7 апреля 1989 года
Советская торпедная атомная подводная лодка Северного
флота погибла в Норвежском море в результате пожара. Из
69 человек команды удалось спасти только 27.
К-278 («Комсомолец») была
уникальной атомной подводной
лодкой (ПЛА), обогнавшей свое,
время на четверть века. Корпус
из титана, глубина погружения;
более 1000 метров, подводное
водоизмещение 8500 тонн, скорость более 30 узлов, боекомплект 22 торпеды, часть из которых могла быть заменена на крылатые ракеты «Гранат». Эта лодка, несмотря на некоторое превышение по шумности по сравнению с
американскими, на своей рабочей глубине погружения не обнаруживалась никакими средствами и была недосягаема для любого оружия с обычным взрывчатым веществом (ВВ). При условии успешного окончания ее
опытной эксплуатации должно было быть принято решение о строительстве серии таких подлодок.
Общая концепция, именовавшаяся в контурах конструкторской идеи
«Плавник», затем «проект 685» и широко известная как «Комсомолец»,
родилась в 1960-х годах в условиях нарастающего противостояния СССР
и США. В то время подводные силы американских ВМС имели подавляющее преимущество. Американцы уже не только надежно обкатали ракеты и реактор в прочном корпусе субмарины, пережив катастрофу атомной подлодки «Трешер» и гибель ее экипажа на ходовых испытаниях в
Атлантике в 1963 году, но и всплывали в географической точке Северного
полюса на ПЛА «Скейт».
Чтобы ликвидировать отставание, в СССР начали строительство субмарин третьего поколения. По замыслу проектантов, глубоководная атомная подлодка «проект 685» предназначалась для борьбы с подлодками
противника и охраны своих кораблей. Ее скрытность и маневренность
обеспечивала невиданная ранее рабочая глубина погружения — 1000 метров и предельная — 1250, доступная ранее лишь батискафам. Невзирая
на колоссальные затраты, отечественные разработчики решили готовить
так называемый прочный корпус целиком из титана. Пятилетняя эксплуатация корабля в опытном режиме полностью подтвердила правильность
этого решения. Титановый корпус продемонстрировал ряд неоспоримых
преимуществ: соотношение прочности и веса у титана гораздо лучше,
чем у стали, кроме того, титан немагнитен, что при малой шумности
«Комсомольца» сводило практически на нет возможность его обнаружения.
Технический проект был утвержден в декабре 1974 года. Строительство лодки велось на крупнейшей военной верфи «Севмашпредприятие»
в Северодвинске Архангельской области. В августе 1983 года лодка была
спущена на воду, а 5 августа 1984 года, по завершении достроечных работ
на плаву, передана 1-й флотилии Северного флота. Еще в период ходовых
испытаний, имея на борту конструкторов и строителей, лодка погрузилась на 1040 метров, установив абсолютный рекорд по глубине для боевых кораблей подводного плавания.
Атомоход построили в единственном экземпляре, чтобы обкатать корабль и его команды — основную и сменную — на больших глубинах. В
перспективе на основе «проекта 685» предполагалось создавать глубоководные подводные лодки более совершенной модификации.
За пять лет службы в составе объединения «Комсомолец» с основным
экипажем неоднократно погружался на глубину 1000 метров. Сомнений в
надежности корабля ни у кого не возникало.
28 февраля 1989 года лодка К-278, получившая с основным экипажем
весьма почитаемое на флоте звание «отличный корабль» с правом ношения соответствующего знака на надстройке и наименование, под которым известна ныне, приняла на борт сменный экипаж и вышла в очередное автономное плавание.
7 апреля 1989 года, находясь на боевой службе, К-278 следовала на
глубине 386 метров со скоростью 6—8 узлов. Утром боевая смена несла
вахту в обычном режиме.
8 11.00 вахтенный капитан-лейтенант Александр Верезгов принял доклады из отсеков. Из седьмого матрос Нодари Бухникашвили доложил:
«Седьмой осмотрен, сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в
норме. Замечаний нет». Это были его последние слова.
