Вернувшись в Россию вместе с Блюмкиным в 1920 году, Яков Серебрянский по его рекомендации становится сотрудником центрального аппарата ВЧК в Москве. А когда Якова Блюмкина направляют нелегальным резидентом в Палестину, тот с санкции Вячеслава Менжинского берёт Якова Серебрянского своим заместителем. После отзыва Блюмкина в Москву в 1924 году резидентуру возглавил Серебрянский. В том же году в Палестине к нему присоединяется супруга — Полина Беленькая, которая с тех пор сопровождала его практически во всех зарубежных командировках.
Работу Серебрянского в Палестине признали успешной: ему удалось внедриться в подпольное сионистское движение, боровшееся против экспансии англичан, в том числе и за контроль над Суэцким каналом. Серебрянский привлёк к сотрудничеству с ОГПУ целый ряд действовавших там эмигрантов из России, обещая им по согласованию с руководством переброску в Россию. Именно они составили впоследствии ядро боевой группы, известной как «группа Яши».
Как отмечает в своей книге «Сталин и разведка» известный историк, ветеран внешней разведки Арсен Мартиросян, уже с нач. 1925 года советская разведка доносила о новых агрессивных планах Англии по подготовке консолидированной Европы к войне против СССР. Так, в секретном письме французскому правительству от 2 марта 1925 года Чемберлен прямо указал на необходимость включения Германии в англо-французский блок, направленный против СССР. Со всей очевидностью стали вырисовываться контуры новой мировой войны.
В ответ на это в 1926 году в Москве приняли постановление «Об активной разведке». Создание нелегальных резидентур для глубокого проникновения на военно-стратегические объекты противника для проведения диверсий и ликвидаций в случае начала военных действий было поручено Якову Серебрянскому. С этой целью он в 1926 году направляется нелегальным резидентом в Бельгию, а затем в Париж, где находится до 1929 года.
После возвращения в Москву Серебрянского назначили начальником 1-го отделения ИНО ОГПУ (нелегальная разведка). Теперь у него личный кабинет на Лубянке, свой аппарат сотрудников Центра и сеть созданных им нелегальных резидентур за кордоном, включающих многочисленных глубоко законспирированных агентов. Фактически это была параллельная разведывательная сеть, подчинявшаяся лично председателю ОГПУ Вячеславу Менжинскому. Уникальность ситуации заключалась в том, что Серебрянский и его заместитель Наум Эйтингон получили право вербовать агентов без согласования с Центром. Такого в истории разведки не случалось ни до, ни после. Созданная структура состояла из агентов, которых знали только три человека: Серебрянский, Эйтингон и нарком внутренних дел. Однако её эффективность невозможно переоценить: нелегалы Серебрянского пускали на дно следующие в нацистскую Германию корабли со стратегическими грузами, доставали американские ядерные секреты, занимали различные посты в правительстве Израиля, ликвидировали предателей и пособников нацистов. Все материалы, связанные с «группой Яши», находятся на особом хранении и не будут рассекречены никогда.
30 марта 1930 года за успешно проведённую в Париже операцию по захвату и вывозу на советскую территорию председателя Российского общевоинского союза (РОВС) генерала Александра Кутепова, развязавшего террор и диверсии против СССР, Якова Серебрянского наградили орденом Красного Знамени.
Тем более интересно услышать рассказ сына Якова Серебрянского, каждая встреча с которым приоткрывает для меня что-то новое.
— Анатолий Яковлевич, сегодня не так много людей, которые могут похвастаться тем, что их отца на работу принимал сам товарищ Феликс Дзержинский. А слышали ли вы сами об этом от отца?
— Отец никогда не рассказывал о своей работе. Хотя точно известно, что его заместителя Наума Эйтингона (тоже, кстати, бывшего эсера) в центральный аппарат ВЧК пригласил лично Дзержинский — об этом рассказала дочь Эйтингона Муза Наумовна.
