Расхожей банальностью стало утверждение о том, что Советскому Союзу никогда не удалось бы создать атомное и термоядерное оружие без помощи наших разведчиков. По современному освещению проблемы средствами массовой информации они везли в страну сверхсекретные документы по работе соответствующих устройств если не вагонами, то уж точно чемоданами. «Наши» телевизионщики назойливо повторяют показ бывших секретными документов и чертежей с резолюциями «ознакомить». Советским «лапотникам», по понятиям журналистов, оставалось только читать эти документы да копировать изделия.
Не совсем понятно, почему данным инсинуациям не дают должного отпора те, кому по роду занятий, казалось бы, сделать легче всего, а именно – участники этих работ. Нельзя сказать, что они совсем не пишут, но их изложение всегда какое-то стеснительное, недоговоренное. Особенно это касается истории термоядерной бомбы. Сейчас в связи с рассекречиванием многих документов стало возможным ясно и четко показать, кто у кого и что воровал.
Ядерный реактор и ядерная бомба
В отличие от обычной взрывчатки ядерная бомба начинена радиоактивным веществом, например, U-235, которое постоянно «тлеет», часть атомов этого вещества самопроизвольно распадается на осколки, выделяя огромное количество энергии. Пока данного вещества мало, осколки и выделившееся тепло излучаются наружу. Но при достижении определенной массы, называемой критической, получившиеся при самопроизвольном распаде частицы (нейтроны) попадают в соседние атомы, которые под их ударами теперь уже вынужденно распадаются, выделяют дополнительную энергию и новые нейтроны. Так происходит цепная ядерная реакция. Если критическая масса достигается медленно и под управлением, а выделяющаяся энергия превращается в тепло и отводится, то данное устройство называется ядерным реактором. В бомбе, чтобы получить взрыв, сверхкритическая масса получается быстрым соединением нескольких докритических кусков путем сжатия их подрывом обычной взрывчатки.
К 1942 году, к году запуска ядерного реактора в США, все открытия, необходимые для создания атомной и термоядерной бомб, в мире были сделаны. И не только сделаны, но и опубликованы. Открываем учебное пособие – «Курс общей химии» – д.х.н. Б.В. Некрасова, изданное в 1945 году (сданное в производство 15.01.1945 г., до проведения испытания ядерного заряда в США), и на с. 951 читаем: «Изучение процесса взаимодействия урана с нейтронами привело к открытию совершенно нового пути распада – деления ядра на две более или менее равных части (Ган и Штрассман, 1939 г.). Такое деление (позже обнаруженное также для ядер тория, протактиния и иония) особенно характерно для изотопа U-235 и происходит в результате поглощения его ядром медленно движущегося нейтрона. Весьма важно то, что оно сопровождается не только образованием двух новых «осколочных» ядер, но и испусканием нейтронов (в среднем по два на каждое деление), которые могут, в свою очередь, вызвать деление соседних ядер U-235. Таким образом, становится принципиально возможным самопроизвольное продолжение однажды начавшегося процесса.
Так как деление ядер происходит с громадным энергетическим эффектом, рассматриваемый процесс открывает наиболее реальные в настоящее время перспективы практического использования внутриатомной энергии. Однако на этом пути встречаются значительные технические трудности, связанные с необходимостью предварительного обогащения сравнительно редким изотопом U-235 больших количеств урана». А далее мелким шрифтом.
«Для обеспечения бесперебойности процесса деления масса применяемого урана должна быть очень велика (порядка тонн), так как лишь при этих условиях создается достаточная вероятность попадания нейтронов в ядра. Как уже указывалось ранее, содержание U-235 в обычном уране составляет всего лишь 0,55%. Между тем, даже по наиболее эффектному методу разделения изотопов при помощи термодиффузии для обогащения 5 г UF6 легким изотопом в 6-7 раз потребуется 80 дней работы специально запроектированной установки».
Имея только это описание и достаточное количество урана, уже можно приступать к конструированию ядерного реактора и бомбы. Но ведь ни грамма урана нам никто не дал, а его требовалось не граммы, а тонны и много тонн. Кроме урана необходимы были сверхчистый графит, тяжелая вода, конструкционные материалы и многое, многое другое. Все это мы сами добыли, обогатили, технологии разработали, промерили, проверили и реактор запустили. Четкая организация и самоотверженный труд не только ученых, заслуженно пользующихся славой, но и тысяч безвестных рабочих, инженеров, технологов и конструкторов обеспечили успех. Да, разведчики внесли свою лепту, но она была малой частью грандиозного дела. И не надо забывать, что это было время после только что закончившейся самой разрушительной для нашей страны войны. Не о бомбе всем хотелось думать, а о восстановлении разрушенного хозяйства. Вместо этого, чтобы не искушать американцев на повторение процедуры умиротворения Москвы и других наших городов, какую они совершили в Японии с Хиросимой и Нагасаки, нам пришлось вплотную заняться созданием своего подобного оружия, которое и было успешно испытано в 1949 г. Такова краткая история с созданием ядерной бомбы, в которой никого не называют «отцом» этой бомбы: ни американской, ни советской. Называют технических и научных руководителей работ: американцев – генерала Л.Р. Гровза и ученого Д.Р. Оппенгеймера и советских – Л.П. Берию и И.В. Курчатова. Все потому, что никто в создание ядерной бомбы не внес существенного или принципиального вклада в сравнении с остальными участниками. Это были плоды коллективного труда, кого-то больше, кого-то меньше.
Водородная бомба «папаши»
Другое дело – водородная бомба. Здесь уже есть и ее «папаши», американской – Э. Теллер, советской – А. Сахаров. Про американца пусть пишут соотечественники, нам интереснее свой. «Роль этого великого человека – талантливого физика, гражданина мира – в происходящих глубоких изменениях в нашей стране необычайно велика. Его имя принадлежит истории. Но время всестороннего анализа деятельности А.Д. Сахарова (а мы не сомневаемся, что такой анализ будет проведен) еще впереди». [1] Выступления Сахарова, активного члена «Межрегиональной группы» Съезда народных депутатов – разрушителей Советского Союза, – широко освещалось СМИ. Менее известно его реальное участие в создании водородной бомбы.