Между 11.00 и 11.03 в кормовом отсеке начался пожар. В 11.03 на пульте вахтенного механика зажегся сигнал: «Температура в седьмом отсеке
больше 70 градусов». Вахтенный механик капитан 3-го ранга Вячеслав
Юдин немедленно объявил: «Аварийная тревога». На главном командном пункте инженер-механик капитан 2-го ранга Валентин Бабенко пытался связаться с аварийным седьмым отсеком по общекорабельной связи. Седьмой не отвечал. Командир подлодки капитан 1-го ранга Евгений
Ванин в считанные секунды принял единственно правильное в данной
ситуации решение: применить в аварийном отсеке лодочную объемную
химическую систему пожаротушения (ЛОХ). Но система, которая в теории должна нейтрализовать пожар высокой интенсивности, оказалась бессильной перед разыгравшейся стихией. От резкого повышения темпера
туры нарушилась герметизация трубопровода высокого давления, и аварийный отсек сразу же превратился в подобие мартеновской печи.
Огонь перекинулся на шестой отсек. Немедленно был остановлен парогенератор. Левый турбогенератор отключился сам. Сработала автоматическая защита реактора. В дополнение к этому заклинило вертикальный руль, прервалась межотсечная связь, повредилась система шланговых дыхательных аппаратов, в результате чего часть экипажа получила
тяжелое отравление.
Лодка, увеличивая ход, стала всплывать. Однако на глубине около
150 метров сработала аварийная защита реактора, и К-278 потеряла ход
В 11 часов 16 минут после продувания цистерн главного балласта она
всплыла в надводное положение. С 11 часов 20 минут до 12 часов 17 минут
лодка восемь раз передала установленный сигнал об аварии, однако первый из них был услышан в Главном штабе ВМФ и на КП Северного
флота только в 11 часов 41 минуту. При этом сигнал был неразборчивым.
Разборчивый сигнал об аварии был принят на берегу только в 12 часов
19 минут. С этого момента на всех уровнях стали приниматься меры по
оказанию помощи и спасению лодки и ее экипажа.
Вот что рассказал начальник химической службы Виталий Грегулев:
«Когда возник пожар, я спал. Услышав сигнал тревоги, побежал на свой
пост. Моя задача — обеспечить в лодке нормальный уровень газового
состава и контроль радиационной обстановки. Подбежал к установке газосостава воздуха, который влияет на жизнедеятельность людей, пытался
ее запустить. Напрасно. Она оказалась обесточенной. Взглянул на приборы радиационной обстановки — нормально, никаких отклонений.
Потом и здесь случилось короткое замыкание. Уровень радиации был
нормальный. Мои сослуживцы, Игорь Орлов и Сергей Дворов, лично удостоверились, что атомный реактор надежно заглушен. Что касается торпед с ядерным зарядом, то они не были на боевом взводе, поэтому никакой опасности не представляют».
Когда «Комсомолец» всплыл, экипаж сумел локализовать пожар в
седьмом отсеке, дать в шестой отсек фреон и загерметизировать остальные. Одного за другим аварийные партии вытаскивали обгоревших и отравившихся моряков на свежий воздух. Врач, старший лейтенант Леонид Заяц, ни на минуту не останавливаясь, делал искусственное дыхание морякам. Большая часть экипажа была выведена наверх. Многих
удалось вернуть к жизни. Но они, ослабевшие и еще не пришедшие в
себя, погибнут позже в холодной воде, когда от каждого потребуются
нечеловеческие усилия. На палубе курили молча, глотая дым со слезами. Из седьмого отсека продолжал густо валить пар. «Видимо, там образовалась брешь, — считает моряк Семен Григорян, — сквозь которую
хлынула вода. В том месте, думаю, выгорели кабельные тросы, которые
выходили наружу».
Казалось, самое страшное позади. Никто не думал, что через несколько часов все окажутся в ледяной воде Норвежского моря. Выходя из отсе
ков подводной лодки, каждый был уверен: титановый корпус «Комсомольца» — самый прочный в мире, как уверяли конструкторы. Моряки были
уверены, что атомоход не пойдет ко дну, поскольку знали, что за всю
историю развития атомных флотов мира ни один атомоход, на котором
случился пожар, не тонул, тем более в считанные часы. Именно по этой
причине подводники поднимались наверх без гидрокомбинезонов. Для
многих это стало смертельной ошибкой.
От высокой температуры прогорели сальники трубопроводов, связывающих внутренние помещения лодки с забортной средой. Вода стала
быстро распространяться по отсекам, смежным с аварийными. Стало ясно,
что нарушена герметичность прочного корпуса. Вероятно, титановая
обшивка не выдержала перепада температур (несколько сот градусов в
седьмом отсеке и всего плюс два за бортом). Лодка всплыла, но положение ее с каждой минутой становилось все более опасным: кормовая часть
на глазах уходила в воду, а нос вздымался все выше и выше. Стало ясно,
что надежд спасти ее нет.
