«В Петербурге держит тон только юнкер Михайлон», — так в ХIХ веке говорили про воспитанников старейшего артиллерийского училища Российской империи, славившегося как своими традициями, так и выпускниками. За предреволюционные десятилетия из стен Михайловского вышли более пяти тысяч блестящих офицеров-пушкарей, а кроме того — знаменитый ас, автор «мертвой петли» Петр Нестеров, создатель всем известной винтовки-трехлинейки Сергей Мосин, организаторы Белого движения Лавр Корнилов и Алексей Каледин, писатель-пушкинист Николай Раевский, актер и режиссер Александр Мгебров и многие другие. Здание на Арсенальной набережной имперской столицы являлось зримым символом того, что именовали в самом высоком смысле «офицерской косточкой».
Родилось это учебное заведение 200 лет назад, в декабре 1820 года, по инициативе генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Павловича, предназначалось для подготовки офицеров артиллерии при сформированной в том же году учебной артиллерийской бригаде. Устроителями был приобретен бывший Вдовий дом, внушительное двухэтажное строение с двумя флигелями и садом на Выборгской стороне вдоль берега Большой Невы. С 1849-го оно — после смерти основателя — стало именоваться Михайловским артиллерийским училищем, а позже служило подготовительной ступенью для одноименной академии. Примечательно, что фамилия последнего начальника училища, впоследствии командира 1-х Советских артиллерийских командных курсов, была Михайловский.
Сперва предполагали обучать 120 штатных и 28 сверхштатных юнкеров. Первый официальный выпуск состоялся в феврале 1823-го. «От артиллерийского офицера требуется знания артиллерийского устава и лабораторного дела, уменье ездить верхом и обращаться с лошадьми, приобретать, сохранять и употреблять артиллерийское имущество… знание механики и теории выстрелов», — предписывалось в училищном уставе. Строевые занятия включали в себя упражнения в пешем строю, езду верхом и в орудийных упряжках, вольтижировку, учения при орудиях и освоение их матчасти, а также фехтование, гимнастику, танцы.
С годами не только росло число учащихся, но и расширялось, усложнялось обучение: кроме юнкерского, возникло офицерское отделение. На первых порах в училище принимали (после экзамена) лишь потомственных дворян в возрасте 14–18 лет. В 1830-е стали брать подростков и юношей из других сословий, однако в 1853 году вернулись к прежнему социальному цензу. Даже после 1876-го, когда по императорскому указу путь в военные училища был открыт для представителей всех «классов», состав Михайловского изменился незначительно: в 1878-м из 157 юнкеров потомственные дворяне составляли 130 человек. При этом никакого чванства, связанного с происхождением, не было и в помине. «Там господствовало полнейшее отсутствие всякого различия, в смысле товарищеских отношений, между богатыми и бедными, между детьми важных, знатных фамилий и сыновьями скромнейших провинциальных помещиков. В этом смысле товарищество устанавливалось тотчас же по вступлении в заведение и закреплялось на всю жизнь. Это, может быть, одна из причин существования во всей русской артиллерии отменного товарищеского духа, которым артиллеристы справедливо гордились», — вспоминал выпускник Михайловского Николай Фирсов.
Последний класс делился на два отделения: юнкера, пришедшие из других военных училищ, заканчивали строевое, а те, кто учился с самого начала, — математическое. Первые шли в войска, вторые — в академию. В 1865 году, после переименованием кадетских корпусов в военные гимназии, обучение стало трехгодичным. Будущие генералы осваивали дифференциалы с интегралами, аналитическую геометрию, механику, физику, химию, черчение, топографию, тактику, фортификацию. Преподавали там профессора высочайшего класса, достаточно вспомнить крупнейшего русского военного теоретика генерал-адъютанта Михаила Драгомирова, посвящавшего михайлонов в тонкости тактики. Знаменитый скульптор барон Петр Клодт (выпускник училища) был главным наблюдателем за преподаванием начертательных искусств. Один из курсов физики читал крупный ученый-минералог, академик, лауреат Ломоносовской премии Аксель Гадолин. А инженерному делу обучал профессор трех академий, композитор Цезарь Кюи.
Белый офицер, писатель и публицист Анатолий Марков в своей эмигрантской книге воспоминаний «Кадеты и юнкера» писал: «Обстановка Михайловского военного училища производила впечатление настоящего храма науки, чувствовалось, что училище живет серьезной трудовой жизнью, где нет места показной стороне, нет места дедовщине и ненужной браваде».
Учебный день начинался по звуку трубы дневального в 6 утра. Юнкера вскакивали с постелей, застилали их, одевались, умывались. После утреннего осмотра — молитва и стакан чая. За сим следовали классные занятия до полудня, завтрак и строевая подготовка до обеда, который подавался в пять пополудни. Самоподготовка и два часа свободного времени — до отбоя (строго в десять вечера). Ежедневный распорядок михайлонов был такой же, как и в остальных петербургских военных училищах.
В этой среде бытовала известная конкуренция с подначиванием и дразнилками. К примеру, юнкеров Константиновского артиллерийского училища (возникшего гораздо позже и долго являвшегося пехотным) михайловцы называли «констапупами», говорили, что те носят траур по пехоте (из-за черных выпушек на погонах). «Кто невежлив, глуп и туп — это юнкер-констапуп», — дразнились насельники Михайловского. Константиновцы, в свою очередь, смеялись над безукоризненными манерами коллег, величая их «михайловнами».
