В работах многих японских историков утверждается, что весной — летом 1941 г. японское правительство не имело достоверной информации о скором нападении Германии на Советский Союз и не рассматривало возможность поддержать это нападение с востока. Так ли это?
13 апреля 1941 г. в Кремле был подписан Пакт о нейтралитете между Японией и Советским Союзом. Одновременно была подписана Декларация о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го. Была достигнута и договоренность о разрешении в течение нескольких месяцев вопроса о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Однако по просьбе японской стороны об этой договоренности в печати не сообщалось.
В отличие от политиков негативно относящиеся к каким-либо договоренностям с Советским Союзом военные круги Японии не придали пакту о нейтралитете особого значения. В «Секретном дневнике войны» японского генерального штаба армии 14 апреля 1941 г. была сделана следующая запись: «Значение данного договора состоит не в обеспечении вооруженного выступления на юге. Не является договор и средством избежать войны с США. Он лишь дает дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов». Еще более определенно высказался в апреле 1941 г. военный министр Хидэки Тодзио: «Невзирая на пакт, мы будем активно осуществлять военные приготовления против СССР».
О том, что японские генералы рассматривали пакт о нейтралитете лишь как прикрытие завершения подготовки к наступательным операциям против СССР, свидетельствует сделанное 26 апреля заявление начальника штаба Квантунской армии Кимура на совещании командиров соединений этой армии. «Необходимо, — заявил он, — с одной стороны, все более усиливать и расширять подготовку к войне против СССР, а с другой — поддерживать дружественные отношения с СССР, стремясь сохранить вооруженный мир и одновременно готовиться к операциям против Советского Союза, которые в решительный момент принесут верную победу Японии».
Советская разведка своевременно и объективно информировала Москву об этих настроениях в японской армии. 18 апреля резидент советской разведки в Токио Рихард Зорге сообщил, что «Отто (Хоцуми Одзаки, неофициальный советник премьер-министра Японии Фумимаро Коноэ. — А.К.) посетил Коноэ как раз в тот момент, когда Коноэ получил от Мацуока телеграмму о заключении пакта о нейтралитете. Коноэ и все присутствовавшие были чрезвычайно рады заключению пакта. Коноэ сразу позвонил об этом военному министру Тодзио, который не высказал ни удивления, ни гнева, ни радости, но согласился с мнением Коноэ о том, что ни армия, ни флот, ни Квантунская армия не должны опубликовывать какое-либо заявление относительно этого пакта. Во время обсуждения вопроса о последствиях пакта вопрос о Сингапуре не поднимался. Основное внимание всех присутствующих было сосредоточено на вопросе использования пакта для ликвидации войны с Китаем…»
Рихард Зорге
28 апреля советский военный атташе в Корее телеграфировал: «22 апреля начальник штаба армии (японской армии в Корее. — А.К.) Такахаси заявил журналистам: «СССР, признавая мощь Японии, заключил с ней пакт о нейтралитете с тем, чтобы сконцентрировать свои войска на западе. Только военная сила может обеспечить эффективность пакта, и поэтому новое формирование ни Квантунской, ни Корейской армии ослаблено не будет, и они со своих позиций не уйдут. Такахаси привел исторические примеры, когда Китай, будучи в военном отношении слабее Японии, шел на заключение выгодных для Японии договоров. Сейчас основной задачей Японии, как он заявил, является завершение китайской войны».
Имея подобную информацию, Иосиф Сталин понимал, что, несмотря на подписание пакта о нейтралитете, японцы не ослабят свою боевую готовность на границах с СССР. Тем не менее он считал, что, имея пакт о ненападении с Германией и пакт о нейтралитете с Японией, СССР сможет выиграть время и в течение определенного периода оставаться вне войны. Был расчет и на то, что Берлин и Токио сначала будут решать свои противоречия с англосаксонскими странами, для чего и попытались на время «нейтрализовать» Советский Союз. Однако германское вероломное нападение на СССР и проявленная готовность Японии присоединиться к этому нападению с востока не оправдали этих надежд, означали разрушение выстроенной Сталиным дипломатической конструкции на международной арене. Как показали последовавшие события, «вооруженный нейтралитет» Японии отнюдь не гарантировал безопасность СССР на Дальнем Востоке и в Сибири.
16 апреля 1941 г. японский посол в Берлине Хироси Осима направил в Токио шифровку, в которой сообщалось: «В этом году Германия начнет войну против СССР». Аналогичная информация поступала и от японских послов и военных атташе в других европейских странах. 28 апреля, подтвердив неизбежность скорого германского нападения на СССР, Осима рекомендовал центру: «После начала германо-советской войны, двигаясь на юг, оказывать тем самым косвенную помощь Германии. Затем, воспользовавшись внутренними беспорядками в Советском Союзе, применить вооруженные силы и в согласовании с Германией завершить решение вопроса о СССР».
