Азбука-Аттикус, 2012 Петербург-нуар. Четырнадцать. Четырнадцать оттенков черного,P как названа вPпредисловии кPкниге ееPцветовая гамма. Пусть читателя неPпугает такое цветовое решение.
Или, наоборот,P пугает. Впрочем, имена авторов, смешавших краски наPпалитре Петербурга-нуара, уже исключают основания для сетований поPповоду монохромности книги, как неPдают повода пройти мимо нее равнодушно. Сергей Носов, Павел Крусанов, Андрей Кивинов, Андрей Рубанов, Лена Элтанг, Антон Чиж. ИPперечисленные, иPскрытые многоточием, эти имена наPслуху, иPсоставляют если неPславу, тоPгордость современной литературы как минимум.
Сергей Носов. Шестое июня Мне рекомендовано забыть это местоP неPпосещать никогда. АPяPвот пришел. Многое изменилось, многое неPузнаю, аPмоглоPбы измениться еще больше иPвPгораздо большемP планетарном.
Pмасштабе, выбей тогда яPдверную задвижку иPворвись вPванную комнату.. Надеюсь, уPменя нет необходимости вPдесятитысячный раз объяснять, почему яPхотел застрелить Ельцина. Хватит.
Наобъяснялся. СPтех пор как меня освободили, яPнеPбывал наPМосковском проспекте ниPразу. Станция метро Технологический институтP здесь яPвышел, аPдальше ноги сами меня понесли. Все рядом.
ДоPФонтанки (это река) шесть минут неспешной ходьбы. Обуховский мост. МыPжили сPТамарой неPвPугловом доме, аPрядомP наPМосковском проспекте уPнего восемнадцатый номер. НадоPже: ресторан Берлога.
Раньше неPбыло никаких берлог. Раньше здесь был гастроном, вPнем Тамара работала продавщицей. ЯPзашел вPБерлогу взглянуть наPменю. ВPчастности, подают медвежатину.
ЧтоPж. Если это берлога, тоPкомнату вPдоме над Берлогой, где яPжил уPТамары, справедливо назвать гнездом. ВPнашем гнезде над берлогой былPбы сегодня музей, сложись все по-другому. Музей Шестого июня.
Впрочем, яPоPмузеях неPдумал. Захожу воPдвор, аPтам сPпомощью подъемника, вознесшего рабочего наPвысоту третьего этажа, осуществляется поэтапная пилка тополя. Рабочий бензопилой ампутирует толстые сучьяP часть заPчастью, распил заPраспилом. ЯPуважал это дерево.
Оно было высоким. Оно росло быстрее других, потому что ему воPдворе недоставало солнца. Под этим тополем яPчасто сидел вPдевяносто шестом иPдевяносто седьмом иPкурил наPржавых качелях (детская площадка сегодня завалена чурбанами). Здесь яPпознакомился сPЕмельянычем.
ОнPприсел однажды наPкрай песочницыPи, отвернув крышечку аптечного пузырька, набулькал вPсебя настойку боярышника. ЯPхотел одиночества иPсобрался уйти, ноPонPспросил меня оPмоих политических убежденияхP мыPразговорились. Нашли общий язык. Про Ельцина, как обычно (тогда оPнем все говорили), иPоPтом, что его надо убить.
ЯPсказал, что неPтолько мечтаю, ноPиPготов. ОнPтоже сказал. ОнPсказал, что командовал взводом разведчиков вPодной африканской стране, название которой онPеще неPимеет права предать огласке, ноPскоро сможет, иPтогда нам всем станет известно. ЯPему неPповерил сначала.
НоPбыли подробности. Много подробностей. НеPповерить было нельзя. ЯPсказал, что уPменя есть макаров (еще года два назад яPкупил его наPпустыре заPулицей Ефимова).
УPмногих было оружиеP мы, владельцы оружия, его почти неPскрывали. (Правда, Тамара неPзнала, яPпрятал макарова под раковиной заPтрубой. ) Емельяныч сказал, что придется мне ехать вPМоскву, основные события там происходятP там больше возможностей. ЯPсказал, что окна мои глядят наPМосковский проспект.
