Почему же столь успешно действовали наши железнодорожные артиллерийские установки (ЖДАУ)? Да потому что наши ЖДАУ работали как спецназ или даже как террористы. Нет, я не шучу! Помните Шамиля Басаева: «набег — отход, набег — отход»?
Выход на позиции, быстрый и точный удар и мгновенный отход. При этом полнейшая маскировка до удара, в ходе удара и после удара.
Железнодорожные установки под Ленинградом не были похожи на артиллерийские транспортеры в справочниках или музеях. Они скорее напоминали заросли кустарника — куча веток и маскировочных сетей. Установка выпускает снаряд калибра 356–180 мм и через полминуты уходит. «Да через какие полминуты? — возмутится историк. — Ведь по наставлению на переход ЖДАУ из боевого в походное положение положено 30 (!) минут».
Ну, кому дороги наставления, а кому — жизнь. Командиры и бойцы попросту игнорировали все наставления. Так, площадки не убирались, крепление по-походному производили на выходе с огневых позиций, продольные брусья отваливали в сторону, а опорные подушки оставляли на месте. Отход с позиции на расстояние 400–500 м совершался своим ходом и на малых скоростях, с незакрепленными опорными ногами. В последующем опорные ноги перестали забрасывать на тележки, а только приподнимали на 20–30 см от головки рельсов.
Конечно, растопыренные «ноги» ЖДАУ могли снести домик стрелочника или дачный перрон, вызвали бы крушение поезда на встречной колее. Но все строения давно были снесены, встречных поездов не могло быть физически. Иногда первые выстрелы делались всеми тремя орудиями батареи «ложных позиций», которые немцы могли обнаружить после начала стрельбы, а затем немедленно уходили.
Однако чаще использовался другой метод. Орудие № 1 делало выстрел и начинало отход на новую позицию на дистанции 100–200 метров. Затем стреляло орудие № 2 и также начинало отход. Ну а когда после выстрела орудие № 3, подняв на несколько сантиметров над грунтом «ноги», начинало отход, стреляло орудие № 1, уже занявшее новую позицию.
Чтобы звукометрические станции и оптические средства противника не смогли засечь стрельбу железнодорожных транспортеров калибра 356–180 мм, вместе с ними открывали огонь корпусные 122-мм пушки А-19 и 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20. Иногда привлекались и железнодорожные установки калибра 130–100 мм. Кроме того, активно использовались взрывпакеты, имитировавшие выстрелы тяжелых орудий.
Разумеется, немцы не были дураками, и если в 1941 — начале 1942 г. они начинали стрельбу через 20–25 минут после открытия огня нашими транспортерами, то позже этот промежуток сократился до 7–8 минут. Замечу, что немцы и финны располагали весьма совершенными приборами звуковой и визуальной разведки и обменивались информацией в режиме реального времени.
Тем не менее, своевременно обнаруживать наши транспортеры им не удавалось. Так, например, 19-я батарея 180-мм установок до октября 1943 г. провела 118 выходов и в 89 случаях подверглась ответному огневому воздействию. Немцы выпустили по батарее до 1500 снарядов калибра 150–240 мм. Тем не менее, ни один транспортер не был выведен из строя.
Что же из себя представляли железнодорожные установки? Начну с того, что железнодорожные установки как реальное оружие появились только в ходе Первой мировой войны. К 1918 году французская артиллерия располагала более чем 500 железнодорожными установками калибра 200–400 мм. А русская артиллерия располагала двумя (!) 254-мм установками, да и то неудачной конструкции.
О французах я упомянул не зря. Свыше сотни французских тяжелых железнодорожных установок летом 1940 года стали трофеями немцев и использовались вермахтом на всех фронтах от Атлантического вала и Норвегии до Ленинграда и Севастополя.
Германские ЖДАУ успешно действовали в ходе Первой мировой войны, но были все уничтожены в 1919–1920 годах согласно условиям Версальского договора. И впредь немцам запрещалось иметь столь грозное оружие. Тем не менее, немцы в 1930–1941 годах создали несколько десятков ЖДАУ калибра 21–80 см.
Под Ленинградом в 1941–1944 годах сошлись в самой грандиозной артиллерийской битве в истории человечества лучшие тяжелые отечественные, германские и французские железнодорожные установки. Из них самыми мощными были 52-см французские железнодорожные гаубицы, бросавшие на город снаряды весом в 2 тонны.