«Отцом водородной бомбы в Советском Союзе по праву считается А.Д. Сахаров. Среди создателей атомной и водородной бомб в первой шеренге стоят также имена И.В. Курчатова (научного руководителя ядерных программ), И.Е. Тамма, Ю.Б. Харитона, Я.Б. Зельдовича, К.И. Щелкина, Е.И. Забабахина». [2, с. 886]
Вспомним, что после окончания Второй мировой войны бывшие союзники опять оказались по разную сторону баррикады и не по вине СССР. «Вскоре после Хиросимы военные стратеги в Вашингтоне начали размышлять о способах применения атомных бомб против Советского Союза. Самый первый список целей атомного нападения был подготовлен 3 ноября 1945 года». [9, с. 301] В результате войны СССР приобрел большой международный авторитет, развернутую военную промышленность и союзников в Европе и Азии. США приобрели то же самое, плюс огромный промышленный потенциал и атомную бомбу. В 1947 году госсекретарь США Дж. Маршалл выступил с планом восстановления главных отраслей промышленности стран Европы и СССР при условии, что эти страны обязывались способствовать развитию «свободного предпринимательства», т.е. поощрять частные американские инвестиции, расходование которых контролировалось бы США. 16 западноевропейских стран, в основном будущие страны НАТО, подписали соглашение. И.В. Сталин на такие условия сотрудничества не пошел. Противостояние обострялось тем, что идеи национальной независимости находили поддержку у народов не только колониальных стран, но и европейских капиталистических. И на пути США к мировой гегемонии стоял только Советский Союз. Успешное испытание советской ядерной бомбы устанавливало военный паритет соперничающих сторон, что никак не устраивало Америку.
31 января 1950 года Президент США Г. Трумен выступил с заявлением о том, что дал указание Комиссии по атомной энергии «продолжать работу над всеми видами атомного оружия, включая так называемую водородную или сверхбомбу». [3, с. 1096] Для Советского правительства такой поворот событий не был неожиданностью.
Обсуждения и теоретические работы в США над водородной бомбой велись и ранее, с тех пор, как началась работа над ядерной бомбой. В марте 1948 года в Лондоне состоялась встреча К. Фукса, теоретика и одного из разработчиков американской водородной бомбы с нашим резидентом, «во время которой он передал для СССР материалы, оказавшиеся первостепенной важности. Среди этих материалов был новый теоретический материал, относящийся к сверхбомбе. … В качестве первичной атомной бомбы использовалась бомба пушечного типа на основе урана-235 с отражателем из окиси бериллия. Вторичным узлом являлась жидкая ДТ-смесь. … Инициирующий отсек примыкал к длинному цилиндрическому сосуду с жидким дейтерием». [3, с. 1099] В этой схеме предполагалось, что взорвавшаяся ядерная бомба нагревает смесь дейтерия с тритием до температуры в несколько миллионов градусов, что вызовет термоядерную реакцию.
Мощность взрыва водородной бомбы ограничивается только возможностью ее транспортировки. Дело в том, что жидкий дейтерий и тритий (их температура близка к абсолютному нулю) требуют особого хранения. Они помещаются в криостат, сосуд с двойными стенками, между которыми вакуум, этот сосуд погружается в жидкий гелий, находящийся в таком же криостате, тот в свою очередь погружен в подобный же сосуд с жидким азотом. Сжиженные газы испаряются, их надо улавливать и снова охлаждать. Необходима криогенная техника и ее непрерывное обслуживание. «Обсуждалось, например, что бомбу, замаскировав, доставят на корабле к берегам Америки и там взорвут, уничтожив полстраны. (Сравните приведенное в книге Сахарова обсуждение сходного предложения, которое вел А.Д. Сахаров с контр-адмиралом Ф. Фоминым. Интересна реакция Ф. Фомина: «Мы, моряки, не воюем с мирным населением»)». [5, с. 71]
«10 июня 1948 года Постановление СМ СССР обязывало КБ под руководством Ю.Б. Харитона провести проверку данных о возможности осуществления … водородной бомбы. … В июне этого же года специальная группа ФИАН СССР в составе И.Е Тамма, С.З. Беленького и А.Д. Сахарова приступила к работе по проблеме ядерного горения дейтерия. В состав группы вскоре вошли В.Л. Гинзбург и Ю.А. Романов». [3, с. 1099]
Здесь уместно привести некоторые биографические данные А. Сахарова. Родился в 1921 году, в 1938-м поступил в Московский университет, в 1942-м окончил учебу в Ашхабаде, куда эвакуировался вместе с университетом, и распределился на завод в Ковров. В 1945-м поступает в аспирантуру к И.Е. Тамму. Вот что пишет В.Б. Адамский о Тамме и его взаимоотношениях с Сахаровым: «…И.Е. Тамм, человек резкий, импульсивный, нетерпимый ко всякой фальши и неспособный к какому-либо конформизму, оказавший, как мне представляется, большое влияние как учитель и гражданин на Андрея Дмитриевича в начале его пути». [1, с. 26]
В конце января 1950 года «Клаус Фукс продиктует и подпишет заявление в лондонском Военном министерстве, признавшись в том, что он передавал сверхсекретную информацию в СССР – о конструкции образцов ядерного оружия, разработанных в Лос-Аламосской лаборатории во время войны и вскоре после ее окончания. Всего четыре дня спустя после письменного признания Фукса (31.01.1950) президент Гарри Трумэн направил Комиссии по атомной энергии США директиву возобновить работы по программе создания супербомбы. … Не прошло и месяца со дня появления директивы Трумэна о программе создания водородной бомбы, как обнаружилось, что почти все более или менее важные предположения о конструкции водородной бомбы, принятые к этому времени и известные Фуксу, оказались неверными. Г. Бете (глава теоретического отдела Лос-Аламосской лаб.) писал: «Если русские действительно начали свою термоядерную программу на основе именно той информации, что они получили от Фукса, то их программа также должна была провалиться. … После начала серьезной работы над ней (супербомбой) и как цепь «случайных» событий, произошедших много времени спустя после того, как Фукс покинул Лос-Аламосс, привела к совершенно новой концепции термоядерного оружия, известной ныне под названием водородной бомбы Теллера-Улама». [6, с. 154] Советским физикам выводы Г. Бете не были известны. 1 ноября 1952 года США провели испытание термоядерного устройства с жидким дейтерием тротиловым эквивалентом порядка 10 млн. т. Конструкция этого устройства не рассекречена до сих пор, поэтому даже его вес разными авторами указывается разный. Ю.Б. Харитон называет – 65 т [7, с. 201], а Б.Д. Бондаренко – 80 т. [2, с. 892] Но сходятся в одном, устройство – огромное лабораторное сооружение величиной с двухэтажный дом, его трудно транспортировать, то есть это не было бомбой.