Общий культурный уровень юнкеров был весьма высок. Каждому вменялось в обязанность уметь изъясняться на одном из иностранных языков, а на втором — читать и переводить. Они играли в собственном оркестре, составляли церковный хор храма Св. Благоверного князя Александра Невского, действовавшего здесь же. В обязательную программу входило чтение произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Шекспира, Гёте, Байрона, Шиллера. Русская словесность преподавалась почти как студентам-филологам.
После открытия курса практического офицерского класса обучавшихся стали командировать на различные заводы — от литейных до пороховых, чтобы господа офицеры познали основы производства орудий и снарядов. Преподаватели училища отправлялись в ознакомительные поездки на зарубежные, связанные с артиллерией, предприятия.
С мая по сентябрь юнкера пребывали в учебных лагерях близ Красного Села, на берегу Дудергофского озера. 3десь будущие артиллеристы учились «в полях» маневрированию, топографической съемке и, конечно же, меткой стрельбе. В последний день полевой практики — обычно 6 августа — в Красное Село приезжал сам государь с великими князьями, иностранными послами и генералами. И тут же, после торжественного смотра, объявлял о производстве выпускников в офицеры, лично обходя строй и вглядываясь в лица. Оглушительное «ур-ра» сотен голосов (вместе с михайловцами в церемониале участвовали и другие учащиеся столицы), дружеские объятия и шампанское — все происходило, как в фильме «Сибирский цирюльник».
А в день училищного праздника, 25 ноября, петербургский свет съезжался по приглашениям в особняк на Выборгской стороне на знаменитый Михайловский бал.
Полковник Эраст Шляхтин в своих воспоминаниях на страницах журнала «Военная быль» рассказывал: «К балу юнкера готовились заблаговременно: проекты украшений были грандиозны, а электротехники и художники были свои. В день бала все помещения были открыты и разукрашены. Центр зала — без всяких колонн с лепными стенами и потолками, при свете многих люстр был просто очарователен. Из него можно было сделать огромный круг по широким коридорам с открытыми классами, в которых всюду были устроены уютные гостиные, гроты, буфеты с прохладительными напитками».
Не только учение, маневры и праздники выпали на долю михайлонов. Россия неизменно, с краткими перерывами, воевала. С 1827 года имена лучших выпускников начали выбивать на мраморной доске в главном зале, а через два года на черный мрамор в училищной церкви стали заносить фамилии с инициалами доблестно погибших в боях за Отечество воинов, и те мемории часто совпадали.
Нравственный облик михайловцев ярко характеризует следующий факт. Во время неурожая в некоторых губерниях и последовавшего за ним голода 1868 года юнкера подписали коллективную петицию начальнику училища генералу Александру Платову, прося давать им на обед два блюда вместо трех, а сэкономленные деньги (около 100 руб. в месяц) перечислять в течение пяти месяцев Комитету помощи голодающим. Будущие офицеры не отделяли себя от народа.
Первая мировая, или, как называли ее в России, Великая, война стала небывалым по масштабам состязанием пушек и пушкарей. «Боги войны» гибли в расположении своих батарей не реже, чем пехотинцы. Множество блестящих офицеров-артиллеристов оказались убиты в первые же месяцы, еще больше — в мясорубке 1915-го. Михайловское, как и другие училища, перешло на ускоренный, восьмимесячный курс обучения, выпуская прапорщиков.
Для большинства уцелевших в войне личной трагедией и моментом выбора стала революционная катастрофа. Хотя — в отличие от Павловского и Николаевского — училище не приняло участия в противостоянии петроградских юнкеров с большевиками в октябре 1917 года, некоторые михайлоны защищали Зимний дворец по собственной инициативе. В следующем году полсотни юнкеров бежали на Дон к бывшему выпускнику училища генералу Корнилову. Там была сформирована Сводная Михайловско-Константиновская артиллерийская рота — именно так завершилась история конкуренции двух петербургских (петроградских) училищ. Подразделение участвовало в героическом Ледяном походе Добровольческой армии и в дальнейших боях с красными.
Иную судьбу выбрал для себя последний начальник Михайловского, тот самый однофамилец, боевой генерал-майор, согласившийся руководить командными курсами для красных артиллеристов и впоследствии, в 1931-м, арестованный вместе с другими военспецами по делу «Весна». Были и другие, более удачные траектории судеб выпускников училища в советской России. Владимир Никитин, например, стал конструктором-кораблестроителем, создателем эскадренного миноносца и ракетного крейсера, советским орденоносцем и лауреатом Сталинской премии. Талантливый оружейник генерал-майор царской армии Владимир Федоров являлся конструктором первых отечественных автоматов и ручных пулеметов, кавалером многих орденов (включая дореволюционные), Героем Труда.
В ноябре 1917-го большевики расформировали Михайловское, открыв (в феврале 1918-го) на базе оного и прочих императорских военных училищ командные курсы РККА. Вскоре, однако, его изначальная деятельность была возобновлена: пришел черед готовить советских «богов войны». Но это — уже другая история.
Любопытно, что будущие красные артиллеристы еще три десятка лет щеголяли в юнкерской форме михайлонов (только без старорежимных нашивок), ели из тарелок с вензелем «М», спали на тех же кроватях, что и их предшественники. Кавалерийские сапоги со шпорами, которыми так гордились михайловцы, отменили только в 1953 году после смерти Сталина. Дорвавшемуся до власти Хрущеву и его команде вся эта атрибутика оказалась глубоко чужда.
Материал опубликован в декабрьском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».