посетила ли больного и заключенного в тюрьме».
Мать Мария
Лиза Пиленко родилась в Риге, но ее детство и юность прошли недалеко от Анапы в имении отца, талантливого агронома, директора Никитского ботанического сада. После смерти отца семья переселилась в Петербург.
В гимназические годы, еще подростком она увлеклась революционными идеями. Девушку из обеспеченной дворянской семьи тянуло к простым людям. Она была знакома со многими революционерами, преподавала русский язык и литературу в рабочей школе на Путиловском заводе. Елизавета Юрьевна вспоминала о тех годах: «За плечами было только 14 лет, но жизнь того времени быстро взрослила нас. Мы пережили японскую войну и революцию, мы были поставлены перед необходимостью спешно разобраться в наших детских представлениях о мире и дать себе ответ, где мы и с кем мы. Впервые в сознание входило понятие о новом герое, имя которому «народ».
В пятнадцать лет она стала интересоваться литературой и искусством. На поэтическом вечере юная Елизавета познакомилась с Александром Блоком, который произвел на нее неизгладимое впечатление: «Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я… Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне большого человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя». Блок посвятил ей стихотворение «Когда вы стоите на моем пути…».
Елизавете исполнилось восемнадцать лет, когда она вышла замуж за Д.В. Кузьмина-Караваева – юриста, близкого к богемным литературным кругам. Вскоре у Кузьминой-Караваевой вышли первые книги «Скифские черепки», «Юрали» и «Руфь». Декадентская среда, в которой очутилась Елизавета после замужества, не стала для нее своей: «ритм нашей жизни нелеп: встаем около трех дня, ложимся на рассвете… Мы жили среди огромной страны, как на необитаемом острове… Мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в жизни – вялы и бездейственны».
Тем не менее, Елизавета получила хорошее образование – она закончила Бестужевские высшие женские курсы, а это был один из лучших вариантов для женщины в те времена.
После развода с мужем Елизавета Юрьевна с дочерью Гаяной уехала в родную Анапу, где ее застала революция. В Анапе она вышла замуж за казака Даниила Скобцова и занялась общественной деятельностью. Революция, о которой Лиза грезила в юношеских мечтах, разочаровала – слишком много жестокости и крови принесла она с собой. Может быть, этим и объяснялись ее политические метания. Она в 1917 году вступает в партию эсеров, в 1918 году, когда власть еще не установилась и часто переходит из рук в руки, становится городским головой Анапы; после “воцарения” большевиков работает городским комиссаром здравоохранения и образования, позже принимает участие в партийном съезде эсеров и начинает вести подпольную антибольшевистскую деятельность. С приходом деникинцев из-за своей комиссарской должности попадает в контрразведку белых… Однако белые вскоре отпускают Елизавету на свободу, не причинив ей вреда. В 1920-м году, после отступления белых с Кубани, она вместе с матерью и дочерью перебралась в Грузию, где родила сына Юрия.
Через несколько лет семья Елизаветы Юрьевны эмигрировала сначала в Константинополь, где родилась младшая дочь Настя, потом в Югославию и, наконец, в Париж. Елизавете Юрьевне в полной мере пришлось испытать все тяготы эмиграции: тяжелейшую материальную нужду, унижения, моральные испытания. Она боролась с нищетой, занималась литературным трудом, рукоделием, мужу с трудом удалось устроиться на работу шофером. В 1924 году под псевдонимом Юрий Данилов Кузьмина-Караваева опубликовала автобиографический роман «Равнина русская».
Казалось, жизнь постепенно налаживается, но тут пришло первое большое горе: неожиданно от менингита умерла двухлетняя дочка Настя. Эта смерть дала мощный толчок духовной жизни Елизаветы Юрьевны: «Как бы ни тяжела была пытка, я нахожу невозможным создать что-либо большее, чем эти три слова: «Любите друг друга», только до конца и без исключения. И тогда все оправдано, и жизнь озарена, а иначе она мерзость и бремя…».
Личное горе позволило ей ощутить и понять горе других людей. Елизавета Юрьевна больше не могла довольствоваться своей привычной жизнью. Она стала помогать всем, кто нуждался в поддержке. Эта деятельность поглощала все ее время и душевные силы. К этому времени семейная жизнь Елизаветы Юрьевны разладилась, и, по обоюдному согласию супругов митрополит Евлогий (Георгиевский) дал им церковный развод.
Елизавета Юрьевна задумалась о монашестве, как о самоотверженном служении Господу и людям. Она писала: «Мне стало ведомо новое, особое, широкое и всеобъемлющее материнство. Я вернулась с того кладбища (похорон дочери) другим человеком, с новой дорогой впереди, с новым смыслом жизни. И теперь нужно было это чувство воплотить в жизнь». Митрополит Евлогий поддерживал это стремление и в 1932 году сам постриг ее в церкви парижского Богословского института с именем Мария – в честь преподобной Марии Египетской. Николай Бердяев писал о ней: «Мать Мария была натурой очень активной, всегда увлеченной каким-либо делом, но никогда не удовлетворенной вполне. Потребность в религиозной деятельности привела ее к монашеству. Социальные мотивы всегда были сильны в ее религиозности. Она стремилась к созданию нового типа монашества. Эмигрантская среда была для этого очень неблагоприятной. Она стремилась все к новым формам деятельности».