Кто отец
Примерно через месяц после директивы Президента США форсируются работы в СССР. 26 февраля 1950 г. было принято Постановление СМ СССР «О работах по созданию РДС-6» (РДС-6 – шифр водородной бомбы), которым предписывалось создание бомбы с тротиловым эквивалентом 1млн. т и весом до 5 т. Постановление предусматривало использование в конструкции трития. В тот же день было принято Постановление СМ СССР «Об организации производства трития». [3, с. 1100]
На пути к поставленной Правительством цели просматривались трудно преодолимые проблемы.
«Как известно, в водородной бомбе идет реакция слияния трития Т и дейтерия Д, Т+Д или Т+Т. Поэтому для создания водородной бомбы был необходим тритий. В конце 40-х – начале 50-х годов, когда встал вопрос о создании водородной бомбы, в СССР трития не было. (Тритий нестабилен, его период полураспада 8 лет, поэтому в природе, например, в воде, он существует в незначительных количествах.) Тритий можно производить в атомных реакторах, работающих на обогащенном уране. В начале 50-х годов в СССР таких реакторов не было, была только поставлена задача их сооружения. Было очевидно, что за короткое время, 2-3 года, не удастся наработать значительное количество трития». [5, с. 70]
Но одновременно с Советом Министров и Академией Наук СССР обороно-способностью страны был озабочен солдат срочной службы Советской Армии Олег Александрович Лаврентьев. Ему удалось обойти возникшие трудности.
«С ядерной физикой я познакомился в 1941 г., когда учился в 7 классе средней школы. Я прочитал только что вышедшую книгу «Введение в ядерную физику» (автора я не помню), где нашел для себя много интересного. Из нее я впервые узнал про атомную проблему, и возникла моя голубая мечта – работать в области атомной энергетики.
Дальнейшему моему образованию помешала война. В 18 лет я ушел добровольцем на фронт. Участвовал в боях за освобождение Прибалтики. После окончания войны служил на Сахалине. Там для меня сложилась благоприятная обстановка. Мне удалось переквалифицироваться из разведчиков в радиотелеграфисты и занять сержантскую должность. Это было очень важно, так как я начал получать денежное довольствие и смог выписать из Москвы нужные мне книги, подписаться на журнал УФН. В части имелась библиотека с довольно большим выбором технической литературы и учебников. Появилась четкая цель, и я начал подготовку к серьезной научной работе. По математике я освоил дифференциальное и интегральное исчисление. По физике проработал общий курс университетской программы: механику, теплоту, молекулярную физику, электричество и магнетизм, атомную физику. По химии – двухтомник Некрасова и учебник для университетов Глинки.
Особое место в моих занятиях занимала ядерная физика. По ядерной физике я впитывал и усваивал все, что появлялось в газетах, журналах, передачах по радио. Меня интересовали ускорители: от каскадного генератора напряжения Кокрофта и Уолтона до циклотрона и бетатрона; методы экспериментальной ядерной физики, ядерные реакции заряженных частиц, ядерные реакции на нейтронах, реакции удвоения нейтронов (n, 2n), цепные реакции, ядерные реакторы и ядерная энергетика, проблемы применения ядерной энергии в военных целях. Из книг по ядерной физике у меня тогда были: М.И. Корсунский, «Атомное ядро»; С.В. Бреслер, «Радиоактивность»; Г. Бете, «Физика ядра».
Идея использования термоядерного синтеза впервые зародилась у меня зимой 1948 года. Командование части поручило мне подготовить лекцию для личного состава по атомной проблеме. Вот тогда и произошел «переход количества в качество». Имея несколько дней на подготовку, я заново переосмыслил весь накопленный материал и нашел решение вопросов, над которыми бился много лет подряд: нашел вещество – дейтерид лития-6, способное сдетонировать под действием атомного взрыва, многократно его усилив, и придумал схему для использования в промышленных целях ядерных реакций на легких элементах. К идее водородной бомбы я пришел через поиски новых цепных ядерных реакций. Последовательно перебирая различные варианты, я нашел то, что искал. Цепь с литием-6 и дейтерием замыкалась по нейтронам. Нейтрон, попадая в ядро Li6, вызывает реакцию: n + Li6 = Не4 + Т + 4,8 МэВ.
Тритий, взаимодействуя с ядром дейтерия по схеме: Т + D = Не4 + n + 4,8 МэВ, возвращает нейтрон в среду реагирующих частиц.
Дальнейшее уже было делом техники. В двухтомнике Некрасова я нашел описание гидридов. Оказалось, что можно химически связать дейтерий и литий-6 в твердое стабильное вещество с температурой плавления 700° С. Чтобы инициировать процесс, нужен мощный импульсный поток нейтронов, который получается при взрыве атомной бомбы. Этот поток дает начало ядерным реакциям и приводит к выделению огромной энергии, необходимой для нагрева вещества до термоядерных температур».
В приведенном описании схема бомбы в элементах подобна той, что была передана К. Фуксом резиденту, только в ней жидкий дейтерий заменен на дейтерид лития. В такой конструкции не нужен тритий, и это уже не устройство, которое надо было бы подвозить на барже к вражескому берегу и подрывать, а настоящая бомба, при необходимости доставляемая баллистической ракетой. В современных термоядерных бомбах применяется только дейтерид лития.
Здесь даются выдержки из статьи О.А. Лаврентьева, опубликованной в Сибирском физическом журнале N 2, 1996 г., с. 51-66, изданного тиражом 200 (двести) экземпляров.
