессии. Словом, Микеладзе уехал в Грузию, и об этом досадном недоразумении начали потихоньку забывать, но не все, разумеется. Когда умер председатель Совнаркома Абхазии Лакоба, его смерть связали с Микеладзе. А там вот какой случай произошел.

Еще при жизни Лакобы на его даче из его же револьвера застрелилась дочь председателя Госбанка Розенгольца. Увязали и с этим фактом. Выстроили версию – специально из Москвы следователь приехал. – будто бы эта девушка подслушала разговоры заговорщиков и ее таким образом “убрали”.

ГПУ Абхазии к расследованию не допустили. Состоялся суд, и несколько человек были осуждены к расстрелу, в том числе и “террорист” Микеладзе. Правда, я слышал, что московские следователи обещали ему освобождение и выдачу других документов. Якобы его расстрел был фиктивным, а решение по Микеладзе принималось чуть ли не на самом “верху”.

Исходили из того, что сломить Микеладзе не удалось – он был действительно очень сильным человеком, – и решили взять угово- рами. Но утверждать, что бывшему руководителю ГПУ Абхазии удалось в действительности избежать тогда расстрела, я, естественно, не могу. Смерть Нестора Лакобы тоже нередко приписывают отцу, что тоже не име- ет, разумеется, под собой абсолютно никаких оснований. Могу рассказать один случай, о котором историки или не знают, или предпочитают не вспо- минать.

Уже после убийства Сергея Мироновича Кирова мы с семьей Лакобы отды- хали на Рице. Дороги к озеру еще не было, и отец с Лакобой поехали пос- мотреть, где ее проложить. Нас было человек 15: моя мама, жена Лакобы, его сын, года на два старте меня, наши отцы и еще несколько человек. Разбили палатки и решили заночевать на берегу.

Мы, мальчишки, набе- гавшись за день, уснули, конечно, раньше. Я находился в палатке, когда меня разбудили. Почему-то Лакоба предложил моим родителям, чтобы мы пе- решли в его палатку. Естественно, это вызвало известное недоумение.

Пом- ню, мама не соглашалась. Но Лакоба, ничего не объясняя, настоял на сво- ем. Мы перешли. Я опять уснул, а мои родители и жена Лакобы остались си- деть у костра.

Было уже совсем темно, когда палатку, где должна была но- чевать наша семья, прошили пулеметные очереди. Я не нахожу других объяснений случившемуся, кроме того, что Нестор Лакоба знал о готовящемся покушении на отца и предотвратил его. Будь они врагами, Лакобе надо было просто промолчать. Никакой вражды между ними никогда не существовало, напротив, отноше- ния между Лакобой и моим отцом всегда были дружескими и доверительными.

У Лакобы была совершенно определенная политическая доктрина, которую он не скрывал даже перед Сталиным. Свою сепаратистскую позицию он, ска- жем, объяснял моему отцу так: даже строительство железной дороги, против которой Лакоба категорически возражал, это не что иное, как проникнове- ние России. А этого Лакоба не хотел. Отстаивал свою позицию в таких откровенных разговорах и отец.

Он, например, считал, что Союз должен быть единым, и в существование автоно- мий не верил. Другое дело, что республики, входящие в тот же Союз, долж- ны обладать неизмеримо большими правами, нежели это тогда было. – Так или иначе, республики должны примкнуть к какому-то лагерю, – говорил отец. – С точки зрения исторических корней, для Грузии – это со- юз с Россией, потому что вся тысячелетняя история Грузии – это борьба нашего народа за выживание.

Георгиевский трактат был принят задолго, мягко говоря, до советизации Грузии, и эту политику надо продолжать. Нас ведь связывает и единая вера, и единая культура. Надо лишь решительно отказаться от методов, присущих царскому режиму, и не подавлять язык, не заменять национальные кадры чиновниками российского происхождения. И вообще, был убежден отец, надо учитывать местные условия.

Он, нап- ример, считал, что Грузия, Украина, другие республики могут иметь нацио- нальную гвардию, что отнюдь не подрывает единство Союза. Но экономика и армия должны, безусловно, быть едиными. По каким-то позициям взгляды отца и Лакобы совпадали, по другим они спорили, но на их дружбе, отношениях между ними это не сказывалось. От- цу, знаю, импонировало, что Лакоба искренне хотел процветания Абхазии.

Это был человек дела, пусть и увлекающийся, но последовательный и дея- тельный. После соответствующих “проработок” на партийных пленумах, уже в конце жизни, а Лакоба, к слову, был очень больным человеком и даже ле- чился в Германии, он изменил свои взгляды и все больше склонялся к тому, что Союз все-таки должен быть единым и другого пути у республик быть не может. Можно с позиций сегодняшнего дня принимать или не принимать эти взгляды, но речь в данном случае не об этом. Когда я читаю, что Берия погубил Лакобу, ничего, кроме вполне понятного возмущения, эта ложь у меня не вызывает.

То покушение на отца, которое предотвратил Лакоба, кстати, отнюдь не единственное. То, что НКВД не считался в тридцатые годы с партийными ор- ганизациями республик, известно. Центральный аппарат Наркомата внутрен- них дел опирался на указания ЦК ВКП(б). И это факт давно доказанный, здесь я ничего нового не открываю.

Люди из Орготдела ЦК выезжали в рес- публики для координации и руководства массовыми репрессиями. В Белорус- сию, например, выезжал с такой целью Маленков, на Украину – Каганович. Разумеется, аресты, расстрелы ни в чем не повинных людей совершались чу- жими руками, но организаторами этих злодеяний были они, представители ЦК ВКП(б). Грузия не стала исключением.

Каток репрессий прошел и по этой респуб- лике. Еще при жизни Серго Орджоникидзе отец направил через него ряд пи- сем Сталину, в которых не скрывал своей позиции: НКВД ведет планомерное уничтожение грузинской интеллигенции, грузинского народа. Орджоникидзе полностью поддерживал отца, так как всегда был противником репрессий. После смерти Орджоникидзе избиение кадров приняло еще более массовый характер.

Несмотря на протесты моего отца, как руководителя республики, органы внутренних дел продолжали аресты людей. Не по собственной инициа- тиве, конечно, а выполняя прямые указания Центра. Так ведь было и в дру- гих республиках. Среди людей, арестованных по настоянию центральных органов, оказалось немало выдающихся ученых, писателей.

Мой отец дважды обращался к Стали- ну, спасая, например, среди других, светоча мировой науки Джавахишвили. Дважды спасал Гамсахурдиа. К сожалению, ответом было лишь усиление мас- совых репрессий. Погиб Михаил Джавахишвили, погибли многие другие деяте- ли грузинской культуры, науки.

Видимо, поведение отца стало раздражать партийную верхушку, и Ежов, руководивший в то время органами госбезопасности, через своих ставленни- ков в Грузии решил организовать на него покушение. Об этом случае я знаю не с чьих-то слов, потому что волей обстоятельств оказался в тот злопо- лучный день в машине отца. Из Москвы возвращались по Военно-грузинской дороге. Вместе с от- цом, мамой в этой машине находились жена одного партийного работника и второй секретарь ЦК, белорус по национальности, Хацкевич.

Уже стало тем- неть, когда нашу машину попытались остановить, а затем обстреляли спере- ди и сзади. Огонь явно велся на поражение. Хацкевич сидел рядом со мной, и я своими глазами видел, как его рани- ли. Умирал он на руках у моей матери.

Все мы слышали его последние слова: “Ты, Нина, не забудь о моем ребенке. ” Уже через год из Белоруссии поступили какие-то материалы, в которых Хацкевич, уже мертвый, был объявлен врагом народа. В таких случаях реп- рессировали и семьи, но маме удалось каким-то образом спасти ребенка Хацкевича и устроить его в семью близких нам людей. Одна существенная деталь: Хацкевич носил пенсне, как и мой отец.

Ве- роятно, это и сбило с толку тех, кто стрелял в отца. Так что я знаю лишь о двух покушениях на моего отца, сколько же их было всего, сказать не могу. Этих неприятных воспоминаний в семье стара- лись не касаться. Для партийного аппарата – имею в виду аппарат ЦК ВКП(б) – отец, хотя и был секретарем ЦК республики, оставался периферийным работником, но с собственной позицией.

Отношение к таким людям было всегда настороженным. Попытки привлечь отца на свою сторону предпринимали и Ягода, Ежов. Неп- равда, что это были дегенераты, начисто лишенные мозгов, как это подчас преподносят. Весь ужас и состоит в том, что люди, повинные в злодеяниях против собственного народа, были изворотливыми, а нередко и умными людь- ми, что отнюдь не мешало им идти на преступления.

Скажем, сделавший карьеру в Орготделе ЦК Николай Ежов, впрочем, как и Ягода и другие, отлично понимал, какую опасность даже в личном плане представляет для них Берия. Первое: колоссальный опыт работы в разведке. Умен, на хорошем счету. Его знает Сталин.

Грузин. Прогнозировать его пе- ревод в Москву вполне можно было без труда. Ни одного секретаря ЦК республики не обхаживали они так, как отца и нашу семью. Встречали в Москве, везли к себе на дачу.

А отец к этому внешнему проявлению дружелюбия всегда относился – я это видел – насторо- женно. Меня это удивляло немного, так как я хорошо знал своего отца. Че- ловеком он был открытым и подобные встречи с друзьями очень любил. Помню, зимой это было, Ежов пригласил нас к себе на дачу.

Внешне это выглядело, как приглашение друга. Они ведь с моим отцом на “ты” были. Но отец сказал, что нам эта поездка ни к чему. Повторяю, и Ежов и другие были неглупыми людьми.

Они видели и понима- ли, что отец – один из тех, кто может оказаться в центральном аппарате, а конкурентов всегда стремились убирать заблаговременно. Это тоже, если хотите, железный закон Системы. Отец никогда на эти темы не говорил, но, думаю, “просчитал” он и Яго- ду и Ежова гораздо раньше. Хотя о самих организаторах покушений очень долго ничего не было известно, но то, что нити вели к НКВД, было ясно.

Непосредственным руководителем покушения на Военно-грузинской дороге был, безусловно, нарком внутренних дел Грузии. Вполне понятно, кто пору- чил ему эту акцию. К слову, после покушений на отца Сталин прислал в Тбилиси бронирован- ный американский автомобиль. Тогда же такие машины получили и другие первые секретари ЦК союзных республик.

Думая обо всем этом, я все больше склоняюсь к мысли, что нити первых заговоров против отца – еще тех, довоенных – вели однозначно в НКВД СССР. Там словно чувствовали, какими кардинальными переменами обернется для всесильного карательного ведомства его перевод в Москву. Почему партия, вернее ее высшее руководство, расправилось с моим от- цом. Потому, что он затронул святая святых советской номенклатуры – ос- нову Системы.

Говорю так не для того, чтобы перед кем-то оправдать свое- го отца. Свои ошибки он знал и вину свою знал – она тоже была, – потому что нет особой разницы, разделяешь ты взгляды тех, с кем находишься в руководстве страной, или нет, голосуешь за что-то из личных убеждений или в силу каких-то обстоятельств. Да, мой отец не подписывал расстрель- ные списки, как это делал Ворошилов, не проводил массовые репрессии, как Каганович или Маленков, Хрущев или Жданов, но коль он был одним из чле- нов политического руководства, ответственность, безусловно, лежит и на нем, на каждом из них. Он ведь и хотел, настаивая на созыве внеочередно- го съезда, справедливой оценки деятельности и своей, и своих коллег То, что мы имели и до войны и позднее, не было режимом личной дикта- туры Сталина.

Очень удобно сегодняшним защитникам “большевизма” предс- тавлять Сталина полусумасшедшим диктатором, а его окружение, членов По- литбюро, бессловесными жертвами обстоятельств. Да и сама большевистская партия подается как такая же жертва террора всесильного НКВД и деспотиз- ма ее Генерального секретаря. Неправда. Вина – на каждом, и на самом Сталине, и на остальных.

Это они ответственны за все просчеты, за все ошибки, искривления, допущенные Системой. И за преступления, совершенные с октября 1917 года, – тоже. А уж чья вина больше или меньше, чьи заслу- ги весомей – судить Истории. В советском руководстве всегда были люди, в той или иной степени бо- ровшиеся за очищение большевистской партии, коммунистической Системы.

Я глубоко убежден, что это был сизифов труд – очищать было нечего. Система была такой изначально. Каменев, Зиновьев, в какой-то период Бухарин. Уходили одни, приходили другие, но основа большевизма, его стержень – диктатура пролетариата не менялась.

Со временем она, правда, выродилась в диктатуру партийного аппарата, но принципиальных изменений не последо- вало. Диктатура всегда остается диктатурой. После смерти Сталина отец все еще надеялся, что даже в условиях су- ществующей Системы что-то можно изменить. Понимали, что необходима смена курса, и те, кто работал вместе с ним – Хрущев, Маленков и остальные.

Но пойти на кардинальные перемены они не могли, потому что, убрав партийное начало в руководстве страной, как того требовал отец, они сами бы оказа- лись в оппозиции к всесильному во все времена партийному аппарату. А это был бы конец партийной верхушки. Достаточно вспомнить, как зашаталось кресло под последним Генеральным секретарем, когда он начал метаться между старыми и новыми друзьями. А как “уходили” Хрущева.

Всесилен не Генсек – всесилен аппарат, чьим ставленником Генсек являлся. Отец не исключал, что на смену тому, еще сталинскому, руководству мо- жет прийти новое. По его мнению, в республиках было немало толковых ру- ководителей, способных взять и, что не менее важно, выдержать новый курс. Помню, зашел у него разговор на эту тему с Маленковым и Хрущевым: – Допустим, что нам все же придется уйти и нам на смену придут моло- дые.

Неужели хуже будут работать, а. – Да нет, конечно, и мы молодыми были. – соглашались Хрущев и Ма- ленков. Хорошо помню еще такие слова Маленкова: – А я всю жизнь мечтал инженером быть.

Тут уж отец не выдержал: – Брось, Георгий. Знаем мы, о чем ты мечтал. Ты еще учился, а уже в партийные органы рвался. Нам-то хоть сказки не рассказывай.

Такие откро- венные разговоры были. Главный просчет отца был в том, что он верил им всем. Знал ведь, с кем имеет дело, но – верил. Хотя, полагаю, догадывал- ся, конечно, что Президиум ЦК может против него выступить.

Но, видимо, рассуждал так: соберется Чрезвычайный съезд, расставит все по своим мес- там и каждому воздаст то, что заслужил. Сама ситуация после смерти Ста- лина способствовала прямому честному разговору. Люди вернулись с войны, подняли разрушенную страну и ждут ответа на вопросы, которые волнуют их уже много лет: как и почему все это случилось. Что происходит сегодня.

Кто виноват. Выступи отец на съезде, думаю, его бы поддержали. Есть одно обстоя- тельство, которое уже много лет мешает объективному восприятию его дея- тельности на посту одного из высших должностных лиц государства – он возглавлял карательное ведомство. Как правило, этого вполне достаточ- но.

И не столь важно, когда именно и каким был он наркомом. Сама абб- ревиатура НКВД срабатывает здесь как клеймо. Я не призываю читателя в этой книге изменить отношение к карательным органам, но, надеюсь, о тайных пружинах, которые толкали эти структуры на самые страшные преступления, читатель, наконец, узнает. Но история ЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ лишь часть прав- ды о прошлом.

В немалой степени эта книга и о самой партии, ье высшем эшелоне, по вине которого оборвалась жизнь моего отца. Но эта книга и о тех людях, которые честно делали то, что считали правильным, ‘- укрепля- ли экономику и безопасность государства, международные связи, создавали новое оружие, строили новые заводы. Одним из них был и мой отец Лав- рентий Берия. Он прожил недолгую, но, убежден, яркую жизнь.

С кем только не сводила его судьба. К нему всегда тянулись думающие, инициативные, энергичные люди. Среди близких друзей моего отца – первый заместитель министра среднего машиностроения СССР Борис Львович Ванников, академик Курчатов, министр металлургической промышленности Тевосян. Довольно близким к отцу человеком был авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев.

А еще – акаде- мик Минц, партийный работник Кудрявцев, маршал Жуков. Желанными гостями в доме Берия всегда были художник Тоидзе, философ Нуцибидзе, писатель Константин Гамсахурдия, известные организаторы спор- тивного движения в Грузии Арчил Бакрадзе и Эгнатошвили, многие другие интересные люди того времени. Жизнь заставила его стать чекистом, но трогательную любовь к архитек- туре, которую изучал в юности, отец сохранил на многие годы. Он по-доб- рому завидовал своим старым знакомым, друзьям, ставшим известными зодчи- ми.

Знаю, что отец и в Грузии, и в Москве встречался с Жолтовским, Севе- ровым, Абросимовым, другими видными архитекторами, с удовольствием расс- матривал их проекты. Особое уважение питал отец к военным. Кроме Жукова, могу назвать и фамилии близких ему маршала Василевского, генерала Штеменко. Очень многие люди в то время сделали карьеру с помощью отца.

Среди наиболее известных – Устинов, назначенный по рекомендации моего отца на должность наркома вооружения в очень молодом возрасте, те же Ванников, Тевосян, министр химической промышленности Первухин, зампред Совета Ми- нистров Малышев, Председатель Госплана Сабуров. Скажем, Сабуров, эконо- мист по образованию и чрезвычайно способный человек, не пришелся ко дво- ру партийной элите, потому что никогда не работал в партийных органах, а это в глазах номенклатуры было серьезным недостатком. Она ведь не терпе- ла настоящих специалистов ни в одной области. И хотя очень многие были против выдвижения Сабурова, отец на своем настоял.

Драться за людей дела отец умел всегда, и не имело значения, какую должность занимает его оп- понент Так было и с назначением на должность наркома Дмитрия Федоровича Ус- тинова. Отец доказывал, что это замечательный организатор и талантливый инженер, а партийные чиновники в ответ: – Как же так, Лаврентий Павлович. Вы предлагаете на должность наркома вооружения (. ) человека, который ни дня не работал секретарем заводского парткома.

Он ведь совершенно не знает партийной работы. – Он знает дело, и этого, считаю, вполне достаточно, – парировал отец. В таких случаях нередко вмешивался Сталин, и вопросы с назначением тех или иных людей, чьи кандидатуры предлагал отец, так или иначе реша- лись. К сожалению, порочную практику выдвижения не по деловым качествам партийный аппарат культивировал всегда.

Кто из нас не сталкивался с по- добным на производстве. Отношения с партийными органами у отца всегда были непростыми. Я для себя решил этот вопрос несколько десятилетий назад, когда еще не счита- лось доблестью сжигать партийные билеты: категорически отказывался после заключения возвращаться в ряды партии. Отцу было сложнее – его высокие должности предполагали непременное членство в Политбюро.

Но отношения своего к партийному аппарату отец никогда не скрывал. Например, и Хрущеву, и Маленкову он прямо говорил, что партийный аппарат разлагает людей. Все это годилось на первых порах, когда только создава- лось Советское государство. А кому, спрашивал их отец, нужны контролеры сегодня.

Такие же откровенные разговоры вел он и с руководителями промышлен- ности, директорами заводов. Те, естественно, бездельников из ЦК на дух не переносили. Столь же откровенен был отец и со Сталиным. Иосиф Виссарионович сог- лашался, что партийный аппарат устранился от ответственности за конкрет- ное дело и, кроме говорильни, ничем не занимается.

Знаю, что за год до своей смерти, когда Сталин предложил новый состав Президиума ЦК, он про- изнес речь, суть которой сводилась к тому, что надо искать новые формы руководства страной, что старые не оптимальны. Серьезный разговор шел тогда и о деятельности партии. Полагаю, любопытно сегодня было бы обна- родовать эти материалы. Но не тут-то было: официально заявлено, что той стенограммы в партийных архивах нет.

Очередная ложь, разумеется. Вообще с архивами очень любопытная вещь получается. Я знаю людей, ко- торые пытались, причем весьма настойчиво, получить доступ к материалам того времени, связанным с деятельностью моего отца, высшего руководства страны. Речь, замечу, шла о попытках объективно разобраться в событиях сорокалетней давности.

Ни один человек такие материалы не получил. Кто наложил запрет. Политбюро ЦК КПСС. Знаю и о столь же настойчивых попытках получить доступ к архивам со стороны зарубежных компартий.

Тут уже требовалось разрешение Генерально- го секретаря ЦК КПСС. Но и в этих редких случаях доступа к документам посланцы “братских партий” не получали. Аппарат ЦК, не знакомя с исход- ными документами, предоставлял лишь справки, подготовленные ЦК по тому или иному вопросу. Так было с материалами, связанными с нашими отношени- ями с ГДР, Польшей, Венгрией, Чехословакией.

КПСС, ЦК, Политбюро давно нет, но и в посткоммунистической России до- кументы сталинского периода и материалы, датированные пятидесятыми года- ми, предаются огласке лишь избирательно. Политическая игра, насколько понимаю, еще не окончена. Вся группа так называемых дел, связанных с де- ятельностью моего отца и его судьбой, засекречена, как и прежде. И это лишь один пример.

Тайны Кремля, пусть простит меня читатель за тавтологию, все десяти- летия существования Советского государства оставались для народа тайной за семью печатями. Естественно, “низы” не могли знать, какие страсти бу- шуют в “верхах”. Тем более не могла дойти до “низов” информация о сек- ретном ведомстве Лаврентия Берия. Отец не “мелькал”, как другие, с речами в газетах, не появлялся, за редким исключением, на митингах, партийных активах и прочих массовых ме- роприятиях.

И не в одной “секретности” дело. Вся эта мишура его раздра- жала. Вся его жизнь была заполнена конкретным и очень ответственным де- лом. Так было и до войны, и в войну, и после войны.

У него просто не бы- ло времени на массовые мероприятия, которые обожала партийная верхушка. Опыт советских партийных и государственных деятелей последних десятиле- тий убеждает, что надо или заниматься делом, или вести многочасовые пус- топорожние разговоры “с народом”. Третьего, как говорили древние, не да- но. А отец ценил каждый час.

Самодисциплина у него была – знаю это с детства – высочайшая. Человек дела – это о нем. К славе отец был равнодушен, как, очевидно, любой другой человек, за- нимающий столь высокое служебное положение. Хотя, как известно, исключе- ний в советском руководстве всегда хватало.

На XVII съезде он был избран в состав ЦК ВКП(б), позднее стал членом Политбюро. Имел звание Генерального комиссара государственной безопас- ности. В сорок пятом, как член Государственного Комитета Обороны, полу- чил звание Героя Социалистического Труда. Тогда же наградили Маленкова и других высших руководителей.

Когда звания в органах внутренних дел и госбезопасности приравняли к армейским, отец стал Маршалом Советского Союза. За организацию обороны Кавказа в войну получил орден Суворова, до этого, за работу в разведке, орден Красного Знамени. Помню, отец смеял- ся: “Зачем мне шесть орденов Ленина. Неужели одного было бы мало.

” У от- ца, кстати, были интересные предложения по изменению советской наградной системы, что тоже, как ни странно, умудрились поставить ему в вину. Речь о введении орденов союзных республик. Из стенограммы июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС: “БАГИРОВ. Речь идет о создании новых республиканских орденов.

Звонит мне Берия и говорит: ты знаешь, я готовлю вопрос об орденах. Говорю ему, как это ты готовишь. Он поправился и говорит; мы хотим установить новые ордена. Я думаю, вопрос об орденах не простой вопрос.

Это не организаци- онный вопрос. Он входит в функции Центрального Комитета партии и прави- тельства, это вопрос политики, как же он может готовить этот вопрос. МАЛЕНКОВ. Какие ордена.

БАГИРОВ. Ордена культуры, союзные и республиканские ордена культуры. БУЛГАНИН. Для какой категории людей.

БАГИРОВ. Для работников искусства, работников театров. МАЛЕНКОВ. Например, какие ордена.

Ордена могут быть чьего-то имени. ЮСУПОВ. Мне звонил, по его поручению, его помощник Ордынцев, что Бе- рия вносит предложение о том, чтобы установить две группы орденов; пер- вая группа – ордена союзные, вторая группа – республиканские; затем ус- тановить ордена великих людей национальных республик. Так, например, у него Низами, у узбеков Алишер Навои и т.

д. Я тогда говорю, что надо по- думать по этому вопросу. (Смех) До сих пор по-другому нас воспитыва- ли. ” Сколько стрел выпущено на том пленуме в адрес моего отца, якобы поку- шавшегося на “ленинскую национальную политику, великую дружбу народов СССР”.

А отец просто добивался предоставления широких прав союзным рес- публикам, всячески поддерживал национальные кадры. История с орденами – довольно показательный пример. Отец считал, например, что все республики должны иметь свои государственные награды. Высшим орденом Украины, нап- ример, предполагалось сделать орден Шевченко, Грузии – орден Шота Руста- вели.

Партийная верхушка не рискнула пойти даже на это. Не было со стороны моего отца “искажения национальной политики”, в чем его неоднократно упрекали на том Пленуме ЦК. Отец, сторонник единого сильного государства, тем не менее был убежден, что политика, которую проводил в отношении республик Центр, как раз и вредит дружбе народов. А ЦК всегда стремился держать республики “в узде”, с чем отец примириться не мог.

