2 декабря православные отмечают день преставления преподобного Алексия Карпаторусского. Об этом святом, явившем собой символ православного возрождения русских Карпат, мы писали год назад. Алексий Базилюк приблизился к Небу, стоя на плечах великанов русинского сопротивления XVII-XIX веков. Его жизненный подвиг, мученичество его паствы стали венцом той борьбы, которую лучшие представители карпаторусского народа вели от начала унии.
Угли…
Угро-россы были насильно обращены в унию во второй половине XVII – первой половине XVIII вв. Однако не в «Русскую униатскую церковь», образованную в Польше по итогам Брестского псевдособора, а в «Русинскую грекокатолическую церковь», учреждённую на ещё более сомнительном ужгородском сходе 1646 года. В отличие от Бреста, в ужгородской сходке не участвовал ни один епископ. Договор о подчинении Риму заключили с иезуитами и базилианами 63 приходских священника из 600-800 действовавших на то время в Мукачевской епархии. Не был составлен даже акт унии, отсутствовал (или не сохранился) протокол заседания.
Открытое противостояние унии, которую пытались ввести ещё в 1614 г., длилось в Подкарпатской Руси более века, вплоть до 1735 г., когда в замке Хуста (административный центр Мармарошчины – юго-восточного продолжения Закарпатья) был замучен до смерти последний православный епископ Досифей Феодорович. «Австрийская власть встала на сторону униатской церкви и сделала всё, чтобы не допустить выборов нового православного владыки, а императрица Мария-Терезия заявила, что на Закарпатье православных больше не существует», – сообщает автор очерка «Православная Церковь в Закарпатье» историк Юрий Данилец.
Именно Мармарошчина явилась основной и последней цитаделью православного сопротивления угро-россов. Ещё в 1663 году Мукачевский епископ перенёс кафедру в Имстичев и Угли (Угольки) в окрестностях Хуста.
Храм XVI века в Углях помнит мученика Досифея
За семьдесят лет в Мармарошчине было основано около десяти монастырей. После мученической смерти владыки Досифея эти обители, поддерживаемые молдавскими и сербскими епископами, служили для населения углями веры.
Укрепляла дух подкарпатских русинов и их интеллектуальная элита.
Пожалуй, хронологически первый из её представителей – писатель Михаил Андрелла – в своих трудах отстаивал идею единства русинов, малороссов, белорусов и великороссов. В 1669 году он был брошен иезуитами в подземелье Мукачевского замка, но окрестные крестьяне добились освобождения «их учителя». Спасаясь от преследований иезуитов и униатов, отец Михаил (в тот год он стал православным священником) переселился в село Иза под Хустом. Здесь он написал свои главные апологетические произведения, в числе которых и «Трактат против латинов».
Именно в Изе положил начало православному возрождению Подкарпатской Руси выдающийся её будитель (так в Подкарпатской Руси стали называть её просветителей в XIX в.) Иван Раковский.
К этому времени в русинских школах уже было запрещено преподавание на местных наречиях как «разновидностях русского языка, усиливающих тяготение населения к России». В 1822 году был запрещён ввоз из России русских книг. Конфискации подлежали первые литературные издания на русинском наречии.
Однако в 1848 году трон Габсбургов сотрясло Венгерское восстание. Срочно понадобилась помощь той самой России. Так в Карпатский регион вошла армия под командованием великого малоросса Ивана Фёдоровича Паскевича. И тут уже не только будители, но все русинские народности обнаружили своё родство с «материковыми» братьями, которых не видели полтысячи лет. 200-тысячное войско могучей державы оказалось своим для самых бесправных подданных Австрийского престола! Как вспоминал свои детские впечатления писатель и униатский служитель Уриил Метеор, жители его родного Сусково (под Свалявой) «свободно разговаривали с Москалями и без затруднения понимали их язык». «Они совсем таким образом крестилися и теми же словами молилися, как здешние домородные люди, – уверял грекокатолик. – Выходило, что они одного с нами языка и одной веры».
Да и русские солдаты, не ощущая различий между своими говорами и местным, даже перевалив через Карпаты, были всё ещё убеждены, что они находятся в России, «и спрашивали, где ж будет, наконец, земля неприятельская, мадьярская».
Получив столь мощный толчок, пробуждение русинского самосознания переросло в национальное возрождение. Не остановили его даже гонения, возобновлённые в 1854 году, когда Австрия, предав свою спасительницу Россию, присоединившись к Крымской войне на стороне агрессоров Англии, Франции и Турции.
Притеснения испытала даже униатская пресса на русском языке. Так в 1858 году была закрыта «Церковная газета» под редакцией Ивана Раковского. «Великорусский язык» издания был признан «опасным для монархии». Не менее опасными были и перепечатки из российских газет «Воскресное чтение» и «Христианское чтение», «Творения Святых Отцов в русском переводе», а также статьи местных единомышленников редактора – Якова Головацкого, Александра Духновича и других.
Из Будапешта, где Раковский восемь лет прослужил редактором «Земского правительственного вестника для королевства Угорщины», он был «отправлен в ссылку» в Изу. Как униатского служителя его назначили настоятелем местного прихода. Здесь он вплотную занялся просвещением крестьян. Почти все крестьяне были обучены читать и писать по-русски, знали Писание, разбирались в религиозных вопросах. При этом настоятель открыто прививал жителям Изы расположение к православию.
Продолжая публиковаться в газетах, в том числе в киевском «Вестнике юго-западной и западной России», Иван Иванович написал и издал «Русскую грамматику» на мадьярском языке и учебник «Арифметика» для народных школ.