В самом деле, вот что говорится в книге Музы Малиновской и Леонида Эйтингона «На предельной высоте»: «Вскоре состоялась его встреча с главой ЧК Дзержинским. Он, отметив волевые качества 22-летнего Эйтингона, послал его в Башкирию, поручив покончить с бандитизмом… В мае 1923 года Эйтингон был вновь вызван в Москву. Он прибыл на улицу Лубянка, прямо к «Железному Феликсу» и получил новое назначение — в соседний кабинет».
— Мне приходилось слышать от Николая Губернаторова, помощника Юрия Андропова, работавшего и с тремя предыдущими председателями КГБ СССР, что Эйтингон и Судоплатов были крупнейшими аналитиками разведки и мастерами уникальных спецопераций, пострадавшими, как и ваш отец, в ходе необоснованных репрессий по «делу Берия». Можно ли считать, что ваш отец являлся их учителем?
— Отец был старше их по возрасту, однако неправильно утверждать, что он являлся их учителем. Судоплатов, например, считал учителем Сергея Шпигельгласа. А Эйтингон уже в 1933 году занял место отца, возглавив нелегальную разведку (1-е отделение ИНО), и затем отправился в США, где он работал в нелегальных резидентурах до своего назначения заместителем резидента НКВД в Испании под именем генерала Котова. Это говорит о том, что отец сосредоточился в это время на деятельности СГОН — специальной группы особого назначения. Недаром в одном из фильмов о нём говорилось, что «Серебрянский не работал в разведке — он создавал её». И в первую очередь нелегальные сети за кордоном для организации диверсий на промышленных объектах на территории потенциального противника в случае возникновения войны. В составе Особой группы при наркоме Лаврентии Берия он участвовал в организации партизанского движения, руководил подготовкой агентов для отправки в тыл противника. Недавно из воспоминаний разведчицы Анны Филоненко-Камаевой, которые вы мне прислали, я узнал для себя нечто новое о работе отца в военные годы. Оказывается, осенью 1941 года по указанию Ставки ВГК сотрудники Особой группы под руководством Судоплатова и Эйтингона приступили к подготовке операций на случай захвата Москвы фашистами. При этом боевой подготовкой оставляемых в подполье чекистов занимался непосредственно Яков Серебрянский.
— Известно, что 10 ноября 1938 года, после бегства на Запад резидента в Испании Александра Орлова, вашего отца арестовали, объявили шпионом и приговорили к расстрелу. Однако началась война, и по предложению Судоплатова он был амнистирован и снова приглашён на работу в НКВД. А до ареста отца в 1938 году вы жили в Москве?
— Да. Первые мои детские воспоминания — это особняк на Гоголевском бульваре, дом 31. Там мы жили, и там же, как теперь известно, располагалась явочная квартира, где отец принимал своих работников. Затем в моей жизни возник Тверской бульвар, на котором после ареста родителей я жил с тётушкой — маминой сестрой. Потом война, эвакуация. В декабре 1941 года отец, возвращённый в органы НКВД, вызвал нас в Москву. Мы с мамой поселились в гостинице «Москва», как сейчас помню, в номере 646 — окна выходили прямо на нынешнюю Думу. Через два номера от нас жил полковник Дмитрий Медведев со своим адъютантом Николаем Королёвым, абсолютным чемпионом СССР по боксу. Их разведывательно-диверсионный отряд «Митя» из состава ОМСБОН НКВД как раз вернулся после своего рейда по Брянщине и Смоленщине.
— Позднее Дмитрий Медведев командовал заброшенным в 1942 году в Западную Украину партизанским отрядом специального назначения «Победители», в составе которого под видом немецкого офицера действовал Николай Кузнецов. Оба они стали Героями Советского Союза.
— Да, именно так. После этого мы переехали на улицу Горького, д. 41, кв. 126. Хотя самое первое московское впечатление — посещение отца, лежавшего в больнице на Варсонофьевском. Это было, как я потом установил, 26 декабря. Почему я запомнил дату — у него на столике стоял динамик, и Юрий Левитан как раз зачитывал приказ Ставки ВГК по случаю взятия Наро-Фоминска.