Он не раз приводил примеры из прошлого, используя архивные материалы, связанные с имперской политикой царской России. И он доказывал, что в структуре современного государства эти же методы, пусть в видоизмененном состоянии, насаждать ни в коем случае нельзя. Как-то, знаю, они с Жуковым обсуждали, на каком этапе можно создавать национальные армейские соединения и части. Спорили долго и пришли к вы- воду, что как только начнется формирование первой такой дивизии, то этой республики в составе СССР больше нет.

Может, это и звучит сегодня не очень хорошо, но Жуков и отец решили, что национальные формирования должны быть лишь декоративные, для парадов. Как, скажем, республиканские министерства иностранных дел. Помню, Жуков убеждал отца: – Ты, Лаврентий, пойми, как только такие части появятся, например, на Украине или, скажем, в Грузии, конец и армии и Союзу. Отец смеялся: – Ну и правильно, если мы душим друг друга.

А если серьезно, мы должны подвести всю структуру государства к тому, чтобы остаться едиными для внешних систем, но не давить на республики. Жуков соглашался, хотя в душе, возможно, и оставались у него сомне- ния. Но национальные части так и не позволили создать. Отец шутил: – А чем Гречко не командующий украинской армией.

Почему Рокоссовский может министром обороны Польши быть, а Гречко нет. И белоруса найдем. Но шутки шутками, а мысли о настоящем, а не навязанном штыками Союзе не оставляли его до дня гибели. Сохранилось множество документов по Ук- раине, Белоруссии, Грузии, прибалтийским республикам, в которых отец из- лагает свои предложения.

Их-то и припомнили ему на Пленуме ЦК. Центр и тогда боялся самостоятельности республик. И еще одно обвинение в адрес моего отца изложено в постановлении того самого пленума “О преступных антипартийных и антигосударственных дейс- твиях Берия”: “Как установлено фактами, Берия еще при жизни Сталина, и в особенности после его кончины, под разными предлогами всячески тормозил решение важнейших неотложных вопросов по укреплению и развитию сельского хозяйства. Теперь несомненно, что этот подлый враг народа ставил своей целью подрыв колхозов и создание трудностей в продовольственном снабже- нии населения”.

Смешно. Отец, насколько известно, никакого отношения к сельскому хозяйству последние лет 15 перед этим пленумом не имел, а от- ветить на эту ругань было уже некому, вот и обвинили отца и в развале сельского хозяйства, и промышленности, и в прочих грехах. Но частица правды вот в чем. Отношение отца к колхозам было известно, на этом пар- тийная верхушка и сыграла: мол, враг колхозного строя.

А он действитель- но говорил, что колхоз – идеальная система для эксплуатации человека. Не зря ведь немцы организовали их работу в период оккупации. Идеальная для эксплуатации, но не оптимальная, добавлял отец. Он видел два пути подъема сельского хозяйства – фермерский путь и путь крупных агрохо- зяйств.

Отец предложил провести такой эксперимент. Учитывая, что колхо- зам до крупных агрохозяйств далеко, выделить до сотни совхозов, ввести оплату труда на уровне квалифицированных заводских рабочих, дать технику и посмотреть, что выгоднее. Параллельно с этим вернуться к фермерским хозяйствам, но сделать это не с помощью Указа о роспуске колхозов. По мнению отца, это была бы вторая коллективизация, сопряженная с насилием.

Он называл конкретные регионы, где фермерство имеет глубокие корни, и навязывать жителям Западной Украины Литвы, Латвии, Эстонии колхозы прос- то абсурдно. Не помню, кто именно кричал на пленуме, что Берия не прочел в жизни ни одной книги. Он постоянно работал с архивными документами, трудами еще тех, царских, историков и достаточно аргументировано доказывал, что не случайно крестьянские восстания были на Украине и на Дону. Там всегда были крепкие хозяйства и люди знали, за что дрались.

Колхозы создавались там в прямом смысле кровью. А в Центральной России, скажем, этого не бы- ло. К сожалению, переубедить высшее руководство отец так и не смог. Пар- тийная верхушка постаралась любой ценой провести коллективизацию и в Прибалтике, и в Западной Украине, чего конечно же делать не следовало.

А предложения отца были положены под сукно. Вспомнили об этом спустя деся- тилетия, но то, что это были предложения его, от народа опять скрыли. Знаю, что отец очень интересовался идеями Столыпина сторонника фер- мерских хозяйств. Оперируя цифрами из архивных источников, отец доказы- вал, что повторение обильных урожаев начала века вполне возможно, надо лишь не бояться использовать опыт Столыпина и решиться, наконец, на столь же серьезные реформы.

Как и следовало ожидать, эти предложения ре- ализованы не были, а после гибели отца о фермерстве никто уже не риско- вал говорить вслух. “О каком коммунизме можно вести речь, если мы не сумели накормить лю- дей”, – говорил он. И это не было позой высокопоставленного чиновника, на словах радеющего за народ. Отец искренне хотел улучшить жизнь тех, кто вынес на своих плечах страшную войну.

Жизненный уровень в стране он считал главной задачей и немало сделал для осуществления своих замыслов. Кто-то из партийных деятелей заявил, что Берия публично называл профсою- зы бездельниками. Скажу откровенно: если он своего отношения к партийно- му аппарату никогда не скрывал, вполне допускаю, что мог такое и о проф- союзах сказать. Но ветераны металлургической, нефтяной, угольной промыш- ленности, которые в свое время он курировал, наверняка не забыли, как им тогда работалось и жилось.

Смею утверждать, что в данном случае это не было проявлением трогательной заботы со стороны советских профсоюзов. Отец и люди, которые его окружали, были убеждены, что отношение к чело- веку труда не должно быть иным. Не уверен, что впоследствии социальные вопросы в этих отраслях промышленности решались с такой же настойчи- востью, как это было в трудные послевоенные годы. Почитайте, с каким раздражением говорили о нем на том пленуме партий- ные бонзы: “Он засыпал нас бумагами, предложениями.

Он искал дешевой популярности. ” Неприязнь номенклатуры вполне понятна. Коммунистической партии и ее “ленинскому Центральному Комитету” во все времена нужны были бездумные, безынициативные соглашатели, но не созидатели. А когда нена- висть достигла предела, партийная верхушка пошла на политическое убийс- тво, устроив после его смерти судебный фарс.

Не знаю, правы ли те, кто считает, что тоща, в пятьдесят третьем, мой отец проиграл. Если говорить о его гибели, вероятно, такие утверждения близки к истине. Но его идеи, принципы, которые он исповедовал всю свою жизнь, убеждают, что за них все же стоило драться. Само время, как мы убедились, рассудило, за кем была тогда правда.

Политика можно убрать с политической арены, можно убить, скомпромети- ровать в глазах народа, оболгать, как поступили с моим отцом, но пере- черкнуть все то доброе, что он сделал для своей страны, убежден, невоз- можно. ГЛАВА 2 СТАЛИН И БЕРИЯ Сталин и Берия. Кто из советских, а ныне российских историков не пы- тался добраться до корней взаимоотношений этих двух исторических фигур. Кто-то, как, скажем, один из руководителей одиозного Главпура генерал от ЦК Дмитрий Волкогонов, то и дело прибегая к прямой фальсификации фактов, безуспешно пытался навязать читателю искаженный образ Берия, как бледной тени кремлевского диктатора.

Другие, не склонные к столь буйной фанта- зии, продолжали разыгрывать “грузинскую карту”. Увы, и эти домыслы не приблизили нас к истине. Загадка отношений между Сталиным и моим отцом так и осталась загадкой. Сопоставим, читатель, лишь два неопровержимых факта.

Факт первый. Москва, Красная площадь. День похорон Сталина. С трибуны Мавзолея Лав- рентий Берия произносит свою знаменитую траурную речь: “Кто не слеп, тот видит.

” Факт второй, почему-то до сих пор, в отличие от первого, не заинтересовавший историков и публицистов. Москва. Кремль. Заседание июльского Пленума ЦК КПСС.

После той траурной речи прошло всего четыре месяца, но одно из обвинений в адрес отца звучит дословно так: “Берия хотел подорвать культ личности товарища Сталина”. В сумбурном выступле- нии на Пленуме Анастаса Микояна есть и еще одна примечательная фраза: “В первые дни после смерти товарища Сталина он ратовал против культа лич- ности”. Сама стенограмма того Пленума, рассекреченная лишь недавно, на первый взгляд способна пролить свет на взаимоотношения главы советского госу- дарства и одного из его ближайших соратников. Тот же Микоян то и дело сокрушается, что “товарищ Сталин излишне доверял Берия”, но тут же опро- вергает самого себя, утверждая, что этого.

не было. Столь же сомни- тельны и аргументы, свидетельствующие о явном недоверии. Мол, во время войны Сталин разделил МВД и государственную безопасность, а Лаврентий Павлович был назначен в Совет Министров и Государственный Комитет Оборо- ны. Если учесть, что 30 июня 1941 года отец вошел в ГКО, сосредоточивший всю власть в государстве, то выступление А.

Микояна звучит более чем странно. Но так или иначе, пусть лишенное элементарной логики, но тем не менее прозвучавшее с высокой трибуны заявление заслуживает внимания и наводит на определенные размышления. Сколь искренен был мой отец, выступая на траурном митинге в марте пятьдесят третьего. Не противоречит ли это его другим заявлениям.

То, что он мог сказать – и говорил. – на заседаниях Президиума ЦК, непозволительно было произнести с такой трибуны. Думаю, это понятно. Хо- тя отец действительно выступил первым против культа личности Сталина, что, как абсолютно ясно из материалов Пленума ЦК, это и вызвало перепо- лох в кремлевском руководстве.

Меня нередко спрашивают, кто я, сталинист или антисталинист. Так вот, я не считаю себя ни сталинистом, ни антисталинистом. Я против Системы, породившей Ленина, Сталина, Троцкого, Бухарина, Рыкова. Этот список читатель может продолжить без труда.

Вспомните хотя бы репрессии. Ведь не в тридцать седьмом они начались и даже не в тридцать четвертом. Го- раздо раньте. А сколько невинных жертв на совести тех, кто пришел уже после Сталина.

Да и не в цифрах дело. Виновата Система. А потом уже Ста- лин, Троцкий, кто-то другой. Но и Сталин – это однозначно – виновен.

И те, кто его окружал, виноваты. Но коль Сталин стоял во главе, то и от- ветственности на нем, разумеется, больше. Смерть Сталина я воспринял, скажу откровенно, двояко. В основном мне было жаль Светлану, его дочь.

Она ведь – я это хорошо знал – и до этого была одиноким человеком, а после смерти Сталина жизнь ее и вовсе не за- ладилась. Внешне, конечно, и Хрущев, и Ворошилов, к примеру, ее опекали, на самом же деле эти люди прекрасно знали очень слабую психику Светланы и подталкивали ее к тому, что в конце концов и случилось. О том, что произошло со Сталиным, я узнал от мамы, когда пришел домой пообедать. Обычно в это время приезжал и отец, но в тот день его не бы- ло.

Мама сидела заплаканная и сразу же сказала мне, что у Иосифа Висса- рионовича удар и, по всей вероятности, он не выживет. – Ну а ты-то чего плачешь. – спросил. – Помнишь ведь, что отец гово- рил.

Речь шла о том, что готовил нам Сталин. Мама, разумеется, обо всем знала – отец действительно предупреждал нас о том, что может слу- читься. – Знаешь, – ответила, – я все понимаю, но мне его все равно жаль – он ведь очень одинокий человек. Я сел обедать, а мама поехала к Светлане.

И о смерти Сталина, и о поведении его близких и соратников в те дни напи- сано много, но в основном это пересказы или явные домыслы. Широко из- вестно, скажем, что Светлана у кровати Сталина чуть ли не сутками сиде- ла. Мы же знали, что она находилась дома и была совершенно спокойной. Я не хочу сказать, что она не любила отца, но это была отнюдь не та безум- ная любовь, о которой столько написано.

На похоронах Сталина я был, разумеется. Как всегда в подобных случа- ях, партийные органы дали разнарядку по организациям, а те уже выделяли людей. Но это конечно же не значит, что в противном случае я бы не по- шел. Тогда, в марте пятьдесят третьего, я не был уже тем мальчишкой из тбилисской школы, боготворящим вождя.

Он многое знал и многое понимал. Сегодня могу сказать совершенно однозначно: проживи Сталин еще несколько лет, и в Президиуме ЦК не осталось бы никого из тех, кто пережил Стали- на. Мой отец, разумеется, не исключение. Его уничтожение готовилось еще при жизни Сталина, о чем он и рассказывал нам с матерью.

Помню, уже после смерти Сталина, когда отец рассказывал маме, какие реформы предложил провести Хрущеву, Маленкову и другим, она сказала: – Какая разница, сделал бы это Иосиф Виссарионович или они. Если бы он – было бы не так обидно. Мама прекрасно знала сталинское окружение и не верила, что отцу поз- волят осуществить свои замыслы. Во всяком случае, никаких сомнений, что отца отстранят, у лев не было и тогда.

Вне всяких сомнений, смерть Сталина спасла жизнь его окружению. Он неизбежно заменил бы своих соратников совершенно новыми людьми, которые не знали бы всего того, что знали Молотов, Маленков, Хрущев и другие, включая, повторяю, моего отца. Убрал бы Сталин, вне всяких сомнений, и министра государственной безопасности Игнатьева. Сталин уже готовился войти в историю как абсолютно, я бы сказал, чистый человек, создавший великое государство, выигравший великую войну.

Будем объективны: уходя, Сталин оставлял действительно великую страну, вполне обоснованно гордив- шуюся многими достижениями. Другой вопрос, какой ценой это было достиг- нуто. Отец все это отлично понимал, но хотя и имел столкновения со Стали- ным, как ни один другой член Политбюро, смерть главы государства его расстроила. Здесь не было, знаю, наигранности, как, скажем, у Хрущева.

Думаю, смерть Сталина, несмотря ни на что, он переживал чисто по-челове- чески. Наверное, это звучит несколько странно в контексте того же “Минг- рельского дела”, но это так. Не был отец ни жестоким, ни злопамятным че- ловеком. И об этом знали многие.

Из воспоминаний Светланы Аллилуевой: “Только один человек вел себя почти неприлично – это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были – често- любие, жестокость, хитрость, власть, власть. Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить.

И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматри- вался в лицо больного – отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впи- ваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть “самым верным, самым преданным” – каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал. В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг за метил ме- ня и распорядился; “Уведите Светлану.

” На него посмотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. Когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: “Хрусталев. Машину. ” Это был великолепный современный тип лукавого царедворца, воп- лощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца, которого вообще-то трудно было обмануть.

Многое из того, что творило эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе. ” В книге “Двадцать писем другу” есть и такие слова: “Страшную роль сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и ненавидела его мама. ” А между тем моего отца мать Светланы, Надежда Аллилуева, не могла ни лю- бить, ни ненавидеть.

Они просто-напросто не были знакомы. Жена Сталина застрелилась в 1932 году, за шесть лет до переезда нашей семьи в Москву. Светлана была еще ребенком. Светлану я понимаю, хотя и не могу, естественно, согласиться с тем, что она написала.

Ей просто хотелось, чтобы ее отец выглядел не так ужасно. Широко известно имя человека, официально обвиненного во всех преступлениях, так что можно писать о нем что угодно. Мораль здесь, нас- колько понимаю, отступает на другой план. Несколько лет назад, переехав в СССР, Светлана пожелала встретиться с нами – мама еще была жива.

Мы решили, что не стоит этого делать, и встреча не состоялась. О ее жизни я знаю лишь из сообщений западной прессы. А когда-то мы были очень хорошо знакомы. Я учился в одной школе с детьми Сталина.

Светлана Аллилуева сидела за одной партой с моей будущей женой. Она нас с Марфой и познакомила. Запомнилась дочь Сталина умной, скромной девочкой. Хорошо знала анг- лийский.

Очень была привязана к моей матери. Уже во время войны попал я в одну неприятную историю, связанную со Светланой. После возвращения с фронта подарил ей трофейный Вальтер. Проходит время, и в академию, где я учился, приезжает генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.

– Собирайся, – говорит, – вызывает Иосиф Виссарионович. Приезжаю. Никогда раньше такого не было, чтобы вызывал. Поговорили немного о моей учебе, а потом и говорит: – Это ты Светлане револьвер подарил.

А знаешь, что у нас дома с ору- жием было. Нет. Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила. Я обалдел.

Знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у нас в доме никогда не говорил. – Ладно, – сказал Сталин, – иди, но за такие вещи вообще-то надо на- казывать. Со Сталиным я, разумеется, встречался не раз в самых разных обстоя- тельствах и в самое разное время и должен признаться, что отношение к нему у меня и сегодня далеко не однозначное. Когда мы жили в Грузии, то просто молились на него.

В Москве отношение к нему изменилось. Мне при- ходилось слышать разговоры родителей о Сталине, да я и сам уже понимал, кто повинен в репрессиях, политических процессах и прочем. И тем не менее это был человек, который мог очаровать любого. Неправ- да, что его считали великим человеком лишь заурядные льстецы.

Думаю, многие деятели культуры, включая выдающихся советских писателей, худож- ников, были по-своему искренни, воспевая Сталина. Хотя, безусловно, про- ходимцев, кормившихся, как это часто бывает, на восславлении вождя, тоже хватало. Я бы не рискнул даже сегодня упрекать в чем-то и некоторых известных писателей Запада, в свое время оказавшихся очарованными Сталиным. Их вполне можно понять.

Сталин действительно был человеком, способным оча- ровать и умудренного житейским опытом старика, и мальчишку. Нечто подоб- ное я испытал на себе, так что, полагаю, имею моральное право утверждать именно так. Речь не о том, плох был Сталин или хорош, диктатор он или нет. Разу- меется, диктатор, и мне абсолютно непонятен спор между “сталинистами” и “антисталинистами”.

Повторяю: ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Не важнее ли увидеть за конкретной исторической фигурой явление. Но, к со- жалению, попыток действительно разобраться в “феномене Сталина” знаю немного. Из воспоминаний видного политического, государственного и военного деятеля Франции Шарля де Голля (1890-1970): “.

У меня сложилось впечатление, что передо мной хитрый и непримири- мый борец изнуренной от тирании России, пылающий от национального често- любия. Сталин обладал огромной волей. Утомленный жизнью заговорщика, маскировавший свои мысли и душу, безжалостный, не верящий в искренность, он чувствовал в каждом человеке сопротивление или источник опасности, все у него было ухищрением, недоверием и упрямством. Революция, партия, государство, война являлись для него причинами и средствами, чтобы властвовать.

Он возвысился, используя в сущности уловки марксистского толкования, тоталитарную суровость, делая ставку на дерзость и нечелове- ческое коварство, подчиняя одних и ликвидируя других. С тех пор Сталин видел Россию таинственной, ее строй более сильным и прочным, чем все режимы. Он ее любил по-своему. Она также его приняла как царя в ужасный период времени и поддержала большевизм, чтобы служить его орудием.

Сплотить славян, уничтожить немцев, распространиться в Азии, получить доступ в свободные моря – это были мечты Родины, это были цели деспота. Нужно было два условия, чтобы достичь успеха: сделать мо- гущественным, т. е. индустриальным, государство и в настоящее время одержал, победу в мировой войне.

Первая задача была выполнена ценой нес- лыханных страданий и человеческих жизней. Сталин, когда я его видел, за- вершал выполнение второй задачи – среди могил и руин. Он был удачлив по- тому, что встретил народ до такой степени живучий и терпеливый, что са- мое жестокое порабощение его не парализовало, землю, полную таких ресур- сов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить, союзников, без которых нельзя было победить противника, но которые без него также не разгромили бы врага. За пятнадцать часов моих бесед со Сталиным я изучил его величествен- ную и скрытную полигаму.

Коммунист в маршальской форме, притаившийся ко- варный диктатор, завоеватель с добродушным видом, он старался всегда вводить в заблуждение. Его страсть была суровой, без какой-либо малопо- нятной привлекательности”. Оправдать Сталина невозможно, да я к этому, насколько понял читатель, и не стремлюсь. Но это действительно был умный человек, прекрасно пони- мавший все недостатки большевистского течения.

Это не был маньяк, не способный анализировать ситуацию и свои поступки. Когда было необходимо, он умело использовал и то, что позволял большевизм. В первую очередь это централизация власти. Единоличная власть позволяла очень быстро и эффек- тивно решать те вопросы, которые в условиях демократии не решались бы, уверен, десятилетиями.

Наверное, это положительный момент, но где та грань, которую нельзя перейти.. И когда ему было нужно, ту же власть Сталин столь же легко использовал в иных целях. И в этом тоже его вина.

Будь он недалеким человеком, параноиком, тем, кем его сегодня пытаются представить, и спрос с него был бы меньше. Но ведь не было этого. На вершине пирамиды большевистской власти стоял человек одаренный, что лишь усугубляет его вину. Кто-то верно заметил: интеллектуальный потенциал руководителей СССР неуклонно снижался десятилетиями.

И это тоже правда. Смешно, наверное, сравнивать сегодня Сталина с Хрущевым, Черненко или Горбачевым. Говорю об этом опять же не в оправдание Сталина. Напротив, даже в рамках боль- шевизма – власти страшной и деспотичной – диктатуры пролетариата он мно- гое мог бы при желании изменить.

Не все – этого ему бы не позволила Сис- тема, но – многое. Сталин же не только не тел на смягчение режима, но и многие вещи сознательно обострял, используя большевистские догмы для по- давления противников этого течения. Отсюда и массовые репрессии, и поли- тические процессы. Я не могу согласиться с тем, что Сталин был человеком, не ведавшим жалости и сострадания, но не принимаю утверждения, что этими репрессиями Сталин создал систему круговой поруки, вовлекая в преступления тысячи и тысячи людей.

А разве не с этого начал другой большевистский вождь, Вла- димир Ильич. А разве не Троцкий с легкостью необыкновенной создал конц- лагеря, в которых большевики погубили миллионы людей, не Троцкий ли, с согласия Ленина, ввел институт заложников. Позволю не согласиться с за- щитниками Ленина и большевизма. Сталин лишь усовершенствовал то, что на- чиналось при Ленине.

С моей точки зрения, Ленин и Сталин не уступали друг другу ни в уме, ни в коварстве, и я бы не спешил с выводами, кто из двоих вождей “самый человечный человек”. Тут еще надо крепко, очень крепко подумать. Лукавили все последующие “вожди”, когда убеждали нас в том, что Ста- лин предал своего “великого учителя”. Ленинские работы и письма из так называемого секретного фонда – а пока опубликована лишь часть их – впол- не позволяют утверждать обратное.

“Арестовать. “, “Расстрелять. “, “Повесить. “, “Расстреливать на месте.

“, “Арестовать несколько сот и без объявления мотивов. “. Мы столько писали и говорили о животворном наследии Владимира Ильича. Почему же стыдливо молчим об этом “наследии”.

Не было ведь у власти ни Сталина, ни НКВД с Ягодой и Ежовым во главе. А может, дело даже не в Ленине, по крайней мере не только в нем, а в той структуре власти, которую он представлял, в той страшной и бесчело- вечной Системе, порожденной большевизмом. Но и в Ленине, разумеется, то- же. При жизни моего отца обо всем этом в силу вполне понятных причин нельзя было говорить, но я знаю, что отец был далек от обожествления Ле- нина и Сталина.

Ему вообще претил культ любой личности, а если учесть, что отец был человеком информированным, то нетрудно догадаться, сколь многие грехи и того и другого были ему известны. Смешно отрицать роль Сталина в судьбе отца. Глава партии и государс- тва санкционировал и его назначение на пост руководителя Грузии, и пос- ледующий перевод в Москву. Отец был назначен на должность народного комиссара внутренних дел в конце ноября 1938 года, после Ежова.

Чем же был обусловлен выбор Стали- на. Когда Сталин утверждал перевод моего отца в Москву, насколько пони- маю, рассуждал так. Этот сравнительно молодой человек – отцу не было со- рока – имеет опыт работы в разведке. Положительный или нет, но опыт ра- боты в ЧК, приобретенный в двадцатые, у отца действительно был.

Возмож- но, Сталин думал и так: будет беспрекословно выполнять все указания вож- дя, а проще говоря, тихо под ним ходить. Оказалось, не так. Первый серьезный конфликт между отцом, с одной стороны, и Сталиным и Политбюро, с другой, произошел уже в сороковом, когда решалась судьба тысяч поль- ских офицеров, расстрелянных впоследствии в Катыни. Сталин этого не за- был, но неповиновение – случай редчайший.

– не привело даже к снятию с должности моего отца. Скорей всего, считал, что еще не время менять нар- кома. Система ведь здесь была отработанной до мелочей: из человека выжи- мают все, что требуется, а когда он уже не нужен, убирают. Причем всегда Сталин соблюдал и другое непременное условие: “проштрафившегося” заменял равноценной фигурой и лишь тогда, когда позволяла обстановка.

Любые кад- ровые изменения не должны были вредить делу. Сталин объективно оценивал в тот период напряженную обстановку, сло- жившуюся вокруг партии и лично его, как ее лидера. Недовольство его ли- нией, в особенности массовыми репрессиями, ощущалось даже в ближайшем окружении. Второе немаловажное обстоятельство.

