В Сталинские времена шли процессы по делу врачей, которым инкриминировали вредительскую деятельность, умышленное умерщвление высшего руководства СССР. Демократы отмахивались от этой темы, мол, тиран Сталин был дико подозрителен и врачи пали жертвой его паранойи. Однако причина смерти Жданова, а затем и самого Сталина остаются до сих пор загадкой и вызывают немало споров. Впрочем, куда интереснее для современного читателя узнать, что Сталиным и Ждановым дело не ограничилось: странные смерти руководителей Брежневского Политбюро вновь обратили внимание историков на роль кремлёвских врачей в загадочных смертях партийных руководителей
Андропов стал председателем КГБ в 1967 году. Из всех, кто когда-либо возглавлял это легендарное ведомство, рожденное в 1917 году пролетарской революцией, он оказался, может быть, и не самым полезным для страны, но зато, безусловно, самым удачливым. Он проработал на председательском месте астрономический, по меркам этой организации, срок — пятнадцать лет. Он взошел выше всех своих коллег по ступеням власти, став генсеком ЦК КПСС и главой Советского государства. Наконец, он окончил свой земной путь не у расстрельной стены и не в забвении политического изгнания, а в собственной постели, в обстановке, приличествующей кончине лидера мировой супердержавы.
Эти своеобразные рекорды Андропова как председателя КГБ явились результатом не только его несомненных политических талантов, но и общей атмосферы спокойного доверительного отношения к кадрам, установившейся в стране с приходом к власти Брежнева. Вообще в СССР, как известно, дольше всего у руля государства находились два человека: Сталин — 29 лет, и Брежнев — 18. Сталин до конца не доверял никому, и создал за исторически короткий срок несокрушимую в военном отношении, величайшую в мире супердержаву. Брежнев доверял всем или слишком многим, и в конце концов подорвал жизненные силы страны, погубил самого себя и свою семью. Таков один из наглядных уроков, который преподала история гибели СССР политическим лидерам России.
Когда Андропов стал во главе КГБ, его единственный реальный политический капитал заключался в личном доверии к нему со стороны Брежнева. С годами, проявив недюжинные предпринимательские способности, Андропов значительно этот капитал приумножил. Вместе с тем его позиции в Политбюро в целом оставались слабыми. По сути, никто из входивших в состав этого органа (Воронов, Кириленко, Косыгин, Мазуров, Подгорный, Суслов, Гришин, Машеров, Щербицкий…) не может быть назван сторонником Андропова. Причем эта ситуация не изменялась принципиально в пользу Андропова по мере ротации состава Политбюро. В тот же год, когда Андропов стал председателем КГБ, пост министра обороны занял 64-летний Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко. Он не скрывал своего негативного отношения к разрастанию бюрократических структур КГБ, что породило известную напряженность в его отношениях с Андроповым.
В роли председателя КГБ Андропов не был романтическим “ассенизатором революции”, но умело использовал неограниченные возможности подведомственной организации для усиления своих личных политических позиций с прицелом на приход к власти в СССР. Любимой темой публичных выступлений Андропова являлось строгое соблюдение социалистической законности. Одновременно в стране как-то сам собой сложился порядок, при котором все более или менее значительные фигуры партийного и государственного руководства, а также их близкие и дальние родственники, оказались под плотным колпаком КГБ. Офицеры охраны и курьерской связи, персонал государственных дач, буфетчики и повара, водители служебных автомобилей, портные и сапожники — все они, обслуживающие высших руководителей партии и государства, — либо состояли в штатах КГБ, либо в той или иной форме с ним сотрудничали. Это называлось обеспечением безопасности государственного руководства, но с равным правом эту систему можно было бы назвать системой тотальной слежки за высшими должностными лицами СССР с целью сбора на них политического компромата. В эпоху Андропова КГБ знал о каждом из руководителей страны все, вплоть до самых сокровенных мелочей частной жизни. Единственное, что в те годы удавалось советским лидерам делать незаметно для КГБ, — так это умирать. Происходило это обычно так: вечером человек в добром здравии отправлялся спать. Утром удивленная охрана обнаруживала его в постели мертвым. Старый стал, понимаешь! Именно так завершил в 1976 году свой земной путь маршал Гречко. Вечером после работы лег спать. Утром пришедший его будить адъютант застал в постели только мертвое тело. Душа маршала, как говорил в подобных обстоятельствах один мой цэковский приятель, “присоединилась к большинству”. Спустя 6 лет похожий казус произошел и с самим Брежневым. Вечером поужинал и отправился спать. Правда, за ужином, есть свидетельства, один раз кашлянул. Утром явившиеся его будить сразу аж два офицера КГБ, пораженные, констатировали: готов! Вишь ты, не доглядели!..