«Что было делать дальше? Я, конечно, понимал всю важность сделанных мной открытий и необходимость донести их до специалистов, занимающихся атомными проблемами. Но в Академию наук я уже обращался, в 1946 г. посылал туда предложение по ядерному реактору на быстрых нейтронах. Никакого ответа не получил. В Министерство Вооруженных Сил направил изобретение по управляемым зенитным ракетам. Ответ пришел только через восемь месяцев и содержал отписку в одну фразу, где даже название изобретения было искажено. Писать еще одно послание в «инстанции» было бессмысленно. К тому же я считал свои предложения преждевременными. Пока не решена главная задача – создание атомного оружия в нашей стране, – никто не будет заниматься «журавлем в небе». Поэтому мой план состоял в том, чтобы закончить среднюю школу, поступить в Московский государственный университет и уже там, смотря по обстоятельствам, довести свои идеи до специалистов.
В сентябре 1948 г. в г. Первомайске, где находилась наша часть, открылась школа рабочей молодежи. Тогда существовал строжайший приказ, запрещающий военнослужащим посещать вечернюю школу. Но наш замполит сумел убедить командира части, и троим военнослужащим, в том числе и мне, было разрешено посещать эту школу. В мае 1949 года, закончив три класса за год, я получил аттестат зрелости. В июле ожидалась наша демобилизация, и я уже готовил документы в приемную комиссию МГУ, но тут совершенно неожиданно мне присвоили звание младшего сержанта и задержали еще на один год.
А я знал, как сделать водородную бомбу. И я написал письмо Сталину. Это была коротенькая записка, буквально несколько фраз о том, что мне известен секрет водородной бомбы. Ответа на свое письмо я не получил. Прождав безрезультатно несколько месяцев, я написал письмо такого же содержания в ЦК ВКП(б). Реакция на это письмо была быстрой. Как только оно дошло до адресата, из Москвы позвонили в Сахалинский обком, и ко мне из Южно-Сахалинска приехал подполковник инженерной службы Юрганов. Насколько я понял, его задачей было убедиться, являюсь ли я нормальным человеком с нормальной психикой. Я поговорил с ним на общие темы, не раскрывая конкретных секретов, и он уехал удовлетворенный. А через несколько дней командование части получило предписание создать мне условия для работы. Мне выделили в штабе части охраняемую комнату, и я получил возможность написать свою первую работу по термоядерному синтезу.
Работа состояла из двух частей. В первую часть вошло описание принципа действия водородной бомбы с дейтеридом лития-6 в качестве основного взрывчатого вещества и урановым детонатором. Он представлял собой ствольную конструкцию с двумя подкритическими полушариями из U235, которые выстреливались навстречу друг другу. Симметричным расположением зарядов я хотел увеличить скорость столкновения критической массы вдвое, чтобы избежать преждевременного разлета вещества до взрыва. Урановый детонатор располагался в центре сферы, заполненной Li6D. Массивная оболочка должна была обеспечить инерционное удержание вещества в течение времени термоядерного горения. Были приведены оценка мощности взрыва, способ разделения изотопов лития, экспериментальная программа осуществления проекта».
Термоядерный синтез
Вторая часть письма – идея управляемого термоядерного синтеза (УТС), работы по которому ведутся, – пока безуспешно, – уже более 50-ти лет во всем мире.
«Во второй части работы предлагалось устройство для использования энергии ядерных реакций между легкими элементами в промышленных целях. Оно представляло собой систему из двух сферических, концентрически расположенных электродов. Внутренний электрод выполнен в виде прозрачной сетки, внешний является источником ионов. На сетку подан высокий отрицательный потенциал. Плазма создается инжекцией ионов с поверхности сферы и эмиссией вторичных электронов с сетки. Теплоизоляция плазмы осуществляется путем торможения ионов во внешнем электрическом поле, а электронов – в поле объемного заряда самой плазмы.
Меня, конечно, торопили, да и сам я спешил быстрее закончить работу, так как были уже посланы документы в приемную комиссию МГУ и пришло уведомление, что они приняты.
21 июля пришел приказ о моей досрочной демобилизации. Мне пришлось закругляться, хотя вторая часть работы была еще не закончена. Я хотел включить некоторые дополнительные вопросы, связанные с формированием плазменного образования в центре сферы, и свои соображения по защите сетки от прямых ударов падающего на нее потока частиц. Все эти вопросы нашли отражение в моих последующих работах.
Работа была отпечатана в одном экземпляре и 22 июля 1950 года отослана секретной почтой в ЦК ВКП (б) на имя заведующего отделом тяжелого машиностроения И.Д. Сербина. (Сербин Иван Дмитриевич курировал по линии ЦК важнейшие отрасли оборонной промышленности, в том числе по атомной и космической технике, участвовал в подготовке полета первого космонавта (здесь и далее примечания О.А.)).
Черновики были уничтожены, о чем составлен акт за подписью военного писаря секретного делопроизводства старшины Алексеева и моей. Грустно было смотреть, как сгорают в печке листки, в которые я вложил две недели напряженнейшего труда. Так закончилась моя служба на Сахалине, а вечером с документами о демобилизации я выехал в Южно-Сахалинск»…
4 августа 1950 года письмо было зарегистрировано в Секретариате ЦК ВКП(б), затем поступило в Специальный комитет при СМ СССР – правительственный орган, созданный Постановлением Государственного Комитета Обороны от 20.08.1945 г. для руководства всеми работами по использованию атомной энергии, председателем комитета являлся Л.П. Берия. Из комитета письмо поступило на отзыв А. Сахарову, который был написан 18 августа 1950 г. Из воспоминаний А. Сахарова.
«Летом 1950 года на объект пришло присланное из секретариата Берии письмо с предложением молодого моряка Тихоокеанского флота Олега Лаврентьева… Во время чтения письма и писания отзыва у меня возникли первые неясные еще мысли о магнитной термоизоляции. … В начале августа 1950 года из Москвы вернулся Игорь Евгеньевич Тамм. … Он с огромным интересом отнесся к моим размышлениям – все дальнейшее развитие идеи магнитной термоизоляции осуществлялось нами совместно». [4, с. 896]. Продолжает О.А.Л.:
«В Москву я приехал 8 августа. Приемные экзамены еще продолжались. Я был включен в группу опоздавших и после сдачи экзаменов был принят на физический факультет МГУ.