«Всем покинуть отсеки! Плоты на воду!» — приказал командир корабля. Семен Григорян стал отсоединять их от корпуса лодки — на это ушло
слишком много времени. Крепления не поддавались. Корабль тонул, кормовой частью заваливаясь вниз. Моряки бросились в ледяную воду. Наконец плот удалось отсоединить, но его отнесло от лодки волной.
Моряки стали прыгать в ледяную воду. Кому повезло, тот успел забраться на спасательный плот. Остальным оставалось надеяться на прибытие спасательных кораблей.
Командир Евгений Ванин спустился внутрь, чтобы поторопить оставшихся в отсеках.
Рубка была наполовину в воде, когда Александр Копейко крикнул: «В
лодке командир и еще несколько человек. Что делать?» Ему ответили:
«Закрывай люк, они спасутся во вспомогательной камере!»
Копейко все же не закрывал люк. Он кричал, чтобы люди спешили на
выход. Когда ждать уже было опасно, он понял, что, если не закроет люк,
оставшиеся в лодке не выберутся. И он герметично закрыл камеру.
В 17.08 лодка затонула.
Войти в подводную лодку или выйти из нее можно было только через
спасательную всплывающую камеру. Это довольно обширная стальная
капсула, выдерживающая давление предельной глубины, была рассчитана на спасение всего экипажа. Если бы лодка затонула и легла на грунт,
то все 69 человек сумели бы разместиться в камере, усевшись по кругу в
два яруса, тесно прижавшись друг к другу. После этого механики отдали
бы крепление, и камера, словно огромный воздушный шар, взмыла бы
сквозь морскую толщу на поверхность. Но все произошло иначе..
Ванин проскользнул по многометровому трапу в центральный пост. В
покинутых отсеках оставались еще пятеро: капитан 3-го ранга Испенков,
запускавший дизель-генератор, капитан 3-го ранга Юдин, мичманы Слюсаренко, Черников и Краснобаев.
Все, кроме Испенкова (он в грохоте дизель-генератора не услышал
команды выйти наверх), поднимались по трапу через всплывающую камеру И тут подводная лодка начала тонуть. Сначала она встала вертикально. Все, кто оказались на трапе, посыпались вниз — в спасательную
камеру. В следующие секунды лодка пошла вниз, под воду.
Мичман Слюсаренко влез в камеру последним. Точнее, его туда втащили. Сквозь дымку гари он с трудом различал лица Ванина и Краснобаева — оба сидели на верхнем ярусе. Внизу капитан 3-го ранга Юдин и
мичман Черников тянули изо всех сил линь, подвязанный к крышке люка,
пытаясь захлопнуть ее—в четверть тонны! — как можно плотнее. Сквозь
незакрытую щель внутрь с силой шел воздух, выгоняемый водой из отсеков. С каждой сотней метров давление росло, все вокруг заволокло холодным паром. Все-таки крышку подтянули и люк задраили.
Безлюдная, лишь с трупами на борту, с затопленными отсеками атомная подводная лодка завершала свое последнее погружение. «Товарищ
командир, сколько здесь до грунта?» — крикнул вверх Слюсаренко. «Тысяча пятьсот метров», — отозвался Ванин.
Мичман Черников читал вслух инструкцию по отделению камеры от
корпуса: «Отдать… Открыть… Отсоединить…» Но стопор не поддавался.
Юдин и Слюсаренко в дугу согнули ключ…
Глубина стремительно нарастала, а вместе с ней и чудовищное давление. Вдруг корпус лодки содрогнулся — вода ворвалась в последний отсек.
«Всем включиться в дыхательные аппараты!» — крикнул Юдин.
Слюсаренко и Черников навесили на себя нагрудники с баллончиками, продели головы в «хомуты» дыхательных мешков, натянули маски и
открыли вентили кислородно-гелиевой смеси. А в следующую секунду
Юдин, замешкавшийся с аппаратом, сник и осел. Мичманы тут же подняли его и уложили на нижний ярус.