Андропову удалось привлечь на свою сторону или, если называть вещи своими именами, завербовать молодого начальника Четвертого главка при Минздраве СССР Чазова. Последний стал главным лицом правительственной медицины почти одновременно с приходом Андропова в КГБ, т.е. в 1967 году. Впереди его ждала большая карьера. Он усидит в кресле начальника 20 лет и прославит свое имя тем, что за это время поочередно отправит в мир иной всех советских лидеров, особо тщательно охранявшихся ведомством Андропова. После чего схоронит и самого Андропова. Партия и правительство высоко оценят успехи Чазова. Он получит четыре ордена Ленина и станет Героем Социалистического Труда. Его изберут академиком двух академий — большой и медицинской.
“Дружбой”, основанной на общих мыслях и общих тревогах о судьбах социалистического отечества, называет в упомянутых выше книжках свои отношения с Андроповым академик. Но, говоря так, он льстит самому себе. Более честно будет сказать, что шеф КГБ завербовал его в качестве своего личного тайного агента в кругу высших советских руководителей и членов их семей. Об этом свидетельствует тот факт, что на протяжении длительного времени Андропов неоднократно давал Чазову (пусть в форме просьбы) крайне щекотливые поручения, имевшие однозначно не медицинский, но политический характер. Чазов их с похвальным рвением исполнял. Андропов и Чазов регулярно проводили свои встречи на служебной конспиративной квартире КГБ, где занимались не дружеской болтовней, но обсуждением важнейших политических вопросов и разработкой плана совместных действий. Чазов детально информировал Андропова о всех нюансах в состоянии здоровья интересовавших председателя КГБ лиц, не имея на это каких-либо полномочий ни от своего руководства по линии Минздрава, ни от Политбюро ЦК. Допускаю, что это не вся номенклатура услуг, оказывавшихся Чазовым тайно Андропову в политических целях. Однако и того, что сказано, достаточно, чтобы квалифицировать отношения Андропова и Чазова не как безобидную дружбу, но как заговор с целью достижения определенного политического результата. Заговор тем более скандальный, что в нем участвовал врач, злоупотреблявший, опять же в политических целях, доверием и беспомощностью своих пациентов.