После этого в течение мая в японском генеральном штабе армии проходили интенсивные совещания руководящего состава, на которых вырабатывалась стратегия Японии на случай советско-германской войны. Однако прийти к общему мнению не удалось. Определились три основные точки зрения.
Первая заключалась в том, чтобы осуществить первоначально экспансию на юг, обеспечить экономическую независимость империи, после чего, невзирая на пакт о нейтралитете, обрушиться на Советский Союз. При этом считалось, что США, напуганные японо-германским сближением, не будут оказывать Японии серьезного сопротивления в ее продвижении в южном направлении.
Вторая точка зрения сводилась к тому, что Япония, воспользовавшись советско-германской войной, должна незамедлительно приступить к осуществлению планов оккупации советских восточных территорий. Сторонники этого курса опасались, что, «если Япония не захватит в качестве буферной зоны восточную часть Советского Союза, эта территория не будет гарантирована от германской агрессии».
Наконец, было немало сторонников того, чтобы выжидать и готовиться к войне как на севере, так и на юге с целью принять окончательное решение с учетом складывающейся обстановки, в первую очередь в Европе.
28 мая в ответ на запрос Мацуока Риббентроп через посла Осима со всей определенностью сообщил: «Сейчас война между Германией и СССР неизбежна. Я верю, что если она начнется, то может закончиться в течение двух-трех месяцев. Армия уже закончила развертывание». Об этом же Осима информировал Токио в телеграмме от 6 июня, в которой выражалась уверенность, что «Россия через несколько месяцев перестанет существовать как великая держава».
В связи с этим интерес представляют оригиналы разведдонесений Рихарда Зорге в Москву в мае — июне 1941 года.
2 мая советский резидент доносил: «Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой… Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии.
Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что они полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба».
Эти данные соответствовали содержанию передаваемых из Берлина Осима телеграмм, что свидетельствует о высокой степени достоверности разведдонесений Зорге. И это объяснимо — ведь информацию Зорге черпал из высших эшелонов японского правительства. 10 мая он сообщил в Москву: «…Отто (Хоцуми Одзаки. — А.К.) узнал, что в случае германо-советской войны Япония будет сохранять нейтралитет, по меньшей мере в течение первых недель. Но в случае поражения СССР Япония начнет военные действия против Владивостока. Япония и германский ВАТ (аппарат германского военного атташе в Токио. — А.К.) следят за перебросками советских войск с востока на запад».
30 мая Зорге сообщает: «Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95% уверен, что война начнется…» Наконец, за два дня до германского нападения, 20 июня советское руководство было проинформировано из Токио: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна… Инвест (Хоцуми Одзаки. — А.К.) сказал мне, что японский генеральный штаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны… Все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии».
Правящая верхушка Японии в ожидании развязки лихорадочно готовилась к новой ситуации в мире. Военный атташе посольства Франции в Токио 18 июня доносил в центр (Виши): «Атмосфера кажущегося спокойствия, которая царит в настоящее время в Японии, несколько необычна в сравнении с активностью высших органов правительства — таких, как Императорский генеральный штаб, Совет дзусинов (высшие советники императора из числа бывших премьер-министров Японии. — А.К.), Совет министров, которые собираются почти ежедневно».
22 июня 1941 г., получив сообщение о начале германского вторжения в СССР, Мацуока спешно прибыл в императорский дворец, где весьма энергично стал убеждать японского монарха как можно скорее нанести удар по Советскому Союзу с востока. В ответ на вопрос императора, означает ли это отказ от выступления на юге, Мацуока ответил, что «сначала надо напасть на Россию». При этом министр добавил: «Нужно начать с севера, а потом пойти на юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигренка. Нужно решиться».
Эту позицию Мацуока отстаивал и на заседаниях координационного совета правительства и императорской ставки. Им приводились следующие доводы:
а) необходимо успеть вступить в войну до победы Германии, из опасения оказаться обделенными;
б) поскольку на принятие решения в пользу войны с СССР немаловажное влияние оказывала боязнь возможной перспективы одновременной войны против Советского Союза и США, Мацуока убеждал высшее японское руководство и командование в том, что этого удастся избежать дипломатическими средствами;
в) министр иностранных дел высказывал уверенность, что нападение на Советский Союз окажет решающее влияние на окончание войны в Китае, ибо в этом случае правительство Чан Кайши окажется в изоляции.