Советская артиллерия под Ленинградом была представлена батареей № 11 (3–356-мм транспортера ТМ-1–14) и тремя 180-мм железнодорожными батареями № 12, 18 и 19, в каждой из которых было по четыре транспортера ТМ-1–180.
Кроме того, в 1941–1942 годах силами ленинградских заводов, в первую очередь завода «Большевик» (Обуховского), на железнодорожных платформах были установлены четыре 152/57-мм, тридцать шесть 130/50-мм, четыре 120/50-мм и две 100-мм корабельные пушки.
Любопытна разница в подчиненности советских и германских железнодорожных установок. У немцев до войны и в ходе ее свыше 90% ЖДАУ подчинялись вермахту, в числе их были все ЖДАУ, стрелявшие по Ленинграду. Кригсмарине подчинялись несколько установок Атлантического вала.
В СССР с 1921 года все железнодорожные установки входили в состав Морских сил. Летом — осенью 1941 года новые установки калибра 100–152 мм, поступавшие с заводов, командование Ленинградского фронта бессистемно передавало как Балтийскому флоту, так и отдельным сухопутным частям. Так, например, батареи № 41 и № 42, вооруженные каждая двумя 152/57-мм пушками Б-38, были переданы армии и включены в состав Невского укрепленного сектора. Все батареи имели двузначные номера. Сухопутные начальники не разбирались ни в морских орудиях, ни в железнодорожных транспортерах, армия не располагала боеприпасами для этих пушек, и в конце концов было решено сосредоточить всю железнодорожную артиллерию под единым командованием.
8 января 1942 г. была сформирована 101-я морская железнодорожная артиллерийская бригада в составе семи отдельных дивизионов, 11-й отдельной батареи и бронепоезда № 30. Перед бригадой ставились задачи контрбатарейной борьбы с германской артиллерией, ведущей огонь по городу, огневой поддержки наступающих войск Ленинградского фронта, обеспечение морских коммуникаций Ленинград — Кронштадт.
В состав бригады вошли 16 двухорудийных 130-мм батарей, которые до января 1942 г. были переданы армиям Ленинградского фронта, и 12 батарей из состава Балтийского флота. 101-я морская бригада железнодорожной артиллерии была подчинена командиру Ленинградской ВМБ.
Замечу, что в 1942–1945 гг. несколько раз армейское начальство предпринимало демарши, начиная от уровня командования фронтом, и до ГКО включительно, требуя передать ЖДАУ в подчинение армии. Тем не менее, все ЖДАУ так и остались у моряков.
Без преувеличения можно сказать, что ЖДАУ стали буквально огненным мечом защитников Ленинграда в течение всех 35 месяцев осады. И это связано не столько с количеством стволов железнодорожной артиллерии, сколько с рядом субъективных причин. Так адмиралы берегли стволы и механизмы орудий главного калибра линкоров, крейсеров и фортов Кронштадта. Ну а ЖДАУ были расходным материалом. Так что же, автор противоречит сам себе, утверждая, что ни одна железнодорожная установка не погибла?
Да, не погибла от воздействия противника. Но от частого почти ежедневного огня изнашивались стволы, выходили из строя противооткатные устройства, затворы, подъемные механизмы и т. д. Но тут на помощь приходили ленинградские заводы «Большевик», Кировский, «Арсенал» (завод им. Фрунзе).
Так, по отчетам завода «Большевик» за время блокады было изготовлено свыше 3 тысяч (!) тел морских орудий и 20 тысяч снарядов среднего и большого калибра. Ну, допустим, в отчеты вместе со стволами вписали и лейнеры. Но разница тут в стоимости, а не в живучести.
Немцы знали о деятельности «Большевика» и в начале 1942 года установили в районе Федоровское — Антропшино 10 дальнобойных стационарных батарей специально для уничтожения цехов «Большевика». Кроме того, на линии Ново-Лисено — Павловск регулярно курсировали немецкие железнодорожные установки, также обстреливавшие завод. А их в свою очередь подавляли наши ЖДАУ вместе со стационарными морскими батареями и орудиями кораблей, стоявших на Неве. Идеальный пример взаимовыручки тыла и фронта.