Как рассказал Анатолий Яковлевич, в последующие годы у его отца режим был такой: он приезжал домой около 4 часов утра, спал до 9–10 часов. Сын к этому времени уже уходил в школу. Затем отец ехал на работу и иногда приезжал обедать. Вот в эти редкие моменты они и виделись. Когда в 1946 году Серебрянского отправили в отставку, они с сыном стали намного ближе. Отец занимался переводами, перевёл несколько книг по географии. Одна из них посвящена Португалии, другая — Канаде.
— Анатолий Яковлевич, а каким был ваш отец в жизни?
— Он был очень уравновешенным, сдержанным человеком. Я даже не могу припомнить, чтобы он меня целовал. Обнимет, прижмёт к себе… Я с большой любовью вспоминаю о тёплых взаимоотношениях родителей. Не помню случая, когда они бы повышали голос друг на друга. Не помню, чтобы отец кричал на меня, хотя я наверняка давал немало для этого поводов. Ни разу не видел отца нетрезвым. При этом, когда по праздникам приходили гости, на столе стояла бутылка вина. Из друзей помню Николая Варсанофьевича и Полину Ароновну Волковых. Ну а что касается привычек: отец много курил, а врачи ему запрещали из-за инфаркта. Мы снимали дачу в Ильинском. Так он уйдёт куда-нибудь подальше, чтобы мама не видела, и покуривает…
— А ведь о Николае Волкове есть упоминания в специальной литературе?
— Да, после того как отца в начале войны по личному распоряжению Берия выпустили из камеры смертников и включили в состав Особой группы, преобразованной затем в 4-е Управление НКВД СССР, он под руководством Судоплатова принял участие в организации партизанского движения. Волкова, также сотрудника этого управления, с небольшим отрядом из 12 человек забросили в Словакию. Там его отряд вырос в партизанскую бригаду численностью свыше 600 человек, которая участвовала в освобождении города Банска-Бистрица, и Волков стал его почётным гражданином.
По словам Анатолия Яковлевича, в мае 1953 года, после смерти Сталина, его отца, уже много лет находящегося на пенсии, генерал-лейтенант Павел Судоплатов опять пригласил на работу в 9-й (разведывательно-диверсионный) отдел вновь образованного МВД СССР, которое объединило ранее существовавшие МВД и Министерство госбезопасности. Возглавил МВД Берия. Полина Натановна выступала против решения мужа вернуться на службу. А для него в этом состояла вся его жизнь, и он не смог отказаться.
Предчувствия Полины подтвердились. Вслед за арестом Берия последовали аресты его сотрудников. Им предъявили абсурдные обвинения в «измене Родине». Серебрянского арестовали вместе с женой 8 октября 1953 года. «Для меня, — рассказывает Анатолий Яковлевич, — это было неожиданно. Я пришел из института, у нас какие-то люди копаются, в книгах роются. Спрашиваю: «Что случилось, где родители?». Мне отвечают: «Родители арестованы». Затем они опечатали две комнаты из трёх — одну мне оставили. Но я думаю, что родители догадывались о предстоящем аресте. Единственный раз в жизни я увидел маму плачущей, когда стало известно об аресте Судоплатова и Эйтингона…»
Бывший старший майор госбезопасности Яков Серебрянский умер под следствием во время очередного допроса в 1956 году. За три года его заключения следователи так и не смогли доказать его вины и поэтому не нашли лучшего для себя решения, как оставить в силе обвинение в шпионаже, предъявленное ему в пресловутые годы «Большого террора».
— А как вы узнали о смерти отца?