После 1969 года Андропов стал исподволь пробовать Горбачева на роль своего второго “друга”. Почему именно Горбачева? Чужая душа потемки, мы можем только попытаться угадать наиболее правдоподобный ответ. Наверное, как профессионал политического сыска Андропов прежде всего досконально изучил все, что имелось в КГБ в отношении Горбачева. И, похоже, что-то нашел. Что-то такое, что давало ему шанс контролировать поведение бойкого ставропольца в сложных ситуациях. Но и без того о Горбачеве ходили слухи, будто он слаб по части левых доходов и вообще не очень чист на руку. Виктор Казначеев, работавший в Ставропольском крайкоме “вторым”, когда Горбачев был “первым”, написал о нем книжку: “Последний генсек”. В ней есть примечательная строчка о Горбачеве той поры: “Богат он уже тогда был несказанно”. Это не пустые слова. Известны яркие факты, их подтверждающие. Кстати, именно в горбачевскую пору Ставропо-лье приобрело славу родового гнезда советской мафии. Скорее всего, и это обстоятельство принял во внимание Андропов. Будучи опытным контрразведчиком, обладая глубокими навыками в оценке человеческих характеров, Юрий Владимирович, вне всяких сомнений, отметил также для себя примечательные черты личности Горбачева: патологически честолюбив; умственно неглубок; хвастлив; самонадеян; отъявленный лицемер; лжет, не краснея; владеет навыками политической демагогии; хорош в компании, на шашлыках; умеет расположить к себе, вызвать на откровенность; легко, без раскаяний, предает и продает, если ему это выгодно; не имеет стойких политических убеждений. Было учтено, безусловно, и то, что в Ставропольском крае располагались лечебные и санаторные учреждения, подведомственные Чазову. Сюда регулярно приезжали отдохнуть и подлечиться высокие советские руководители, члены их семей, верхушечные представители советской творческой, научной и спортивной общественности. Горбачев, к чему, наверное, склонялся Андропов, подходил на роль его личного резидента в этом, с точки зрения КГБ, Клондайке политических слухов, сплетен, а иногда и серьезных разговоров.
Ровно через год после своей первой встречи с Андроповым, в апреле 1970 года, Горбачев избирается первым секретарем Ставропольского крайкома партии. В 1971 году, уже на правах партийного хозяина края, он знакомится с Чазовым. Они быстро становятся близкими друзьями на почве глубокого уважения к личности Андропова и общей заботы о судьбе государства. Каждый раз, когда Чазов появлялся на Ставрополье, Горбачев на два-три дня исчезал из поля зрения своих крайкомовских товарищей. Он угощал нового друга шашлыками на природе. Вместе они много гуляли, обсуждали московские новости, политические хитросплетения в Кремле и на Старой площади, состояние здоровья руководителей государства. Вместе разработали и осуществили план превращения Ставрополья в основную санаторно-лечебную базу 4-го Главного управления. Соответственно, увеличилось количество и повысился ранг приезжающих сюда отдохнуть руководящих товарищей. Всех их Горбачеву нужно было принять, приветить, посидеть с ними за дружеским столом, выпить рюмку-другую хорошего коньяка, послушать, что говорит разомлевший от теплого приема гость. Если говорил лишнее, об этом быстро узнавал Андропов. Именно так, по свидетельству В.Казначеева, нажил себе и своим друзьям крупные неприятности Юрий Чурбанов, зять Брежнева. Приехав с женой в Кисловодск в отпуск, он выпил с радушно встретившим его Горбачевым коньяку, расслабился душой, сказал что-то не то. Горбачев тут же доложил Андропову. В результате брежневский зять оплачивал собственными большими неприятностями горбачевское угощение много лет подряд…
А между тем, в Москве обстоятельства Андропова не претерпели серьезных изменений к лучшему. Он по-прежнему пользовался полным доверием генсека, но число его скрытых и явных противников в Политбюро не уменьшалось, скорее наоборот. Это означало, что в случае кончины Брежнева он почти наверняка потеряет место председателя КГБ, а, может быть, и вообще будет вынужден уйти из политики. Понимая это, Андропов, с одной стороны, всячески содействовал сохранению Брежнева на посту генсека, а с другой, форсировал собственные приготовления к перехвату власти. Но время играло не в его команде. В 1975 году Чазов информирует Андропова, что здоровье Брежнева резко ухудшилось, и что вопрос о его приемнике может встать в ближайшем будущем.
Андропов занервничал, сорвался и совершил тогда, как мне представляется, свою наиболее серьезную ошибку в борьбе за власть. Нельзя исключить, что именно она стоила в конце концов самому удачливому из всех председателей КГБ его собственной жизни.