В сентябре, уже будучи студентом, я встретился с Сербиным. Я ожидал получить рецензию на свою работу, но напрасно. Сербин попросил меня рассказать подробно о моих предложениях по водородной бомбе. Слушал меня внимательно, вопросов не задавал, а в конце нашей беседы сказал мне, что известен другой способ создания водородной бомбы, над которым работают наши ученые. Тем не менее он предложил мне поддерживать контакт и сообщать ему обо всех идеях, которые у меня появятся.
Потом он усадил меня в отдельной комнате и примерно полчаса я заполнял анкету и писал автобиографию. Эта процедура тогда была обязательна, и впоследствии мне приходилось ее повторять неоднократно.
Через месяц я написал еще одну работу по термоядерному синтезу и через экспедицию ЦК направил ее Сербину. Но отзыва снова не получил, ни положительного, ни отрицательного».
В октябре 1950 года А. Сахаров и И. Тамм изложили принцип устройства предлагаемого магнитного термоядерного реактора первому заместителю начальника Первого главного управления Н.И. Павлову, а 11 января 1951 года И.В. Курчатов, И.Н. Головин и А.Д. Сахаров обратились к Л.П. Берии с предложением о мероприятиях, обеспечивающих постройку модели магнитного ядерного реактора. [4, с. 896]
«Прошло два месяца. Началась зимняя сессия. Помню, после первого экзамена по математике мы вернулись в общежитие поздно вечером. Захожу в комнату, а мне говорят, что меня разыскивали и оставили номер телефона, по которому я должен позвонить, как только приду. Я позвонил. Человек на другом конце провода представился: «Министр измерительного приборостроения Махнев». (Махнев Василий Алексеевич – министр атомной промышленности. Это министерство имело кодовое название «Министерство измерительного приборостроения» и помещалось в Кремле рядом со зданием Совета Министров).
Он предложил приехать к нему прямо сейчас, хотя время было позднее. Так и сказал: «Подъезжайте к Спасским воротам». Я сразу не понял, переспросил, и он терпеливо стал объяснять, куда надо ехать. В бюро пропусков, кроме меня, был еще только один человек. Когда я получал пропуск и назвал свою фамилию, он внимательно на меня посмотрел. Оказалось, что мы идем в одном направлении. Когда мы пришли в приемную, Махнев вышел из кабинета и познакомил нас. Так я впервые встретил Андрея Дмитриевича Сахарова.
На столе у министра я увидел свою аккуратно отпечатанную вторую работу, рисунок выполнен тушью. Кто-то уже прошелся по ней красным карандашом, подчеркнув отдельные слова и сделав пометки на полях. Махнев спросил, читал ли Сахаров эту мою работу. Оказалось, что он читал предыдущую, которая произвела на него сильное впечатление. Особенно важным он считал мой выбор умеренной плотности плазмы.
Через несколько дней мы встретились снова в приемной Махнева и опять поздно вечером. Махнев сказал, что нас примет председатель Специального комитета, но придется подождать, так как у него совещание. (Специальный комитет – орган, ведавший разработкой атомного и водородного оружия. В его состав входили министры, члены Политбюро и Курчатов. Председателем был Берия, а секретарем – Махнев. Заседания спецкомитета проводились в Кремле, в здании Совета Министров СССР).
Ждать пришлось довольно долго, а потом мы все пошли в здание Совета Министров СССР. Меня поразила многократная и очень тщательная проверка документов. Министр стоял в стороне и терпеливо ждал, пока наши фотографии сличались с оригиналами. Мы прошли три поста: в вестибюле здания, при выходе из лифта и в середине довольно длинного коридора. Наконец мы попали в большую сильно накуренную комнату с длинным столом посередине. Это, видимо, и была комната для заседаний Специального комитета. Форточки были открыты, но помещение еще не проветрилось.
Махнев сразу ушел на доклад, а мы остались на попечении молоденьких капитанов с голубыми погонами. Они угощали нас лимонадом, но нам тогда пить не хотелось, и я до сих пор жалею, что не попробовал, какой лимонад пили министры. Минут через тридцать в кабинет был вызван Сахаров, а еще через десять – я. Открыв дверь, я попал в слабо освещенную и, как мне показалось, пустую комнату. За следующей дверью находился внушительных размеров кабинет с большим письменным столом и приставленным к нему буквой Т столом для совещаний, из-за которого поднялся грузный мужчина в пенсне. Он подошел, подал руку, предложил садиться и первым же вопросом меня огорошил. Он спросил: «У вас что, зубы болят?» Пришлось объяснять почему у меня пухлые щеки. Потом речь пошла о родителях. Я ждал вопросов, связанных с разработкой водородной бомбы, и готовился отвечать на них, но таких вопросов не последовало. Думаю, что вся необходимая информация обо мне, моих предложениях по ядерному синтезу и оценке их учеными у Берии имелась, а это были «смотрины». Ему хотелось посмотреть на меня и, возможно, на Сахарова.
Когда наша беседа закончилась, мы вышли из кабинета, а Махнев еще задержался. Через несколько минут он вышел сияющий, в полной эйфории. И дальше произошло вообще непредсказуемое: он начал предлагать мне деньги взаймы. Финансовое положение мое было тогда критическое, близкое к краху. В первом семестре я стипендию не получал, скудные военные сбережения кончились, мать, работавшая медсестрой, помочь мне могла слабо. А декан физического факультета Соколов грозился отчислить меня из университета за неуплату денег за обучение. Тем не менее брать деньги взаймы студенту у министра было неудобно, и я долго отказывался. Но Махнев меня уговорил, сказав, что мое положение скоро изменится и я смогу вернуть долг.
В этот день мы вышли из Кремля в первом часу ночи. Махнев предложил нам свою машину, чтобы развезти по домам. Андрей Дмитриевич отказался, я тоже, и мы от Спасских ворот пошли пешком в направлении Охотного ряда. Я услышал от Андрея Дмитриевича много теплых слов о себе и о своей работе. Он заверил меня, что все будет хорошо и предложил работать вместе. Я, конечно, согласился. Этот человек мне очень понравился. По-видимому, и я произвел тогда благоприятное впечатление. Мы расстались у входа в метро. Возможно, мы проговорили бы и дольше, но уходил последний поезд».