— Меня пригласили в Военную коллегию Верховного суда и сказали: «Ваш отец умер». Какое-то время я приходил в себя. «А вы знаете, что он был эсером?» — «Знаю». — На меня недоумённо посмотрели: «Так вот, у него было много грехов против советской власти, он был эсером. Ставим вас в известность». Где захоронен, сведений нет. Маму освободили раньше, также не найдя доказательств её вины. При этом как имеющую судимость (по обвинениям 1938 года) её выслали за 100 км от Москвы. Затем ей разрешили вернуться в Москву, и она уже здесь добивалась реабилитации — и своей, и отца…
Видя, как трудно сыну говорить обо всём этом, я вновь возвращаюсь к профессиональной деятельности Якова Серебрянского и узнаю невероятно интересные подробности. Дело в том, что среди сотрудников «группы Яши» находился и ныне легендарный Вильям Генрихович Фишер, более известный как Рудольф Абель. «Он был очень близок к отцу, — говорит Анатолий Яковлевич, — был его подчиненным, и отец к нему очень хорошо относился. Фишер попал в группу отца еще до войны. Явно об этом нигде не пишут, поскольку принадлежность к «группе Яши» была глубоко засекречена, но отдельная информация всё же иногда просачивается. Например, как писал Судоплатов, большую школу боевой подготовки в составе «группы Яши» в Китае прошел Константин Кукин («Игорь»). Опытнейший разведчик, впоследствии резидент в Англии, у которого на связи была «Кембриджская пятерка», он в свое время был начальником отделения «группы Яши». В 1947 году в связи с реорганизацией внешней разведки полковник Кукин был назначен по совместительству Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Англии… А что касается Фишера, то известно, что он был уволен из органов в 1938 году после бегства Орлова. А когда Серебрянский в 1941 году вернулся на службу, он первым делом разыскал Фишера и снова взял его к себе в группу. Их отношения базировались на высоком взаимном уважении. Живший в то время в одной квартире с Вильямом Фишером и Рудольфом Абелем (именем которого Фишер воспользовался после своего ареста в Нью-Йорке) Кирилл Хенкин в своих воспоминаниях пишет, что Вилли и Рудольф относились к Серебрянскому с большим уважением, между собой называли его «Старик» и считали своим учителем».
— А когда Фишер узнал о смерти Якова Исааковича?
— Видимо, сразу после своего возвращения из американской тюрьмы. Летом 1962 года он позвонил мне и пригласил к себе на дачу в Челюскинскую. Относительно судьбы отца он уже был в курсе дела. Расспрашивал обо мне: где учусь, чем интересуюсь, нуждаюсь ли в чём-нибудь.
— А что представлял собой учебный центр, который создал ваш отец?
— Об этом хорошо написано у Константина Квашнина. Он являлся учеником отца из того самого набора 1937 года — первого и последнего. Туда брали людей с высшим образованием (Квашнина, например, взяли из аспирантуры Института связи) и обучали организации диверсий на крупных предприятиях потенциального противника. Для обучения привлекались ведущие специалисты из различных отраслей промышленности СССР, которые рассказывали, как минимальными средствами быстро нарушить работу того или иного промышленного объекта. Кроме того, их обучали хорошим манерам, этикету, иностранным языкам. То есть это была школа для нелегалов-диверсантов.
— Которые выступали в том числе и карающим мечом?
— Нет, «карающий меч» — это лишь одна из многих задач, стоящих перед СГОН. С точки зрения Советской власти, такие перебежчики, как, к примеру, бывшие сотрудники НКВД Натан Порецкий или Георгий Агабеков, — это изменники, выдавшие многих советских нелегалов. И они должны были понести заслуженное наказание. Поэтому их ликвидацию (но не убийство!) я считаю правильной. При этом отмечу, что, несмотря на горы слухов и клеветы, в специальной литературе подробно описана только одна спецоперация СГОН — упоминавшееся выше похищение генерала Кутепова. Об этой операции я впервые услышал от мамы, которая в то время находилась рядом с отцом. Однако к похищению генерала Миллера, ставшего после Кутепова руководителем РОВС, отец не имел отношения. Главное в работе СГОН лежало совсем в иной плоскости. Так, после начала Гражданской войны в Испании «группа Яши» занималась нелегальной закупкой и поставкой оружия для интербригад. В сентябре 1936 года у французской фирмы «Девуатин» закупили 12 военных самолётов и тайно перегнали в Барселону. За эту операцию отец получил орден Ленина. В ноябре 1936 года нелегалам СГОН с помощью агента Марка Зборовского («Тюльпан»), внедрённого в окружение сына Льва Троцкого, удалось захватить часть архива Международного секретариата троцкистов. Несколько ящиков с документами переправили в Москву. К этому времени Серебрянский создал в различных странах 16 нелегальных резидентур. Это была фактически «разведка в разведке». Известно, что агенты глубокого залегания, внедрённые отцом в 1930-е годы в США, впоследствии использовались для получения американских атомных секретов. Руководил ими как раз Вилли Фишер (Абель), ученик отца, которого направили на нелегальную работу в США в 1948 году, остававшийся там вплоть до своего разоблачения в 1957 году.