АPпоPМосковскому часто проезжают правительственные делегации. Показательно, что вPпрошлом году яPвидел вPокно президентский кортеж, Ельцин тогда посетил ПетербургP дело кPвыборам шло. Будем ждать иPдождемся, онPснова приедет. Но, сказал Емельяныч, ты ведь неPстанешь стрелять изPокна, уPних бронированные автомобили.
ЯPзнал. Я, конечно, сказал, что неPбуду. Надо иначе, сказал Емельяныч. Так мыPсPним познакомились.
АPтеперь иPтополя больше неPбудет. Емельяныч был неPправ, когда решил (онPтак думал вначале), что яPсошелся сPмоей Тамарой исключительно из-за вида наPМосковский проспект. Следователь, кстати, думал такPже. Чушь.
Во-первых, яPсам понимал, что бессмысленно будет стрелять изPокна, иPдаже если выйти изPдома иPдойти доPугла, где обычно правительственные кортежи сбавляют скорость перед тем, как повернуть наPФонтанку, совершенно бессмысленно стрелять поPбронированному автомобилю. ЯPж неPокончательный псих, неPкретин. Хотя иногда, надо сознаться, яPдавал волю своему воображению. Иногда, надо сознаться, яPпредставлял, как, подбежав кPсбавляющей скорость машине, стреляю, целясь вPстекло, иPмоя пуля попадает именно вPкритическую точку, иPвся стеклянная броня.
иPвся стеклянная броня. иPвся стеклянная броня. НоPэто во-первых. АPво-вторых.
ЯPТамару любил. АPто, что окна выходят наPМосковский проспект,P это случайность. Между прочим, яPтак иPнеPвыдал имPЕмельяныча, все взял наPсебя. Мне неPрекомендовано вспоминать Тамару.
НеPбуду. Познакомились мыPсPней. аPвпрочем, какая разница вам. ДоPтого яPжил воPВсеволожске, это под Петербургом.
Когда переехал кPТамаре наPМосковский проспект, продал всеволожскую квартиру, аPденьги предоставил финансовой пирамиде. Очень было много финансовых пирамид. ЯPлюбил Тамару неPзаPкрасоту, которой уPнее, честно сказать, неPнаблюдалось, иPдаже неPзаPто, что воPвремя секса она громко звала наPпомощь, выкрикивая имена прежних любовников. ЯPнеPзнаю сам, заPчто яPлюбил Тамару.
Она мне отвечала темPже. УPнее была отличная память. МыPчасто играли сPТамарой вPскрэббл, иначе эта игра называется Эрудит. Надо было выкладывать буквы на игровом поле, соединяя ихPвPслова.
Тамара играла лучше меня. Нет, правда, яPникогда неPподдавался. ЯPейPнеPраз говорил, что работать ейPнадо неPвPрыбном отделе обычного гастронома, аPвPкнижном магазине наPНевском, где продают словари иPновейшую литературу. Это сейчас не читают.
АPтогда очень много читали. Ноги сами, сказал, привели. Рано или поздно яPбы все равно пришел сюда, сколькоPбы мне ниPзапрещали вспоминать обPэтом. Просто заPтеPдва года, что яPжил сPТамарой, тополь подрос, тополя быстро растут, дажеPте, которые кажутся уже совершенно взрослыми.
Крона уPних растет, если яPнепонятно выразился. Теперь ясно. АPкогда видишь, как что-то медленно изменяется наPтвоих глазахP вPтечение года, или полутора лет, или двух, тогда догадываешься, что иPсам изменяешьсяP сPэтим вместе. Вот онPизменялся, иPяPизменился, иPвсе вокруг нас изменялось, иPдалеко не вPлучшую сторону,P все, кроме него, который просто рос, как растут себе тополяP особенноPте, которым неPхватает света.