Слюсаренко стал натягивать на Юдина маску дыхательного аппарата,
но сделать это без помощи самого пострадавшего было непросто. Вдвоем
с Черниковым они промучились несколько минут, пока не поняли, что
пытаются натянуть ее на труп. Оглянулись на командира — Ванин сидит, ссутулившись на верхнем ярусе, и хрипит. Рядом с ним навсегда закрывший глаза техник-вычислитель мичман Краснобаев…
«Если бы Юдин не крикнул «Включаться в аппараты!», я бы ничего не
сделал, рукой бы не пошевелил. Одурел бы от дыма и погиб, — рассказывал потом Слюсаренко. — Но он крикнул, и я, как робот, начал действовать. Но кое-что напутал…»
Позже медики придут к выводу, что Юдин, Ванин и Краснобаев погибли от отравления окисью углерода. Камера была задымлена, а угарный газ под давлением умерщвляет в секунды…
И все же камера вдруг оторвалась от субмарины и полетела вверх,
пронзая чудовищную водную толщу! «Что было дальше, помню с трудом, — продолжал свой рассказ Слюсаренко. — Когда выбросило на по
верхность, давлением внутри камеры вырвало верхний люк. Ведь он был
только на защелке… Я увидел, как мелькнули ноги Черникова — поток
воздуха вышвырнул его из камеры. Следом выбросило меня, но по пояс.
Сорвало об обрез люка баллоны, воздушный мешок, шланги… А Черников погиб — о закраину люка ему снесло полчерепа…»
Слюсаренко спасло то, что он неправильно надел свой аппарат, поэтому держал свой дыхательный мешок в руках. С ним, послужившим ему
спасательным кругом, его и подняли из воды рыбаки. Слюсаренко стал
единственным в мире человеком, которому удалось спастись с лодки,
лежащей на километровой глубине… Камера же продержалась на плаву
секунд пять—семь. Распахнутый люк захлестнуло волнами, и титановая
капсула навсегда ушла в глубины Норвежского моря…
Первым всплывшую лодку обнаружил патрульный самолет «Орион»
ВВС Норвегии. Раздраенный рубочный люк «Комсомольца» еще курился
белым дымом.
Помощь подоспела только через 40 минут. Плавбаза «Алексей Хлобыстов» одного за другим подбирала моряков.
Командир электронавигационной группы штурманской боевой части
«Комсомольца» Андрей Степанов вспоминал: «Пожар начался в кормовом отсеке. Вахтенный отсека старший матрос Нодар Бухникашвили погиб сразу. Запылало в шестом. Потом докатилось до пятого: внезапно
вспыхнули пары масла, и огнем (это было что-то вроде взрыва) обдало
всех, кто там находился. Одежда на людях горела, как бумага.
Это была настоящая топка. Аварийная партия вытащила из отсека
двоих без сознания и несколько раненых. Все сильно обгорели. Те из
пятого, кто еще стол на ногах, поднимались на верхнюю палубу, где разбили «лазарет», с большим трудом: руки были обожжены так, что не могли притронуться к трапу. Их бинтовали и одевали. Кто был без сознания,
пытались привести в чувство. Помню, матросу Володе Кулапину наш доктор Леня Заяц делал искусственное дыхание и укол в сердце. Кулапин и
мичман Сергей Бондарь «включились» в стационарную дыхательную систему и отравились: она разгерметизировалась и в нее попал угарный газ.
Они умерли.
В четвертом, реакторном, отсеке из средств защиты были только портативные дыхательные устройства, другому снаряжению там храниться
не было положено. Когда началось задымление, лейтенант Андрей Махота и мичман Михаил Валявин попробовали выбраться в соседние отсеки.
В пятый было нельзя, кинулись в третий — и увидели через смотровое
окошко пелену дыма. Остались в четвертом. Спрятались от дыма в герметичную аппаратную выгородку, расположенную прямо над реактором,
но запаса воздуха у них немного было. Их потом аварийная партия очень
вовремя оттуда достала.
Помню, кто-то сказал: «Сейчас подойдет плавбаза». Мы к тому времени уже всплыли. Ждем. Стали искать теплое белье, готовиться к эвакуации. Потом, когда стало ясно, что лодка тонет, поступила команда гото
вить плоты и покинуть корабль. Плоты были тяжелые и плотно крепились в корпусе лодки. С большим трудом несколько человек вытащили
один.