Приближение большой войны. Жда- нов, когда произошло столкновение отца со Сталиным по поводу Катыни, тут же предложил: – НКВД готов возглавить я. Сталин на это не пошел. В любом деле он хотел все же видеть специа- листов.

Жданов, партийный аппаратчик до мозга костей и активный сторон- ник массовых репрессий, в такой должности уже был не нужен – репрессии прекратились, а возобновлять их Сталин не собирался. Напротив, в тот мо- мент в должности наркома внутренних дел необходим был человек иного склада. Сталин был жестоким, но умным человеком и прекрасно понимал, что дальнейшие репрессии могут привести в итоге к краху его личной власти. Наверное, он решил, что все это делается уже специально, чтобы убрать его самого.

Необходим был человек, который, под контролем, конечно, но затормозит тот каток, который создала коммунистическая Система. А таким человеком и был мой отец, “забрасывавший” Москву письмами в защиту гру- зинской интеллигенции. Словом, в тот период он Сталина вполне устраивал. К тому же существовал еще внешний раздражитель – Троцкий, не дававший покоя большевистскому лидеру еще с тридцатых, а добрый десяток попыток убрать его провалились.

Пройдет время, и начнется война. И вновь отец окажется на своем месте. Впоследствии, когда на базе спецлабораторий НКВД будет создано атомное управление, ему поручат заниматься и этой проблемой. А еще – ракеты, самолеты, промышленность, проект водородной бомбы.

Видимо, исходя из этих соображений, Сталин и не спешил убирать моего отца. Оснований считать именно так у меня предостаточно, и главное из них то, что Сталин всегда учитывал ситуацию. В конце жизни, когда бы- ли созданы зенитные ракеты и почти готовы межконтинентальные, когда бли- зились к завершению работы по водородному проекту, Сталин, очевидно, был готов к тому, чтобы заменить и отца, и остальных членов руководства страны, но не успел. Наивно думать, что кто-то мог в тех условиях чтолибо изменить.

Конеч- но, это всего лишь мои предположения, но я абсолютно уверен, что, убрав моего отца, Сталин нашел бы у многих из своего окружения поддержку. В первую очередь был бы удовлетворен партийный аппарат, видевший в отце угрозу собственному благополучию. Он ведь никогда не скрывал, что высту- пает против диктатуры партийного аппарата над государством. А партийная верхушка, да и вообще партийные структуры, к таким вещам всегда были очень чувствительны.

Вообще партийная верхушка сослужила плохую службу и Сталину. Отец еще при жизни Сталина говорил о вреде культа личности. И, кстати, Сталин сам об этом говорил. Я уверен, что в последние годы жизни Сталина партийная верхушка умышленно пропагандировала этот культ и не только из свойствен- ного ей во все времена подхалимажа.

Тут, вне всяких сомнений, был даль- ний прицел. Что, мол, нам всем оставалось делать. “И Бог, и царь, и во- инский начальник. ” Он, мол, во всем виноват.

Известно ведь, что эту карту потом партия довольно умело разыграет на XX съезде, все свалив на ушедшего из жизни лидера. Остальные, как всегда, предстали невинными яг- нятами. Отца к тому времени уже не было в живых, а никто другой из быв- ших соратников Сталина не нашел в себе мужества честно сказать о роли сталинского окружения в преступлениях режима. Примерно так произошло и в Германии.

Там ведь тоже все свалили на Гитлера. Удобно, что и говорить. Но диктатура диктатурой, а ведь не одна личность все это проделала. Помню, отец говорил не раз: – Сталин допустил вещи, не простительные никому.

По его прямому ука- занию или с его согласия были действительно совершены страшные преступ- ления, и не следует искать оправдания Сталину, как это порой делали и делают. Не искал их и мой отец, хотя и не был сторонником дискредитации Сталина как личности. Так по крайней мере было весной пятьдесят треть- его. Он считал, что надо раскрыть прежде всего линию партии, во главе которой стоял Сталин.

Именно партия и, в первую очередь, ее высшее руко- водство должны ответить перед народам за все, что случилось. – Я не знаю, – говорил отец Хрущеву, Маленкову и остальным, – оста- немся ли мы на своих постах. Мы отчитаемся, а там пусть решает съезд. Сочтут нужным заменить нас, пусть так и будет.

Тогда вместо нас придут молодые люди и наверняка не повторят тех ошибок, которых не избежало прежнее руководство. Хрущев и Маленков, знаю, с ним соглашались: – Да, мы тоже были молодыми и возмущались, что старики нам мешают де- лать дело. Надо, конечно, собирать съезд и идти на такой разговор. Были, правда, сомнения, как быть с именем Сталина.

Так или иначе, считали члены Президиума ЦК, откровенный разговор на съезде больно уда- рит по авторитету бывшего Генерального секретаря. Отец возражал: – Без откровенного разговора нам не обойтись. Задача не в том, чтобы сразу же публично сокрушить культ личности Сталина или дискредитировать его в глазах народа. Начинать надо со всех нас, членов Президиума ЦК.

Мы отчитаемся, вскроем ошибочность курса партии и послушаем, что скажет съ- езд. И здесь члены Президиума соглашались с отцом. Соглашались, зная, что никогда не пойдут на такой рискованный шаг. В глазах тогдашних руководи- телей страны это конечно же было верхом безрассудства.

Рассказывая о Сталине, невольно вспоминаю наш переезд в Москву. Отец не хотел возвращаться на чекистскую работу и просил перевести его на хо- зяйственную. Так в его жизни бывало уже не раз. Но даже когда решение о переводе отца в Москву состоялось, мама никак не хотела уезжать из Тби- лиси.

Сталина это очень рассердило, и в течение суток всю нашу семью привезли в столицу. Второй конфликт возник, когда мама отказалась всту- пать в партию. Сталин даже сделал ей замечание. Мол, вы не домохозяйка, а советский ученый, к тому же жена наркома и не можете находиться вне рядов партии.

За те пятнадцать лет, которые отец проработал в Москве, случалось в их отношениях со Сталиным всякое, но близкими людьми, как принято поче- му-то считать, они никогда не были. По-грузински Сталин говорил очень редко, да и тогда непременно извинялся перед остальными. И на “ты”, как пишут, они никогда не были. Сталин всегда обращался к отцу по имени-от- честву.

Отец был единственным человеком в Президиуме ЦК, который позволял се- бе дискутировать со Сталиным. Тот, кстати, позволял это и остальным. Второй вопрос, что ни Хрущев, ни Маленков, ни другие никогда не спорили и не пытались возражать Хозяину, как они его называли. Слепое подчине- ние, готовность исполнить любую волю Хозяина объяснялись, на мой взгляд, довольно просто: сковывал страх за собственную карьеру.

Сталин же на откровенность вызывал часто, и я не думаю, что ему дос- тавляло особое удовольствие видеть в собеседниках всего лишь послушных исполнителей. Напротив, я знаю, что он очень любил – и умел, надо приз- нать – переубеждать оппонента. Но это случалось конечно же крайне редко: с ним просто-напросто предпочитали не дискутировать. Кроме отца, нас- колько знаю, иногда мог в чем-то не соглашаться с ним Молотов.

Возможно, в более ранний период таких людей было несколько больше. По всей вероят- ности, таким человеком был Троцкий. В остальных не уверен. Возьмите ран- ние речи Бухарина, Каменева, Зиновьева и других.

Там ведь сплошное восх- валение Сталина. Культ личности создавали именно они, причем сразу же после смерти Ленина. От отца знаю, что из военных без боязни вызвать не- довольство диктатора отстаивал свою точку зрения, причем решительно, лишь один-единственный человек – Георгий Константинович Жуков. Так было и в сорок первом, и в сорок втором, и в последующие годы.

Это был чело- век, которого нельзя было не уважать. Видимо, так считал и Сталин. На “ты” Сталин был лишь с единственным человеком – Молотовым. Это не значит, что я стремлюсь таким образом дистанцировать своего отца от Ста- лина.

Но так было. Сталин действительно не позволял себе в отношении мо- его отца и Молотова того, что позволял себе в отношении, например, Мико- яна и Ворошилова. С последними он просто не считался. Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов.

Он ревновал любого человека, который в тот или иной момент был близок Ста- лину. Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Се- рый кардинал в окружении Сталина – так, наверное, будет точно. Именно он идеолог массовых репрессий в стране.

Когда будут рассекречены архивы, наверняка обнаружатся телеграммы и письма, подписанные им и Сталиным. Зачастую стоит одна подпись Сталина, но стиль его, Жданова. Он ведь не только продвинулся на репрессиях, но и намерен был идти в буквальном смысле по трупам и дальше. Страшный человек.

Возможно, мечтал о дальнейшей карьере и Ворошилов, здесь судить труд- но. Но при жизни Сталина дальнейшее его продвижение было исключено – тот его ни в грош не ставил, а позднее нашлись другие, более прыткие и удач- ливые претенденты в вожди. Каганович прекрасно понимал, что претендовать на высшие посты он не может. Пишут, что он конфликтовал в последние годы жизни со Сталиным, кричал на него.

Все – выдумка. Как-то мама спросила у него, неужели он искренне верит в то, что говорит о “врагах народа” и прочем. Каганович ответил так: “Это мои убеждения. ” Странный был человек.

Пальцем не пошевелил, чтобы спасти своего род- ного брата Михаила, наркома авиапромышленности. Перед Сталиным бегал на задних лапках. Отец рассматривал Кагановича как ренегата. Когда по инициативе моего отца были предприняты попытки использовать мировое еврейское движение в интересах Советского Союза, Каганович тут же занял оппортунистическую позицию.

Известно уже, как Каганович заставлял деятелей еврейского дви- жения подписывать антиеврейские манифесты. Известна и его роль в массовых репрессиях. Крови на нем много. Доста- точно вспомнить, что он устроил на Украине.

А вот обвинения его в причастности к депортации народов правдивы лишь отчасти. Он, как и большинство членов Политбюро, действительно голосовал “за”, но активным проводником русской национальной политики не был. Здесь тон задавали Жданов, Хрущев и другие. Сталин при всех своих дикта- торских замашках не считаться с этой политикой не мог и шел на уступки русскому национализму.

Он играл на нем, на русофильской имперской поли- тике. Это однозначно. Но к Кагановичу прямого отношения, повторяю, это не имеет. Все основания претендовать после смерти Сталина на пост главы госу- дарства, думаю, были у Молотова.

Имею в виду его биографию, а не полити- ческие качества. В партию Вячеслав Скрябин (Молотов – его псевдоним) вступил еще в 1906 году, учась в Казанском реальном училище. В 1909 году был арестован как один из руководителей революционной организации. После ссылки учился в Политехническом институте в Петербурге.

Весной 1916-го вновь сослан на три года в Сибирь. Бежал. В 1917-м – член исполкома Петроградского Совета и Петроградского ко- митета партии, один из редакторов “Правды”. Был знаком с Лениным.

С се- редины двадцатых – член Политбюро. Как секретарь ЦК замещал Сталина. С 1939 года по совместительству стал наркомом иностранных дел. Такой биог- рафии никто в окружении Сталина в те годы не имел.

Понимая это, Жданов, к примеру, всячески пытался его дискредитировать в глазах Сталина. В 1949 году была арестована жена Молотова, Полина Жемчужина. Люди старшего поколения помнят то время как период борьбы против “безродных космополи- тов”. Жемчужина была одним из активных организаторов еврейского движения в СССР и ее обвинили в связях с мировым еврейским движением.

Арест санкци- онировал ЦК. Неправда, что лишь сам Молотов воздержался при голосовании на Политбюро, когда шла речь об аресте его жены. На том заседании высту- пал мой отец, заявивший, что никаких оснований для ареста члена ЦК Жем- чужиной нет. Выяснилось, что Жемчужина вела какие-то разговоры, связан- ные с решениями ЦК, его линией в отношении Еврейского комитета.

Вне ЦК и правительства такие вещи обсуждать не позволялось. Молотов знал, что Жемчужину хотели арестовать еще до войны и только активное противодействие отца помешало группе членов Политбюро нанести удар по Молотову. Это был человек, вне всяких сомнений, более умный, чем Жданов, не го- воря об остальных, но нет ни одного документа, касающегося бывших лиде- ров партии, какихто партийных группировок, где не было бы резолюции Мо- лотова. Имею в виду политические процессы и репрессии.

Он делал все, что делали и остальные. Прямых столкновений с моим отцом у него никогда не было. Напротив, он очень ценил его, что, впрочем, не мешало Вячеславу Михайловичу резко выступить против отца в связи с Катынской трагедией, некоторыми вопроса- ми, связанными с внутренней политикой государства. Крайне не понравилось Молотову и выступление отца в защиту Тито.

Сталин тогда назвал отца и некоторых других людей, выступающих против конфронтации с Югославией, титоистами, а Молотов в довольно резкой форме заявил, что Тито – преда- тель интересов социалистического лагеря. Отец в таких случаях в долгу никогда не оставался и отвечал столь же резко. Это не зафиксировано в материалах Пленума, но я знаю, что накануне проходило заседание Президиума ЦК, на котором Молотов говорил совершенно другие вещи. Скажем, на Пленуме он критиковал отца за разрыв отношений с Югославией.

Уж кто-кто, а Вячеслав Михайлович прекрасно помнил, как все было в действительности. Но примечательно другое – лгали на том Пленуме кто больше, кто меньше, но – все. Это вполне понятно. Любопытно другое.

Накануне в узком кругу тот же Молотов произнес совершенно другие слова: – Более способного человека, чем Берия, среди нас нет, более энергич- ного и грамотного в тех проблемах, которыми он занимался, тоже нет. А что он имел свою точку зрения, то он этого, как все мы знаем, никогда не скрывал. Мы можем соглашаться с ним или не соглашаться, но мы ведь сами согласились с его предложениями, а теперь их же будем ставить ему в ви- ну. У меня нет стенограммы того заседания Президиума ЦК, нет других дока- зательств, но я склонен верить человеку, рассказавшему мне о том выступ- лении Молотова.

Думаю, Молотов повел бы себя и на Пленуме совершенно иначе, если бы знал, что отец жив. Очень многие люди, участвовавшие в работе того Пленума, тоже знали, что его нет в живых, а следовательно, бороться уже бессмысленно. Цинизм, который десятилетиями прививала наро- ду партия, напрочь исключал такое понятие, как память. Я неплохо знал Хрущева.

Он бывал у нас довольно часто в гостях. Се- годня его пытаются представить борцом с культом личности, а ведь все бы- ло совершенно иначе. Он никогда не возражал Сталину. Правда, за столом, помню, сокрушался, что “Хозяин за младенцев нас держит, шагу ступить не дает, не дает развернуться”.

При нем обычно помалкивал, изображая шута. Здорово пил. Знал я и его семью. С зятем Хрущева, Алексеем Аджубеем, познакомился еще до его женитьбы на Раде.

Мать Алексея была отличной портнихой. Жало- валась маме, что из-за карьеры сын губит жизнь. Она была категорически против этого брака, потому что семью Хрущева не переносила, называя их Иудушками Головлевыми. Алексей был парень действительно способный.

Учился в актерской сту- дии. После женитьбы на Раде Хрущевой он стал главным редактором “Комсо- мольской правды”, а с конца пятидесятых до дня отстранения Хрущева от власти был главным редактором “Известий”, членом ЦК КПСС, депутатом Вер- ховного Совета. За участие в освещении в печати визита тестя в Америку получил Ленинскую премию. По общепринятым меркам, карьера молниеносная и блестящая, но в октябре шестьдесят четвертого по известным причинам она прервалась.

Хотя сам Хрущев, как я говорил, бывал у нас часто, с его семьей мы не общались. Ни я, ни мама в их доме никогда не были, хотя с дочерью Хруще- ва мы учились в одной школе. Что-то знали от Нины Матвеевны, матери Аджубея. – Ну почему ты пере- живаешь, – успокаивала ее мама.

– Хорошая девочка, Серго рассказывает, что учится хорошо. – А ты ее видела. – спрашивала Нина Матвеевна. – Нет.

Не будет он ее любить. Не понимаешь разве, из-за чего он женится. Никогда не думала, что Алексей может так поступить. Спустя несколько месяцев, когда мы вместе обедали у нас дома, Нина Матвеевна неожиданно вновь вернулась к больной для себя теме.

Видимо, просто хотела с кем-то поделиться: – Ужасная семья, Нина. Они меня не принимают. Я для них всего лишь портниха. Мама опешила: – Да что ты такое говоришь.

Ты – мастер, ты – художник. Этого не мо- жет быть. – Еще как может. Вы исходите из своего отношения к людям, а там со- вершенно другое.

Они – элита, а я всего лишь портниха, человек не их круга. И в такую семью попал Алеша. Признаться, оказавшись невольным свидетелем этого разговора, я тоже был несколько удивлен. Нина Матвеевна была не только замечательным мас- тером своего дела, очень образованным и интеллигентным человеком, но и настоящим художником.

И уж смотреть на нее свысока у Хрущева, мягко го- воря, никаких оснований не было. Скорей всего сказывалось отношение этой семьи к людям “не их круга” в целом, а не конкретно к матери зятя. В ка- кой-то степени этот пример довольно точно характеризует нравы, царившие в Кремле и на Старой площади. В отличие от большинства руководителей государства, отец был челове- ком прямым и, что на кремлевском олимпе встречалось еще реже, искренним.

Сужу об этом не только как сын, но и как свидетель его поведения в самых разных жизненных ситуациях. Когда страну буквально потрясло недоброй памяти “Ленинградское дело”, отец прямо сказал Маленкову: – Ты ведь, Георгий, проделал то же самое, что и до войны в Белорус- сии. Это тебе, поверь, еще аукнется. Нельзя так.

Не дело растворять невинных людей в политическом авантюризме. Отец имел в виду участие Маленкова, как заведующего Орготделом ЦК, в массовых репрессиях тридцатых годов в Белоруссии. Маленков оправдывался: – Что я. Это установка Сталина, ты должен понимать.

– Нет, Георгий, спросят с тебя. Подумай, что делаете. Не знаю, что осталось в архивах, но, думаю, документы об участии Ма- ленкова, Хрущева, других высокопоставленных партийных чиновников в мас- совых репрессиях должны сохраниться. И вновь говорю об этом отнюдь не в оправдание Сталина.

Каждый, счи- таю, должен отвечать за собственные поступки, а не делить вину с кем-то. Знаю, что уже – после окончания репрессий Хрущева не могли остановить – Украина буквально стонала от беззакония. Сталин даже отправил ему запис- ку: “Уймись, дурак. ” Из воспоминаний Н.

С. Хрущева: “Обвинение и обоснование ареста брались буквально с неба. Смотрели в небо или в зависимости от того, какое ухо почесалось и такие акции нап- равляли против тысяч людей. Подобное поведение характерно не только для Ворошилова, а, допустим, и для Молотова.

В 1937 г. , в пик репрессий, определяли эту политическую линию Сталин, Молотов, Ворошилов, а при них бегал подпевалой на цыпочках и крутил хвостом Каганович. Каганович не был таким, как Молотов, но хотел быть даже злее Молотова. Ближе к Сталину стоял Молотов.

Хотя Каганович тоже был очень близкий к нему человек, и Сталин выставлял его за классовое чутье, за классовую непримиримость к врагам как эталон решительного большевика. Мы-то хорошо знали, что это за “решительность”. Ведь это тот человек, который даже слова не сказал в защиту своего брата Михаила, и Михаил покончил с собой, когда у него уже не оставалось выхода, а ему предъявили обвинение, что он немецкий агент и что Гитлер метит его в состав российского правительства. Просто бред.

Что может быть нелепее: Гитлер намечает еврея Михаила Кагановича в правительство России.. Ла- зарь Каганович не возвращался к трагедии своего брата, когда уже выясни- лось, что произошла грубая ошибка. Ни Сталин, ни кто-либо другой иной не возвращались к этой истории.

Просто был раньше Михаил Каганович нарком авиационной промышленности, и не стало его, так что вроде бы и не было. Это характерно для Лазаря Кагановича. Как же он лебезил, как подхалимни- чал перед Сталиным после данного случая, боясь за себя. ” Верхом лицемерия считаю выступления Хрущева и других, осуждавших Ста- лина и массовые репрессии.

Делали они это отнюдь не ради восстановления справедливости, все было гораздо проще – никто из них не хотел и не со- бирался отвечать за содеянное. Не думаю, что Маленков был законченным негодяем, получавшим удоволь- ствие от массовых арестов и казней невинных людей. Видимо, другие люди партийному аппарату тогда просто были не нужны, а Маленков, как и многие другие, плоть от плоти этого аппарата. В 18 лет вступил в партию.

Службу в Красной Армии начал в политотделе со скромной должности писаря. Не окончив Московское высшее техническое училище, переходит на техническую работу в ЦК ВКП(б). Протокольный секретарь Политбюро, заведующий секто- ром кадров в секретариате Генерального секретаря, заведующий Орготделом Московского комитета партии (Каганович – первый секретарь), заведующий отделом ЦК, секретарь ЦК. Типичная карьера типичного партийного аппа- ратчика.

Наверное, более удачливого, чем остальные, но – такого же. Есть подходящее выражение: “Колебался вместе с линией партии”. Когда партия брала курс на репрессии – он тут же рвался в бой, осуждала этот курс – осуждал и он. Точно так же поступали и тысячи партийных работников в республиках, областях, районах.

А когда пришло время как-то объяснить стране преступления Системы, вместе с родной партией поспешили уйти от ответственности. Благо, партия никогда и нигде ее на себя не брала. Точ- но так же, как Ворошилов санкционировал аресты военных, поступал и Хру- щев. Без его санкции, как партийного руководителя, ни в Москве, ни на Украине аресты не проводились.

А “Ленинградское дело”, “Дело врачей” и другие подобные “дела”. Словом, крови на высшем эшелоне партии было пре- достаточно. Именно ЦК, и в особенности Орготдел ЦК, раскручивал колесо репрессий, что, разумеется, не снимает ответственности со Сталина как главы государства и Генерального секретаря ЦК. Говорят, что Сталин, то ли сознавая, что его руки по локоть в крови, то ли подчиняясь инстинктивному страху перед возмездием, опасался появ- ляться перед народом и вместо себя выставлял на трибуну двойников.

Назы- вают даже фамилию одного из них – уроженца Винницы Евсея Лубицкого. Вот уже несколько лет из одной газеты в другую кочуют рассказы об этом двой- нике кремлевского диктатора. Ссылаясь на его воспоминания, журналисты утверждают, что органы НКВД уничтожили семью Лубицкого, самого же прев- ратили в “Сталина N 2”. Почти до самой смерти главы государства он якобы поднимался в дни всенародных праздников на трибуну Мавзолея, встречался с иностранными делегациями, появлялся на официальных приемах, что крайне раздражало Молотова, Кагановича, Ворошилова, Хрущева и остальных.

Конечно, это еще один миф. Ни у Сталина, ни у моего отца, ни у других членов Политбюро двойников никогда не было. Технически, так сказать, здесь ничего сложного, разумеется, нет. Была бы необходимость – подобра- ли бы таких людей, но этого не было.

Для безопасности Сталина и его ок- ружения принимались другие достаточно эффективные меры. Я бывал, навер- ное, на всех сталинских дачах, не раз встречался с ним в самые разные годы, вплоть до его смерти, и заявляю совершенно официально: все это вы- думки. Да и насколько знаю, служба безопасности Украины и, в частности, ее управление по Винницкой области так и не подтвердили за эти годы сам факт существования легендарного Евсея Лубицкого. Выдумок о Сталине с годами все больше.

Бытует даже такая версия: Ста- лин, мол, умер еще осенью 1952 года, но сподвижники растерялись и смерть вождя от мира скрыли. Из Кремля тогда же убрали Власика, Поскребышева, дабы не было утечки государственной тайны. И это ерунда. В пятьдесят втором я видел Сталина раз 15, в том числе и на заседаниях Президиума ЦК, где обсуждались военно-технические вопросы.

Да и со Светланой, его дочерью, по несколько раз в неделю встречались. Видел его и в начале 1953-го. В конце жизни он бросил курить. Как-то обратился к моей маме с такой просьбой.

В Тбилиси жил врач нашей семьи Кипшидзе. Замечательный доктор. Сталин о нем слышал, вот и попросил пригласить того в Москву. Кипшидзе действительно приехал, обследовал Сталина, но стать личным врачом Иосифа Виссарионовича отказался.

Годы, мол, уже не те, тяжело. Думаю, просто побаивался, зная судьбу приближенных врачей. Теперь о покушениях на Сталина. Ни одного покушения – знаю это совер- шенно точно – не было, вернее, не было допущено.

В Тегеране немецкая разведка планировала похищение или убийство Сталина, но чем все закончи- лось, известно – благодаря усилиям советской разведки заговор против “Большой тройки” был раскрыт и руководители Великобритании, США и СССР не пострадали. В конце сорок второго года дезертир Савелий Дмитриев произвел на Красной площади несколько выстрелов по машине, выехавшей из Спасских во- рот Кремля. Засада была устроена на Лобном месте. Это была машина Микоя- на.

Никто тогда не пострадал, а террориста тут же охрана забросала газо- выми гранатами. Сам Дмитриев показал на следствии, что готовил покушение на Сталина. Отец считал, что бывший красноармеец Дмитриев, возможно, считал себя пострадавшим от Советской власти, но доминировали все же иные мотивы – психические отклонения у дезертира Дмитриева безусловно были. Допускаю, что планировались и другие покушения, но они пресекались органами безопасности или на стадии подготовки таких акций, или сами террористы отказывались от них, не доводя дело до реализации своих наме- рений.

