Вокруг истории как науки всегда отиралось достаточно людей, которые стремились «рассказать всю правду», то есть дать как можно более парадоксальную трактовку известного события. Конспирологи ежедневно открывают публике глаза, и потрясенный читатель нет-нет да и поверит в то, что ЦРУ скрывает НЛО, а Чингисхан был выдуман китайцами. Однако существуют редкие герои, которые остались в памяти именно такими, какими были. Салтычиха — русская помещица, чье имя стало нарицательным, — одна из них.
И это кажется странным. Дело Дарьи Николаевны Салтыковой, обвиненной в истязаниях и убийствах крепостных, Екатерина II использовала для того, чтобы одернуть русское дворянство, и этот политический контекст должен был подтолкнуть искателей «последней правды» к выводам, которые точно разнились бы с официальной версией. Однако ни единой строки о том, что «людоедка» была оклеветана, мы не встретим, ни малейшего снисхождения к душегубице не найдем. Вина Салтычихи тотальна, адвокатов у нее нет.
Случай показательный. Тем более интересно, что преступница не признала своей вины и после одиннадцати лет заключения в московском Ивановском монастыре, в подземной покаянной камере, куда ей раз в день передавали еду и огарок свечи. В общей сложности в заключении она проживет 33 года и 40 дней.
Нравы в екатерининской России были мягкими, и показательное публичное раскаяние помогло бы Салтыковой. Она была не разбойницей с большой дороги, а наследницей древнего и уважаемого рода, и уже после того, как государыня решила с помощью обвинения все свои задачи, можно было бы надеяться на некоторое снисхождение. Рано овдовевшая помещица была богата, и не трудно представить себе ее в далекой ссылке на самой окраине империи. Да, пришлось бы обходиться без привычных благ, но столько лет сидеть в одиночной камере — ради чего? Такое впечатление, что перед нами — не барыня, а бунтовщик, хуже Пугачева. Но никакой политической или этической позиции у Салтыковой не было: она просто уперлась, как это иногда случается со всеми нами. Будь по-моему или никак.
Вообразим себе эту историю. Дарья теряет любимого мужа, она подвержена вспышкам гнева, затем, судя по всему, входит во вкус и, чувствуя полную безнаказанность, свирепеет. Она точно знает: людям ее круга, положения, образа мыслей (ни единой попытки высказать политическую нелояльность) позволены определенные вольности. Но жалобы находят адресата, и героиню последовательно проводят через серию немыслимых унижений: Салтыкову не просто судят, ей отказывают в имени и даже принадлежности к полу, «его» возводят на эшафот, привязывают цепями к столбу, а на шею вешают деревянный щит с надписью «мучительница и душегубица».
Признание вины с показательной апелляцией к мудрой и просвещенной правительнице — это все, что требовалось от осужденной. Нет. Салтычиха стояла на своем.
Зачем? Самый простой ответ — она была психически нездорова. Понятный ход, однако сумасшествие — это не потеря инстинкта самосохранения. В поведении Дарьи Салтыковой понятно не все, но ее злодеяния гарантировали отказ от анализа ее мотивов. Списать все на то, что она — «чудовище», и дело с концом.
Кажется, что ближе всех к ответу подошел Михаил Салтыков-Щедрин, который в «Господах Головлевых» описал — имея в виду прежде всего свою мать — тип сильной женщины, облеченной властью и теряющей от этого голову. Однако Арина Петровна Головлева — не только тиран, но и человек дела, порядка: общественная ткань не слишком прочна, и чтобы она не расползлась окончательно, кто-то должен железной рукой править. Разумеется, жестокость не поможет ни семье, ни самой героине, но главное — никак не повлияет на ход истории. Пройдет не так много времени, и главной помещицей русской литературы станет чеховская Любовь Раневская. Она пальцем никого не тронет, конечно, и проиграет все.
Салтычиха — человек, думающий о себе «я право имею», и как только русские поместные дворяне начнут задаваться вопросом о том, точно ли «имеют» и какое оно, это «право», к ним придет с топором Лопахин, чтобы построить новый мир, в котором, как всем кажется, никто не будет молотить крестьян поленом.
Конечно, оправдывать сегодня зверство Салтычихи — занятие странное. Стоит полагать, что никаких «загадок истории» тут нет, и все, что было раскопано следователями, чиновником Степаном Волковым и молодым князем Дмитрием Цициановым, — правда: обливала кипятком, убивала, разве что «людоедство» — перебор. И осторожные уточнения о том, что многие владетели «душ» занимались почти тем же самым, просто не попадались, звучат неубедительно, по-детски. Вина Салтыковой очевидна, о мере наказания судить уже поздно, политический аспект дела не отменяет совершенных преступлений. Все это так.
Но есть в ее фигуре, скажем осторожно, что-то еще. Салтыкова — не линейна, она — дочь своего времени, и пусть никого не собьет с толку то, что написана «кровавая барыня» одной черной краской: стоит присмотреться, и не трудно увидеть за ее душегубствами не только психологическую, но и социальную трагедию.