В связи с ухудшением здоровья Брежнева, о чем Чазов в 1975 г. проинформировал Андропова, возникла опасность, что на предстоявшем в феврале 1976 г. ХХV съезде КПСС произойдет смена генсека. Перед лицом этой перспективы, не сулившей лично ему ничего хорошего, Андропов употребил все имевшиеся в его распоряжении силы и средства, чтобы обеспечить сохранение Брежнева у власти. Решая эту задачу, а, может быть, и еще раньше, Андропову удалось установить почти партнерские отношения с Устиновым, на тот момент секретарем ЦК и кандидатом в члены ПБ (Политбюро).
Дмитрий Федорович Устинов был человеком-легендой. Сталин доверил ему руководство Наркоматом вооружений СССР ещё в 1941 году, когда Устинову было только 33 года. С тех пор вся его жизнь была связана с оборонной промышленностью. Он был великим инженером, выдающимся организатором оборонного производства, замечательной цельной личностью и никаким политиком. В разные периоды и в разных обстоятельствах он, по непонятным для меня мотивам, неоднократно оказывал решающую поддержку Андропову. Интересно, что сам Андропов, прийдя в 1982 г. к власти, первым делом позаботился об ослаблении позиции Устинова в ПБ.
В составе ПБ связка Андропов — Устинов обладала заметным политическим весом. Однако, стремясь ещё больше укрепить свои позиции, Андропов направляет с деликатной миссией в Киев друга Чазова. Ему поручается переговорить с руководителем украинского ЦК Щербицким на предмет подключения его к сотрудничеству с Андроповым, разумеется, в интересах Брежнева. Именно этот ход представляется мне наиболее серьезным просчетом Андропова из всех, которые он так или иначе, но все-таки, наверное, допускал в своих комбинациях. Ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. А Юрий Владимирович, несмотря на все его тяжелые болезни (последние 20 лет жизни он страдал почечной недостаточностью, нефритом, гипертонией, сахарным диабетом и чем-то еще), был человеком деятельным. Чазов исполнил поручение. Открыв Щербицкому глаза на болезнь Брежнева, он от имени Андропова пригласил его перебраться в Москву, чтобы поддержать генсека перед съездом. Щербицкий внимательно выслушал гонца, но ответ дал резко отрицательный: “в этой политической игре я участвовать не хочу”. Андропов был шокирован постигшей его неудачей. Ведь теперь, помимо всего прочего, Щербицкий оказался в курсе того, что председатель КГБ ведет втайне от ПБ свою игру, формирует собственную команду. И что главный кремлевский врач Чазов находится у него на службе.
Накануне ХХV съезда КПСС Андропов ни в коей мере не котировался на роль возможного преемника Брежнева. Хотя разговоры о преемственности уже шли, причем на высоком уровне. Так, советский премьер Косыгин в ходе официальных контактов со своим итальянским коллегой Дж. Андреотти счел целесообразным предупредить последнего: “Несмотря ни на какие слухи, основной фигурой в будущей политической жизни СССР будет Г. Романов”. Аналогичная информация поступила и некоторым другим европейским руководителям. Григорий Васильевич Романов, на тот момент кандидат в члены ПБ, первый секретарь Ленинградского обкома партии, имел в партии репутацию предельно честного, абсолютно не коррумпированного человека, жесткого, умного технократа, склонного к социальным новациям и экспериментам.
Сейчас многие мемуаристы, в их числе и Горбачев, и Чазов, сокрушаются: как было бы хорошо, если бы Брежнев оставил свой пост в 1976 году. Тогда бы, дескать, все в СССР сложилось бы не так плохо. Но при этом помалкивают, что никто в тот момент не приложил для сохранения Брежнева на посту генсека больше усилий, чем Андропов. Как начальник 4-го главка Чазов ему в этом всячески содействовал. А причина в том, что в 1976 году Андропов еще не чувствовал себя достаточно сильным для борьбы за место генсека после Брежнева.