Из официальных источников: Террорист Дмитриев был задержан на Красной площади 6 ноября 1942 го- да. 25 августа 1950 года по приговору Военной коллегии Верховного суда Союза ССР был расстрелян. По данным бывшего КГБ, одно из покушений на Сталина готовило и Глав- ное управление имперской безопасности (РСХА). Террористический акт под кодовым названием “Цеппелин” планировался на осень 1944 года.

Большой транспортный самолет приземлился на территории Смоленской об- ласти 6 сентября 1944 года. При заходе на посадку его якобы засекли пос- ты ПВО и сообщили органам безопасности. Тут же по тревоге была поднята оперативная группа, перекрыты дороги и в результате непродолжительного поиска задержаны двое немецких агентов, в том числе исполнитель акции 33-летний Петр Иванович Шило, уроженец Черниговской области, сын кулака. При себе террорист имел документы на имя майора военной контрразведки “СМЕРШ” Таврина, к слову, Героя Советского Союза, и само орудие несосто- явшегося преступления – “панцеркнакке”.

В виде стальной трубки оружие крепилось на правой руке, а кнопки и провода на левой приводили реактив- ный снаряд в действие. Предполагалось, что покушение удастся провести во время движения бронированного автомобиля Сталина по одной из московских улиц. Вместе с Шило-Тавриным была задержана и его напарница в форме младше- го лейтенанта. В разные годы о том неудавшемся покушении писали и бывшие чекисты, и журналисты, причем многие детали операции “Цеппелин” явно противоречили друг другу.

По одной из версий, изложенной бывшим капитаном Назаровым, фамилия человека, представлявшегося майором “СМЕРШ” Тавриным, Политов. При допросе в райотделе НКГБ (в других источниках – НКВД) диверсант достал немецкие сигареты, чем и выдал себя. Не правда ли, звучит странно. Неужели трофейные сига- реты могли разоблачить террориста.

А куда же подевалось орудие преступ- ления. Словом, вся эта история наводит на некоторые размышления. Мне не приходилось слышать о ней. Думаю, о таком громком деле многие бы знали.

И все же намерения устранить Сталина у гитлеровских спецслужб были. Из мемуаров шефа политической разведки Германии Вальтера Шелленберга: “Роббентроп встал и, подойдя ко мне, с очень серьезным видом потянул меня в угол. – Одну минуточку, Шелленберг. Мне нужно поговорить с вами об одном очень важном деле.

Необходима строжайшая секретность. Никто, кроме фюре- ра, Бормана и Гиммлера, об этом не знает. – Остановив на мне пристальный взгляд, он продолжал: – Нужно убрал” Сталина. – Я кивнул головой, не зная, как реагировать на такое заявление.

Риббентроп объяснил мне, что весь режим в России держится на способностях и искусстве одного человека и этим человеком является Сталин”. По словам Шелленберга, Сталина должны были убрать на одной из конфе- ренций. Вполне понятно, что речь идет о Тегеранской конференции, состо- явшейся в 1943 году. Предпринималась, утверждает шеф гитлеровской поли- тической разведки, и еще одна попытка: “После обсуждений с Гитлером Гиммлер предложил свой план, очень напо- минавший план Риббентропа.

В соответствии с ним, наши специалисты изго- товили мину для убийства Сталина. Мина размером с кулак имела вид кома грязи. Она должна была быть прикреплена к машине Сталина. Мина имела за- пал, управлявшийся с помощью коротковолнового передатчика, и была нас- только мощной, что когда при испытании мы ее взорвали, то от нашей маши- ны почти ничего не осталось.

Передатчик был размером не более пачки си- гарет и мог подорвать мину на расстоянии до одиннадцати километров. Двое бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся до войны в те- чение долгого времени в ссылке в Сибири, взялись выполнить это задание (один из них был знаком с механиком из гаража Сталина). Ночью на большом транспортном самолете они были доставлены к тому месту, где, по сообще- нию, переданному нашими агентами, находилась ставка Сталина. Они спрыг- нули с парашютами и, насколько мы могли установить, точно приземлились в указанном месте.

Однако это было последнее, что мы о них слышали, хотя оба имели коротковолновые передатчики. Я не уверен, что они вообще попы- тались выполнить задание, более вероятно, что очень скоро после призем- ления они были схвачены или же сами сдались органам НКВД и рассказали о задании”. Загадка остается. Бытует мнение, что для сближения со Сталиным мой отец, как пишут, “искал и другие пути”.

Утверждают, что его двоюродная сестра Александра Накашидзе длительное время работала хозяйкой в доме Сталина. Секрета здесь нет, есть неточность. Мы жили еще в Тбилиси, когда Сталин обратился к отцу с просьбой по- дыскать женщину, которая бы согласилась присматривать за Светланой, ос- тавшейся без матери. Светлане было тогда лет десять.

Среди десяти-пятнадцати кандидатур, предложенных Сталину, он остано- вил свой выбор на Накашидзе. К слову, она не сестра отца, а какая-то дальняя родственница. Но дело даже не в этом. Решал, как вы понимаете, Сталин.

Позднее я читал где-то, что она была майором государственной бе- зопасности. Этого я не знаю, не интересовался, честно говоря. Но вполне допускаю. Все сотрудники, обслуживавшие Сталина и его семью, имели воин- ские звания.

Так было и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве. Объяснение простое – таким образом люди имели право на льготы, доплату за воинское звание и т. д. Когда Светлане исполнилось 16 лет, Александра Накашидзе решила возв- ратиться в Грузию.

Иосиф Виссарионович с большой благодарностью ее от- пустил. Она вернулась на родину, вышла замуж. Вот и вся история о “внед- рении” дальней родственницы отца в дом Сталина. Вспомнили о ней в 1953 году, когда искали компромат на моего отца.

Я уже говорил, что вместе с родителями, да и сам бывал в доме Стали- на. Знал его детей. Со Светланой даже были приятельские отношения. Судьба ее, как известно, не итожилась.

Потеряла семью, детей. Как личность, считаю, она предала отца, которого любой ценой пыталась обе- лить. Я считаю, что в таких случаях надо что-то доказывать собственной жизнью. Что представлял из себя Василий Сталин.

В сорок четвертом Сталин ре- шил послать несколько человек на стажировку в Англию. Старшим группы назначил меня. Я отказался. Дайте, говорю, возможность доучиться в ака- демии.

Тогда Сталин впервые в жизни меня обругал: – Ты такой же упрямый, – сказал, – как и вся ваша семья. А я, если честно, отказался не только потому, что действительно хотел окончить Военную академию, но и еще по одной причине. В группу входил Василий Сталин. Очень душевный парень, но уже тогда был неуправляемым.

Спросили бы с меня. Его погубило, убежден, окружение. Я находился в ссылке, когда он по- гиб. На похороны меня не пустили.

(По официальной версии младший сын Сталина скончался от алкоголизма 19 марта 1962 года в Казани, куда был сослан, после выхода из Лефортовс- кой тюрьмы. Похоронен на Арском кладбище в Казани под фамилией Джугашви- ли. Впервые был арестован 28 апреля 1953 года и содержался во Владимирс- кой тюрьме под именем Василия Павловича Васильева. ) В годы войны сын Сталина дорос от выпускника школы летчиков до коман- дира дивизии.

В 20 лет – полковник, в 24 года – генерал-майор, в 27 – генерал-лейтенант. Командир авиакорпуса, командующий ВВС Московского военного округа. Думаю, Сталин понимал, чем может обернуться такой фе- ерический взлет. Как-то вышел такой разговор.

Сталин упрекал в чем-то Василия, а я рядом стоял. – Посмотри, – говорит, – на Серго. Академию окончил с отличием, адъ- юнктуру, аспирантуру. А ты-то почему не учишься.

Василий огрызнулся: – Ты-то сам академий не кончал, вот и я обойдусь. О неуправляемости Василия достаточно много написано, в том числе и теми людьми, кто сам этому способствовал. Что-либо добавить к этому трудно. Смерть отца на него конечно же подействовала.

Стал пить еще больше, не очень следил за тем, что говорил. В 1953 году получил первый срок – восемь лет. Официальная версия – превышение власти, злоупотребления. Во второй раз его отправили в тюрьму после автомобильной аварии.

Знали ведь, что ему пить нельзя, но напоили, посадили за руль. Снова тюрьма, ссылка. Моя мама писала Светлане Аллилуевой из Свердловска: “Отправь его к нам”. Я бы помог ему с работой и распоясаться бы не дал.

Но Светлана от- ветила, что поздно вести такие разговоры. “Даже я, – писала, – справить- ся с ним не могу. Он пропащий человек”. На похороны я не попал, но из писем общих друзей узнал, что Василия убили в драке ножом.

До сих пор жалею, что не удалось вырвать его на Урал. Возможно, все сложилось бы для него в конечном счете совершенно иначе. Якова Джугашвили, старшего сына Иосифа Виссарионовича (от первой же- ны), я знал меньше – он был старше меня. Мы встречались и дома у них, и на даче Сталина.

По характеру он резко отличался и от Васи, и от Светла- ны. Его мать умерла от чахотки, когда Сталин находился в ссылке. Якова воспитали родственники Екатерины Сванидзе. Родился Яков в Баку в 1908 году.

Учился в Институте инженеров транс- порта, в должности инженера работал на заводской электростанции, в 1937 году поступил в Артиллерийскую академию РККА. В мае сорок первого попал в войска, а через несколько дней после начала войны уже участвовал в бо- ях. 4 июля сорок первого командир батареи 14-го гаубичного артиллерийс- кого полка 14-й бронетанковой дивизии, попал в окружение и вместе с ты- сячами других командиров и бойцов оказался в плену. И точно так же, как и миллионы людей, он мужественно перенес все ужасы плена.

Не сломили его ни пытками, ни уговорами. Яков Джугашвили отверг все предложения и нем- цев, и власовцев и чести воина не уронил. Бельгийский король Леопольд после освобождения – а он содержался в немецком плену вместе с Яковом – написал Сталину, что был свидетелем трагической гибели его старшего сына. Там, где держали Якова, был и Тельман.

Как и Тельмана, Якова расстреляли. Расстреляли во дворе тюрьмы незадолго до подхода наших войск. Мне не приходилось слышать о попытках освобождения Якова из немецкого плена, думаю, они и не планировались из-за бесперспективности подобной операции. Но разведка, знаю, располагала данными о перемещениях сына Сталина – его несколько раз переводили с места на место.

По сравнению с Яковом Джугашвили король Леопольд находился в привиле- гированных условиях. Немцы оставили его в живых. Впоследствии Леопольд написал Сталину, что видел Яшу во время прогулок. Что-то он знал о нем и от немецкой охраны.

То, что Сталин отверг предложение об обмене фельдмаршала Паулюса на сына, правда. При этом разговоре присутствовало довольно много людей. Никаких указаний о посылке спецгрупп в Германию – это я знаю точно – Сталин тоже не давал. Но о поведении Якова в плену Сталину было хорошо известно – разведка, как я уже говорил, такой информацией располагала.

О том, что Яков – сын Сталина, немцы узнали совершенно случайно. По- пал он в плен раненым, и его узнал такой же раненый однополчанин. Бро- сился к нему. Рядом оказался немецкий осведомитель, он-то и сообщил, кто такой старший лейтенант Джугашвили.

Когда Сталину доложили, что семью Якова высылают, он сказал, что вы- сылают десятки тысяч семей военнопленных и никакого исключения для семьи собственного сына он делать не может – существует закон. (Потом его осу- дили и отменили, как всегда с большим опозданием. ) Из Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 29 июня 1956 года “Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении быв- ших военнопленных и членов их семей”: “Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР отмечают, что во время Великой Отечественной войны и в послевоенный период были допущены грубые нарушения советской законности в отношении военнослужащих Советс- кой Армии и Флота, оказавшихся в плену или в окружении противника. Со- ветские воины в Великой Отечественной войне героически сражались с фа- шистскими захватчиками, честно и самоотверженно выполнили свой долг пе- ред Родиной.

Однако в силу тяжелой обстановки, сложившейся в первый пе- риод войны, значительное количество советских военнослужащих, находясь в окружении и исчерпав все возможности к сопротивлению, оказалось в плену у противника. Многие военнослужащие попали ранеными, контуженными, сби- тыми во время воздушных боев или при выполнении боевых заданий в тылу врага. Советские воины, оказавшиеся в плену, сохранили верность Родине, вели себя мужественно и стойко переносили тяготы плена и издевательства гит- леровцев. Несмотря на это и в нарушение советских законов по отношению к бывшим военнопленным проявлялось огульное политическое недоверие, ши- роко применялись необоснованные репрессии и незаконно ограничивались их права.

Военнослужащие, выходившие из окружения, бежавшие из плена и ос- вобожденные советскими частями, направлялись для проверки в специальные лагеря НКВД, где содержались почти в таких условиях, как и лица, содер- жавшиеся в исправительно-трудовых лагерях. С1945 года все освобожден- ные и репатриированные военнопленные, даже если на них не было никаких компрометирующих данных, сводились в батальоны и в порядке наказания направлялись для постоянной работы на предприятия угольной и лесной про- мышленности, находящиеся в отдаленных районах. Органы госбезопасности в послевоенный период продолжали необоснованно привлекать к уголовной от- ветственности бывших военнопленных, причем многие из них были незаконно репрессированы. Широкое распространение получили различные незаконные ограничения в отношении бывших военнопленных и их родственников в облас- ти трудового устройства, общественной деятельности, при поступлении на учебу, при перемене местожительства и т.

п. Грубые нарушения советской законности, допущенные по отношению к быв- шим военнопленным, имели место прежде всего в результате преступной дея- тельности Берия, Абакумова и их сообщников, насаждавших массовый произ- вол и репрессии”. Еще одна ложь. Инициаторами репрессий против семей бойцов и команди- ров Красной Армии, оказавшихся в плену, были партийные органы.

На приня- тии соответствующего закона настаивали Щербаков, Хрущев, Маленков. Ста- лин пошел навстречу требованиям партийной верхушки и дал согласие. Отец, заявляю это совершенно официально, никакого отношения к судьбе военнопленных не имел, так как считал, что наказания заслуживают лишь те, кто совершил какие-то преступления. Даже полицейские, не запятнавшие себя кровью, считал мой отец, заслуживают снисхождения.

А карать людей, в силу независящих от них обстоятельств попавших в окружение и плен, нельзя. После его смерти партийная верхушка, включая Хрущева и Маленко- ва, и в трагедии бывших военнопленных без стеснения обвинила моего отца. Процитированный выше документ – тому подтверждение. Я не знаю, носило ли поведение Сталина, отказавшегося спасти сына и его семью, показной характер или нет, но факт остается фактом.

Сталин поступил так, а не иначе. Знаю от Светланы, что, когда ему доложили о пленении сына, он очень тяжело это переживал. Заметили это и окружающие. Светлана рассказывала, что он стал забирать ее по ночам к себе и часами вспоминал о детстве Якова.

Он даже внешне изменился в те, безусловно, тяжелые для него дни. Яша был цельный человек, который никогда ни перед кем не двурушничал. Таким я его запомнил. Внешне был очень сдержанный и медлительный.

Проти- воположность Василию. Возможно, это от матери перешло. В Грузии, в го- рах, живут ратинцы. Считается, что мужчины там – рыцари, но несколько медлительны.

Когда Яша медлил с какими-то решениями, Сталин иногда шутя называл его ратинцем. В партию он вступил очень поздно, незадолго до начала войны. Считал, что не может состоять в партии, которая проводит политику массовых реп- рессий. Своей принципиальной позиции, насколько знаю, при этом не скры- вал.

Во всяком случае, и сам Сталин, и его окружение об убеждениях Якова хорошо знали. Кажется, в сороковом году у него состоялся такой разговор со Сталиным. – Ты не можешь быть единственным из выпускников академии, оказавшимся вне партии, – сказал тогда Сталин. Не знаю, о чем они еще говорили, но после того разговора Яков вступил-таки в партию.

О его личной жизни знаю немного. Слышал, что не все складывалось у него, как хотелось, но жена у него, вопреки досужим домыслам, была поря- дочной женщиной. (По сообщениям западной печати, дочь Якова Джугашвили, Галина, живет в России. Ей 32 года, она замужем за алжирским коммунистом и работает переводчиком с французского.

Жена Якова, Юлия Исааковна Мельцер, родилась в Одессе в семье служа- щего и домохозяйки. По утверждению английской печати, четырежды была за- мужем, в том числе за заместителем наркома внутренних дел Украины Бесса- рабом. Все это домыслы, как и то, что Юлия Мельцер, скончавшаяся в 1963 году в Москве, была любовницей начальника личной охраны Сталина гене- рал-лейтенанта Власика. Не выдерживает критики и описание западной прес- сой гибели Якова Джугашвили.

Ряд источников со ссылкой на военнопленных английских офицеров утверждают, что старший сын Сталина покончил жизнь самоубийством, бросившись на колючую проволоку. ) Я читал, что после отрицательного ответа об обмене Якова на фельдмар- шала Фридриха Паулюса, направленного председателю шведского Красного Креста графу Бернадоту, Юлия Мельцер находилась в заключении. Мне кажется, что это не так – ее просто выслали из Москвы. Точно так же обошлись и с семьями остальных военнопленных.

Известно, что в годы второй мировой войны немецкая пропаганда активно использовала сам факт пребывания сына Сталина в плену. После того как Яков Джугашвили был захвачен 16 июля 1941 года под Витебском четвертой танковой дивизией группы армий “Центр”, гитлеровцы выпустили листовку такого содержания: “По приказу Сталина учат вас Тимошенко и ваши полит- комы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к нам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными.

Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен. Потому что всякое сопротивление германс- кой армии бесполезно. Следуйте примеру сына Сталина – он жив, здоров и чувствует себя прекрасно.

Переходите и вы. ” Тогда же немецкая пропаганда распространила еще одну фальшивку, опубликовав фотографию Якова, стояще- го рядом с человеком, который якобы являлся сыном Молотова. Листовка должна была убедить сражающуюся Красную Армию в предательстве детей выс- ших руководителей СССР. Сына у Молотова никогда не было, и опровергнуть ложь было нетрудно.

То же можно сказать и о другом утверждении гитле- ровской пропаганды, будто сестра Лазаря Кагановича Роза была женой Ста- лина. Судя по материалам допросов в немецком плену, сам Яков Джугашвили это отрицал. Тут немцы решили сыграть на антисемитизме. Сестра или племянница Ка- гановича в действительности не была женой Иосифа Виссарионовича, но ре- бенок от Сталина у нее был.

Сама она была очень красивой и очень умной женщиной и, насколько мне известно, нравилась Сталину Их близость и стала непосредственной причи- ной самоубийства Надежды Аллилуевой, жены Иосифа Виссарионовича. Ребенка, росшего в семье Кагановича, я хорошо знал. Звали мальчика Юрой. Помню, спросил у дочери Кагановича: – Это твой братик.

Она смутилась и не знала, что ответить. Мальчишка очень походил на грузина. Мать его куда-то уехала, а он остался жить в семье Кагановича. Как сложилась его судьба после 1953 года, я не знаю.

Не приходилось больше слышать и о племяннице Кагановича. * * * Сложными, очень непростыми были взаимоотношения Сталина и Берия – этих двух исторических фигур. Думается, что в какой-то мере мои свидетельства приблизят нас к исти- не. Уверен в том, что время и только время все рассудит и прольет свет на отношения главы государства и одного из его ближайших соратников.

ГЛАВА 3 ЛУБЯНКА: КАРАЮЩИЙ МЕЧ ПАРТИИ. По данным Министерства безопасности России, с 1917 по 1990 год на территории бывшего СССР по обвинению в государственных преступлениях бы- ло осуждено почти 4000000 человек, 827995 из них приговорены к расстрелу На самом же деле число тех, кто попал под “красное колесо”, неизмеримо больше. Среди жертв коммунистической тирании – миллионы членов семей “врагов народа”, раскулаченные крестьяне, депортированные. Точной циф- ры сегодня, похоже, не знает никто, но пепел погибших стучит в наши сердца.

Когда уже после войны вновь начались репрессии, отец, помню, с го- речью сказал: – Это уже третий виток. Грязная вещь – политика. Как-то я спросил у него: – Но ведь и при тебе честные люди оказывались в тюрьме. – Понимаешь, – ответил отец, – какие бы люди ни были в репрессивном аппарате, они всегда ищут врагов.

Раньше ЧК видело их в купцах, помещи- ках, дворянах, сейчас ищут среди своих. Мы заменили в НКВД очень многих людей, но попробуй остановить маховик репрессий, если его раскручивали столько лет. К несчастью, отец стал наркомом внутренних дел в то страшное время. Возглавив НКВД после Ягоды и Ежова – а это был конец 1938 года – он по- пытался сразу же затормозить колесо репрессий.

Наверное, Сталину и нужен был в тот период такой человек. Хотя в самом Политбюро настроения были другие. С изменением курса были не согласны Жданов, Ворошилов, Моло- тов. Из воспоминаний сына В.

П. Чкалова Игоря: “После первой сессии Верховного Совета СССР 1938 года Сталин позвонил Чкалову домой около двух часов дня и пригласят приехать в Кремль. Встре- тил, пожал руку, усадил в кресло рядом с собой и сразу приступил к делу: Политбюро считает, что пора Чкалову переходить на другую – партийную, государственную – работу. Все понимают, что давно пора расчистить ежов- щину.

Вот партия и считает, что наркомом внутренних дел, а по совмести- тельству и наркомом водного транспорта (как и Ежов в то время) должен стать Валерий Чкалов. Отец резко ответил: водный транспорт для него еще куда ни шло, но вот НКВД. Сталин на это заметил, что любит чкаловскую справедливость, умение хорошо разбираться в людях. Валерий Павлович мо- лод – ему всего тридцать четыре.

В НКВД придется поработать года два-три, пока не наведет там порядок, а потом планируется создать единый Наркомат транспорта. В помощники Чкалову назначают Берия и Меркулова. Отец просил дать возможность испытать поликарповский И-180, который лет на 5-б вперед обеспечит нашу авиацию грозным оружием. А уж потом лю- бое задание партии.

Сталин ставил одно условие: с этого дня без его, Сталина, личного разрешения в воздух не подниматься. Расстались они на том, что вопрос о новом назначении окончательно будет решаться в конце декабря 1938 года. Действительно ли хотел Сталин этого назначения или это какаято непо- нятная игра. ” Далее, нетрудно догадаться, сын легендарного летчика делает прозрач- ный намек: “Об обсуждении на Политбюро кандидатуры моего отца Берия в Ежов зна- ли, разумеется.

Прекрасно знали они и об отношении Сталина. Берия не мог не понимать, что и в качестве наркома транспорта отец будет для него опасен. ” В декабре того же года Валерий Чкалов погиб. Следовательно, продолжая рассуждения его сына Игоря, не обошлось без козней “конкурентов”.

Увы, какого-либо подтверждения версия, изложенная И. Чкаловым, не находит. Начнем с того, что Н. Ежов был освобожден от должности наркома внутрен- них дел лишь в декабре 1938 года.

Позднее, до ареста, действительно возглавлял Наркомат водного транспорта. Арестовали его лишь весной 1939 года. Чкалову же предлагается возглавить сразу оба Наркомата – НКВД и НВТ. “Как и Ежов в то время.

” Это первая неточность. Серьезные сомнения вызывают и слова Сталина, что, дескать, пора рас- чистить ежовщину. Преступником Ежова назовут лишь много времени спустя, пока же массовые репрессии никто не ставит ему в вину. Напротив, Ежов еще на коне.

Да, он уже обречен, и Сталин скорее всего принял роковое для наркома решение, но при чем же здесь летчик Чкалов. Ежов еще нарком НКВД, а Чкалову уже предлагают занять пост, на который только собираются назначить. Ежова. Словом, полная несуразица.

Скорее всего, речь идет об очередной легенде. А решение в декабре 1938 года действительно состоялось. Официальное решение. На самом деле Сталин принял его гораздо раньше.

Здесь, видимо, надо сделать отступление, а точнее, небольшой экскурс в историю и рассказать о предшественниках моего отца. Относился он к ним по-разному. Скажем, Берия, грузин по национальности, был убежден, что ставить во главе карательных органов нерусских людей в принципе неверно. А ведь так было с первых дней существования Советского государства.

– Это серьезная политическая ошибка, – говорил отец. – И еще большая ошибка – назначение русских на подобные должности в национальных респуб- ликах. Впоследствии отец не раз доказывал, что неизменно находится на этой позиции. Дзержинский, Менжинский, Ягода были участниками революции, пользова- лись доверием тогдашнего руководства партии и страны, но доверяли ведь не только полякам.

Почему же во главе ЧК – ГПУ – НКВД оказывались именно эти люди. Объяснение простое: это была политика большевистской власти. Начиная с Ленина, партия, грубо говоря, руками инородцев давила основную массу людей. Давила политически.

И это, убежден, не случайно. Как-то у нас с отцом зашел разговор о Феликсе Дзержинском. Отец высо- ко отзывался о первом председателе ВЧК, как хорошем организаторе. Уже будучи тяжело больным, Дзержинский – отец этот факт подчеркивал особо – сумел в условиях послевоенной разрухи наладить работу транспорта в такой огромной стране.

