Ранним утром в дверь комнаты, которую снимал Григорий Распутин, осторожно постучали. Гостей было двое: высокий и худощавый священник и приземистый, крепкого телосложения, хорошо одетый господин с тросточкой. Первый – Георгий Гапон, тогда еще никому не известный слушатель Петербургской духовной академии. Второй – профессор Петербургского и Московского университетов, доктор экономических наук, писатель и предприниматель, публицист и искатель приключений Иван Христофорович Озеров.
Целью их раннего визита к Распутину было желание посоветоваться с Григорием Ефимовичем по поводу создания в Петербурге и независимых рабочих обществ, главная задача которых – отвлечение столичных пролетариев от вооруженной борьбы с властью и обращение их к чисто мирным средствам защиты своих интересов и прав. Распутин, выслушав почти получасовой монолог профессора Озерова, ответил: – Намерение ваше похвально. Кровь человеческая дорога. Проливать ее грешно, ох грешно.
Мы не Каины. Но и глазеть лениво со стороны на убийство братьев наших еще хуже. Творите благое дело, творите. Бог вам в помощь.
– Распутин запнулся. – Надеюсь, что заботы ваши найдут отклик в душах братьев наших. Но чую, и врагов у вас будет немало, ох немало. Как бы кровью новой все не закончилось.
(Распутин как в воду смотрел: все закончилось кровавым 9 января 1905 года, когда войска открыли огонь по мирному шествию рабочих к царскому дворцу. ) Летом 1905 года Григорий Ефимович близко знакомится с графиней Софьей Сергеевной Игнатьевой (урожденной княгиней Мещерской). Салон графини Игнатьевой представлял собой нечто вроде “теневого кабинета министров”, его нередко посещали великие княгини Милица и Анастасия (Стана) Николаевны с мужем последней – великим князем Николаем Николаевичем, а также видные политические и государственные деятели, журналисты, писатели, служители Мельпомены. Графиня стремилась окружить свой салон ореолом значительности и демократичности, поэтому сюда же приглашались “люди из народа – простые деревенские мужики или священнослужители из Богом забытых уголков России.
Их окружали всеобщим вниманием, задавали всевозможные вопросы, но никогда не спорили, оставляя свое мнение при себе. Появление в салоне старца Григория для многих стало настоящим потрясением. Графине Распутин предсказал, что она переживет своих детей (они погибнут в годы Гражданской войны), а Анастасии и Милице, что они умрут в изгнании, причем сначала младшая, а потом старшая, гофмаршалу Александру Танееву – милость императора и продвижение по службе, барону Штольцу – смерть от несчастного случая, княгине Белозерской – пожар в усадьбе. Поразил всех Григорий Ефимович и глубоким знанием Евангелия.
Стана и Милица уже после первой встречи со старцем были от него без ума. Больше всего их поразил ответ Григория на вопрос, когда их отец станет королем Черногории. Распутин, задумавшись буквально на несколько мгновений, ответил: “. через пять лет.
(Заметим, что дело происходило летом 1905 года, а через пять лет черногорским королем стал Никола I, их отец). Тогда же Распутин познакомился и с фрейлиной царицы Анной Александровной Вырубовой. При первой встрече с ней Распутин иносказательно заметил, что жизненный путь ее усеян не розами, а колючим репьем; крест ее очень тяжел, но все трудности лишь на пользу, ибо в испытаниях и при ударах судьбы человек совершенствуется. Григорий Распутин оказался прав во многом: у Вырубовой не сложилась личная жизнь, муж ее оказался негодяем, ее дружба с царем и царицей обернулась для нее трагедией (после революции ее ждало издевательское следствие и тюремное заключение в Петропавловской крепости), из-за несчастного случая она стала инвалидом на костылях.
Вскоре благодаря черногорским княгиням, их предприимчивой родне и Вырубовой перед Распутиным открылась дорога в Царское Село, резиденцию российский монархов. Его появлению там в некоторой мере способствовала и смерть в июле 1905 года французского предсказателя и целителя Филиппа Ницье-Вашо. Тремя годами раньше те же княгини-черногорки ввели его в царскую семью, и с тех пор он часто бывал в России, пользуясь исключительным доверием и расположением императрицы Александры Федоровны. В одну из последних встреч доктор Филипп предсказал императорской чете, что скоро у них появится “дорогой друг, который будет говорить с ними о Боге”.
Правда, еще при жизни доктора Филиппа (а особенно после того, как он перестал бывать в Петербурге) при дворе стали появляться новые “чудотворцы”, якобы способные помочь императрице исполнить ее заветное желание – родить наследника (до этого у нее родились четыре девочки). Однако в отличие о французского оккультиста новые “чудотворцы” были не докторами и “салонными кудесниками”, а юродивыми, русскими “бесноватыми”. Именно на начало XX века приходятся знакомства царя и царицы с “русскими мистиками”: “босоножкой Пашей” – по выражению вдовствующей императрицы Марии Федоровны, “злой, грязной и сумасшедшей бабой”, блаженной Дарьей Осиповной, “странником Антонием”, “босоножкой Васей”, косноязычным Митей Козельским, он же – “Коляба”, он же – “Гугнивый”. Народ этот гораздо все менее приятный в общении, чем “мсье Филипп” с его лучистыми и добрыми глазами, изящными манерами и тихим, вкрадчивым голосом.
Их можно было часто встретить в любой русской деревне, будь то около Москвы или Петербурга или в самой глубокой провинции. В основном это были слабоумные мужчины, гораздо реже – женщины, чаще всего страдающие эпилепсией. Слабоумие этих сельских идиотов в глазах народа воспринималось как Божбе знамение, а эпилепсия придавала им дополнительную “святость”. Сельское население и даже горожане издавна верили, что дефективные, глухонемые, эпилептики и идиоты особенно любимы Богом и что в их непонятном мычании, бессмысленных звуках, диких выкриках и судорожной трясучке проявляется дух Божий.