ХХV съезд работал в Москве с 24 февраля по 5 марта. Обстановка на нем царила приподнятая. Брежневскому ЦК было чем отчитаться. В предыдущий год подписали Хельсинское соглашение по сотрудничеству и безопасности в Европе. Внутри страны началось строительство БАМа и формирование крупнейших топливно-энергетических и территориально-производственных комплексов: в Западной Сибири, Красноярском крае, на юге Якутии. Брежнев, и по физическим кондициям, и по результатам работы за отчетный период, показал себя на съезде молодцом. Его переизбрали на “ура!”. После съезда новыми членами ПБ стали Устинов и Романов, остальные — Андропов, Гречко, Гришин, Громыко — сохранили свои посты. Черненко подрос до уровня секретаря ЦК.
А вскоре, точная дата 26 апреля, неизвестная ранее ужасная болезнь “заснул и не проснулся” посетила, не потревожив охраны, дом министра обороны СССР Гречко. Ему тогда было 72, не многим старше нынешнего юбиляра. Высокий статный маршал-красавец. Вроде бы серьезно не болел. Умер тихо, как мышка. Новым министром обороны СССР стал свеженький член ПБ Устинов. Одновременно он сохранил за собой руководство оборонными отраслями. Сложилась своеобразная ситуация: Устинов сам формировал оборонный заказ и сам же его исполнял. Денег, разумеется, не считали. Именно в этом режиме мы насмерть перепугали американцев и настругали танков больше, чем звезд на небе.
Чуть позже на зарубежных радиоволнах принялись за Романова. Ах, он такой-сякой, взял из “Эрмитажа” “сервиз Екатерины Второй” на свадьбу дочери, а гости в пьяном кураже его разбили вдребезги. Хотя свадьба была в 1974 г., вспомнили о ней почему-то в 76-м, после избрания Романова в ПБ. В ЦК потекли письма разгневанных граждан: “партийного бонзу к ответу!”. Романов, который, разумеется, никогда никаких сервизов в “Эрмитаже” не брал и гуляний не устраивал, обратился за разъяснениями к Андропову. Тот сказал, что, по их данным, акция организована зарубежными спецслужбами с целью политической дискредитации ленинградца. Однако на просьбу Романова сделать по этому поводу от имени КГБ официальное заявление Андропов отвечал: “Ну что мы будем на каждый их “чих” откликаться. Не обращай внимания, работай”. Этот ответ укрепил Романова в его подозрениях, что в действительности утка про сервиз, сломавшая-таки в конце концов его карьеру, вылетела из закоулков КГБ. Не изменил он этого своего мнения и сейчас, когда с тех пор прошло уже четверть века.
Ближе к осени 1981 г. доклады Чазова о состоянии Брежнева становятся все более тревожными. Поэтому друзья принимают решение о необходимости перехода Андропова из КГБ в ЦК, ибо, судя по всему, не за горами последний раунд схватки за власть. Возникает традиционная проблема вакансии. И надо же так случиться… Словом, на этот раз выручил старейший, еще сталинского призыва, член ПБ 79-летний Михаил Андреевич Суслов. Он слыл догматиком и мешал свободному творчеству художественных интеллигентов, за что они его не любили. Внешне производил впечатление продвинутого аскета, монаха дзен или бедного школьного учителя. Высокий, сухой, с тонкими, ясно прочерченными линиями умного лица. Предельно честный, обязательный в делах, сдержанный в оценках. Он тщательно следил за своим здоровьем, подозрительно относился к врачам, в силу чего они с Чазовым были взаимно и глубоко противны друг другу. Зато Суслов и на восьмом десятке жаловался по медицинской части разве что на боли в суставах руки.
Умер он в январе 1982-го оригинально. В том смысле оригинально, что перед смертью успешно прошел в ведомстве Чазова плановую диспансеризацию: кровь из вены, кровь из пальца, ЭКГ, велосипед… И все это, заметьте, на лучшем в СССР оборудовании, под наблюдением лучших кремлевских врачей. Итог обычный: проблем особых нет, можно на работу. Он позвонил домой дочери, предложил вместе отужинать в больнице, чтобы с утра сразу ехать на службу. За ужином медсестра принесла какие-то таблетки. Выпил. Ночью инсульт. И вот, всего через два дня после благополучной диспансеризации: “Вжик! Вжик! Уноси готовенького!..” Мне других похожих историй в жизни слышать не приходилось.