Помимо контрбатарейной стрельбы и иных задач ЖДАУ под Ленинградом занимались охотой за германскими… самолетами! Разумеется, речь идет не о зенитной стрельбе, а о регулярном обстреле германских аэродромов, удаленных до 40 км от линии фронта.
В годы войны немцы называли наши легкие ночные бомбардировщики У-2 «хромыми воронами», «пилой для нервов» и т. д. Тем не менее, они сами в начале 1943 г. создали несколько таких же эскадрилий в составе 1-го воздушного флота. Они были сведены в легкобомбардировочную группу (Stoerkampfgruppe Luftflotte 1). Матчасть новой группы состояла из устаревших легких бомбардировщиков и учебных самолетов, взятых из различных летных школ Люфтваффе. «Ночники» Stoerkampfgruppe летали на весьма разношерстной «коллекции», состоявшей из разнообразных бипланов, таких как Ar-66, Go-145, He-45, He-46 и W.34. Чтобы с большим эффектом использовать эти легкие машины, имевшие незначительный радиус действия, их надо было расположить как можно ближе к линии фронта. Поэтому вполне естественно, что группу разместили на передовом аэродроме в Гатчине.
Любопытно, что самые большие потери новая авиагруппа понесла 9 апреля 1943 г. вследствие… неметкой стрельбы наших артиллеристов. Цитирую «Хронику Великой Отечественной войны Советского Союза на Балтийском море и Ладожском озере»: «Один транспортер железнодорожной батареи № 19 (180-мм) с 1 ч. 10 м. до 1 ч. 18 м. и с 4 ч. 30 м. до 4 ч. 37 м. вел артиллерийский огонь по станции Гатчина-Товарная, вызвав там пожары и взрывы. Прикрывая эту стрельбу, второй транспортер батареи № 19 в то же время обстреливал неприятельскую батарею в районе населенного пункта Новая».
Несколько 180-мм снарядов упали на летное поле Гатчинского аэродрома, в результате чего сгорели восемь Не-46 и четыре Ar-66. Это было замечено советской разведкой, и уже 10 апреля один транспортер железнодорожной батареи № 19 с 4 ч. 10 мин. до 4 ч. 16 мин. вел артиллерийский огонь по Гатчинскому аэродрому. Прикрывая эту стрельбу, второй транспортер той же батареи с 4 ч. 10 мин. до 4 ч. 30 мин. стрелял по району города Красное Село.
После этого обстрелы Гатчинского аэродрома стали вестись почти ежедневно. 12 апреля один транспортер железнодорожной батареи № 19 с 1 ч. 30 мин. до 1 ч. 35 мин. и с 4 ч. 35 мин. до 4 ч. 42 мин. стрелял по этому аэродрому. Обеспечивая стрельбу, второй транспортер батареи № 19 с 1 ч. 30 мин. до 5 ч. 05 мин. вел огонь по германским батареям в районе Красное Село — Новое.
На следующую ночь все повторилось. На аэродроме был замечен большой пожар.
Несколько слов стоит сказать и о двух железнодорожных транспортерах ТМ-1–180, перевезенных на баржах в ноябре 1942 г. из Ленинграда в Кронштадт. Там они были поставлены на стационарные позиции в западной части острова Котлин рядом со старым фортом «Александр-Шанец» («Шанц»), откуда они могли действовать по финским позициям. Из этих двух 180-мм орудий была сформирована железнодорожная батарея № 19 а. Правда, теперь железнодорожной она была только по названию, а фактически являлась стационарной батареей. Оставшиеся в Ленинграде два транспортера ТМ-1–180 по-прежнему считались батареей № 19.
Батарея № 19 а периодически подавляла дальнобойные батареи финнов. Так, 8 апреля 1943 г. батарея № 19 а с 17 ч. 00 мин. до 18 ч. 45 мин. трижды вела огонь на подавление неприятельской батареи, одновременно 130-мм батарея № 130 с форта «Комсомольский» («Риф»), прикрывая огонь батареи № 19 а, обстреливала станции Тюрисевя и Ино.
19 мая железнодорожный транспортер батареи № 19 а с 22 ч. 59 мин. до 23 ч. 41 мин. подавлял финские батареи, расположенные в районе Алипумала.