Всю свою энергию мать Мария отдавала созданному ею братству «Православное Дело», которое было центром социальной и духовной помощи отчаявшимся. Мать Мария поставила своей целью создать для эмигрантов, находящихся в бедственном положении, приют, который мог бы стать для них надежным пристанищем. Она арендовала большой дом на улице Лурмель, 77. При доме была устроена церковь, для которой мать Мария сама писала иконы и шила облачения. Священником церкви стал ее друг – отец Дмитрий Клепинин. Для постояльцев была создана дешевая столовая и «очаг для женщин». Часть обедов выдавалась бесплатно. Мать Мария доставала продукты, стояла у плиты, мыла полы, выполняла самую изнурительную работу. Одновременно она пыталась наладить жизнь постояльцев, устроить их на работу, найти постоянное жилье. Невероятно, но мать Мария изыскивала время и для литературных занятий: писала стихи и пламенные полемические статьи. Вместе с Николаем Бердяевым она работала в Религиозно-философской академии.
В 1936 году мать Марию постигло новое горе: ее старшая дочь Гаяна, вернувшаяся за год до того в СССР, внезапно умерла в Москве. Мать Мария приняла этот удар с христианским смирением и написала на смерть дочери трагические и светлые стихи.
По мнению некоторых ревнителей «классического монашества», мать Мария нарушала его каноны и слишком много внимани\ уделяла мирским делам. Но она всегда была максималисткой по убеждениям. Главной своей задачей она видела общественную церковную деятельность, направленную на помощь конкретным людям. Мать Мария утверждала: «Я знаю, что нет ничего лицемернее, чем отказ от борьбы за сносное материальное существование обездоленных под предлогом, что перед вечностью их материальные беды ничего не значат. Я думаю, что человек может отказываться от любых своих прав, но абсолютно не смеет отказываться от прав своего ближнего».
После оккупации Парижа немцами к прежней деятельности матери Марии добавилась помощь жертвам фашизма. И.А. Кривошеин, хорошо знавший мать Марию, писал, что «в ее личности были черты, которые так пленяют в русских святых женщинах: обращенность к миру, жажда облегчить страдания людей, жертвенность, бесстрашие».
В ее келье был установлен мощный радиоприемник. По ночам, рискуя жизнью, она слушала советское радио и на большой карте СССР отмечала положение на фронтах. Она всегда верила в победу над фашизмом и говорила своим друзьям: «Я не боюсь за Россию. Я знаю, что она победит. Наступит день, когда мы узнаем по радио, что советская авиация уничтожила Берлин. Потом будет и русский период истории. России предстоит великое будущее. Но какой океан крови!».
Мать Мария прятала евреев, преследуемых фашистами, установила связь с французским Сопротивлением, доставала фальшивые документы и переправляла людей в свободную зону. В ее доме скрывались советские военнопленные, бежавшие из фашистских лагерей.
В феврале 1943 года фашисты взяли в заложники сына матери Марии Юрия и священника Дмитрия Клепинина. Они обещали выпустить их, если мать Мария сама явится в гестапо. Она немедленно отправилась выручать сына, и была тут же арестована. Гестаповцы не выпустили заложников: Юрий и отец Дмитрий были отправлены в концентрационный лагерь, где впоследствии оба умерли от истощения.
Мать Марию отправили в лагерь Равенсбрюк. Своей верой, добротой и участием она поддерживала в окружающих человеческое достоинство. И.А. Кривошеин писал, что ей в лагере помогала «молитва и великое сострадание к людям. Здесь, в лагере, был предел человеческой беды и муки и страшная возможность духовного отупения и угашения мысли, здесь так легко было дойти до отчаяния. Но мать Мария не отчаивалась, потому что она уже умела осмысливать страдания и самую смерть».
Война приближалась к концу. Узники Равенсбрюка уже слышали далекую канонаду наступающих советских войск. В эти дни фашисты торопились уничтожить как можно больше заключенных. Мать Мария была переведена в так называемый Молодежный лагерь, куда направляли обреченных перед казнью. 31 марта 1945 стал последним днем ее жизни. Мать Мария приняла мученическую смерть в газовой камере концентрационного лагеря Равенсбрюк.
Разве можно забыть? Разве можно не знать?
Помню, - небо пылало тоскою закатной,
И в заре разметалася вестников рать,
И заря нам пророчила путь безвозвратный.
Если сила в руках, - путник вечный, иди;
Не пытай и не мерь, и не знай и не числи.
Все мы встретим смеясь, что нас ждет впереди,
Все паденья и взлеты, восторги и мысли.
Кто узнает - зачем, кто узнает - куда
За собой нас уводит дорога земная?
Не считаем минут, не жалеем года
И не ищем упорно заветного рая.
Елизавета Кузьмина-Караваева 