Другими словами, вне всяких сомнений, это была личность неординарная, сильная. Вместе с тем отец рассказал мне об одном поразив- шем его факте из биографии Феликса Эдмундовича. Огласке его никогда не предавали и впоследствии. – Дзержинский, – рассказывал отец, – был человеком порядочным, но иногда такая внутренняя порядочность, любовь к близким толкали его на необдуманные поступки.

Его семья жила в эмиграции, и он решил ее разыс- кать. В нормальных условиях это желание вполне объяснимо, но Дзержинский уехал, когда решалась судьба молодого государства. Белый террор, воору- женные заговоры, а он все бросил и уехал, не сказав ни слова ни Ленину, ни членам ЦК, и отсутствовал два месяца. Случай беспрецедентный.

Как объяснить. Два месяца страна жила без председателя Всероссийской ЧК. Попробовал бы сейчас кто-нибудь такой фортель выкинуть. О Вячеславе Менжинском, возглавлявшем ОГПУ с 1926 по 1934 год, отец рассказывал, что это был очень больной человек, который мало занимался непосредственными делами.

Где-то читал, что Менжинский знал до прихода в органы безопасности 12 языков и на новом месте еще несколько выучил. Мне об этом слышать не приходилось, и вообще я сомневаюсь, что в тех услови- ях это было возможно. Впрочем, дело не в этом. Каким бы образованным ни был человек, сменивший Дзержинского на посту главы карательного ведомс- тва, оправдать это назначение невозможно: вновь во главе органов госу- дарственной безопасности был поставлен инородец.

В 1934-1936 годах наркомом внутренних дел был Генрих Ягода. Из официальных источников: Генрих Ягода. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1934 по 1936 год. Родился в 1891 году в семье Григория Ягоды, мелкого ремесленника.

По некоторым данным, отец будущего палача был не часовым мастером, а апте- карем. Ряд источников свидетельствуют, что настоящее имя отца наркома – Гирш Филиппович Ягуда или Иегуда. В РСДРП с 1907 года. Арестовывался за революционную деятельность, два года находился в ссылке.

В 1915 году был мобилизован в армию, где входил в военную организацию большевиков. Активный участник Октябрьской револю- ции в Петрограде. После октября 1917 года работал в Высшей военной инс- пекции РККА, участвовал в гражданской войне на Южном и Юго-Восточном фронтах. С 1919 года – член коллегии Наркомата внешней торговли, с 1920 года – член Президиума ВЧК, с 1924 года – заместитель Председателя ОГПУ.

Неоднократно встречался с В. И. Лениным. Удостоверения об утверждении Генриха Ягоды членом коллегии Наркомата внешней торговли и коллегии ВЧК подписаны лично В.

УльяновымТениным. На XVI съезде партии Генрих Ягода избирается кандидатом в лены ЦК ВКП(б), на XVII съезде – членом Центрального Комиета. Был членом ЦИК. Обвинялся в сотрудничестве с царской охранкой, но Сталин счел предс- тавленные материалы неубедительными.

Так как в свое время почти все ар- хивы были уничтожены, подтвердить обвинение не удалось, и Сталин прика- зал “никогда к этому вопросу не возвращаться”. В декабре 1927 года в связи с десятилетием ВЧК – ГПУ – ОГПУ награжден орденом Красного Знамени. Как говорилось в представлении в Президиум ЦИ- Ка, “одним из активных работников и ближайшим помощником т. Дзержинского по созданию органов ВЧК-ОГПУ был т.

Ягода Генрих Генрихович, проявивший в самое трудное для страны время редкую энергию, распорядительность и самоотверженность в деле борьбы с контрреволюцией. Одновременно в ка- честве начальника Особого отдела т. Ягода имеет большие заслуги в деле организации и поднятия боеспособности Красной Армии. Ввиду этого Револю- ционный Военный Совет ходатайствует о награждении т.

Ягоды орденом Крас- ного Знамени”. Впоследствии Г. Ягоду награждали не раз, в том числе орденом Ленина за участие в организации строительства Беломорско-Балтийского канала, который строили в основном заключенные. В ноябре 1935 года стал первым из наркомов внутренних дел, кому было присвоено звание генерального комиссара госбезопасности.

Ни Ф. Дзержинс- кий, ни 3. Менжинский, ни другие его предшественники специальных званий не имели. При Г.

Ягоде и под его непосредственным руководством проходили круп- нейшие политические процессы, начавшиеся сразу же после убийства С. М. Кирова. 25 сентября 1936 года, находясь на отдыхе в Сочи, Сталин телеграфиру- ет Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро: “Считаем абсолютно необходимым и срочным делом (вместе со Сталиным отдыхал Жданов) назначе- ние т.

Ежова на пост наркомвнутдел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД”.

С 27 сентября 1936 года Г. Ягода – народный комиссар почты и телегра- фа. 3 апреля 1937 года его освобождают от должности и выводят из состава ЦИКа, его имя снимается с Высшей пограничной школы и других учреждений и организаций. Начинается следствие по его делу.

На следствии и суде Г. Ягода признал, что участвовал в убийствах Ки- рова, Горького, Менжинского, Куйбышева, М. А. Пешкова (.

), покушении на жизнь нового наркома внутренних дел Ежова, руководил правотроцкистским блоком “с целью свержения Советской власти и восстановления в СССР капи- тализма”. Как ни странно, но иностранным шпионом Г. Ягода признать себя отказался. Скорей всего, Сталин и Ежов на этом особенно не настаивали.

15 марта 1938 года все 17 обвиняемых, в том числе первый нарком внут- ренних дел РСФСР А. И. Рыков и Г. Г.

Ягода, были расстреляны. Все ближайшие родственники бывшего наркома в разные годы были репрес- сированы. Удалось спастись лишь сыну Генриху, 1929 года рождения. Он был осужден в 1949 году Особым совещанием при МГБ СССР и освобожден по ам- нистии в 1953 году.

Впоследствии получил инженерное образование и под чужим именем вместе с семьей проживал на Украине. Жена Ягоды – Ида Леонидовна, племянница Якова Свердлова, – была арес- тована и погибла в заключении. Думаю, что жена Ягоды племянницей Свердлова все же не была, как при- нято считать. Во всяком случае, мне об этом слышать не приходилось.

Сво- ей карьерой Ягода обязан явно не Свердлову. Дзержинский, Менжинский. Вообще в органах безопасности с самого начала их существования было мно- го инородцев из поляков, так что выдвижение Ягоды понятно в какой-то степени. Пишут нередко, что он был евреем.

Возможно. Ни подтвердить, ни опро- вергнуть я это не могу. У нас дома на эту тему никогда не говорили. Ягоду я знал.

Как и Ежов, он был очень приветлив с нами, всячески об- хаживал моего отца. Когда мы приезжали из Тбилиси в Москву, Ягода был само радушие – предоставлял квартиру, машину. Словом, как и Ежов, очень хотел числиться у отца в больших друзьях. Оба знали, что отец на хорошем счету у Кирова и Орджоникидзе.

На том уровне не было секретом, что отец пользуется колоссальной под- держкой Кирова и Орджоникидзе. Оба рассматривали моего отца как своего ученика, и, скрывать не буду, это по их инициативе проходили все его назначения в 20-30-е годы. Отец не без основания считался знатоком гру- зинских проблем, а Орджоникидзе и Кирова связывало с Грузией, Закавказь- ем многое. Так что ничего удивительного, что они следили за его карь- ерой, нет.

От отца знаю, что на XVII съезде его ввели в состав ЦК (он не был да- же кандидатом в члены ЦК) по инициативе Сергея Мироновича Кирова и при активной поддержке Серго Орджоникидзе. Видимо, они сумели убедить тогда Сталина, потому что последнее слово было за ним. Ягода был неглупым человеком и в силу должности столь же информиро- ванным. Он прекрасно знал, кто поддерживает отца, и вполне мог прогнози- ровать его дальнейшую карьеру.

В таких случаях – а это был общепринятый метод. – всячески подчеркивалось дружеское расположение, на деле же на- капливался материал на того или иного политического деятеля. И Ягода не был здесь исключением. Людей специально арестовывали и выбивали материа- лы на тех, кто мог оказаться конкурентом.

При случае “компромат” мог быть положен на стол Сталину или доложен Политбюро. Исход предсказать нетрудно. Еще задолго до перевода моего отца в Москву арестовывались невинные люди, чьи “признания о Берия” Ягода клал пока под сукно, надеясь при случае с ним расправиться. Причем, как правило, в свидетели и “соучаст- ники” брали руководителей высокого ранга.

Отец рассказывал, что именно так расправились со вторым секретарем ЦК Грузии Кудрявцевым, большим другом моего отца. После прихода в НКВД СССР отец затребовал материалы по его делу. Основной лейтмотив допросов был такой: “Дай показания, что Берия – троцкист. ” К чести Кудрявцева, никакие пытки его не сломили, и показаний на моего отца он не дал.

Этими же методами – а это были партийные методы. – действовал и пред- шественник отца на посту наркома внутренних дел Николай Ежов. Из официальных источников: Николай Ежов. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1936 по 1938 год.

Родился в 1895 году в Петербурге. Рабочий. После февраля 1917 года вступает в большевистскую партию. В годы гражданской войны – военный ко- миссар.

С 1922 года – секретарь Семипалатинского губкома. Казахского краевого комитета партии. С 1927 года – в ЦК ВКП(б): заведующий Распре- делительным отделом. Отделом кадров ЦК ВКП(б).

Член ЦК ВКП(б) с 1934 года (избран на XVII съезде, вошедшем в историю как съезд расстрелянных). Тогда же становится заведующим Промышленным отделом ЦК, членом Организационного бюро, заместителем председателя КПК при ЦК ВКП(б). С 1936 года – секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), заместитель председателя Комитета ре- зервов Совета Труда и Обороны СССР. На VII конгрессе Коминтерна избран членом исполкома Коминтерна.

Как секретарь ЦК, непосредственно курировал НКВД, участвовал в подго- товке политических процессов. С 1 октября 1936 года – нарком внутренних дел. С января 1937 года – Генеральный комиссар государственной безопасности. В июле 1937 года наг- ражден орденом Ленина “за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий”.

Только в июне 1937 года Н. Ежов представил списки на 3170 политических заключенных к расстрелу. Тогда же Сталин, Молотов и Каганович их утвердили. Освобожден от должности наркома внутренних дел, как писали тогда га- зеты, “согласно его просьбе”, в декабре 1938 года.

Впоследствии – нарком водного транспорта. 10 апреля 1939 года арестован по обвинению в руко- водстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД, шпионаже в пользу иностранных разведок, подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства, вооруженного восстания против Со- ветской власти. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР 3 февраля 1940 года осужден к исключительной мере наказания. Расстрелян 4 февраля.

Приемная дочь (детей у наркома не было) живет под чужим именем. Как-то, вспоминаю, Ежов приехал к нам домой вместе с женой. Был уже нетрезв. – Что же, – сказал за столом.

– Я все понимаю, моя очередь пришла. Ежов успел отравить жену. Может, и не по-человечески это звучит, но в какой-то мере ей повезло – избежала всех тех страшных вещей, которые ее ожидали. Оправдать людей, повинных в массовых репрессиях, нельзя.

Но главный виновник – Система, породившая беззаконие. Я уже говорил о тех отношени- ях, которые связывали карательные органы с ЦК, о постыдной роли Орготдела ЦК, направлявшего репрессии. Ни одно действие политического характера без Орготдела ЦК не принималось. Ежов – не лучше и не хуже других.

И он – оттуда, из ЦК, и Маленков, курировавший органы безопас- ности, как член Президиума ЦК, тоже оттуда. Маленкова, кстати, хотели сделать наркомом внутренних дел после Ежова. И это было бы вполне логич- но. Во все времена – так было и при Ленине, и при Сталине, и при Хруще- ве, и при Брежневе, и при Горбачеве – должность главы карательного ве- домства считалась политической.

Отсюда назначение Ежова, позднее – Иг- натьева и других партийных работников. Профессионалы разведки и конт- рразведки приходили на эту должность редко. Кроме отца, могу назвать совсем немногих. Как правило, будущие руководители этого ведомства дела- ли карьеру в ЦК КПСС.

Партийный аппарат управлял органами безопасности всегда и никогда ни на день, ни на час не выпускал их из-под неослабного контроля. Я бы назвал этот контроль без преувеличения тотальным. Разве можно согласиться с тем, что органы когда-либо “ставили себя над парти- ей”. Не было этого и не могло быть.

“Карающий меч партии”. Более чем откровенно сказано на мой взгляд. Именно партии. Отец категорически не хотел идти на должность наркома.

Политбюро возвращалось к этому вопросу дважды. Но так или иначе отец вынужден был согласиться, предварительно получив согласие на свои условия. Лишь один факт, который не рискуют опровергнуть даже обливающие его грязью недоб- росовестные историки. Уже 17 ноября 1938 года вышло постановление, осуж- дающее преступные методы следствия, насажденные задолго до прихода отца в НКВД.

Появление этого документа непосредственно связано с его требова- ниями. И Сталин, и Политбюро с этим согласились. Пресловутые “тройки” и “двойки” – тоже “детище” большевизма. Утверж- дены они были секретной партийной директивой от 27 ноября 1936 года.

Обычно в них входили секретарь обкома и райкома партии, начальник отдела НКВД, прокурор. Сразу же после прихода моего отца на должность наркома внутренних дел “тройки” были ликвидированы. Как мог, отец всю жизнь боролся со внесудебными органами, но, подчер- киваю, все они были созданы задолго до перевода моего отца в Москву. Скажем, печально известное Особое совещание при НКВД СССР (позднее – при НКГБ и МГБ СССР) появилось на основе постановления ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года.

По некоторым данным оно осудило 442531 человека, в том числе к высшей мере наказания – свыше десяти тысяч. В декабре того же тридцать четвертого ЦИК принимает постановление о рассмотрении в деся- тидневный срок дел по подготовке террористических актов без участия сви- детелей. Рассмотрение дел Особым совещанием проходило не только без сви- детелей, но и в отсутствие обвиняемых. Естественно, этим создавалась пи- тательная среда для фальсификации материалов, полученных в ходе предва- рительного следствия, грубейшего нарушения законов.

А разве неизвестно историкам, что, скажем, на Украине концентрацион- ные лагеря появились даже не в 1934-м или 1937 годах, а еще в 1920-м. Кстати, гораздо позднее, чем в России. Сохранились – и это сегодня из- вестно – даже соответствующие указания Владимира Ильича: “Запереть в концентрационный лагерь. ” Распоряжение было подписано главой молодого Советского государства и создателем большевистской партии еще летом 1918-го.

После Октябрьского переворота не прошло и года. Отец сумел убедить тогдашнее руководство страны, что физическое и иное насилие над арестованными ставит признание этих людей под сомнение и нарушает все международные конвенции. Вещи, безусловно, очевидные, но, наверное, добиться отмены подобного ведения следствия внесудебными орга- нами было в тех условиях непросто. Партия, вернее партийная верхушка, от таких нововведений была, прямо скажу, не в восторге.

Отцу приходилось доказывать, обосновывать свои предложения. Разумеется, без поддержки Сталина здесь не обошлось, но, видимо, для себя все это он решил еще раньше. Отсюда и сам перевод моего отца в Москву. Конечно, можно сегодня говорить о негодяях из НКВД, чьи руки по ло- коть в крови.

Это они выбивали показания у арестованных, обрекали на ги- бель и годы лагерей невинных людей. Так было и при Ягоде, и при Ежове. Многие сотрудники с приходом моего отца в НКВД были уволены, многие раз- жалованы и осуждены. Но кто позволил, а вернее, толкнул на беззаконие.

Конечно, партийная верхушка, на них же списавшая и все преступления. Наверное, надо сказать и о тех, кто просто оказался тогда – в трид- цать пятом, тридцать шестом, тридцать седьмом, тридцать восьмом – в та- кой ситуации. Были, безусловно, среди сотрудников НКВД тех лет и него- дяи, и карьеристы, и подлецы, но никогда не поверю, что творили те же следователи зло из внутренних побуждений. Главный виновник – Система, ори всего лишь исполнители преступных приказов.

Говорю это не в оправда- ние аппарата НКВД. Грехов на нем предостаточно. Но главный виновник так и ушел от ответственности. Механика взаимоотношений партийных органов и НКВД во все времена была такой: все материалы на ведение следствия поступали из ЦК, без этого, официально по крайней мере, следствие не начиналось.

Какие-то оператив- ные мероприятия органы безопасности могли, конечно, вести и без этого, но без санкции ЦК дальше этого дело не шло. Имею в виду центральный ап- парат НКВД. Аналогичный порядок существовал и в республиках, областях, районах. Скажем, санкцию на арест, ведение следствия местным управлениям и отделам НКВД давали секретари обкомов и райкомов партии.

Они же непре- менно входили в так называемые “тройки”. В самих органах государственной безопасности, естественно, существо- вали, как и в любом другом ведомстве, партийные организации, но в более жесткой форме, я бы сказал. Так ведь было до последнего дня существова- ния КГБ. Коллегия, Председатель Комитета и рядом – партком.

Причем “вы- ходили” местные партийные деятели на ЦК, минуя наркома. Своеобразный контроль. Впрочем, как и везде. Отец эту “самодеятельность” пресекал и считал, что НКВД не то ведомство, где можно позволять такие вещи.

Здесь, считал он, своя специфика, режим секретности и, кроме того, особый режим ответственности. Ведь как бывало. ЦК вмешивался в какие-то вопросы, но ответственности, как всегда, нести ни за что не собирался. Сотрудники, получавшие указания непосредственно от ЦК, начинали относиться к делу столь же безответственно.

Мол, что я, пусть ЦК решает. Отца это возму- щало. Он считал, что, как скажем, цековцев не подпускали к делам Гене- рального штаба, точно так же нельзя им влезать и в дела разведки или контрразведки. Надо отдать должное партийным органам: во все времена своим вмешательством они губили любое дело и создавали новые проблемы.

Может, это единственное, где они преуспели. В чем смысл многолетнего целенаправленного уничтожения собственного народа правящей партией. Начали с уничтожения дворянства, старой интел- лигенции. Позднее это переросло в уничтожение уже новой, советской ин- теллигенции.

Репрессии всегда были целенаправленными. Уничтожали офицерство, купе- чество, дворянство, потом – духовенство. Потом дошла очередь до кресть- янства, так называемого кулачества. После войны – новые жертвы.

Выбира- лась цель, а дальше все просто, по отработанной схеме. Но многое, безус- ловно, зависело от тех людей, кто стоял во главе карательных органов в тот период. Одни, как Ягода, Ежов, не только спешили выполнить новые партийные “установки”, но и сами проявляли инициативу, другие, как мой отец, всячески мешали творить беззакония. Пусть не все, но многое удава- лось.

Как ни сопротивлялся партийный аппарат, а вынужден был порой отме- нять свои же решения. Из воспоминаний Н. С. Хрущева: “Когда Сталин высказал мысль, что надо заменить наркома внутренних дел Ягоду, поскольку тот не справлялся, он назвал взамен Ежова.

Ежов был начальником по линии кадров в ЦК партии. Я его хорошо знал. Он произво- дил на меня хорошее впечатление, был внимательным человеком. Я знал, что Ежов – питерский рабочий и с 1917 г.

являлся членом партии. Это счита- лось высокой маркой – питерский рабочий. Когда Ежов был выдвинут в НКВД, я еще не знал глубоких мотивов этой акции и внутренней аргументации Ста- лина. Я-то лично неплохо относился к Ягоде и не видел, не чувствовал прежде какой-то антипартийности в его действиях.

Но был назначен Ежов, и репрессии еще больше усилились. Началось буквальное избиение и военных, и гражданских, и партийных, и хозяйственных работников. Наркомат тяжелой промышленности возглавлял Орджоникидае. Наркомат путей сообщения – Кага- нович.

Там тоже шли повальные аресты людей. Между прочим, Ежов был в дружеских отношениях с Маяенковым и вместе с ним работал. Так что пос- ледний не стоял в стороне от “ежовщины”. Здесь Хрущев действительно прав: высокопоставленный партийный чинов- ник Маленков весьма активно и настойчиво проводил репрессии.

Но ведь и сам Хрущев, хотя и не пишет об этом, не только не восставал против тво- римого партией беззакония, но и был таким же, как Маленков, проводником ее идей, в чем так и не решился признаться до конца жизни. Конечно же и ему, и Маленкову, и остальным проще было “подставить” Ягоду, Ежова, спи- сав на НКВД собственные грехи. В отличие от большинства членов кремлевского руководства, отец не на словах, а на деле доказал, что не согласен с репрессивной политикой большевистской партии. К сожалению, я не знаю точных цифр, но речь идет о сотнях тысяч освобожденных из лагерей.

Писал об этом и Константин Си- монов: “Назначение Берия выглядело так, как будто Сталин призвал к выполне- нию суровых, связанных с такой должностью обязанностей человека из Гру- зии, которого он знал, которому он, очевидно, доверял и который должен был там, где не поздно, поправить содеянное Ежовым. Надо ведь помнить, что те, кто был выпущен между концом тридцать восьмого и началом войны, были выпущены при Берия. Таких людей было много, я не знаю, каково про- центное отношение в других сферах, но в “Истории Великой Отечественной войны” записано, что именно в эти годы было выпущено более четверти во- енных, арестованных при Ежове. Так что почва для слухов, что Берия, восстанавливая справедливость, стремился поправить то, что наделано Ежо- вым, была.

Начало деятельности Берия в Москве было связано с многочис- ленными реабилитациями, прекращением дел и возвращением из лагерей де- сятков, если не сотен тысяч людей. Часть освобожденных могли образо- вал, питательную среду для поддержки его, Берия. Хотел приобрести до- полнительную популярность. ” Никогда не поверю, что Константин Сиу1нов, писатель-фронтовик и вооб- ще порядочный человек, был здесь до конца искренним.

Уж он-то отлично знал, что и как тогда произошло. То, что он написал, полуправда, хотя мало кто до него решался даже на это. Именно Берия стал для миллионов узников ГУЛАГа символом освобождения, о чем, кстати, многие помнят и по сей день. И еще.

Слова о том, что делал это новый нарком ради собствен- ной популярности в народе, отнюдь не новы. После смерти отца его недав- ние соратники навязывали народу именно этот образ. Опровергнуть доброе дело при жизни миллионов недавних зэков было невозможно, а посему и пришлось партийной верхушке использовать надуманные мотивы. Из-за чего еще будущий “заговорщик” стремился к освобождению невинных людей.

Конеч- но же готовил почву для переворота. Глупость, конечно, но в значительной степени сработало. Чем страшнее ложь, тем охотнее в нее верят. Так, кажется, учил своих товарищей по нацистской партии Геббельс.

Как видим, методы отечественной партократии ничем не отличались от тех, которые ис- пользовали гитлеровцы. Даже если допустить, что отец вынашивал какие-то планы, то и тогда освобождение миллионов, а речь действительно идет о миллионах людей, ос- тается не шагом – рывком к восстановлению попранной справедливости. Но, разумеется, все это домыслы, и нет никаких оснований в чем-либо его об- винять здесь. Тогда, в 1939, 1940, 1941-м, он действительно сделал то, на что, будем честны и здесь, уже мало кто надеялся в истерзанной реп- рессиями огромной стране.

Позднее, в 1942-1943 годах, было дополнительно освобождено и направлено в армию свыше 157 тысяч человек, а всего за три года войны были освобождены и переданы в армию 975 тысяч человек. Разу- меется, речь не только о репрессированных по политическим мотивам, но и о тех, кто был осужден вполне обоснованно за уголовные преступления. К слову, именно таким путем попали в войска будущие Герои Советского Союза Матросов, Бреусов, Отставнов, Сержантов, Ефимов и другие. Есть и другие цифры.

В связи с угрозой немецкой оккупации подлежали эвакуации 750 тысяч заключенных. 420 тысяч из них были сразу же направ- лены в армию, многие освобождены. Но, разумеется, в такой ситуации вряд ли кто был в состоянии добиться в одночасье освобождения всех узников ГУЛАГа, репрессированных незаконно. Точных цифр нет и по сей день, но известно, что на 1 марта 1940 года из 1668 тысяч заключенных, содержа- щихся в лагерях НКВД за так называемые контрреволюционные преступления, было освобождено 28,7 процента.

Если учесть, что освобождение этих людей продолжалось и в дальнейшем, то, по всей вероятности, уже к началу войны эта цифра была значительно меньше. Вполне можно допустить, а по некоторым источникам так и было, сотни тысяч людей тогда, в 1939-м, спасти уже было невозможно. Лишь спустя де- сятилетия мир узнал и содрогнулся, что означали слова “десять лет без права переписки”. Арестованные при Ягоде и Ежове люди даже не попадали в лагеря, а были почти сразу расстреляны.

Позднее, уже во второй половине 50-х, их семьи получат извещения о смерти близких, якобы скончавшихся в лагерях ГУЛАГа в 1941, 1942, 1943-м и других военных годах. На самом де- ле, прах их покоится в массовых захоронениях тридцатых годов. Напомню: все эти преступления были совершены еще до того, как мой отец стал наркомом внутренних дел. Но партийная верхушка умудрилась связать и эти трагические страницы нашей истории с именем человека, которого искренне ненавидела.