***
Как отмечает в конце нашей беседы Анатолий Яковлевич, ни Серебрянский, ни Судоплатов, ни Эйтингон на своей работе миллионов не заработали. В описи изъятого при аресте Серебрянского имущества, поместившейся на одной страничке, содержится: «Костюм мужской — 1; кальсоны мужские — 2; и т.д.». Он не имел ни собственной дачи, ни машины, ни драгоценностей, несмотря на то что во Франции он в качестве прикрытия являлся владельцем фабрики по производству жемчуга, а занимаясь закупкой оружия для Испании, держал при себе чемоданы денег. При этом он считал, что лично не имеет к этим деньгам никакого отношения. Это была особая когорта — советские разведчики 1920–1930-х годов — бессребреники, кристально чистые и преданные своему делу люди.
Эти традиции, изрядно утраченные в годы «хрущёвской оттепели», стали возрождаться, после того как председателем КГБ СССР назначили Юрия Андропова, который приступил к масштабному обновлению чекистских кадров путём их всесторонней подготовки и переподготовки. Юрий Владимирович однажды сказал в узком кругу, что высокая мораль и духовность исторически свойственны советскому народу, составляют его нравственную сущность, следовательно, данные качества должны отличать и тех, кто защищает безопасность и саму государственность этого народа.
При поддержке Андропова прошло организационное оформление Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС) при первом факультете Высшей школы КГБ СССР. С 1969 года КУОС базировались в Балашихе. Там готовили действующий резерв КГБ на случай ведения партизанской войны, то есть продолжили традиции, заложенные Серебрянским, Эйтингоном и Судоплатовым. Выпускники КУОС, составившие в дальнейшем костяк спецназа «Зенит» и «Вымпел», могли выполнять поставленные задачи практически в любой точке земного шара, находясь на нелегальном положении в условиях войны между государствами. Представители этой профессии называют себя разведчиками специального назначения, сочетающими качества легального разведчика и спецназовца.
Для их подготовки понадобились учебники, среди которых оказалось и пособие, написанное Яковом Серебрянским в тюрьме (!) в ожидании приговора. Ознакомившись с ним, Юрий Андропов заинтересовался судьбой Серебрянского, и в мае 1971 года решение Военной коллегии Верховного суда СССР было пересмотрено. Якова Серебрянского посмертно реабилитировали по всем статьям предъявлявшихся ему ранее обвинений. Тогда же полностью реабилитировали и Полину Серебрянскую. В апреле 1996 года Якова Серебрянского восстановили в правах на изъятые при аресте награды.
Долгое время для Анатолия Яковлевича оставался нерешённым вопрос о восстановлении родителей в партии, из которой они были исключены после ареста. В его архиве хранится письмо, направленное из Центрального архива КГБ СССР в Контрольно-ревизионную комиссию МГК КПСС, от 26.10.1989 за № 10/А-4241 следующего содержания: «По просьбе т. Гончарова В.П. (инструктор МГК) сообщаем, что данных о нарушениях социалистической законности бывшим сотрудником госбезопасности Серебрянским Я.И., 1892 года рождения, в архивных материалах не имеется. Приказом Председателя КГБ при СМ СССР от 7 сентября 1977 года за высокие заслуги в деле обеспечения безопасности нашей Родины Серебрянский Я.И. в числе других чекистов был занесен на Мемориальную доску Кабинета чекистской славы. Зам. начальника архива В.К. Виноградов».
Якова и Полину Серебрянских посмертно восстановили в партии в ноябре 1989 года.
Сейчас Кабинет чекистской славы, расположенный в Ясенево, называется Музеем Службы внешней разведки Российской Федерации, и имя Якова Серебрянского значится на мемориальной доске в первой десятке самых выдающихся разведчиков советской эпохи.