14 января 1951 года Л.П. Берия направил Б.Л. Ванникову, А.П. Завенягину и И.В. Курчатову письмо, где отмечает, что работа над созданием предложенного реактора имеет исключительно важное значение, и дает конкретные задания по развертыванию работ. «Учитывая особую секретность разработки нового типа реактора, надо обеспечить тщательный подбор людей и меры надлежащей секретности работ». В заключительной части письма Берия написал: «Кстати сказать, мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого по заявлению т. Сахарова явились толчком для разработки магнитного реактора (записки эти были в Главке у тт. Павлова и Александрова).
Я принимал т. Лаврентьева. Судя по всему, он человек весьма способный. Вызовите т. Лаврентьева, выслушайте его и сделайте совместно с т. Кафтановым С.В. (Министр высшего образования СССР) все, чтобы помочь т. Лаврентьеву в учебе и, по возможности, участвовать в работе. Срок 5 дней». [4, с. 897]
Лаврентьева приглашают в Главк.
«По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж в кабинет Н.И. Павлова. (Николай Иванович Павлов, начальник отдела Главного управления, курировал работы по созданию атомного водородного оружия).
Меня давно ждали. Павлов сразу позвонил кому-то, и мы пошли в другое крыло здания: впереди генерал, затем я, тоже в военной форме, но без погон. Зашли, минуя приемную, прямо в кабинет к начальнику Главного управления Б.Л. Ванникову. Табличку на двери я успел прочитать. В кабинете находились двое: Ванников в генеральской форме и штатский с окладистой черной бородой, Павлов подсел к штатскому, а меня посадили напротив. За все время моей службы в армии мне не приходилось даже издали видеть генерала, а здесь я оказался сразу перед двумя. Штатского мне не представили, и уже после встречи я спросил у Павлова, кто был этот, с бородой. Он как-то загадочно улыбнулся и ответил: «Потом узнаете». Потом я узнал, что разговаривал с Курчатовым. Вопросы задавал он. Я подробно рассказал ему об идее использования в промышленных целях энергии ядерных реакций между легкими элементами. Его удивило, что витки сетки представляют собой толстые медные трубы, охлаждаемые водой. Я собирался пропускать через них ток, чтобы его магнитным полем защитить от заряженных частиц. Но здесь в разговор вмешался Павлов, перебил меня и сказал, что я собираюсь вставить туда атомную бомбу. Я понял, что их интересует мое первое предложение».
Докладная на имя Л.П. Берии: «По Вашему поручению сегодня нами был вызван в ПГУ студент 1-го курса Физфака МГУ Лаврентьев О.А. Он рассказал о своих предложениях и своих пожеланиях. Считаем целесообразным: 1. Установить персональную стипендию – 600 руб. 2. Освободить от платы за обучение в МГУ. 3. Прикрепить для индивидуальных занятий квалифицированных преподавателей МГУ: по физике Телесина Р.В., по математике – Самарского А.А., ( оплату производить за счет Главка). 4. Предоставить О.А.Л. для жилья одну комнату площадью 14 кв.м в доме ПГУ по Горьковской набережной 32/34, оборудовать ее мебелью и необходимой научно-технической библиотекой. 5. Выдать О.А.Л. единовременное пособие 3000 руб. за счет ПГУ». Подписана: Б. Ванников, А. Завенягин, И. Курчатов, Н. Павлов. 19 января 1951г. [2, c. 889]
О результатах беседы рассказывает О.А.Л. «Для того, чтобы по предложению Курчатова закончить университет за четыре года, я должен был «перескочить» с первого курса на третий. У министра высшего образования я получил разрешение на свободное расписание, чтобы посещать занятия первого и второго курса одновременно. Кроме того, мне была предоставлена возможность заниматься дополнительно с преподавателями физики, математики и английского языка. От физика пришлось вскоре отказаться, а с математиком, Александром Андреевичем Самарским, у меня сложились очень хорошие отношения. Ему я обязан не только конкретными знаниями в области математической физики, но и умением четко поставить задачу, от чего в значительной степени зависело ее успешное и правильное решение.
С Самарским я провел расчеты магнитных сеток, были составлены и решены дифференциальные уравнения, позволившие определить величину тока через витки сетки, при котором сетка защищалась магнитным полем этого тока от бомбардировки высокоэнергетичными частицами плазмы. Эта работа, законченная в марте 1951 г., дала начало идее электромагнитных ловушек. …
Приятной неожиданностью был для меня переезд из общежития на Горьковскую набережную, в трехкомнатную квартиру на седьмом этаже нового большого дома. Махнев предложил мне перевезти в Москву мать, но она отказалась, и вскоре одна из комнат была заселена. Специальным постановлением правительства мне была назначена повышенная стипендия, и я был освобожден от платы за обучение.
В начале мая 1951 г. был наконец решен вопрос о моем допуске к работам, проводившимся в ЛИПАНе (так назывался тогда Институт атомной энергии. – В.С.) группой И.Н. Головина. … Моя экспериментальная программа выглядела довольно скромной. Я хотел начать с малого – с сооружения небольшой установки, но рассчитывал в случае быстрого успеха на дальнейшее развитие исследований на более серьезном уровне. Руководство отнеслось к моей программе одобрительно, поскольку не требовались значительные средства для ее начала: Махнев называл мою программу «грошовой». Но для начала работ требовалось благословение физиков. Я обратился к Павлову с просьбой помочь мне встретиться с Курчатовым».
Смотрины продолжались и далее.
«Наша встреча с Курчатовым все откладывалась и откладывалась. В конце концов Павлов предложил мне встретиться с Головиным, который был заместителем Курчатова. В октябре в ЛИПАНе состоялось детальное обсуждение идеи электромагнитной ловушки. На обсуждении, кроме Головина и Лукьянова, присутствовал еще один человек. Он сидел тихо в углу, внимательно слушал мои объяснения, но вопросов не задавал и в наши разговоры не вмешивался. Когда обсуждение подходило к концу, тихо встал и вышел из аудитории. Позднее по фотографии, напечатанной в какой-то книге, я узнал, что это был Тамм. Мне до сих пор непонятны причины, побудившие его присутствовать на этой встрече.