Хотя предложение о первоначальном ударе в тыл Советскому Союзу базировалось на выводе о краткосрочном характере германской агрессии, учитывалась и возможность затяжной войны и даже поражения Германии. Считалось, что при всех обстоятельствах Японии лучше вступить в войну на севере, чем идти на риск вооруженного столкновения с США и Великобританией. Сторонники этой концепции полагали, что в случае, если Великобритания, поддержанная США, в конце концов, одержит победу над Германией, «Японию не будут строго судить за нападение лишь на коммунизм».
Участники заседаний не высказывали возражений против доводов Мацуока. Они соглашались с тем, что германское нападение на СССР с запада представляет весьма выгодную возможность реализовать вынашиваемые годами планы отторжения в пользу Японии его восточных районов. Однако далеко не все разделяли поспешные выводы сторонников немедленного нападения на СССР.
Из стенограммы 32-го заседания координационного совета правительства и императорской ставки от 25 июня 1941 г.:
«Министр иностранных дел Мацуока: Подписание пакта о нейтралитете не окажет воздействия или влияния на Тройственный пакт. Об этом я говорил после моего возвращения в Японию (из Германии и СССР. — А.К.). К тому же со стороны Советского Союза пока нет никакой реакции. Вообще-то я пошел на заключение пакта о нейтралитете, считая, что Германия и Советская Россия все же не начнут войну. Если бы я знал, что они вступят в войну, я бы, вероятно, занял в отношении Германии более дружественную позицию и не стал бы заключать пакт о нейтралитете. Я заявил Отту (посол Германии в Японии. — А.К.), что мы останемся верны нашему союзу, невзирая на положения (советско-японского) пакта, и если решим что-то предпринять, он будет проинформирован мною в случае необходимости. В том же духе мы говорили с советским послом.
Некто (фамилия в стенограмме не указана. — А.К.): Какое впечатление произвели Ваши слова на советского посла?
Мацуока: «Япония сохраняет спокойствие, но ясности — никакой», — сказал он и, как мне кажется, говорил искренне.
Некто: Меня интересует, не сделал ли он вывод, что Япония по-прежнему привержена Тройственному пакту и нелояльна пакту о нейтралитете?
Мацуока: Не думаю, чтобы у него сложилось такое впечатление. Разумеется, с моей стороны ничего не говорилось о разрыве пакта о нейтралитете.
Я не сделал никаких официальных заявлений Отту. Мне хотелось бы, чтобы как можно скорее были приняты решения по вопросам нашей национальной политики. Отт снова говорил о переброске советских войск с Дальнего Востока.
Военный министр Тодзио: Переброска войск с Дальнего Востока на запад, безусловно, имеет большое значение для Германии, но Японии, разумеется, не стоит слишком переживать по этому поводу. Нам не следует всецело полагаться на Германию.
Военно-морской министр Оикава: От имени флота могу высказать ряд соображений о нашей будущей дипломатии. Я не хочу касаться прошлого. В нынешней щекотливой международной обстановке без консультаций с верховным командованием едва ли уместно рассуждать (и) об отдаленном будущем. Флот уверен в своих силах в случае войны с Соединенными Штатами в союзе с Великобританией, но выражает опасение по поводу войны с США, Великобританией и СССР одновременно. Представьте, что Советы и американцы действуют вместе и США разворачивают военно-морские и авиационные базы, радиолокационные станции и тому подобное на советской территории. Представьте, что базирующиеся во Владивостоке подводные лодки передислоцируются в США. Это серьезно затруднит проведение морских операций. Во избежание такой ситуации следовало бы не планировать удар по Советской России, а готовиться к продвижению на юг. Флоту не хотелось бы провоцировать Советский Союз.
Мацуока: Вы сказали, что не боитесь войны с США и Великобританией. Почему же Вы против вовлечения в войну Советов?
Оикава: Если выступят Советы, это будет означать ведение войны еще с одним государством, не так ли? В любом случае не стоит предвосхищать будущее.
Мацуока: …Я считаю, что мы должны спешить и принять решение, исходя из принципов нашей национальной политики».
Однако быстро принять решение не удалось. Более того, настойчивость, с которой Мацуока требовал незамедлительного удара по СССР на Дальнем Востоке и в Сибири, стоила ему министерского поста. 18 июля 1941 г. на этот пост был назначен адмирал Тэйдзиро Тоёда, который с большим пониманием, чем Мацуока, относился к опасениям командования императорским флотом по поводу нападения на СССР до его капитуляции на советско-германском фронте.
Автор: Анатолий Кошкин
Первоисточник: https://regnum.ru/news/polit/2279342.html