Я спустился вниз, все никак не мог собрать свои «секреты» Подошел
Андрей Зайцев, инженер дивизиона живучести (он следил за креном и
дифферентом лодки), и сказал” «Тонем мы.. Реши, что тебе важней. сек-
реты или жизнь. А то минут через пять останешься здесь навсегда».
Поднялся наверх, а вода уже по нижней обрез рубки. И быстро так
лодка тонет! Через несколько секунд выхожу из рубочной двери на верх-”
нюю палубу, а вода — по пояс. В этот момент плот с левого борта волной
перекинуло на мою сторону: там его шесть человек держали, но не смогли удержать. Ну, думаю, если на плот не влезу, можно сразу заказывать
себе крест. Подплыл к нему, укрепился.
Плот постоянно накрывало волнами, мы все лежали в воде. Многие
теряли сознание от холода, вода была ледяная. Несколько человек с плота просто смыло. Те, кто терял сознание в воде, были обречены, большинство из них утонуло.
Помогали друг другу, но сил у всех было мало. Пока ждали плавбазу,
держались, кто как мог. Андрей Зайцев висел на борту спасательного плота, и когда руки онемели, вцепился зубами в чью-то шинель… Наконец
дождались плавбазы. Я, как ее увидел на горизонте, сразу отключился.
Как рыбаки подошли, как нас поднимали на борт — не помню.
Пришел в себя уже на «Хлобыстове». На мне было пять одеял и три
грелки. Нас отогревали, растирали, отпаивали французским коньяком.
Принесли горячий суп, но я отказался: тело согрелось, но руки тряслись
так, что не мог ложкой в рот попасть. Сестра посмотрела на мои мучения
и убежала куда-то. Принесла банку сгущенки с двумя дырками в крышке”
на, говорит, может, хоть этого поешь. Потом народ немного отоспался,
начал ходить. Трое — Нежутин, Молчанов и Грундуль — вышли покурить и после умерли. Потом врачи установили, что из-за сильного переохлаждения в их организмах произошли необратимые изменения.
На «Хлобыстове», а потом на «Кирове» долго уточняли списки погибших. Были недоразумения, как например с Игорем Калининым, которого причислили к погибшим. Калинин во время эвакуации с лодки поднялся наверх в одном свитере. Все документы он отдал Мише Смирнову на
сохранение. Смирнов погиб в море. Когда его тело подняли на плавбазу]
нашли в кармане документы и по радио сообщили в штаб флота: Кали-)
нин погиб. А его мать в это время работала в Североморске во флотско»
гидрометцентре. Случайно поймала по радиосвязи переговоры плавбазі
со штабом. И почти сутки считала сына погибшим…»
27 спасенных моряков находились на излечении в военно-морско?
госпитале Северного флота, в морге — 19 погибших от переохлаждения,
травм и разрыва сердца парней. Не всем морякам удалось выжить.
В каком состоянии находились советские подводники, доставленные в
Североморск с места катастрофы? Вот что рассказал главный терапевт)
Вооруженных Сил СССР генерал-майор медицинской службы профессор
В. Ивашкин: «Сразу же, как только члены команды были подняты на
борт плавбазы «Алексей Хлобыстов», судовые врачи начали борьбу за спасение моряков, десять из которых были без признаков жизни. Троих спасти не удалось, хотя квалифицированные медики, доставленные к месту
происшествия на крейсере «Киров», сделали все возможное. На пути к
Североморску мы использовали все медицинские средства, пригодные в
такой ситуации. Произвели тщательное растирание Моряки были помещены в теплые ванны. Врачи вели круглосуточное дежурство.
Состояние троих моряков было средней тяжести. Они прошли курс
лечения в палате интенсивной терапии. Состояние остальных 24 членов
команды вполне удовлетворительное. Все ребята прошли тщательное
медикаментозное, психотерапевтическое, рефлексотерапевтическое лечение. Лишь у одного из пострадавших был обнаружен легкий ожог».
Военные медики и моряки, побывавшие в разных переделках и нештатных ситуациях, были потрясены стойкостью команды. Они восхищались такими людьми, как матрос Юрий Козлов и мичман Семен Григорян, капитан-лейтенант Александр Верезгов и старший матрос Артур
Савин… Уму непостижимо, как им удалось провести почти полтора часа в
ледяной воде!