Примечательно, что Чазов отрапортовал о событии, не дожидаясь, пока Суслов испустит последний вздох. Об этом поведал в своих мемуарах Александров-Агентов, долго работавший у Брежнева помощником по международным вопросам. Он пишет: “В начале 1982 года Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: “Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь правда же, Юрка сильнее Черненко — эрудированный, творчески мыслящий человек?”.
Однако когда решение вопроса перешло в практическую плоскость, Брежневу лишь с великим трудом удалось добиться согласия членов ПБ на перемещение Андропова из КГБ на место Суслова. Кто-то его побаивался, кто-то не доверял, кто-то знал о его тяжелой болезни, кто-то считал в принципе неприемлемым выдвижение в руководство партии председателя КГБ. В конечном счете, решение в пользу Андропова было принято ценой серьезной компенсации главным противникам его перехода: председательское место в КГБ переуступили Федорчуку. Брежнев и Щербицкий вместе позвонили из Кремля в Киев Федорчуку с этой новостью. Сначала несколько слов в трубку аппарата ВЧ сказал Щербицкий, потом, без лишних сантиментов, Брежнев: “Мы здесь посоветовались и решили назначить вас председателем КГБ страны…”.
Таким образом, Андропова как бы отделили от главного источника его силы. Но, как показало время, верные люди у него там все-таки остались. И это неудивительно, ведь его очень уважали и даже любили в центральном аппарате.
Андропова утвердили секретарем ЦК в мае 1982г., а уже осенью, ориентируясь на очередной ноябрьский Пленум ЦК, Брежнев стал готовить маневр: сам он уходит на должность почетного председателя партии, а генсеком вместо него становится… Кто? Реальных кандидатур две — Андропов и Щербицкий. Противники Андропова извлекли на свет божий последний аргумент, дескать, он тяжело болен, не жилец. Какой смысл менять больного на больного? Брежнев позвонил Чазову: ты чего молчишь, мне сказали, что дни Андропова сочтены? Чазов заюлил: так ведь они сочтены уже 15 лет. Зато какая работоспособность! Брежнев не успокоился. Накануне 7 ноября вызвал к себе Андропова, долго расспрашивал его о здоровье. В конце пообещал: после праздников буду серьезно говорить об этом с Чазовым.
7-го день выдался холодный. Брежнев отстоял на Мавзолее военный парад, коротенькую демонстрацию и уехал на дачу в Кунцево. На следующий день махнул в Завидово поохотиться. Поздним утром 9-го, отдохнувший, в хорошем настроении и внутренне решительный, прибыл в Кремль. На 12 к нему, по его просьбе, переданной заранее, пригласили Андропова. Дежурил в тот день в приемной давний брежневский секретарь Олег Алексеевич Захаров. Вся информация от него. О чем Брежнев говорил с Андроповым последний раз в своей жизни — доподлинно неизвестно. Однако, если учесть всю совокупность обстоятельств на тот момент, то можно предположить с высокой степенью вероятности, что Брежнев, сославшись на болезнь Андропова и мнение “узкой группы” членов ПБ, сказал о принятом ими решении рекомендовать ноябрьскому Пленуму в качестве нового генсека все-таки Щербицкого. Андропову как второму секретарю предстояло возглавить подготовку Пленума. Присутствовал ли кто-нибудь еще при этом разговоре? Скорее всего, да. Вроде бы заходил Черненко. Но, безусловно, как минимум три человека — Устинов, Черненко и Щербицкий — знали о его содержании.