Успел застать Раковский и начало украинофильского движения. Сокрушался, что «в России, и именно между соплеменниками нашими малороссами, находятся мечтающие об образовании малорусской литературы, отдельной от настоящей русской».
Наступившая 3 декабря 1885 года смерть просветителя была для всех неожиданной и вызвала большой резонанс. Многие считали, что он был отравлен, и находили тому немало подтверждений.
Долгие годы соратником Ивана Раковского был видный политический деятель, юрист, писатель Адольф Добрянский. В 1849 году он возглавил делегацию, вручившую Францу-Иосифу петицию о нуждах русинов. В ней предлагалось объединить Угорскую Русь с Галичиной и Буковиной в единый русский коронный край. Тогда – сразу после Венгерского восстания и Российской военной помощи – это не представлялось утопическим…
Добрянского трижды избирали в венгерский парламент, но дважды избрание отменяли. Объявлялось, что предвыборную агитацию он вёл «способом, опасным для государства»: якобы обещал избирателям, что отдаст их «под власть русского царя». «Таким образом австрийцы фактически признали: лозунг воссоединения с Россией наиболее популярен в крае», – отмечает историк Александр Каревин.
Видя всё возрастающую популярность политика в народе, власти попытались уговорить его отказаться от участия в русском движении. Премьер-министр Венгрии Кальман Тиса лично предложил Добрянскому пост министра торговли. Причём лишь как первую ступень к продвижению на должность при императорском дворе. Когда же подкупить Адольфа Ивановича не удалось, дважды устроили покушения. При втором был тяжело ранен его сын. Наконец в 1882 году Добрянский был арестован вместе с дочерью Ольгой (по мужу Грабарь) и галицкими деятелями русского движения. Так начался печально знаменитый «процесс Ольги Грабарь», заслуживающий отдельного рассказа.
А.И. Добрянский, со дня рождения которого 19 декабря 2017 года исполняется 200 лет, остаётся в памяти русинов автором катехизического девиза «Народ наш русский, под скипетром австрийским живущий, является одною только частью одного и того же народа русского, мало-, бело- и великорусского».
А автором, творцом гимна Карпатской Руси «Я Русин был, есмь и буду» стал поэт и писатель Александр Духнович (1803-1865). Он же составил «Сокращенную грамматику русского языка». Уже пребывая под полицейским надзором, Духнович закончил самый главный свой труд – «Истинную историю карпатороссов». Эту работу можно считать развитием написанной за полвека до того «Истории о карпатороссах или о переселении россиян в Карпатские горы и о приключениях с ними случившихся» авторства видного врача и учёного своего времени, доктора философии Кёнигсбергского университета, почётного члена Императорской академии наук, действительного члена Общества истории и древностей российских «карпато-русина» (как он всегда подчёркивал) Ивана Орлая.
… и пламя
Иван Семёнович Орлай – пожалуй, единственный из упомянутых нами будителей, кто изначально не был греко-католическим служителем или выходцем из семьи такового. Однако следует учитывать, что к XIX веку православных приходов в Подкарпатской Руси уже не оставалось. По меньшей мере три-четыре поколения выросли с осознанием униатской веры как единственно возможной для русинов. Тому – до изобретения украинства – способствовали и официальное название «Русинской грекокатолической церкви». Соответственно, и служители данной «церкви», уже не помня (а то и не зная) о трагических событиях столетней давности, не отделяли себя от русского народа, от его стремлений и чаяний.
Один из полковых адъютантов русской армии в Венгерском походе 1848 года, будущий военный писатель и журналист Пётр Алабин, вспоминая, как войском Паскевича «восхищались и гордились» русины, отмечал, что и «униатские ксендзы русинов, может быть, разделяя сочувствие к нам своей паствы, по-видимому, искренно нам преданы»: «Многие из них приходили поближе познакомиться с нами, откровенно нам высказывая, что они гордятся нами, как своими братьями, перед немцами и поляками и сопровождали нас приветами и благословениями».
Следует сказать, что в 1848 году «униатские ксёндзы русинов» – это студенты львовской семинарии образца 1830-х, которые, по воспоминаниями Якова Головацкого (одного из авторов знаменитой «Русалки Днестровой» – первого литературного сборника на русинском наречии) дали слово произносить проповеди исключительно на русском языке даже во львовских храмах (при этом вся служба велась на церковнославянском). До этого проповеди читались по-русски только на тех службах, на которых не бывала «графиня с дворскими паннами или кто-нибудь из подпанков», но и в этом случае проповедь предварительно записывалась в тетрадку польскими буквами. Другой грамоты попросту уже не знали.
Тогда, правда, задуманное осуществить не удалось: «Плешкевич (сокурсник Головацкого. – В.Б.) первый приготовил русскую проповедь для городской церкви, но подумайте, какова была сила предубеждения и обычая! Проповедник вышел на амвон, перекрестился, сказал славянский текст и, посмотрев на интеллигентную публику, не мог произнести русского слова. Смущенный до крайности, он взял тетрадку и, заикаясь, переводил (на польский язык) свою проповедь и с трудом кончил оную. В семинарии решили, что во Львове нельзя говорить русских проповедей, разве в деревнях».
Однако во второй половине XIX века даже такая уния перестала устраивать австрийцев. Это подтолкнуло будителей, а вслед за ними и пробуждённый наконец народ к широкому переходу в православие. И начался он тоже в Изе. А дальше… А дальше – о чём мы уже писали – были первый и второй Мармарош-Сигетские процессы. И был подвиг преподобного Алексия Карпаторусского – небесного заступника русинов, чья борьба за имя русское продолжается и сегодня.