Между тем ни одного массового захоронения репрессированных советских людей более позднего периода не обнаружено, а те, что широко известны и на Украине, и в Беларуси, и в России, датируются в основном 1937-1938 годами, то есть в период, когда органы внутренних дел возглавлял Николай Ежов. Как-то, перечитывая мемуары Жукова, нашел там такие строки: “Тем бо- лее противоестественными, совершенно не отвечающими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились нео- боснованные, в нарушение социалистической законности, массовые аресты, имевшие место в армии в тот год. Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться на развитии наших вооруженных сил и на их боеспособности”. При всем уважении к великому полководцу согла- ситься с ним здесь невозможно: и лагеря, и расстрелы, и миллионы репрес- сированных, и другие чудовищные преступления органично “вписывались” в тоталитарную систему.

Сам советский строй был с самого начала круто за- мешен на крови. Так писал Георгий Константинович или нет – судить, естественно, труд- но. Но, безусловно, это был порядочный человек и оправдать насилие ни при каких условиях не мог. Кто виновник злодеяний против собственного народа, он знал прекрасно, но кто позволил бы ему обвинить в этом пар- тийную верхушку.

А то, что концлагеря, заложники, массовые расстрелы – порождение Сис- темы, бесспорно. Помните, говорил нам Горбачев о социализме с человечес- ким лицом. Это как прикажете понимать. А разве жертвы, которые на совес- ти большевистской партии, это не лицо того социализма, который мы пере- жили.

Волосы дыбом становятся, когда читаешь, что принесла диктатура на- роду. А нас убеждают, что мы свернули с истинного пути при Сталине. Да ничего подобного. Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков были не лучше.

Но не надо персонифицировать: тот плохой, этот плохой, но ос- тальные, вся Система ни при чем. Так не бывает. Я не политик и никогда не стремился им быть, но, с моей точки зрения, здесь просматривается це- почка: одни убивают, потом их же убирают руками других. Какое там че- ловеческое лицо у такого социализма.

Некоторые историки, признавая, что постановление ЦК, осуждающее мас- совые репрессии, все же было (а принято оно по инициативе отца), утверж- дают, что и при нем продолжались закрытые групповые процессы. Это ложь. Единственное, чего до конца он не смог тогда добиться, это сразу освобо- дить людей, осужденных военными трибуналами, Верховным судом. Пересмотр этих дел требовал времени и более аргументированного обоснования, что эти люди невиновны.

Вполне понятно, что аресты, пусть не в таких масштабах, продолжались и в тридцать девятом, и в сороковом годах, но не по инициативе НКВД, как теперь пишут, а по требованию Орготдела ЦК, личных указаний Сталина, ре- шений Политбюро. Правда и то, что опоздавшие более чем на 20 минут и прогульщики тоже попадали в лагеря. Кто-то на месяцы, кто-то на годы. Согласен, что этого тоже делать не следовало, но давайте посмотрим, по- чему так произошло.

10 августа 1940 года был принят Указ Президиума Вер- ховного Совета СССР о нарушителях трудовой дисциплины. Не приказ по НКВД, подписанный наркомом или его замами тому виной, не документ, рож- денный в недрах карательного ведомства, а Указ Президиума Верховного Со- вета. Что мог в такой ситуации изменить нарком. Или что могли предпри- нять органы НКВД на местах.

Впрочем, не секрет, что и сам Президиум Вер- ховного Совета имеет к этому страшному документу весьма косвенное отно- шение – решала все партийная верхушка. И все же кое-что, как я говорил, новому наркому удалось. Почему так и не был расстрелян, приговоренный к смерти, авиаконструктор Туполев, нап- ример. А Борис Львович Ванников, ожидавший расстрела в тюремной камере после вынесения приговора.

Помню, отец рассказывал, как Сталин вспомнил о Ванникове. Жаль, говорит, что в живых его нет, вот кого не хватает. А Ванников вопреки всему остался жив. Отец об этом знал прекрасно – по его прямому указанию исполнение приговора затянули, – но ответил Сталину так: “А вдруг.

Все ведь бывает. ” Ванников вскоре стал наркомом, а впоследствии – трижды Героем Социалистического Труда. А сколько тысяч военных, ученых было тогда спасено. Тимошенко и Жуков часами сидели в кабинете моего отца и составляли списки, кого из офице- ров и генералов освободить.

Сидели ведь в то время сотни тысяч безвинных людей. Или другой пример. Перед самой войной, в июне, были арестованы коман- дующий авиацией, главный инспектор авиации и начальник войск ПВО – Рыча- гов, Шмушкевич и Штерн. Но кем.

Генеральный штаб и нарком Тимошенко про- веряли боеготовность частей ПВО и авиации. О результатах проверки сами же военные доложили в ЦК. Была создана комиссия, которую возглавил, если не ошибаюсь, Жданов. Входил в нее и Ворошилов, в недавнем прошлом – нар- ком обороны.

Не знаю, сколь серьезной была вина генералов, которых обви- нили в невыполнении директив Наркомата обороны и ЦК, а затем сместили с должностей и арестовали. Во всяком случае, нарком внутренних дел, вполне понятно, никакого отношения к этому иметь не мог. Позднее, когда стали известны неудачи начального периода войны, этот приговор и вовсе никто не ставил под сомнение – и ПВО, и авиация, как известно, показали себя тогда не лучшим образом, к сожалению. Но, повторяю, судить этих людей я не берусь.

Вспомнил я о них лишь в связи с тем, что нередко и аресты во- енных приписывают Берия. А ведь военных судили только армейские трибуна- лы и Военная коллегия Верховного суда. Мне самому довелось работать с людьми, пострадавшими от произвола, и я всегда относился к ним точно так же, как и мой отец. В нашем конструк- торском бюро трудилось немало таких, чьи отцы были расстреляны.

Скажем, Расплетин. Его отец был купцом в Рыбинске и расстрелян еще в 1918 году. Впоследствии этот крупный ученый стал академиком и возглавил ту органи- зацию, где я в свое время работал. Среди многих, чьи биографии раздражали партийных чиновников, взял я на работу и талантливого инженерапреподавателя.

Его отца раскулачили, выселили с Украины, а потом расстреляли. Правда, это не помешало сыну окончить институт, аспирантуру и преподавать в Военной академии. В конце концов, терпение партийных органов кончилось, и меня вызвали в Орготдел ЦК, где прямо сказали, что я укрываю сомнительных людей, ко- торым не место в такой секретной организации. А мой отец в то время был уже членом Политбюро и первым заместителем Председателя Совета Министров СССР.

Так было и при Абакумове, и при Игнатьеве, который стал главой ка- рательных органов после ареста Абакумова. Но решали-то не они – ЦК. Тогда я и столкнулся с самой настоящей кадровой проблемой. Нахожу подходящих людей – умных, талантливых, перспективных, но по инструкции их на работу взять нельзя.

У большинства биография “не та”. А ведь почти все прошли войну, офицеры, выпускники академий. Если бы я, как руководи- тель коллектива ученых и конструкторов, выполнял партийные инструкции, ни одного из тех, кто нам был необходим, пригласить не смогли бы. Прихо- дилось нарушать.

Но так, естественно, поступали не все. Руководитель, боявшийся за свою карьеру, на такие вещи конечно же не шел. Я и сегодня спустя много лет глубоко убежден, что поступал правильно. А тогда я просто делал то, что делал мой отец, точно так же не задумываясь о пос- ледствиях.

В связи с этим примечателен разговор, состоявшийся у меня с Маленко- вым. Он меня вызвал и в присутствии заведующего Орготделом ЦК Сербина и еще каких-то партийных работников сказал: – Товарищи из нашего аппарата абсолютно правы, когда предупреждают тебя, что ты нарушаешь существующие инструкции, но я считаю, что ты пос- тупаешь правильно. Это, разумеется, была игра. Кто-кто, а партийный аппаратчик Маленков и был одним из тех, кто сочинял такие инструкции.

Лицемерие партократии никогда не знало пределов. Работал у меня Кош- ляков. Блестящий ученый-математик и замечательный человек. Скажу лишь, что общение с ним помогло мне впоследствии, не имея конспектов, читать лекции по математической физике в аспирантуре Уральского университета в Свердловске.

Когда возникла реальная угроза захвата Ленинграда немцами, встал воп- рос о спасении исторических и культурных ценностей города. Впоследствии, когда Кошляков и другие видные ленинградские ученые были осуждены как пособники врага к длительным срокам лишения свободы, представили дело так, будто ленинградская профессура создала в Ленинграде правительство, которое должно было после прихода немцев войти с оккупантами в контакт. Словом, изменники Родины. На самом же деле все делалось с ведома ЦК.

В Белоруссии, знаю, такое же правительство было сформировано для сотрудни- чества с немцами. Смысл заключался в том, что такие органы немцы непре- менно создадут, так не лучше ли включить туда тех, кого надо. Так и в Ленинграде было. Тем не менее Жданов этих людей хотел подвести под расс- трел.

Спасло академика Кошлякова чудо. У Жданова, как всегда, была своя игра, и жизни людей в ней абсолютно ничего не значили. Когда надо было организовать такое правительство, его создавали, когда хотели показать врагов, “подставляли” тех же людей, которых уговаривали взяться за эту авантюру. После войны все те же инструкции не позволяли мне привлекать к сек- ретным работам людей, которые находились на оккупированной территории.

Позвольте, а кто оставил миллионы и миллионы людей на этой территории. Для партии этот вопрос интереса не представлял. Конечно же, как мог, я нарушал и эту инструкцию. Вообще стоило бы сейчас поднять те давние документы и предать их гласности.

Тогда бы все стало совершенно ясно. Да и не только эти. Ска- жем, стенограмма июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС опубликована лишь в 1991 году. А почему бы не опубликовать и стенограмму того Пленума, на котором Молотова и Микояна вывели из членов ЦК.

Уже после смерти Сталина по предложению Маленкова и моего отца их снова ввели в состав ЦК. Но чем мотивировал их смещение Сталин, так и осталось загадкой. Утверждают, что стенограмма того Пленума ЦК отсутствует. Не странно ли.

История КПСС, смею утверждать, еще не написана. Далеко не все сказано и об участии большевистской партии в массовых репрессиях. После смерти Сталина отца уговорили возглавить объединенное Минис- терство внутренних дел. В этой должности он проработал, как известно, недолго, но серьезные шаги к восстановлению законности были сделаны.

Еще до войны он предлагал передать все тюрьмы и лагеря в ведение Министерс- тва юстиции. Тогда Сталин сказал, что в принципе на это можно пойти, но пока вопрос следует отложить – приближалась война. В пятьдесят третьем отец вновь ставит этот вопрос перед Президиумом ЦК. Видимо, его доводы показались убедительными, и решение состоялось.

Увы, вскоре все вернулось на круги своя, как известно, и сегодня органы исполнения наказаний входят в систему МВД России, Украины, Беларуси и всех остальных бывших республик СССР. Отец считал, что так быть не долж- но. Задача органов внутренних дел – раскрытие преступлений, но не содер- жание осужденных. По его инициативе в 1953 году вскоре после смерти Сталина была проведена и крупномасштабная амнистия.

Сегодня и этот гуманный акт ставят ему же в вину. Начнем с того, что Президиум Верхов- ного Совета СССР принял соответствующий Указ. Отец считал, что следует освободить всех репрессированных и осужденных за малозначительные уго- ловные преступления. Тем самым, считал он, мы подведем черту – раз и навсегда.

– под всеми контрреволюционными течениями, выдуманными и невы- думанными преступлениями и врагами. По мнению отца, надо было не только освободить людей из лагерей, но и восстановить доброе имя миллионов тех, кто не до жил до восстановления справедливости. Он считал, что необходимо создать специальную комиссию ЦК, которая в течение трех-четырех месяцев решила бы этот вопрос. Предполагалось, что основная нагрузка ляжет на Министерство юстиции, судебные органы и орга- ны прокуратуры на местах.

Именно они должны были в сжатые сроки разоб- раться с судьбой каждого заключенного. Так что никакой необходимости до- жидаться XX съезда вовсе не было. Был ведь предложен конкретный механизм реализации этих предложений. Комиссия была создана и вместе с Министерством юстиции занялась этими вопросами.

Ворошилов подписал Указ об амнистии. Позднее стали насаждать мнение, что “Берия выпустил рецидивистов”. А речь-то шла о другом, о том, чтобы выпустить не рецидивистов, а невинные жертвы режима. Но Берия тут при чем.

МВД, как и предполагалось, освобождало лишь те категории заключенных, которые фигурировали в решениях правительства и Министерс- тва юстиции. Зачем же, спрашивается, было амнистировать тех, кто был осужден за тяжкие преступления. Вообще, любопытная вещь получается. Когда заходила речь об освобожде- нии узников ГУЛАГа, непременно подчеркивали, что это сделала партия.

Ес- ли надо было “зацепить” Берия, сокрушались по поводу “бериевской” амнис- тии. И так, к сожалению, во всем. Отец считал, что функции МВД вообще следует ограничить. Оперативную работу, охрану колоний они, естественно, должны вести.

Следствие – нет. И объяснял почему. Несколько лет назад в СССР развернулась дискуссия на эту тему. Предлагали, помню, даже специальный Следственный комитет соз- дать.

Но дело почему-то затормозилось. Насколько понимаю, и после разва- ла Союза это предложение никто реализовывать не собирается. А жаль. Почему это не устраивало партийные структуры, понятно.

Партия понимала, что так распоряжаться судьбами людей легче. Но что мешает теперь пойти по цивилизованному пути. Интересные предложения в том же пятьдесят третьем отец внес и по пе- рестройке государственного аппарата, в частности, Совета Министров. Ска- жем, как специалист, он считал, что МВД должно стать в первую очередь аналитическим органом и информировать министерства и ведомства, помогать им в решении тех или иных конкретных вопросов.

Не секрет ведь, что НКВД, МГБ, КГБ всегда отличались высокой информированностью. На Лубянке он в те месяцы почти не бывал, все время находился в своем кабинете в здании Совета Министров. Не скрывал, что доволен реакцией на свои многочисленные предложения членов высшего руководства. Он и предпо- ложить не мог, чем это все обернется – кардинальных перемен партийная верхушка, как выяснилось позднее, явно не хотела.

Задерживаться в МВД отец не собирался: – Я возглавляю МВД только в период принципиальной реорганизации. – Конечно, – заверяли его Хрущев и Маленков. – Наведешь порядок после Игнатьева и уйдешь. Семена Игнатьева, возглавлявшего МГБ в 1951-1953 годах, освободили от должности по предложению моего отца.

Этот человек был замешан в послево- енных репрессиях, фальсификации “Ленинградского дела”, “Дела врачей”. Думаю, его бы арестовали, чтобы предотвратить нежелательную для партий- ной верхушки утечку информации. Но когда убили отца, все спустили на тормозах. Останься отец жив, уже тогда многое можно было бы изменить.

В МВД по крайней мере. Это ведомство, как считал он, не должно носить полицейский характер. Ведь что получалось. Располагая колоссальными возможностями, МВД республик могли стать аналитическими органами и работать в интересах народного хозяйства.

Партийный аппарат, который всегда все знал, никогда не давал полной картины происходящего. А МВД такой объективный анализ был по силам. – Не с пистолетом надо гоняться, а головой думать, – говорил отец. Это ему припомнили на Пленуме.

Упрек был таким: Берия запустил контрразведывательную работу. Партия, как и прежде, нуждалась во “врагах народа”. А между тем есть документы, свидетельствующие о выводах, к которым пришел отец, ког- да возглавил МВД: внутренняя политическая разведка раздута, а внешняя полностью дезорганизована. Тогда же он предложил сократить аппарат госу- дарственной безопасности, работающий внутри страны, в десять раз.

Я эту цифру хорошо запомнил. Кроме того, отец настаивал, чтобы была сокращена до одного-двух человек личная охрана членов высшего руководства страны. По его же мнению, охрану Кремля, Совета Министров, ЦК следовало заменить обычной милицией и разобраться с охраной министерств, ведомств и различ- ных учреждений. Насколько помню, речь тогда шла о 350 тысячах человек.

Никакой необходимости в таком использовании военнослужащих, конечно, не было и тогда. Думаю, целесообразностью было продиктовано и еще одно предложение от- ца – убрать чекистов из районов. Вполне достаточно, считал он, областных отделов или управлений. Как известно, до последнего времени отделы КГБ были в каждом районе страны.

За счет экономии средств отец предлагал укрепить пограничные войска, оснастить их новой техникой, улучшить условия нелегкой службы этих лю- дей. Обстановка в стране вполне позволяла пойти на серьезное сокращение карательных органов, но ЦК, как и следовало ожидать, это не устраивало. Отец настаивал в тот период на создании разведывательных управлений ВВС и ВМФ. Такая структура, к слову, неплохо зарекомендовала себя в ар- мии США.

Вместе с ГРУ они должны были подчиняться Генеральному штабу и штабам видов Вооруженных Сил. Так же, как и органы военной контрразвед- ки. Так ведь в свое время по предложению моего отца и было сделано. Пройдет время, и все вернется на круги своя: все последние десятилетия безопасность Вооруженных Сил обеспечивала не военная контрразведка, а особые отделы КГБ, против чего всегда возражал мой отец.

И таких приме- ров можно привести немало. Сегодня мне абсолютно ясно, что ему просто помешали довести начатое дело до конца. Современному читателю почти ни о чем не говорят имена Меркулова, Круглова, Серова, а между тем известно, что именно они были ближайшими помощниками отца и в разное время возглавляли НКГБ, МВД, КГБ. Меркулова я знал.

НКГБ он руководил в 1943-1946 годах. Некоторые ис- точники утверждают, что он занимал эту должность в течение шести месяцев и в сорок первом. Всеволод Николаевич был интеллигентным, образованным человеком. В те- атрах страны, даже в знаменитом Малом театре, шли его пьесы.

Правда, под псевдонимом – Всеволод Рок. Он вообще тяготел к искусству. Очень хорошо фотографировал, снимал кино. Меркулова отец знал много лет по совместной работе в Грузии.

Когда отца перевели в Москву, он взял его к себе в наркомат первым заместите- лем. Позднее Меркулов возглавил органы государственной безопасности. В 1946 году его освободили от должности. Формальное обоснование такого ре- шения было такое: слабо использовал технику в разведке.

Видимо, ничего другого придумать не смогли. Меркулов не устраивал ЦК, потому что дейс- твительно был интеллигентным человеком. И Сталин, и партийная верхушка нуждались в другом руководителе карательных органов. Меркулова сделали министром госконтроля, а МГБ возглавил Абакумов.

Погиб Меркулов, собственно говоря, лишь по одной причине – работал много лет с моим отцом. О Всеволоде Николаевиче у меня остались самые лучшие воспоминания. Очень ценил его и мой отец. Среди его ближайших помощников в течение ряда лет был и Сергей Ники- форович Круглов.

После смерти отца он был назначен министром внутренних дел СССР. Напомню: в тот период МВД включало в себя и органы государс- твенной безопасности. Из официальных источников: Сергей Круглов. Министр внутренних дел СССР в 1945-1956 годах.

Родил- ся в 1907 году. Работал в сельском хозяйстве, служил в армии. Демобили- зован в ноябре 1930 года. С 1931 года в Московском индустриальном педа- гогическом институте им.

К. Либкнехта, в 1934-1935 годах – слушатель японского сектора Московского института востоковедения. После окончания направлен на учебу в Институт красной профессуры. В конце 1937 года – ответорганизалгор ЦК ВКП(б).

В ноябре 1938 года назначен ЦК особоуполно- моченным НКВД СССР. В 32 года стал заместителем наркома внутренних дел, кандидатом в члены ЦК ВКП(б). На XIX съезде партии избран членом ЦК КПСС. С июля 1941 года – член Военного совета Резервного фронта, с октября 1.

41 года – начальник управления оборонительного строительства – коман- дующий 4-й саперной армией. В апреле-мае 1945 года был командирован в США для участия в подготовке и проведении конференции в Сан-Франциско по разработке устава ООН. Участвовал в организации охраны правительственных делегаций СССР, США и Великобритании на Крымской и Потсдамской конферен- циях, за что был награжден Превосходным орденом Британской империи и американским орденом Легион достоинства. 29 декабря 1945 года, после Указа Президиума Верховного Совета СССР об освобождении от обязанностей наркома внутренних дел Л.

П. Берия, был назначен на эту должность С. Н. Круглов.

Освобожден от должности в фев- рале 1956 года. Созданная в связи с приемом и сдачей дел министерства (новым министром стал заведующий Отделом строительства ЦК КПСС Николай Дудоров) специальная правительственная комиссия установила тогда, что “Министерство внутренних дел СССР неудовлетворительно выполняет постав- ленные перед ним партией и правительством задачи. Бывший министр т. Круглов, члены коллегии и др.

руководящие работники МВД СССР не сделали должных выводов из постановлений ЦК КПСС 1953 года. В работе МВД СССР преобладает канцелярскобюрократический стиль руководства местными орга- нами МВД. Критика и самокритика в МВД не развита. ЦК КПСС своими поста- новлениями от 12 марта и 10 июля 1954 года обязал руководство МВД СССР принять меры к коренному улучшению дела перевоспитания заключенных путем укрепления режима их содержания и приобщения к общественно-полезному труду.

Руководство МВД СССР безответственно отнеслось к выполнению этих постановлений, не навело порядка в режиме содержания осужденных в местах заключения, не справилось с задачей правильной организации их трудового воспитания. Проработавшая несколько дней правительственная комиссия под председа- тельством секретаря ЦК КПСС А. Б. Аристова каких-либо личных серьезных промахов министра не выявила, но вопрос был уже решен.

За несколько дней до XX съезда КПСС С. Н. Круглов был переведен на другую работу с пониже- нием в должности, его назначили заместителем министра строительства электростанций. В августе 1957 года бывшего министра вновь понижают в должности, до заместителя председателя Кировского экономического административного ра- йона.

В июле 1958 года С. Н. Круглова увольняют с работы и переводят на инвалидность. Такая странная биография.

Добавлю лишь, что в январе 1960 года КПК при ЦК КПСС исключает генерал-полковника в отставке из партии. Скончался С. Н. Круглов в июне 1977 года.

По поводу его смерти бытуют две версии. По утверждению Роя Медведева, бывший министр внутренних дел застрелился, не дожидаясь окончания расс- ледования преступлений, совершенных частями НКВД при депортации жителей Чечене-Ингушетии в 1944 году. Якобы тогда был уничтожен один из аулов, жители которого отказались подчиниться приказу о выселении. Ответственность за действия военнослу- жащих НКВД была возложена на С.

Н. Круглова. По другой, официальной вер- сии, генерал-полковник был сбит поездом. По мнению серьезных историков, так и было на самом деле.

Рой Медведев утверждает, что проводилось расследование в тот год, когда погиб С. Н. Круглов. Это в конце семидесятых.

Никакого следствия, разумеется, не бы- ло, и никто бывшего министра спустя три десятка лет после забытой, а точнее, вычеркнутой из официальной истории трагедии привлекать к ответс- твенности не собирался. Вспомните: один из соучастников преступления, Михаил Андреевич Суслов, благополучно доживал свой век на кремлевском Олимпе. Что уж говорить об ответственности какого-то забытого всеми ин- валида-отставника. Скорее всего.

Рой Медведев, как и в большинстве слу- чаев, просто-напросто погрешил против истины. Кстати, факт расстрела жи- телей аула, в котором якобы участвовали подчиненные Круглова, до сих пор не подтвердился. Но разве дело в одном лишь частном эпизоде. Сама депор- тация целых народов уже само по себе страшное преступление Системы.

Сто- ит ли еще что-то выдумывать. Круглова отец знал еще с Грузии. Тот работал в ЦК ВКП(б) и курировал нашу республику. В Грузии бывал, разумеется, часто.

Отец рассматривал Круглова как человека объективного и весьма далекого от шовинизма, чем, не секрет, грешили люди из центрального партийного аппарата. После пере- вода в Москву, когда надо было заменить ближайших помощников Ежова, отец остановил свой выбор на Круглове. ЦК согласился. Вскоре Круглов был включен в состав комиссии А.

А. Андреева, которая проводила ревизию дея- тельности НКВД при Ежове. Уже тогда было известно, что Круглов станет ближайшим помощником отца. Сам Сергей Никифорович, правда, дал согласие не сразу, ссылаясь на то, что не знает специфики этой работы.

Отец сумел его убедить, и назначение состоялось. А когда в феврале 1941 года НКВД СССР разделили на НКВД и НКГБ, отец решил уйти из органов и предлагал назначить наркомом внутренних дел Круглова. Политбюро не согласилось, и Круглов остался заместителем отца. А за два дня до начала войны НКГБ и НКВД снова объединили в один наркомат.

На Круглове лежало все оперативное руководство объединенным наркома- том. Насколько мне известно, нареканий на его работу не было. Круглов довольно часто бывал у нас дома. Мы были дружны и с его семь- ей.

Запомнился очень скромным человеком. Помню и его жену-учительницу. Вскоре после смерти Сталина мне несколько раз довелось навещать одно- го товарища в Доме отдыха в Барвихе. Там же лечился и Круглов.