Вечером после работы Брежнев вернулся в Кунцево. Поужинал и отправился спать. Как позже в беседе с писателем В. Карповым вспоминала Виктория Петровна, супруга Брежнева: “Прикрепленные (т.е. охрана. — В.Л.) помогли ему раздеться, дали снотворное, положили добавочное — вдруг еще понадобится”. Утром почему-то сразу два сотрудника КГБ, Собаченков и В. Медведев, отправились будить Брежнева. Нашли его мертвым: “Вжик! Вжик!..”
Как свидетельствуют в своих воспоминаниях В. Медведев и зять Брежнева Чурбанов, первым после обнаружения генсека мертвым на даче появился Андропов. Позже приехал Чазов. В свою очередь Чазов излагает порядок событий с точностью до наоборот. Дескать, это он, как, собственно, и положено врачу, примчался первым, и уже он нашел по телефону и проинформировал Андропова. Есть немало и других противоречий и неясностей в описаниях обстоятельств смерти Брежнева у разных авторов. Однако наиболее важен все-таки, в контексте всей ситуации, ответ на вопрос: кто же оказался первым у тела Брежнева? Если действительно Андропов, то возникает повод для самых мрачных подозрений.
Пытаясь добраться до истины, я несколько раз поднимал в печати тему загадок кончины Брежнева (например, “Как умер Брежнев?” в “Завтра” №44, 1997г.), а также Черненко (о чем ниже), полагая, что рано или поздно Чазов будет вынужден публично подтвердить или опровергнуть свои свидетельства. И не ошибся. В появившейся в конце прошлого года его новой книжке “Рок” он отозвался. И как! Устами великого русского поэта Пушкина он назвал меня Курилкой журналистом и сказал, что плюёт на меня. Неплохо — для академика двух академий. Какой-нибудь доктор наук, тот просто бы обхамил. А тут все-таки Пушкин! Но, к сожалению, по существу Чазов не смог сказать ничего. Это позволяет мне утверждать с вероятностью, близкой к единице, что он сознательно фальсифицирует истину. Для чего? Единственно правдоподобный ответ: чтобы скрыть тот факт, что в ночь с 9 на 10 ноября 1982г. советский лидер Брежнев умер насильственной смертью, и что Андропов имел к этой акции прямое или косвенное отношение.
Всего лишь через три дня после своей последней беседы с Брежневым, а именно 12 ноября 1982г., Андропов сидел в его кресле генсека. Что называется, поговорили. Не ясно, как удалось Андропову так быстро изменить настроение членов ПБ в свою пользу. В литературе на эту скользкую тему иногда туманно намекают: “его поддержала армия”. Ага, значит снова Устинов.
Не многим лучше чувствовал себя Андропов и с Черненко. Трещина, разделявшая двух этих людей, вынужденных силою обстоятельств работать вместе, безостановочно расширялась, так что рано или поздно кто-то из них должен был в неё упасть.
В августе 1983 г., находясь на отдыхе в Крыму, Черненко стал жертвой тяжелейшего отравления. Много позже, в марте 1995 г., мне довелось говорить об этом печальном событии с Анной Дмитриевной, вдовой Черненко. Она сказала: “Тогда в Крыму я с ним в душе уже простилась”. Но Черненко выжил, хотя стал инвалидом. Месяц спустя, то есть в сентябре 1983-го, в Крым на отдых отправился Андропов. И с ним тоже здесь произошло нечто, в результате чего качественно осложнились все его заболевания. Чазов грешит на скамейку, на которую якобы неосторожно присел Андропов, отчего застудился. Но ведь Чазов на выдумки хитер. Он и в отравлении Черненко обвинил Федорчука, хотя последний, по его собственным словам, находился в это время (уже министром МВД СССР) в Москве и Черненко в глаза не видел. Разного рода шептуны поговаривают, мол, не надо было Андропову ехать в хозяйство Щербицкого. У того ведь тоже есть гордость и свое КГБ. Но кто тут что может теперь доказать или опровергнуть. Однако факт есть факт: Андропов ладил более или менее благополучно со своими болезнями 20 лет, но как только достиг того, к чему всю жизнь стремился, — высшей власти, — смерть подобрала его. Он долго, с невероятным упорством и нечеловеческой силой воли, цеплялся за жизнь и свою новую должность, пытался руководить партией и страной из больничной палаты. Увы и ах! Похоже, будто сам Брежнев вызывал его. Днем 10 февраля 1984 г. аппарат ЦК КПСС прощался с телом покойного Андропова в Колонном зале. Шли мимо гроба медленной любопытствующей чередой, в густом тошнотном аромате хвои и увядающих цветов, столь характерном для церемоний подобного рода. Хорошо было видно лицо покойного в гриме: одутловатое, большое, с порушенной тяжелыми мучениями симметрией черт. Лицо человека, которому слишком долго не позволялось умереть.