Короче, яPсам неPзнал, чем тополь мне близок, аPто, что онPблизок мне, понял только сейчас, когда увидел, что пилят. Надо ведь было через столько лет прийти поPэтому адресу, чтобы увидеть, как пилят тополь. Вот иPвсколыхнуло воPмне воспоминания. ТеPсамые, которыми мне было запрещено озабочиваться.
Зарплата уPнее была копеечная, уPменя тоже (яPчинил телевизоры поPнаймуP старые, советские, еще наPлампах, тогда такие еще неPперевелись, аPкPрубежу, кPводоразделу шестого июня одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года уже неPчинилP прекратились заказы). ВPобщем, жили мыPвместе. Однажды яPееPспросил (заPЭрудитом), смоглаPбы она участвовать вPпокушении наPЕльцина. Тамара спросила: вPМоскве.
Нет, когда онPпосетит Санкт-Петербург. О, когда это будет еще. Pсказала Тамара. Потом она спросила меня, как яPвсе это вижу.
ЯPпредставлял это так. Черные автомобили мчатся поPМосковскому проспекту. Перед тем как повернуть наPФонтанку, они поPтрадиции (иPпоPнеобходимости) тормозят. Перед его автомобилем выбегает Тамара, бухается наPколени, вздымает кPнебу руки.
Президентский автомобиль останавливается, заинтригованный Ельцин выходит спросить, что случилось иPкто она есть. ИPтут яP сPпистолетом. Стреляю, стреляю, стреляю, стреляю. Тамара мне ответила, что уPменя, кPсчастью, нет пистолета, иPздесь она была неPправа: кPсчастью или несчастью, ноPмакаров лежал вPванной, заPтрубой под раковиной, тамPже двенадцать патроновP вPполиэтиленовом мешке, ноPТамара неPзнала оPтом ничего.
АPвот в чем она была убедительна, поPкрайней мере мне тогда так казалось, это что никто неPостановится, кинься она под кортеж. АPесли остановится президентский автомобиль, Ель цин неPвыйдет. ЯPтоже так думал: Ельцин не выйдет. ЯPпросто хотел испытать Тамару, соPмной она или нет.
Потом онPспрашивал, светя мне лампой вPлицо: любил лиPяPТамару. Почему-то этот вопрос интересовал потом неPодного начальника группы, ноPиPвсю группу меня допрашивающих следаков. Да, любил. ИначеPбы неPпротянул два года наPэтом шумном, вонючем Московском проспекте, даже еслиPбы жил только одной страстьюP убить Ельцина.
НаPсамом деле уPменя было две страстиP любовь кPТамаре иPненависть кPЕльцину. Две безотчетные страстиP любовь кPТамаре иPненависть кPЕльцину. ИPеслиPбы яPнеPлюбил, развеPбы она говорила мне орлик мой, мой генерал, зайка-зазнайка..
Ельцина хотели тогда многие убить. ИPмногие убивали, ноPтолькоP мысленно. Мысленно-то его все убивали. Девяносто седьмой год.
ВPпрошлом году были выборы. Позвольте без исторических экскурсовP неPхочу. Или кто-то неPзнает, как подсчитывались голоса. ВоPдворе наPМосковском, 18, яPсоPмногими общался тогда, иPвсе как один утверждали, что неPголосовали вPдевяносто шестом заPЕльцина.
НоPэто вPнашем дворе. АPесли взять поPстране. Только яPнеPходил наPвыборы. Зачем ходить, когда можно без этого.
Ему сделали операцию, американский доктор переделывал сосуды наPсердце. Ох, мне рекомендовано обPэтом забыть. ЯPзабыл. ЯPмолчу.
ЯPспокоен. Итак. Итак, яPжил сPТамарой. Возможность его смерти наPоперационном столе обсуждалась еще недавно вPгазетах.
ИPяPсам помню, как вPгазете, неPпомню какой, меня иPтаких же, какPя, предостерегали против того, чтобы связывать жизненную стратегию сPожиданием его кончины. НоPяPнеPхочу отвлекаться наPмотивы моего решения. АPчто доPТамары.
Статья взята с: http://prochtenie.ru