При встречах мы говорили часами. Встречались с ним после смерти отца и я, и мама. – Ты только, Нина, не обращай внимания на то, что говорят теперь о Лаврентии Павловиче, – говорил Круглов. – Все это болтовня.

– Я все прекрасно знаю, – отвечала мама. Тогда же Круглов рассказал нам, как пытался после так называемого “ареста Берия” встретиться с ним и поговорить. Его, министра внутренних дел СССР, тут же одернули: “Нель- зя. ” – Как мы с Серовым ни добивались у Политбюро встречи, ничего не выш- ло, – рассказывал Сергей Никифорович.

– Так я его и не увидел. А что это означает, понятно. Почему-то историки не обращают внимания на такую деталь. “Заговорщик” Берия разоблачен, а его первый помощник, проработавший с ним много лет, становится министром внутренних дел.

Это на ЦК не похоже. Вот и судите, почему с легким сердцем отдала партийная верхушка под начало Круглова органы безопасности. Знали ведь, что никакого заговора и в помине нет. Очень хорошо знал я и Ивана Александровича Серова, возглавлявшего КГБ СССР в 1954-1958 годах.

Понимаю, что сегодня о бывших руководителях это- го ведомства говорить добрые слова рискованно, но Серов, убежден, того заслуживает. Это был безупречно честный человек, немало сделавший для укрепления законности. Кадровым чекистом он не был и в органы безопасности попал по предло- жению моего отца. Возглавив НКВД, отец начал с замены случайных людей профессионалами.

Немало таких людей пришло в НКВД из Академии имени Фрунзе, где армейская разведка имела свой факультет. Именно там готовили кадры для разведывательной работы в Японии, Америке, странах Центральной Европы. Эти люди знали языки и азы своей профессии. На них и намерен был опереться в работе новый нарком внутренних дел.

Кстати, когда отец возв- ратится в МВД в марте 1953 года, картина будет иной, и ему вновь придет- ся подбирать кадры. Если не ошибаюсь, тогда пришлось заменить едва ли не 90 процентов работников, не знавших даже языка страны пребывания. Да и в целом профессиональный уровень советских разведчиков той поры был чрез- вычайно низок. Тем не менее довольно быстро дело удалось поправить.

От самого Серова я знаю, что начинал он военную карьеру в части, ко- торой командовал будущий маршал артиллерии Яковлев. Серов прослужил там в разведподразделении 12 лет и уже подполковником поступил на разведыва- тельный факультет Военной академии имени Фрунзе. Окончил ее блестяще и в числе нескольких десятков таких же офицеров – в основном это были пол- ковники и подполковники – был направлен в распоряжение нового наркома внутренних дел. Профессионалов отец ценил всегда, и вскоре все эти офицеры были наз- начены на очень высокие должности, Серов получил генеральское звание и стал руководителем управления.

Отец отзывался о Серове как о способном и принципиальном человеке. Самым лучшим образом зарекомендовал Иван Александрович себя на Украине, куда был направлен по предложению отца наркомом внутренних дел. Первым секретарем ЦК в тот период в Киеве был Хрущев. Сама обстановка в респуб- лике была ужасной – массовые репрессии буквально выкосили местную интел- лигенцию, пострадали миллионы невинных людей.

Задача, поставленная от- цом, была однозначной – восстановить законность. Серов, по мнению отца, подходил для этой роли наилучшим образом. Волевой, порядочный человек. Чрезвычайно образованный – владел японским.

И главное – он был из тех людей, которые имеют собственное мнение и не боятся его отстаивать. Их отношения с Хрущевым не сложились – Никита Сергеевич был совершен- но иным человеком. Серов рассказывал, что он отказался поддержать Хруще- ва в его нескончаемой борьбе с оппозицией. Причем оппозиционерами тот считал всех, кто позволял себе иметь собственное мнение.

Видимо, Хрущев хотел видеть на должности главы НКВД Украины послушного человека. А коль Серов не поддержал его политику избиения национальных кадров, начались конфликты. Надо быть очень сильным человеком, чтобы противостоять давле- нию первого секретаря ЦК, но Серов оказался для Хрущева “крепким ореш- ком”. О столкновении Серова с Хрущевым отец, разумеется, знал и поддерживал молодого наркома.

Уговор у отца с Серовым, знаю, был такой. Ты, мол, там ничего и никого не бойся, держи свою линию, как бы местный ЦК во главе с Хрущевым на тебя ни давил. И подбирай себе потихоньку замену, но такого человека вместо себя оставь, который под дудку украинского ЦК плясать не будет. Самого же Серова отец еще тогда решил вернуть в Москву.

Серьезный конфликт возник между Серовым и Хрущевым, когда произошла неприятная история с сыном Никиты Сергеевича от первого брака, Леонидом. Как это, к сожалению, нередко бывает в среде “золотой молодежи” – детей высокопоставленных чиновников, сын первого секретаря ЦК оказался в сом- нительной компании. Позднее выяснилось, его друзьями оказались преступ- ники, промышлявшие грабежами и убийствами. Когда Серову доложили о слу- чившемся, он тут же связался с моим отцом.

– Сообщи обо всем Хрущеву, – распорядился отец, – и посмотрим, как он будет реагировать. Это вопиющее нарушение закона, и вытаскивать пусть даже сына первого секретаря ЦК из этого дела, сам понимаешь, нельзя, но как-то смягчить его участь – можно. Реакция Хрущева Серова поразила: – Закрой это дело. – Как же так можно, Никита Сергеевич, – возразил Серов.

– Дело полу- чило огласку. Совершены тягчайшие преступления, о которых уже знают ты- сячи людей. Вывести вашего сына из этого дела просто невозможно. И хотя Хрущев настаивал на своем, следствие было доведено до конца и состоялся суд.

Большинство участников преступной группы, а попросту го- воря, банды уголовников, приговорили к высшей мере наказания и расстре- ляли. Сын Никиты Сергеевича отделался десятью годами лишения свободы. Когда началась война, Леониду подсказали, чтобы попросился на фронт. Он так и поступил.

Просьбу сына Хрущева удовлетворили, но направили не на фронт рядовым бойцом, а в авиационное училище. Став летчиком, Леонид мужественно сражался с врагом и погиб в бою. Насколько знаю, произошло это весной сорок третьего года. Из официальных источников: Летчик 18-го гвардейского истребительного авиационного полка 1-й воз- душной армии гвардии старший лейтенант Леонид Хрущев не возвратился с боевого задания 11 марта 1943 года.

Как писал члену Военного совета Во- ронежского фронта генерал-лейтенанту Хрущеву командующий 1-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации Худяков, после боя с двумя “Фок- ке-Вульф-190” самолет старшего лейтенанта Хрущева “пошел к земле. В течение месяца мы не теряли надежды на возвращение Вашего сына, но обс- тоятельства, при которых он не возвратился, и прошедший с того времени срок заставляют нас сделать скорбный вывод, что Ваш сын – гвардии стар- ший лейтенант Хрущев Леонид Никитович пал смертью храбрых в воздушном бою против немецких захватчиков”. До перехода в истребительную авиацию сын Хрущева служил в 134-м ско- ростном бомбардировочном авиационном полку, где совершил 33 боевых выле- та, был тяжело ранен и награжден орденом Красного Знамени. После переу- чивания был направлен в 18-й гвардейский истребительный авиационный полк.

Наверное, у Хрущева осталась обида на Серова. Ивана Александровича отец, как и обещал, перевел в Москву, и Серов стал одним из его замести- телей – занимался разведывательной работой, курировал пограничные войс- ка. А когда во время войны Жуков попросил отца, чтобы он отпустил Серова к нему на фронт, отец согласился. В 1954 году Иван Александрович стал Председателем КГБ СССР, но уже через четыре года Хрущев его оттуда убрал.

Так Серов стал начальником ГРУ – Главного разведывательного управления Генерального штаба. Потом нашли формальный предлог убрать и из ГРУ. О причинах я еще расскажу. По- водом послужило так называемое дело полковника ГРУ Олега Пеньковского, обвиненного в шпионаже в пользу американской и английской разведок.

Полагаю, смещение преданного своему делу человека нанесло серьезный ущерб советским спецслужбам. Но партийные органы, которые Серов своей принципиальностью постоянно раздражал, это волновало, насколько понимае- те, мало. Впоследствии с целью компрометации одного из самых сильных ру- ководителей советских спецслужб были распространены слухи о том, что Се- ров, злоупотребляя служебным положением, якобы вывез из Германии “боль- шое количество мебели, дорогой посуды, хрусталя, картин, ковров, фамиль- ного баронского столового серебра, ценнейших сервизов и многих других антикварных предметов из особняков немецких аристократов Потсдама и Бер- лина”. Один из известных ныне советских историков вполне серьезно ут- верждал несколько лет назад в печати, что генерал-полковник Серов “тайно похитил и привез для себя так называемую “тапку Мономаха”, бриллиантовую корону и закопал ее в землю около своей собственной дачи в Архангель- ском”.

Вполне понятно, что подобный бред, пусть простит меня читатель за резкость, комментировать просто невозможно. Пытались скомпрометировать генерала Серова и другим образом. Якобы уже в конце пятидесятых годов в архивах специальной тюрьмы в Вологде, где содержались политические заключенные, включая Сталина, работал 12 лет отец Серова, жандармский офицер. В 1917 году он якобы скрылся, а сам Иван Александрович прошлое своего отца от партии скрыл.

Позднее, когда и сам Хрущев оказался не у дел, начали писать, что Серов – его родственник и пользовался покровительством бывшего Первого секретаря ЦК КПСС. Ложь, конечно, но слухи есть слухи, и люди, плохо знавшие Серова, наверное, всему этому верили. Те же, кто служил под началом генерал-полковника Се- рова, запомнили его талантливым руководителем и очень мужественным чело- веком. Я, скажем, видел его в период обороны Кавказа, после чего никогда не поверю ни одному дурному слову в адрес этого чрезвычайно порядочного человека.

Среди руководителей советских спецслужб были не только такие люди, как Герой Советского Союза генерал-полковник Серов. После войны органами государственной безопасности руководил, скажем, генерал-полковник Абаку- мов. Из официальных источников: Виктор Семенович Абакумов. Генерал-полков- ник.

Родился в 1908 году в Москве. Член ВКП(б) с 1930 года. Из рабочих. Образование – низшее.

В годы войны – начальник ГУКР – Главного управле- ния контрразведки “СМЕРШ” – заместитель наркома обороны. В 1946-1951 го- дах – министр государственной безопасности СССР. 4 июля 1951 года отстранен от занимаемой должности, а восемь дней спустя арестован. В Прокуратуре СССР был ознакомлен с постановлениями о возбуждении уголовного дела по признакам стал и 58-1 “б” УК РСФСР (изме- на Родине, совершенная военнослужащим) и об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей в Соколыхической тюрьме МВД (печально из- вестная “Матросская тишина”).

Содержался позднее в Лефортовской, Бутырской и во Внутренней тюрьмах МВД СССР. В целях конспирации помещен в одиночной камере как “заключен- ный N 15”. После ареста Абакумова были арестованы его жена Антонина (вместе с двухмесячным сыном ее поместили в “Матросскую тишину”), а также началь- ник Следственной части по особо важным делам МГБ СССР генерал-майор А. Леонов, его заместители полковники В.

Комаров, М. Лихачев, Л. Шварцман, начальник секретариата МГБ полковник И. Чернов 11 его заместитель пол- ковник Я.

Вроверман. 14 декабря 1954 года в здании Дома офицеров Ленинградского военного округа открылось судебное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством генерал-лейтенанта юстиции Е. Л. Зейдина.

Государственным обвинителем на процессе был Генеральный про- курор СССР, действительный государственный советник юстиции Р. А. Руден- ко. Вместе с Абакумовым судили Леонова, Чернова, Комарова, Лихачева, Бровермава.

Виновным себя генерал-полковник Абакумов не признал и заявил в последнем слове, что он остается честным человеком, преданным Цент- ральному Комитету. “Меня оклеветали”. В 12 часов 15 минут 19 декабря 1954 года в Ленинграде сразу же после оглашения приговора Военной коллегией Верховного суда СССР бывший руко- водитель советских спецслужб был расстреляй. При исполнении приговора присутствовал Генеральный прокурор СССР Роман Руденко.

Когда отца назначили наркомом внутренних дел СССР, Виктор Семенович работал в управлении НКВД по Ростовской области. В поле зрения руководс- тва он попал в период, когда началась массовая реабилитация людей, арес- тованных при Ягоде и Ежове. Были созданы в краях и областях специальные группы по реабилитации, куда входили вместе с сотрудниками прокуратуры и работники НКВД. В одну из таких групп включили тогда и Абакумова.

Именно там он и выдвинулся. При его непосредственном участии было освобождено до 60 процентов заключенных, арестованных в Ростовской области. Потом пошла гулять версия, что Абакумов “освобождал заключенных огульно”, за- рабатывая на этом авторитет. Так это или нет, судить не могу, но доброе дело он сделал.

Лучше уж карьеру делать на освобождении невинных людей, чем на арестах, как это делали до него его же коллеги. Года через два, может, раньше Абакумов уже работал в центральном ап- парате НКВД в Москве. И в дальнейшем его служебная карьера складывалась неплохо. Перед войной его назначили начальником Управления особых отде- лов НКВД, а с 1943 года он возглавлял органы военной контрразведки, вхо- дившие уже в состав Наркомата обороны.

В 1946 году, по предложению Сталина, Политбюро освободило от должнос- ти министра государственной безопасности Меркулова. Сталин же предложил назначить руководителем МГБ Абакумова. Мой отец никакого отношения к этому назначению не имел. Именно в тот период, с приходом в МГБ Абакумо- ва, началась слежка за нашей семьей.

Тогда же у нас в доме была установ- лена подслушивающая аппаратура. Но, должен заметить, это не было инициа- тивой нового Министра государственной безопасности. Абакумов просто вы- полнял указания ЦК. В отличие от Меркулова, своего предшественника, оказавшегося, по мне- нию Сталина, излишне мягким человеком для такой должности, Абакумов у нас в доме никогда не бывал.

Причин не знаю, но близким к отцу человеком он никогда не был. Иногда ссылаются на его письма из тюрьмы, адресован- ные моему отцу и Маленкову. Все объясняется просто. Отец в свое время работал в этих же органах, и Абакумов надеялся, что отец примет участие в его судьбе как профессионал.

А с Маленковым, которому, кстати, отец передавал официально все обращения Абакумова, еще проще – Маленков кури- ровал органы государственной безопасности. Смею утверждать, что история МГБ неразрывно связана с именем высоко- поставленного партийного чиновника Маленкова. Куратором органов госу- дарственной безопасности он оказался весьма энергичным. И, признаю, нас- тойчивым и последовательным.

По некоторым источникам, в конце жизни он официально представил доказательства участия в массовых репрессиях и других преступлениях режима своего коллеги Никиты Хрущева. О собственной роли в тех же злодеяниях Георгий Максимилианович умолчал. Все те же дос- товерные источники утверждают, что Маленков передал компрометирующие Хрущева материалы Юрию Андропову. Наверняка в архивах даже сегодня можно обнаружить не меньше компрометирующих материалов и на самого Маленкова.

Кстати, если, как считается, своим назначением на пост министра госу- дарственной безопасности Абакумов обязан не только Сталину, но и Андрею Жданову, то сменивший Абакумова партийный аппаратчик Игнатьев – ставлен- ник Маленкова. Из письма Виктора Абакумова от 18 апреля 1952 года: “Товарищам Берия и Маленкову. Дорогие Л. П.

и Г. М.. Два месяца нахо- дясь в Лефортовской тюрьме, я все время настоятельно просил следователей и нач.

тюрьмы дал мне бумагу написать письма вам и тов. Игнатьеву. Со мной проделали невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере.

Далее в течение месяца допросы организовывали таким об- разом, что я спал всего лишь час-полтора в сутки, и кормили отвратитель- но. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол. Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установ- кой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра.

В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливал- ся. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал. Прошу вас, Л.

П. и Г. М. : 1) Закончить все и вернуть меня к работе.

2) Если какое-то время будет продолжаться эта история, то заберите меня из Лефортово и избавьте от Рюмина и его друзей. Может быть, надо вернуть в Матросскую тюрьму и дать допрашивать прокурорам. Может быть, можно вернуть жену и ребенка домой, я вам вечно буду за это благода- рен. ” Жена Абакумова была освобождена в марте 1954 года, проведя с ребенком в тюрьме без малого три года.

И хотя состава преступления в действиях следователи не обнаружат и дело прекратят, ее на несколько лет вышлют с сыном из Москвы. Судя по некоторым воспоминаниям, следователи (да что следователи – сам Генеральный прокурор Союза ССР Роман Андреевич Руденко. ) настойчиво “выбивали” у арестованного министра государственной безопасности “комп- ромат” на Берия. Абакумов показал, что “отношения у нас были чисто слу- жебные, официальные и ничего другого.

На квартире и даче у Берия я ни- когда не бывал”. Впрочем, это не помешало партийной верхушке сообщить народу, что “расстреляны пособники Берия”. Лишь несколько лет назад Главный военный прокурор – заместитель Генерального прокурора СССР гене- рал-лейтенант юстиции Катусев довольно оригинальным способом “оправдает” Абакумова: “Обвинение Абакумова в том, что он был выдвинут Берия на пост министра государственной безопасности СССР и являлся соучастником прес- тупной заговорщической группы Берия, также опровергается имеющимися в деле доказательствами”. Если отбросить измышления о “преступной заговор- щической группе”, признание немаловажное.

Помню, когда мы заговорили на эту тему с отцом, он прокомментировал арест Абакумова так: мол, он выполнил все, что от него требовалось, и теперь он стал им не нужен. Им – это ЦК и Сталину, чьи указания выполнял Абакумов, будучи министром государственной безопасности. Отец считал, что Абакумов, да и, к сожалению, Меркулов позволили превратить себя в бездумных исполнителей, за что в конечном счете и поп- латились. Партийная верхушка в очередной раз попыталась списать свои грехи на конкретных людей.

Меркулова отец в свое время отстоял, а почему не захотел или не смог помочь Абакумову, мне неизвестно. Видимо, решил просто не вмешиваться в эту историю. Отец очень переживал, что после его ухода из органов безопасности они все сильнее превращались в тот караю- щий меч партии, который, образно говоря, в тридцать девятом он попытался вложить в ножны. Теперь этим мечом размахивали точно так же, как при Ежове.

И одним из виновников этого отец считал Абакумова. Уже оказавшись в Лефортовской тюрьме, я, хотя и находился в полной изоляции, совершенно случайно услышал, как следователи говорили между собой, что Абакумов жив. Я был очень удивлен, потому что таких людей, знающих если не все, то многое, в живых не оставляли. Скорей всего, пар- тийная верхушка выжидала, надеясь, что при любом стечении обстоятельств Абакумов вынужден будет дать те показания, которые будут необходимы пар- тии в тот момент.

Когда нужда в нем отпала – расстреляли. Расстреляли, как и многих других свидетелей и соучастников преступлений. Это ведь ис- пытанный прием был: убрать человека – и концы в воду. Абакумова я не оправдываю.

Но расстреляли-то его за мифические прес- тупления, а не за те, которые он по приказу ЦК и Сталина совершал. Он был обречен уже тогда, когда согласился возглавить органы государствен- ной безопасности. Нисколько не сомневаюсь, что, убрав опасного свидете- ля, партийная верхушка лишила историю очень многих признаний, которые мог бы сделать Абакумов. Думаю, о многом мы до сих пор не догадываем- ся.

“Совершенно секретно. Совет Министров СССР 21 мая 1947 года Товарищу Сталину И. В. Товарищу Молотову В.

М. Докладываю Вам о сле- дующем: В апреле 1942 года американское посольство в СССР нотой в адрес Ми- нистерства иностранных дел СССР сообщило о том, что, по имеющимся у по- сольства сведениям, американский гражданин Оггинс Исай находится в зак- лючении в лагере в Норильске. Посольство по поручению Государственного департамента просило сообщить причину его ареста, срок, на какой осужден Оггинс, и состояние его здоровья. В связи с настояниями американского посольства по указанию товарища Молотова 8 декабря 1942 года и 9 января 1943 года состоялось два свида- ния представителей посольства с осужденным Оггинсом.

Во время этих сви- даний Оггинс сообщил представителям американского посольства, что он арестован как троцкист, нелегально въехавший в Советский Союз по чужому паспорту для связи с троцкистским подпольем в СССР. Несмотря на такое заявление, американское посольство в Москве неод- нократно возбуждало вопрос перед МИД СССР о пересмотре дела и досрочном освобождении Оггинса. Пересылало письма и телеграммы Оггинса его жене, проживающей в США, а также сообщило МИД СССР, что признает Оггинса аме- риканским гражданином и готово репатриировать его на родину. 9 мая 1943 года американскому посольству было сообщено, что “соот- ветствующие советские органы не считают возможным пересматривать дело Оггинса”.

20 февраля 1939 года Оггинс был действительно арестован по обвинению в шпионаже и предательстве. В процессе следствия эти подозрения не нашли своего подтверждения, и Оггинс виновным себя не признал. Однако Особое Совещание НКВД СССР приговорило Оггинса к 8 годам ИТЛ, считая срок зак- лючения с 20 февраля 1939 года. Появление Оггинса в США может быть использовано враждебными Советско- му Союзу лицами для активной пропаганды против СССР.

Исходя из этого, МГБ СССР считает необходимым Оптика Исая ликвидиро- вать, сообщив американцам, что Отгинс после свидания с представителями американского посольства в июне 1943 года был возвращен к месту отбытия срока наказания в Норильск и там в 1946 году умер в больнице в результа- те обострения туберкулеза легких. В архивах Норильского лагеря нами будет отражен процесс заболевания Оггинса, оказанной ему медицинской и другой помощи. Смерть Оггинса будет оформлена историей болезни, актом вскрытия трупа и актом погребения. Ввиду того что жена Оггииса находится в Нью-Йорке, неоднократно обра- щалась в наше консульство за справками о муже, знает, что он арестован, – считаем полезным вызвать ее в консульство, сообщить о смерти мужа.

Прошу ваших указаний. Абакумов”. Соответствующие указания поступили. А теперь процитируем еще один, рассекреченный лишь недавно документ, связанный с бывшим министром госу- дарственной безопасности Виктором Абакумовым.

“В Президиум ЦК КПСС тов. Маленкову Г. М. В процессе проверки материалов на Михоэлса выяснилось, что в фев- рале 1948 г.

в г. Минске бывшим заместителем МГБ СССР Огольцовым сов- местно с бывшим министром ГБ Белорусской ССР Цанава по поручению минист- ра госбезопасности Абакумова была проведена незаконная операция по физи- ческой ликвидации Михоэлса. В связи с этим в МВД СССР был допрошен Абакумов и получены объяснения Огольцова и Цанава. Об обстоятельствах проведения этой преступной опера- ции Абакумов показал: “Насколько я помню, в 1948 г.

глава советского правительства И. В. Сталин дал мне срочное задание – быстро организовать работниками МГБ СССР ликвидацию Михоэлса, поручив это специальным лицам. Тогда было известно, что Михоэлс, а вместе с ним и его друг, фамилии ко- торого я не помню, прибыли в Минск.

Когда об этом было доложено И. В. Сталину, он сразу же дал указание именно в Минске и провести ликвида- цию. Когда Михоэлс был ликвидирован и об этом было доложено И.

В. Сталину, он высоко оценил это мероприятие и велел наградить орденами, что и было сделано” (попутно ликвидировали и агента МГБ СССР Голубова В. И. , сопро- вождавшего Михоэлса).

Было несколько вариантов устранения Михоэлса: а) автомобильная катастрофа, б) путем наезда грузовой машины на малолюдной улице, в) так как оба не давали гарантий, было принято следующее решение – через агентуру пригласить Михоэлса в ночное время в гости к каким-либо знакомым, подать ему машину к гостинице, где он проживал, привезти его на территорию загородной дачи Цанава Л. Ф. , где и ликвидировать, а потом труп вывезти на малолюдную (глухую) улицу города, положить на дороге, ведущей к гостинице, и произвести наезд грузовой машины. Так и было сделано.

Во имя тайны убрали и Голубова, который поехал с Михоэлсом в гости. (на даче они были раздавлены грузовой машиной). МВД считает не- обходимым: а) арестовать и привлечь к уголовной ответственности зам. МГБ СССР Огольцова С.

И. и бывшего министра ГБ Белорусской ССР Цанава Л. Ф. б) Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении участников убийства Михоэлса и Голубова отменить.

Л. БЕРИЯ. 2. IV.

1953 г. “. Будем надеяться, что процитированный документ несколько охладит пыл историков, успевших приписать гибель великого еврейского артиста С. М.

Михоэлса человеку, потребовавшему наказания истинных виновников преступ- ления. Можно только догадываться, какие неожиданные открытия ожидают нас после рассекречивания всей группы дел, связанных с моим отцом. Мало кто знает, что именно отец предложил привлечь к партийной от- ветственности С. Д.

Игнатьева, возглавлявшего МГБ в последние годы жизни Сталина. Предложение члены Президиума ЦК поддержали, КПК при ЦК КПСС бы- ло поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности бывшего главы карательного ведомства. Еще раньше, 5 апреля 1953 года, было принято ре- шение “ввиду допущенных т. Игнатьевым С.