Устинов и Громыко, сосредоточившие в своих руках после смерти Андропова практически всю власть в стране, назначили новым генсеком недоотравленного Черненко. Еще со времен войны Черненко страдал эмфиземой легких, чего, разумеется, не мог не знать Чазов. Десять дней пребывания генсека в обстановке разреженного, холодного и влажного по вечерам горного воздуха сделали свое дело. Черненко был в экстренном порядке на носилках транспортирован из Кисловодска в Москву без шансов на выживание. Характерно, что в своих мемуарах Чазов с партизанским упорством обходит этот немаловажный эпизод своей врачебной деятельности молчанием. Да и то сказать: даже дважды академик вряд ли сможет правдоподобно соврать, для чего нужно было человека с хронически больными легкими засылать в это гиблое место.
В конце декабря в Москве — трах! бах! — неожиданно умирает последний покровитель Горбачева маршал Устинов. За окнами народ, утомленный гробовой чехардой на Красной площади, бурно желает молодого генсека. Пришел тайными путями гонец от Громыко, предлагает бартер: Андрей Андреевич порекомендует Горбачева в генсеки, если Черненко, упаси боже, умрет, а взамен просит избрать его Председателем Президиума ВС СССР. Тишком ударили по рукам. 27 февраля Горбачев и Лигачев посетили в больнице Черненко. Как потом рассказал Лигачев, Черненко выглядел “лучше, чем мы предполагали”, обнаружил “ясный ум”, намеревался скоро “вырваться” из больницы. То же самое подтверждает и Анна Дмитриевна, регулярно навещавшая мужа. Все, как обычно. В Политбюро никто ни о чем не догадывается. В эту паузу Громыко удается спровадить в США Щербицкого во главе какой-то проходной парламентской делегации. Другой опасный человек, Романов, отдыхает в Паланге. И тут, надо же такому случиться, Чазов сделал из Кремлевской больницы отмашку: “Поехали!”
В последней книжке Чазова “Рок” есть его, поразительное в устах врача по своему цинизму и бестактности, хвастливое откровение. Он бахвалится, что Черненко, даже став Генеральным секретарем, не догадывался о его дружеских отношениях с Горбачевым. Это надо понимать так, что даже на смертном одре Черненко не озарила мысль, что у его изголовья хлопочет не врач, а политический игрок, состоящий на службе у человека, прямо заинтересованного в его (Черненко) скорейшей смерти. И она пришла ветреным, холодным воскресным вечером 10 марта в 19.20. В Кремль сразу слетелись нужные люди, забегали с бешеной скоростью колесики вихреподобной организационной машины Егора Кузьмича. Громыко достал из шкафа официальный костюм…
Рано утром в понедельник Горбачев ехал на своем “членовозе” в Кремль, предвкушая в сладком волнении неизбежную победу. Он снял трубку спецсвязи, вызвал Чазова. Когда тот откликнулся, с чувством поблагодарил его за все, что он бескорыстно сделал для него за годы дружбы. Помолчав, добавил: “…особенно в последнее время” (курсив мой. — В.Л.). Вот так пешка прошла в генсеки. Со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями для партии и страны.