5 июня для борьбы с финскими батареями был привлечен даже главный калибр форта «Красная Горка». 305-мм батарея № 311, 130-мм батареи № 211 и 319 Ижорского укрепленного сектора, а также 180-мм батарея № 19 а, 152-мм батарея № 121 и 130-мм батарея Кронштадтского укрепленного сектора с 15 ч. 00 мин. до 15 ч. 20 мин. произвели огневой налет по финским батареям, расположенным в районах Вохнала, Витиккала и Куоккала.
Тут поневоле возникает вопрос: а зачем наши железнодорожные и стационарные орудия выпускали столько снарядов по финским батареям? Ведь согласно утверждениям наших либеральных историков финские пушки никогда не стреляли по Ленинграду. Святая правда! По Невскому проспекту и Кировскому заводу стреляли только немцы. А вот по Лисьему Носу, острову Котлин, районам Ольгино, Старой Деревни и т. д. били финны. Финские снаряды долетали до Финляндского вокзала.
Для обстрела Ленинграда финны использовали две 180-мм железнодорожные установки ТМ-1–180 (номера стволов 86 и 102), захваченные летом 1941 года на Карельском перешейке.
С ноября 1941 г. финские 180-мм железнодорожные установки из районов Куоккала и Оллила несколько раз вели огонь по неизвестным целям — Кронштадт, Ленинград? Послевоенные финские историки утверждают, что их железнодорожные установки получили приказ расстрелять линкор «Марат». Да вот беда, на линкоре этого-то и не заметили.
После войны финские историки утверждают, что финские орудия стреляли только по фортам Кронштадта. Но в большинстве случаев в наших секретных источниках подтверждений этому нет. То есть обстреливались совсем иные цели в городе.
Кроме железнодорожных установок в деревне Келломяки (ныне Комарово) финны в декабре 1941 г. устроили секретную батарею 254/45-мм орудий системы Обуховского завода. Дальность стрельбы 235-кг снарядом составляла 29,5 км.
Из Келломяки 10-дюймовые пушки могли обстреливать весь Котлин, все форты Кронштадтской крепости и северо-западные окраины Ленинграда.
Наконец, в 1943 г. финны ввели в строй три 305-мм железнодорожных транспортера ТМ-1–12, захваченных на Ханко. К концу лета 1943 г. из них сформировали 3-ю Железнодорожную батарею. Любопытно, что для них финны изготовили сверхдальние 320-кг снаряды, которые при начальной скорости 950 м/с могли лететь на дальность 50–52 км. Такие снаряды могли поражать не только восточные окраины Ленинграда и НИМАП, но даже долетать до Колпино. Риторический вопрос: зачем такие снаряды были нужны финнам?
О действиях советской железнодорожной артиллерии под Ленинградом можно написать увесистый том. Но здесь придется ограничиться краткими сведениями.
К концу войны в бригаде железнодорожной артиллерии было три 356-мм, три 305-мм, двенадцать 180-мм, двенадцать 1520-мм и тридцать девять 130-мм установок, то есть значительно больше, чем до войны.
За годы войны железнодорожной артиллерийской бригадой было уничтожено 109 батарей и отдельных орудий, уничтожено 84 танка, 335 автомобилей, один железнодорожный эшелон, разрушено 12 дзотов, уничтожено 4 железнодорожных моста. Во время блокады прибалтийских портов 130-мм железнодорожной установкой было потоплено 5 небольших транспортов и 36 катеров и барж.
Поскольку мне не хотелось бы быть обвиненным в оглуплении противника, я приведу пример грамотной маскировки и соблюдения ряда мер секретности при стрельбе по Севастополю самой крупной в мире пушки — 80-см «Доры».
В феврале 1942 г. начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер приказал отправить «Дору» в Крым и передать в распоряжение командующего 11-й армией для усиления осадной артиллерии.
25 апреля 1942 г. эшелоны с разобранной артустановкой скрытно прибыли на полустанок Ташлых-Даир (ныне село Янтарное Красногвардейского района) в 30 км южнее железнодорожного узла Джанкой, где были тщательно замаскированы штатными средствами.