Д. серьезных ошибок в руководс- тве бывшим Министерством государственной безопасности СССР” освободить его от обязанностей секретаря ЦК. Игнатьева вывели из состава ЦК и отп- равили на работу первым секретарем Башкирского обкома КПСС. “Суровое” наказание.

Правда, решилась спустить дело на тормозах партийная верхуш- ка, лишь “убрав” предварительно отца. Факт, как видим, весьма красноре- чивый. Нет, не зря все же несколько поколений советских чекистов настойчиво убеждали, что КГБ, как и его предшественники (ЧК, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, МВД), – вооруженный отряд партии. А когда чекисты сами восставали против произвола и не спешили выполнять явно противозаконные приказы, им умели напомнить, кто есть кто.

Одни тут же брали под козырек, другие, их было, к сожалению, куда меньше, сопротивлялись. Но и “вооруженного отряда партии”, тюрем и лагерей ГУЛАГа советской партократии, как выяснилось, уже было мало. И тогда ЦК решил создать еще одну, “партийную” тюрьму. Сам факт ее существования в СССР тщательно скрывался многие десятилетия.

23 июня 1956 года министр внутренних дел СССР Николай Дудоров доложил специальной запиской Президиуму ЦК КПСС, что при аресте Д. Н. Суханова, работавшего длительное время заведующим секретариатом Маленкова (Д. Су- ханов арестован 14 мая 1956 года), был вскрыт его сейф, в котором обна- ружили написанные Маленковым документы по организации в Москве “особой тюрьмы”, датированная 4 марта 1950 года рукопись о формировании состава нового Советского правительства, справка о наличии агентурных дел на ру- ководящий состав Советской Армии.

16 июня 1956 года арестованный заведу- ющий секретариатом Маленкова показал, что “особую тюрьму” предполагалось организовать в Москве, и, как впоследствии стало мне известно, по адресу Матросская тишина. (Ирония судьбы: там, где находилась созданная партий- ной верхушкой “особая тюрьма” для вчерашних товарищей по партии, содер- жались после неудавшегося путча члены ГКЧП. ) Суханов дал такие показания: “Мне было сказано Г. М.

Маленковым, чтобы я из аппарата ЦК и КПК наз- вал людей, которым можно было бы доверить ведение следственной работы в “особой тюрьме”. В соответствии с этим мною были названы две кандидатуры ответственных контролеров КПК при ЦК КПСС – Захарова и Никифорова. В хо- де организации “особой тюрьмы” мне стало известно, что к работе в ней привлечены работавший в то время в Административном отделе ЦК КПСС Шес- таков и работник МВД СССР Клейменов. За работу по организации “особой тюрьмы” Клейменов и Шестаков отчитывались перед Г.

М. Маленковым”. Нет у меня оснований не доверять и другому источнику. Так, доктор ис- торических наук, профессор генералмайор В.

Некрасов, ссылаясь на неопуб- ликованную рукопись Николая Дудорова, министра внутренних дел СССР в 1956-1960 годах, “50 лет борьбы и побед”, еще в 1990 году в журнале “Со- ветская милиция” N 6 утверждал: “Г. М. Маленков, будучи секретарем Центрального Комитета партии, лич- но в 1950 году занялся организацией в Москве “особой тюрьмы” для ведения в ней следственных политических дел. К делу организации “особой тюрьмы” были привлечены работники отдела административных органов ЦК КПСС, а для следственной работы были привлечены работники КПК при ЦК КПСС.

О ходе организации “особой тюрмы” и ее деятельности докладывали непосредственно Маленкову, в тюрьме был установлен правительственный телефонвертушка. Тюрьма рассчитана на 30-40 человек, с особыми условиями режима, ускорен- ной оборачиваемостью. В ней было 35 кабинетов для следователей, специ- альной охраны и специальных следователей во главе с начальником тюрьмы Клейменовым, которого инструктировал лично Маленков. Осуществлял шефство и наблюдение за тюрьмой И.

Серов, бывший тогда заместитель министра внутренних дел. Были случаи, когда по выходе из кабинета Маленкова в здании ЦК КПСС арестовывались руководящие работники. Например, бывший секретарь ЦК КПСС А. А.

Кузнецов, бывший Председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родио- нов, бывший секретарь Ленинградского обкома партии П. С.

Попков и другие – все они арестованы в приемной Маленкова и отправлены в “особую тюрь- му”, где подвергались пыткам, истязаниям, а затем физически уничтожа- лись. Допросы политзаключенных производились не только в тюрьме, но и часто политзаключенных доставляли из “особой тюрьмы” в специальных автомашинах в здание ЦК КПСС, как правило, к 12 часам ночи, где Маленков допрашивал их поодиночке”. Из письма бывшего министра внутренних дел С. Н.

Круглова в ЦК КПСС от 19 января 1960 года: “В 1950 году по указанию Маленкова, который давал их от имени ЦК пар- тии и со ссылкой на тов. Сталина, МВД было предложено освободить отдель- ное тюремное помещение, назвать начальника этой тюрьмы, укомплектовать тюрьму надзирателями и вахтерами и в дальнейшем этой тюрьмой не зани- маться, так как она будет подчинена ЦК и КПК. МВД СССР и я как министр выполнили это указание. В этой тюрьме я ни разу не был, ни одного чело- века из заключенных не видел, не допрашивал.

Эта тюрьма просуществовала очень короткое время. Помню со слов начальника тюрьмы т. Клейменова, что в одно время туда был доставлен из тюрьмы МГБ арестованный в то время Кузнецов А. А.

Через некоторое время он снова работниками МГБ переведен в тюрьму МГБ. Министерству было разрешено использовать тюремное помеще- ние на общих основаниях по своему усмотрению. Все это могут подтвердить бывшие зам. министра тт.

Серов, Обручников, быв. начальник тюремного уп- равления т. Кузнецов и другие”. Это ли не свидетельство.

Десятки источников попрежнему обвиняют в создании специальной тюрьмы моего отца. В январе 1960 года это же обви- нение было предъявлено Сергею Круглову. И кем. Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС.

Тем самым КПК, которому и была подчинена специаль- ная тюрьма. “Запамятовал”, впрочем, как всегда, о своей постыдной роли и ЦК КПСС. С. Круглов однозначно указал на человека, поручившего МВД от имени ЦК подготовить новую тюрьму, – Маленкова.

Довольно любопытны и другие пункты обвинения, предъявленного при иск- лючении из партии бывшему министру внутренних дел. Например, участие в выселении жителей Чечене-Ингушетии в 1944 году. И здесь КПСС и ее “бое- вой штаб” вроде бы ни при чем. Приехали злодеи из НКВД и велели соби- раться невинным людям в дальний путь.

А приказ о выселении кто отдал. Впрочем, вопрос риторический. Трудно сказать. Читали или нет письмо С.

Круглова секретари ЦК КПСС Л. Брежнев, М. Суслов и Н. Игнатов, к которым он обращался, но в партии отставного генерала не восстановили.

“Я готов понести любое наказание от партии”, – писал бывший министр внутренних дел, но партии эта жертва бы- ла уже ни к чему – на Круглова и ему подобных давно списали все преступ- ления, совершенные Системой. Речь, разумеется, не идет о том, виновен в чем-то человек, возглав- лявший МВД семь лет при Сталине и три года после смерти диктатора, или нет. Виновен, конечно, как и абсолютно все руководители ведомств, в чьих стенах творилось беззаконие. И не суть важно, где именно – в центральном аппарате, областном центре или захудалом районе.

Но задумаемся вновь над тем, кто поручал организовывать тому же Круглову специальную партийную тюрьму, выселять репрессированные народы и т. п. В последние годы много говорилось о том, что самую неблаговидную роль в репрессивной политике ВКП(б) сыграл Вышинский, Из официальных источников: Андрей (Анджей) Вышинский. С 1935 до 1939 года – Прокурор СССР.

Родился в Одессе в 1883 году. Учился на юридическом факультете Киевс- кого университета. По направлению Московского комитета партии работал председателем коллегии защитников, но в адвокатах проходил всего нес- колько месяцев. Дальнейшая карьера: прокурор уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР, Председатель Специального Судебного Присутствия на так называемом Шахтинском процессе (государственный обвинитель – Ни- колай Крыленко), член коллегии наркомпроса, с июня 1933 года – замести- тель Прокурора СССР, с 1935 года – Прокурор СССР.

Участник всех известных политических процессов 30-х годов. Профессор, ректор Московского университета по совместительству. Автор известного труда “Теория судебных доказательств в уголовном праве”. Из выступлений А.

Вышинского на процессах: “Взбесившихся собак я тре- бую расстрелять всех до одной”, “Соблюдение процессуальных норм и пред- варительные санкции на арест не требуются”, “Законы надо отложить в сто- рону”. Научная деятельность известного ученого-юриста отмечена Сталинс- кой премией 1 степени. С января 1939 года – академик, с июня – заместитель Председателя Сов- наркома, впоследствии – заместитель министра иностранных дел СССР. Награжден шестью орденами Ленина.

Скончался в ноябре 1954 года. Прах захоронен в Кремлевской стене. Вышинского я видел, конечно, но знакомы мы не были. Как прокурора отец его не признавал.

Когда он стал наркомом, Вышинского из Прокуратуры Союза убрали. Сопоставьте даты. Он уже не нужен был Политбюро и Сталину, как Ягода, Ежов. У отца были совершенно иные представления о проку- рорском надзоре.

При Вышинском органы прокуратуры, по сути, были таким же карающим мечом, как и органы безопасности. Отец же перед назначением на должность предложил усилить прокурорский надзор. Словом, если бы Вы- шинского оставили в прежней должности, они бы работать не смогли. Это однозначно.

Совершенно разные люди. Вышинский ведь выдвинул в свое время страшную теорию: “Признание – царица доказательств”. А как “выбивались” из арестованных эти признания, было хорошо известно. И дипломатом Вышинского отец никогда не считал.

Называл помесью дип- ломата с прокурором. А чаще – мерзавцем. Так что ни о какой взаимной симпатии, разумеется, речь не идет. Думаю, и Вышинский видел, что отец его просто-напросто игнорирует.

Дело в том, что у него к Вышинскому была давняя неприязнь, еще с Грузии. Отец не мог и ему, и Ульриху простить гибель людей, которых он пытался спасти. Вспоминаю такой случай. Как-то мы с отцом были на даче, а маму “Крем- левка” отправила на лечение в Карповы Вары в Чехословакию.

Мама звонит и говорит, что там же семья Вышинского находится. Отец – таким я его видел крайне редко – в лице изменился и довольно резко сказал: – Никаких контактов с этими мерзавцами. Я потом спросил, а в чем дело. – Ты себе не представляешь, – ответил отец, – сколько этот мерзавец хороших людей погубил.

То, что Вышинский – перевертыш, был меньшевиком, сотрудничал с царс- кой охранкой, было известно. И Сталин об этом, естественно, знал. Но удобно было такого человека под рукой иметь. А в то, что Вышинский в свое время подписал ордер на арест Ленина, не поверю.

Этого ему бы не простили. О нем много выдумок ходит. Утверждают даже, что он имел какое-то влияние на Сталина. На Сталина никто особого влияния не имел.

А Вышинский тем более. Был ли он пешкой в руках Ста- лина. Пешкой – да, но пешкой инициативной, той, что и ферзя может взять. Он не только проводил линию, удобную Сталину, но и активно ее развивал.

Когда я смотрел старую кинохронику, запечатлевшую его выступления на по- литических процессах, был потрясен. Страшный человек. Мешик, Мильштейн. Имена этих руководителей МВД Украины тоже нередко связывают с моим отцом.

Мешика я никогда не видел, но знал, что он назначен министром внут- ренних дел Украины по предложению моего отца. Человек он в органах госу- дарственной безопасности был неслучайный – многие годы проработал в ЧК, НКВД, МГБ. Генерал-лейтенант. Это был руководитель уровня Круглова.

Ду- маю, в его порядочности и компетентности, деловых качествах отец не сом- невался, иначе такое назначение не состоялось бы. В декабре 1953 года его расстреляли вместе с Меркуловым, Деканозовым, Кобуловым и другими. Мильштейна знал, знал и его жену, сына, он был моим ровесником. Само- го Мильштейна я знал по спортивному обществу “Динамо”.

В свое время он был хорошим спортсменом. Биография его довольно типична: с двадцатых на разных должностях в ЧК, в НКВД работал начальником одного из управлений и был одним из руководителей спортобщества “Динамо”. К разведке Миль- штейн отношения не имел, но через его брата, который жил в Америке, был выход на широкую агентурную сеть. С приходом Абакумова в МГБ Мильштейна перевели заместителем министра лесной промышленности.

Когда отец возвратился в МВД, порекомендовал его заместителем к Мешику, на Украину. ЦК КПСС и ЦК компартии Украины дали согласие. Знаю, что его даже не арестовали, хотя министра расстреляли. Объясне- ние простое: его не смогли взять живым.

Когда Мильштейн увидел, что его хотят арестовать, предупредил, что этого не допустит. В перестрелке, как мне рассказывали, он застрелил человек восемь. Такой конец. Выступая на республиканской партийной конференции органов внутренних дел весной пятьдесят третьего, новый руководитель МВД С.

А. Мешик ска- жет, обращаясь к собравшимся: “Прежде всего я хочу поздравить вас с тем, что руководство Министерс- твом внутренних дел поручено сейчас товарищу Лаврентию Павловичу Берия, что кончился наконец мрачный период, когда органы государственной безо- пасности находились в руках авантюристов типа Абакумова, Рюмина и поли- тических банкротов типа Игнатьева. Мне хочется напомнить вам, товарищи, мрачную страницу в истории органов, относящуюся к 1937-1938 годам, когда заговорщик Ежов широко развернул свою предательскую деятельность, кото- рая заключалась, в частности, в том, что, следуя своим вражеским целям, Ежов уничтожил огромное количество преданных Родине и партии людей. Вто- ричный приход товарища Берия к руководству чекистскими органами вновь ознаменовался разоблачением преступников, стоящих у руководства МВД, и исправлением искривлений в работе органов.

” Мешик ошибся. Не пройдет и полугода, как отец будет убит, как будут расстреляны после шитого белыми нитками следствия и сам Мешик, и другие генералы, поверившие, что “мрачный период” действительно кончился. Орга- ны безопасности, работающие в рамках закона, правящей партии были не нужны. Карающий меч большевизма не должен думать.

Если верить стенограмме судебного процесса, тот же подсудимый Мешик произнесет в декабре все того же пятьдесят третьего совершенно другие слова: “Я считаю, что подлым и мерзким преступлением Берия в этой части яв- ляется то, что он убедил следователей в том, что избиения арестованных дозволены и санкционированы инстанцией. Преступлением является и то, что он создал вокруг избиений и истязаний атмосферу безнаказанности, на что суд и прокуратура должным образом не реагировали. Он растлил следствен- ный аппарат НКВД. Следователи, в том числе и я, применяли избиения и ис- тязания арестованных, считая, что так нужно.

Я говорю об этом не с целью смягчения вины. ” Когда же был искренен бывший министр внутренних дел Украины. Попробу- ем, читатель, немного порассуждать с позиций элементарной логики. Итак, отец вновь возглавил печально известное ведомство.

Возглавил, нетрудно догадаться, поддавшись уговорам ближайших соратников – Хрущева, Маленкова и других. Для первого заместителя главы правительства и члена Президиума ЦК кресло министра – отнюдь не логическое продолжение карь- еры. Но он на это идет, надеясь, что, как и тогда, до войны, прекратит репрессии, проводившиеся при Абакумове и Игнатьеве. Обратите внимание: на республиканской конференции в Киеве Мешик гово- рит об этом перед большой аудиторией совершенно открыто, как о вещах об- щеизвестных.

До разоблачительного XX съезда еще несколько лет, а тут ми- нистр называет вещи своими именами. Чего стоят одни фразы о массовых репрессиях тридцатых годов, остановленных при активном участии отца, о “разоблачении преступников, стоящих у руководства МВД” в послевоенные годы. Выходит, не было никакого прорыва к гласности ни на XX съезде, ни много лет спустя на апрельском Пленуме восемьдесят пятого. Правда была сказана гораздо раньше.

А почему Мешик на процессе говорил совершенно противоположное, дога- даться нетрудно – костоломов у партии всегда хватало. Судьба действительно обошлась с моим отцом жестоко. Полгода для реа- лизации интересных замыслов, превращения карательного ведомства в дейс- твительно правоохранительный орган – не срок. Но и этого времени хватило энергичному и последовательному политику, чтобы успеть сделать немало.

Уже 17 марта 1953 года он подписывает записку Председателю Совета Ми- нистров СССР с проектом постановления Совмина по реорганизации МВД. Предлагает, в частности, оставить в МВД только оперативный аппарат, пе- редав все строительные главки и стройки МВД соответствующим министерс- твам, а ГУЛАГ передать в министерство юстиции. На следующий день поста- новлением Совета Министров СССР исправительно-трудовые лагеря и колонии со всеми службами, органами и подразделениями были переданы в Минюст, а стройки МВД – в ведение строительных министерств. 24 марта 1953 года отец направляет записку в Президиум ЦК КПСС Н.

С. Хрущеву. Одновременно записка рассылается членам Президиума ЦК Г. М.

Ма- ленкову, В. М. Молотову, К. Е.

Ворошилову, Н. А. Булганину, Л. М.

Кага- новичу, А. И. Микояну, М. 3.

Сабурову, М. Г. Первухину. Речь идет о том, что, по мнению отца, содержание большого количества заключенных, среди которых имеется значительная часть осужденных за преступления, не предс- тавляющие серьезной опасности для общества, не вызывается государствен- ной необходимостью.

Смысл документа сводился к тому, что необходима ши- рокая амнистия. Проектом Указа, предложенного новым министром внутренних дел, предлагалось освободить из мест заключения до миллиона людей – едва ли не каждого второго. 27 марта Президиум Верховного Совета такой Указ принял. Как вспоминают ветераны органов государственной безопасности и внут- ренних дел, изменилась сама атмосфера, царившая в кабинетах карательных ведомств.

Но перемены, как мы уже знаем, были обречены, как и те люди, которые их начинали. И Хрущев, и Маленков уже рвались к безраздельной власти. Говорят, нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Отец попытался.

На- верняка ему казалось, что ситуация, сложившаяся к середине марта пятьде- сят третьего, близка к той, когда он возглавил это ведомство впервые. Но теперь – проще. Он давно не новичок на кремлевском Олимпе, как это было в конце тридцать восьмого, над страной не нависает угроза большой войны, в конце концов нет Сталина, нет Жданова. Да и окружают люди, искренне разделяющие его взгляды.

Коллеги. Так ему по крайней мере казалось. Тогда, до войны, он начинал с этого же, с восстановления законности. К счастью, документы, подтверждающие самое активное участие отца в борь- бе с произволом, сохранились.

Из официальных источников: В феврале 1939 года была арестована и привлечена к ответственности группа работников Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота за массовые необоснованные аресты и применение незаконных методов ведения следствия. Приказ о привлечении виновных к уголовной ответственности подписан наркомом внутренних дел Лаврентием Берия. 9 ноября 1939 года НКВД СССР издает приказ “О недостатках в следс- твенной работе органов НКВД”, предписывающий освободить из-под стражи незаконно арестованных по всей стране, установить строгий контроль за соблюдением всех уголовно-процессуальных норм. Ранее, 26 ноября 1938 го- да, новый нарком Л.

П. Берия подписывает приказ о порядке осуществления требований постановления “Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия”. Этот документ осуждал массовые аресты, укоренившийся в орга- нах НКВД упрощенный порядок расследования, при котором следователь огра- ничивался получением от обвиняемого признания своей вины и нисколько не заботился о подкреплении этого признания показаниями свидетелей, актами экспертизы, вещественными доказательствами. Было запрещено производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению, предписано производить аресты только по постановлению суда или с санкции прокурора, ликвидировались судебные “тройки”, повышалась требовательность к лицам, нарушающим законность.

Вскоре были преданы су- ду многие работники НКВД, занимавшиеся фальсификацией следственных доку- ментов, подлогами, арестами невиновных. Но одного из главных виновников того дела новому наркому тронуть не позволят. И Ворошилов, как всегда, уйдет от ответственности. Но нена- висть к нему “первый наш маршал” сохранит надолго.

Когда партийная вер- хушка соберет в пятьдесят третьем Пленум ЦК, чтобы заклеймить “заговор- щика”, Климент Ефремович, на чьей совести десятки тысяч погубленных жиз- ней, цвет Красной Армии, вдохновенно будет поддерживать самые несуразные и лживые утверждения. Столь же рьяно будут лгать Маленков, Хрущев, Кага- нович, все те, чьи руки обагрены кровью миллионов. Лгут о бывшем министре внутренних дел и сегодня. В 1993 году сразу несколько украинских газет опубликовали с соответствующими комментариями “секретный приказ, найденный в Государственном архиве общественных орга- низаций”.

Приведем его с несущественными сокращениями. “Совершенно секретно Приказ N 0078/42 22 июня 1944 г. г. Москва По народному комиссариату внутренних дел Союза ССР и народному комис- сариату обороны Союза ССР.

Содержание: О ликвидации саботажа на Украине и контроле над команди- рами и красноармейцами, мобилизованными из освобожденных областей Украи- ны. Агентурной разведкой установлено: За последнее время на Украине, особенно в Киевской, Полтавской, Вин- ницкой, Ровенской и других областях, наблюдается явно враждебное настро- ение украинского населения против Красной Армии и местных органов Со- ветской власти. В отдельных районах областях украинское население враж- дебно сопротивляется выполнять мероприятия партии и правительства по восстановлению колхозов в сдаче хлеба для нужд Красной Армии. Поэтому в целях ликвидации и контроля над мобилизованными красноармейцами и ко- мандирами освобожденных областей Украины ПРИКАЗЫВАЮ 1.

Выслать в отдаленные края Союза ССР всех украинцев, проживавших под властью немецких оккупантов. Выселение производить: а) в первую очередь украинцев, которые работали и служили у немцев; б) во вторую очередь выслать всех остальных украинцев, которые знако- мы с жизнью во время немецкой оккупации; в) выселение начать после того, как будет собран урожай и сдан госу- дарству для нужд Красной Армии. 2. Выселение производить только ночью и внезапно, чтобы не дать скрыться другим и не дать знать членам его семьи, которые находятся в Красной Армии.

3. Над красноармейцами и командирами из оккупированных областей уста- новить следующий контроль: а) завести в особых отделах специальные дела на каждого; б) все письма проверять не через цензуру, а через особый отдел; в) прикрепить одного секретного сотрудника на 5 человек командиров и красноармейцев. 4. Для борьбы с антисоветскими бандами перебросил” 12-ю и 25-ю кара- тельную дивизии НКВД.

Приказ объявить до командира полка включительно. Народный комиссар внутренних дел Союза ССР БЕРИЯ. Зам. народного комиссара обороны Союза ССР, Маршал Советского Союза ЖУКОВ.

Верно: начальник 4-го отделения полковник ФЕДОРОВ”. Напомню: в свое время о том, что всех украинцев предполагалось “заг- нать в Сибирь”, говорил и Хрущев. В детали, правда, не вдавался. Не этот ли секретный приказ имел в виду бывший Первый секретарь ЦК КПСС.

Сенсация, в отличие от многих подобных, лопнула, как мыльный пузырь. Вскоре та же центральная украинская печать и информационные агентства сообщили: фальсификация. Ложь по поручению ветеранов Великой Отечествен- ной войны разоблачили председатель Киевского городского совета ветеранов генерал-лейтенант А. Шарыгин и председатель Украинского комитета Героев Советского Союза, почетный гражданин г.

Киева генерал-лейтенант М. Пили- пенко: “Как содержание, так и форма этого “документа” сразу же при прочтении вызвали у нас, ветеранов Великой Отечественной войны (а многие из нас занимали в действующей армии командные должности), серьезные сомнения в его подлинности. И действительно, проведенная проверка по архивам упомя- нутых ведомств показала, что такого “приказа” в природе не существовало. Под одним из названных номеров приказ НКВД был, но совершенно иного со- держания.

И самым поразительным оказалось ознакомление с документами, хранящи- мися в Государственном архиве общественных организаций Украины. Упомяну- тый в газете документ там действительно хранится. Но это – немецкая лис- товка, которую фашисты разбрасывали в 1944 году вдоль линии фронта. Из- готовлена эта листовка была ведомством Геббельса, о чем на ней сделана соответствующая отметка.

Хранится она вместе с другими подобными листов- ками лживого провокационного содержания. При проверке также выяснилось, что в 1992 году с этой листовкой действительно знакомился В. Марочкин, научный сотрудник Института археологии Академии наук Украины. Именно он и дал “новую жизнь” геббельсовской фальшивке и подал ее как подлинный документ.

Эту грязную фальшивку затем использовал в своих це- лях известный лидер “Руха” Иван Драч в одной из своих публикаций, назвав ее “бомбой, взорвавшейся среди читателей”. Нам хорошо понятна провокаци- онная цель. ” Цель действительно видна, как говорится, невооруженным глазом: поли- тика. Но сама история, связанная с фальсификацией, показалась нам дос- таточно типичной.

Сколько их, таких же “документальных свидетельств”, гуляет еще по свету. продолжение

Статья взята с: http://javot.net