Хотя и не сразу, а после довольно бурной дискуссии, мои оппоненты признали идею электромагнитной ловушки правильной, и Головин сформулировал общий вывод, что в моей модели никаких дефектов не обнаружено. К сожалению, это была лишь констатация факта пригодности электромагнитных ловушек для получения и удержания высокотемпературной плазмы. Рекомендаций начать исследования не последовало, Игорь Николаевич мотивировал это тем, что имеется более простой способ получения высокотемпературной плазмы – пинчи, где есть уже хороший задел, получены обнадеживающие результаты. … Я не разделял мнение Головина, но спорить было бесполезно. Поскольку экспериментальную программу пробить мне не удалось, я занялся теорией. К июню 1952 года был готов отчет о моей работе, содержащий подробное описание идеи электромагнитной ловушки и расчеты параметров удерживаемой в ней плазмы. Отчет был направлен на рецензию к М.А. Леонтовичу (руководителю теоретических работ по УТС), а 16 июня 1952 года состоялась наша первая встреча.
Леонтович начал с комплимента: моя идея его очень заинтересовала и увлекла настолько, что он сам принялся за расчеты в ее обоснование. Этими словами Михаил Александрович, видимо, хотел подсластить пилюлю, которая была мне уже приготовлена. Далее последовали критические замечания, корректные по форме, но убийственные по своему содержанию…
Мои надежды на участие в разработке моей первой идеи также не сбылись. После неудачной встречи с Курчатовым и моей болезни вопрос о моем привлечении к работам по созданию водородной бомбы больше не поднимался. Какое-то время я по инерции продолжал заниматься этой проблемой, но потом полностью переключился на термоядерный синтез».
На этом воспоминания О.А. Лаврентьева заканчиваются, но жизнь страны и работа над термоядерной бомбой интенсивно продолжались. Завеса секретности надолго похоронит значение письма О. Лаврентьева для создания термоядерного оружия и УТС.
Лавры и звезды
5 марта 1953 года умирает И.В. Сталин, а летом происходит государственный переворот и убивают Л.П. Берию. Новым политическим руководством страны проводится перетряска в техническом руководстве советской ядерной программы, после которой главенство в программе переходит к научному руководству. Сама программа успешно продолжается. 12 августа 1953 года в СССР испытан первый в мире реальный термоядерный заряд, в котором используется дейтерид лития. На участников создания нового оружия обильно сыплются лавровые листочки и золотые звезды. Имени О.А. Лаврентьева в этой когорте нет. Составители списков на награждение, по-видимому, посчитали его человеком, случайно вытянувшим выигрышный билет в жизненной лотерее. Признание заслуг Лаврентьева ставило под сомнение научную репутацию многих лиц, поэтому «после окончания МГУ О.А. Лаврентьев, по рекомендации Л.А. Арцимовича (руководителя экспериментальных работ по УТС в ЛИПАНе) был принят в Харьковский физико-технический институт». [8, с. 880] Как говорится: «С глаз долой, из сердца – вон!»
А может, все проще, «квартирный вопрос» всегда для москвичей был болезненным. Отсылая Лавентьева в Харьков, освобождали его жилье для нужного человечка.
Водородная бомба: кто же выдал ее секрет?
Под таким заголовком в 1990 году появилась статья сотрудников Калифорнийского университета США Д. Хирша и У. Мэтьюза (перепечатана в УФНе, 161, 5, 1991), в которой уже своим названием навязывается идея заимствования американского секрета создания бомбы. Как было показано выше, действительно, в США были переданы научные данные по этой теме, но, опять же по американским данным, эти сведения не вели к успеху. Предложения О. Лаврентьева сменили направление работ в Советском Союзе по термоядерному оружию и побудили научные изыскания по управляемому термоядерному синтезу. По «странному» стечению обстоятельств уже через несколько месяцев после начала этих работ в СССР подобные работы интенсивно разворачиваются в США.
«В июне 1951 года Э. Теллер и Ф. Де-Гоффман выпустили отчет, посвященный эффективности применения дейтерида лития-6 в новой схеме сверхбомбы. На состоявшейся 16-17 июня 1951 года в Принстоне конференции по проблемам сверхбомбы была признана необходимость производства дейтерида лития-6. Однако никакого задела по организации масштабного производства лития-6 тогда в США не было. …
1 марта 1954 года США провели первый термоядерный взрыв в новой серии ядерных испытаний. … В качестве термоядерного горючего в этом испытании использовался дейтерид лития с 40%-ным содержанием изотопа лития-6. И в других испытаниях этой серии вынужденно применялся дейтерит лития с относительно низким содержанием лития-6». [3, с. 1101] «Недавно рассекреченные материалы и интервью с несколькими учеными, принимавшими участие в разработке ядерного оружия, позволяют полностью понять, как же в действительности смогли ученые США, Великобритании и, возможно, СССР создать водородную бомбу. Теллер уклонялся от такого рода интервью» (Подчеркнуто мною. – В.С.). [6, с. 154]
1951 г., март. Сообщение Президента Аргентины (?!) Перона об успешной демонстрации Р. Рихтером управляемой термоядерной реакции привело Л. Спитцера к изобретению стелларатора в виде соленоида в форме пространственной восьмерки.
1951 г., 11 мая Обсуждение предложения Л. Спитцера в Комиссии по Атомной Энергии (АЕС).
1951 г., 7 июля. Подписание контракта на исследования в Принстонском университете (Проект Матерхорн). Несколько позже все работы по УТС (пинчи в Лос-Аламосе, зеркальная ловушка в Ливерморе и др.) объединяются в Проекте Шервуд. [8, с. 879]
Здесь можно только сказать: «Долг платежом красен!» Американцы передали нам конструкцию атомной бомбы, мы им – водородной. Неясно только, кто именно эти долги передавал? Об этом мы, конечно, не узнаем. Л.П. Берия, при всей его проницательности, не смог вычислить «крота» среди своих подопечных. А в американской службе разведки болтунов, подобных нашему Бакатину, пока нет.