Позиция для «Доры» была выбрана в 25 км от расположения предполагавшихся к обстрелу целей в границах СОРа (в основном на Северной стороне) и в 2 км к югу от железнодорожной станции Бахчисарай.
Особенностью позиции было строительство ее в чистом поле, на участке, где не имелось ни сложного рельефа, ни скальных укрытий, ни хотя бы небольшого леска. Совершенно голый мергелевый холм между речкой Чурук-Су и железной дорогой Бахчисарай — Севастополь был вскрыт продольной выемкой глубиной 10 м и шириной около 200 м в направлении северо-восток — юго-запад. Восточнее холма до станции Бахчисарай была проложена километровая ветка, западнее холма уложили «усы», которые обеспечивали угол горизонтального обстрела в 45°.
На участке подвоза артиллерийской системы к выемке и непосредственно в ней пути строились двух- и трехколейными для перемещения монтажных кранов, а во время стрельбы — для параллельного размещения двух транспортно-заряжающих вагонов со снарядами и зарядами.
Работы по строительству огневой позиции велись в течение четырех недель. Было привлечено 600 военных строителей-железнодорожников, 1000 рабочих «Трудфронта» организации «Тодт», 1500 человек местных жителей и некоторое количество военнопленных, захваченных немцами при прорыве Перекопских позиций и взятии Керчи в октябре-ноябре 1941 г. Работы велись круглосуточно. Безопасность обеспечивалась надежной маскировкой и постоянным патрулированием над районом истребителей из состава 8-го авиакорпуса генерала Рихтгофена. Рядом с позицией построили батарею 8,8-см зенитных орудий и батарею 2-см зенитных автоматов.
Кроме того, «Дору» обслуживали дивизион дымомаскировки, две румынские пехотные роты охраны, взвод служебных собак и специальная моторизованная команда полевой жандармерии. Вычислительные группы в составе батареи производили все необходимые расчеты для стрельбы, а взвод артиллерийских наблюдателей использовал наряду с традиционными средствами инфракрасную технику. Итого, боевую деятельность орудия обеспечивало более четырех тысяч человек.
Оккупационной администрацией и гестапо весь район был объявлен запретной зоной со всеми вытекавшими из этого для военного времени последствиями.
В результате ни подпольщикам, ни партизанам, ни флотской и армейской разведке, ни органам НКВД до конца обороны Севастополя ничего толком не удалось узнать о «Доре». Правда, среди населения ходили слухи о немецкой «Царь-пушке» с самыми нелепыми подробностями.
Первый раз «Дора» выстрелила по Севастополю 7,1-тонным снарядом 5 июня 1942 года. Для маскировки стрельбы «Доры» одновременно с ней вели огонь три 28-см железнодорожные германские установки, базировавшиеся на полустанке Шакул (ныне Самохвалово) в 7 км к северу от станции Бахчисарай.
Командование СОРа так и не смогло понять, кто обстреливал Севастополь. В разведсводках имелись сведения о 240-мм и 24-дюймовых (610-мм) железнодорожных установках и т. д.
После окончания боев в Крыму в мае 1944 г. специальная комиссия занималась поиском огневой позиции сверхтяжелого орудия в районах сел Дуванкой (ныне Верхнесадовое) и Заланкой (Фронтовое), но безуспешно. Документов об использовании «Доры» также не оказалось среди трофеев Красной Армии, захваченных в Германии. Поэтому ряд официальных историков сделали заключение, что «Доры» под Севастополем вообще не было, а все слухи о ней — «деза» абвера.
Зато в 1980-х годах в СССР объявились историки, утверждавшие, что «Дора» стреляла не по Севастополю, а по Сталинграду. А источником этих умозаключений оказалась противопожарная бочка. Дело в том, что в 1945 году наши войска в Тюрингии захватили «Дору», а затем доставили ее на Ржевский полигон под Ленинградом. В 1950 году «Дору» перевезли в Сталинград на завод «Баррикады» для ознакомления.
В июне 1959 года зам. Председателя Совмина?Д. Ф. Устинов приказал сдать «Дору» на металлолом. А одна из семи гильз «Доры» использовалась на заводе как пожарный бак, и позже ее отправили на Малахов курган в качестве трофея. И тут ретивые ребята стали сочинять рассказы о стрельбе «Доры» по Сталинграду.