Работа Правительственной комиссии по расследованию причин катастрофы на «Комсомольце» под председательством секретаря ЦК КПСС
Олега Бакланова в течение года выявила клубок нерешенных проблем в
теоретическом, технологическом, конструктивном и информационном
обеспечении живучести корабля, прежде всего его взрывопожаробезопасности, остойчивости и непотопляемости.
Комиссией было установлено, что пожар, возникший в концевом седьмом отсеке лодки из-за возгорания электрооборудования привода рулевой системы, привел к воспламенению горючих отделочных материалов.
В течение двух-трех минут температура в отсеке достигла почти 1000 градусов, что в силу конструктивных недостатков привело к разгерметизации магистрали воздуха высокого давления. Поступление в отсек воздуха
под большим давлением увеличило интенсивность пожара, ликвидировать который не удалось. Недостаточная температурная стойкость элементов конструкции корабля и средств борьбы с пожаром не позволила
экипажу эффективно противостоять нарастающей аварии.
За первые 30 минут развития аварийной ситуации вышли из строя управление рулями и связь между отсеками, стало невозможным дистанционное управление общекорабельными системами кормовых отсеков, прекратила работу главная энергетическая установка, развился пожар в шестом и возникли местные возгорания в пятом, четвертом и третьем отсеках, почти во всех отсеках содержание окиси углерода намного превысило предельно допустимую норму. Кроме того, сильный жар вызвал потерю герметичности ряда систем и устройства седьмого и шестого отсеков
и прилегающих к ним цистерн главного балласта, что привело к поступ
лению забортной воды в кормовые балластные цистерны и внутрь проч-
ного корпуса подводной лодки. Из-за этого она в 17 часов 08 минут зато-
нула на глубине 1685 метров в 106 милях к юго-западу от острова Медве-
жий, исчерпав запас плавучести.
Между тем расследование по уголовному делу, возбужденному Глав-
ной военной прокуратурой, было крайне затруднено, поскольку субма-
рина находится в Норвежском море на глубине 1655 метров. Ее подъем и
обследование сейчас невозможны Во-первых, стоимость подъема лодки
со дна Норвежского моря оценивается различными источниками от 300J
миллионов до 2 миллиардов долларов. Во-вторых, подъем «Комсомоль
ца» не поможет установить причину пожара, так как седьмой отсек пред
ставляет собой остывшую доменную печь, где все спеклось в один ком
В-третьих, регулярное обследование лодки с помощью глубоководныл
аппаратов «Мир» показывает, что ее титановый корпус имеет больши
трещины, возникшие от детонации торпед с обычным ВВ. При попытк
подъема «Комсомольца» корпус его переломится и станет возможен ca
мозапуск ядерного реактора. Тогда фактическая опасность лодки для все
го живого возрастет в сотни раз. С этим выводом согласен генеральный
директор ЦКБ «Рубин» (где она создавалась) академик Игорь Спасский
В-четвертых, радиационная обстановка вокруг «Комсомольца» пока спої
койная. В маловероятной ситуации удачного подъема лодки потребуется
сложная, длительная и опасная буксировка ее в Белое море. В этом случа
будут загрязнены радиацией Норвежское, Баренцево, Курское и особенна
Белое моря. В-пятых, самое страшное начнется тогда, когда этот радиоак
тивный хлам приведут в Северодвинск. Там уже стоят около 100 ПЛА, вы-
веденных из боевого состава Северного флота, которые ждут утилизации
На утилизацию «Комсомольца» уйдут все скудные средства, которые по-
требовались бы для этих ПЛА за несколько лет.
Поэтому вполне обоснованным является вариант, предложенный
вице-адмиралом, доктором технических наук Тенгизом Борисовым еще
в 1991 году, — способ консервации «Комсомольца» на грунте — там, где
он лежит сейчас. Поставленные во время одного из первых обследовании
лодки (с помощью аппаратов «Мир») титановые заглушки на торпедные
аппараты, где лежат две торпеды с ядерными боеголовками, значительна
уменьшили вымывание оружейного плутония из них. Далее отсеки ПЛ/9
должны быть заполнены по трубопроводам с поверхности жидким спец-
составом, который при соприкосновении с морской водой кристаллизи-
руется и затвердевает, изолируя все, что находится внутри лодки, от внеш-
ней среды.
В итоге следствие было приостановлено 26 января 1998 года в связи q
«неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняе-1
мого», и тем, что «установить истинные причины пожара и затопления до
подъема подводной лодки и ее осмотра не представляется возможным».