Послесловие
Гонка вооружений всегда была и остается тяжким бременем на плечах любой страны и ее народа, но золотым дождем для производителей вооружений и разменной монетой в политической борьбе между государствами и внутри государств. Придя к власти, Н.С. Хрущев, чтобы заручиться поддержкой научной общественности, щедро раздает награды.
А. Сахаров, в числе избранных, становится академиком и скоро трижды Героем. Но он начинает удовлетворять свои политические амбиции. Когда его «взбрыкивания» надоедают Л.И. Брежневу, Сахарова решают строго «наказать», лишить звания Героя и лауреата Государственных Премий. Для «лохов» публикуется Указ Верховного Совета СССР, а вот для «посвященных» в 1980 г. издается книжица «Ядерный штурм», в которой в популярной форме излагается история создания ядерного и термоядерного оружия в СССР. Имени Сахарова в ней нет, но на стр. 198-199 доходчиво описан труд научных сотрудников.
«Шло время. Ученые занимались самой тяжелой, никому незаметной работой – думали. Думали над тем, как все же подойти к норовистой плазме. Как часто бывает, поводом для интересной идеи послужило предложение неспециалиста, дилетанта. В лабораторию пришло на отзыв письмо Олега Александровича Лаврентьева, военнослужащего с Дальнего Востока, предлагавшего способ синтеза водорода. Сотрудники посмотрели и резюмировали: «Электрическое поле как изоляция плазмы – не выдерживает критики».
– Покажите! – Игорь Евгеньевич пробежал глазами письмо, кивнул головой в знак согласия с «приговором», отдал его сотрудникам, задумался. – Впрочем… Дайте-ка еще разок взглянуть! В этом предложении, – Тамм очеркнул ногтем пальца кусочек текста, – что-то есть. Надо бы прокрутить…
…Воспитанная в таммовских традициях высокопорядочная молодежь тут же подготовила письмо на имя начальства, где сообщала, что именно идея Лаврентьева послужила толчком к предложению создать магнитный термоядерный реактор».
Так впервые за много лет упоминается имя Лаврентьева О.А., «предлагавшего способ синтеза водорода» (?). Для автора книги Боруля В.Л. имя военнослужащего и весь эпизод был ничего не значащей абракадаброй. Но для участника редактирования книги Головина Игоря Николаевича – ключевым местом. Через него было передано «старым сослуживцам» Сахарова предупреждение членами Политбюро: «Мы знаем и помним, кто есть кто».
В настоящее время мало шансов вознести на прежний пьедестал «мыслителя и правозащитника». Но оставшиеся «бесхозными» научные достижения термоядерного синтеза опять делятся между «своими». Г.А. Гончаров пишет: «3 марта 1949 года В.Л. Гинзбург выпустил отчет «Использование Li6D в слойке». Оценивая эффективность применения дейтерида лития-6 в «слойке», он в этом отчете уже учитывал образование трития при захвате нейтронов литием-6». [3, c. 1100] Об этом же отчете пишет Б.Д. Бондаренко: «Подчеркнем справедливости ради, что использование твердого химического соединения (брикета) Li6D в качестве термоядерного горючего предложено В.Л. Гинзбургом в марте 1949 г., а О.А. Лаврентьевым – в июле 1950 г. Этим расставлены приоритеты». [2, c. 892]
То, что Гинзбург В.Л. в указанном отчете рассматривал в качестве термоядерного горючего наряду с дейтерием металлический литий, не является достижением. В то время о ядерной реакции лития написано было в учебниках.
А расставленные приоритеты об идее использования химического соединения лития и дейтерия вызывают большие сомнения. «25 июня 1955 года был выпущен отчет, посвященный выбору конструкции и расчетно-теоретическому обоснованию заряда РДС-37» (водороднолитиевая бомба) [3, с. 1102], в списке его авторов (31 человек) нет фамилии Гинзбурга В.Л.. В нем нет и Лаврентьева О.А., это понятно – «неспециалист, дилетант». Но Гинзбург вместе с Сахаровым пришел в группу Тамма. Почему данная идея не начала реализовываться до письма О.А. Лаврентьева? Отчет Гинзбурга В.Л. до сих пор не опубликован, зарегистрирован ли он в архиве или лежит в личной библиотеке?
Открытое письмо
Президенту Российской Академии Наук,
академику Осипову Ю.С.
Уважаемый Юрий Сергеевич! «Отцами идеи управляемого термоядерного синтеза (УТС) с магнитным удержанием горячей плазмы в термоядерных реакторах считаются А.Д. Сахаров и И.Е. Тамм. Да, это так, но то, что при этом практически никогда не упоминается имя О.А.Лаврентьева, – это, безусловно, большая несправедливость» – пишет Б.Д. Бондаренко (УФН 171, N8, с. 886 (2001)).
Полностью согласен с этим утверждением, тем более, что А.Д. Сахаров и И.Е. Тамм предложили только одно из направлений УТС. Если же кому-то и можно присвоить высокое звание «отца идеи УТС», то его следует дать только О.А. Лаврентьеву, инициировавшему работы по УТС в мире.
К сожалению, до сих пор не достигнута поставленная цель, промышленное получение энергии путем синтеза легких элементов, и, по моему мнению, не будет достигнута, пока мы не избавимся от ложных представлений о природе электромагнитного излучения. Но это не умаляет заслуг О.А. Лаврентьева, тем более, что пока не видно иного пути разрешения скорого энергетического голода для человечества. Поэтому представляется, что, учитывая вклад О.А. Лаврентьева в УТС, будет частичным исправлением допущенной несправедливости избрание доктора физико-математических наук, ведущего научного сотрудника Харьковского физико-технического института Олега Александровича Лаврентьева на ближайшей сессии РАН Действительным ее Членом. А более полным, – учитывая вклад О.А. Лаврентьева в обороноспособность страны, обосновать на основе архивных документов Представление Президиума РАН Президенту РФ на награждение О.А. Лаврентьева Золотой Звездой Героя России. Страна должна по делам оценивать своих Граждан!