Эти “нищие духом” считались избранниками, которым приписывалась чудесная сила и воздавались исключительные почести. Однако помочь императрице никто из них так и не смог. И все-таки чудо произошло. В июле 1903 года императорская чета была в Сарове в связи с канонизацией Серафима Саровского.
Поздней ночью императрица искупалась в пруду, где даже зимой купался святой Серафим. И спустя 12 месяцев и 12 дней после молитв у гроба святого и купания в пруду у нее родился сын, нареченный Алексеем. Но родительское счастье, как оказалось, было недолгим. Уже 8 сентября 1904 года царь записал в дневнике с тревогой: “Очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея”.
Скоро выяснилось, что у наследника гемофилия, загадочная болезнь несвертывания крови, поражающая мужчин и передаваемая через женщин. Алексей получил пораженные гены от матери, а та через свою мать от бабки – Виктории. Малейший ушиб мог вызвать внутреннее кровотечение и кончиться смертью – отныне отцу и матери суждено было жить в постоянном страхе за жизнь единственного и долгожданного сына, наследника русского престола. Страх за жизнь сына, который мог умереть от своей неизлечимой болезни, стал их навязчивой идеей.
При склонности императора и императрицы к мистицизму более всего по душе пришелся бы им человек, чуждый политической и придворной грязи, но близкий к Богу и народу. Через год с лишним после первого кровотечения у наследника записал в дневнике: “Познакомились с человеком Божиим Григорием из Тобольской губернии”. Незадолго до этого заболевание наследника резко обострилось. Лучшие российские врачи ничем не могли помочь ему.
И тут к уже отчаявшейся императрице пришла Стана – великая княгиня Анастасия Николаевна. Она начала шепотом рассказывать о странном мужике из Сибири, о святом паломнике, с которым они с Милицей недавно познакомились. Это необычный человек, более мудрый и наделенный большей Божьей силой, чем господин Филипп. Она, Стана, не хочет богохульствовать, но считает, что своей святостью этот мужик превышает святость даже отца.
Так думает не только она и ее сестра Милица, но и сам отец Иоанн. – Ты помнишь, дорогая Алике, – продолжала великая княгиня, – что сказал тебе доктор Филипп перед своим отъездом. Он предсказал, что Бог ниспошлет вам с Ники нового друга, который будет вашей опорой. Верь мне, Алике.
Это он будет другом, о котором говорил Филипп. Он спасет для Ники Россию и вылечит тебе сына. Это Бог направил его вам. И вскоре Григорий Распутин явился в Царское Село.
Войдя в комнату наследника, Распутин сразу же опустился на колени в углу перед иконой и вполголоса пропел молитву. Закончив, он встал, приблизился к кровати больного, склонился над мальчиком и перекрестил его. Алеша, неожиданно открыв глаза, устремил взгляд на незнакомого бородатого мужчину, который многозначительно и дружелюбно улыбнулся ему. Вначале мальчик даже испугался, но сразу же почувствовал, что незнакомец не сделает никому ничего плохого, от бородача исходило душевное тепло.
– Только не бойся, Алеша, все будет хорошо. – говорил ему незнакомец своим добрым и в то же время сильным голосом. Мальчику, у которого был сильный жар, показалось, что к нему обращается какой-то Божий голос. – Видишь, дорогой Алеша.
– продолжал незнакомец, поглаживая мальчика от головы до ног. – У тебя уже нет невыносимой боли. У тебя уже ничего не болит, а завтра ты будешь здоров. Тогда ты увидишь, как мы с тобой будем весело играть.
Несколько осмелевшему мальчику понравилась грубая ласка этих жестких, мозолистых рук. Он улыбнулся. А Григорий Ефимович рассказывал Алеше о шумных играх, в которые он играл в родном селе с другими крестьянскими детьми. Затем он поведал о необъятных, нехоженых просторах Сибири, о безлюдье заснеженных зауральских пространств.
И весь этот край принадлежит отцу и матери Алексея, и когда-то он будет принадлежать ему, но для этого надо подрасти, выздороветь и быть сильным. Со все большим вниманием мальчик слушал эти рассказы, его тело распрямилось, в глазах появился блеск. Он забыл о боли, вытянул ногу и уселся повыше на подушки, чтобы лучше видеть темнобородого незнакомца и слышать его неторопливый рассказ. И тот продолжал рассказывать о Сибири, а потом перешел на.
С огромным вниманием мальчуган слушал о Коньке-Горбунке, витязе без ног и витязе без глаз, Аленушке и братце Иванушке, неверной царевне, которая превратилась в белую утку, об Иване-царевиче и Елене Прекрасной. Было уже поздно, часы пробили полночь, и, улыбнувшись, Распутин произнес: – Завтра, Алеша, я тебе еще больше расскажу. А теперь спать, спать и сил набираться. Когда Распутин покидал кабинет императора, царица, до глубины души взволнованная, с благодарностью поцеловала его руку.
Распутин перекрестил ее и сказал: – Верь только в силу моей молитвы, и твой сын будет жить. Через несколько дней он снова был в комнате у больного Алексея, а еще через неделю наследник поправился. Но понравиться императорской чете было еще мало, царский двор жил по поговорке: жалует царь, да не жалует псарь. Против Григория ополчились его “коллеги по оккультизму”, не желающие терять хлебное место при царском дворце.
Император не знал о возникшем противоборстве среди юродивых, ясновидцев и чудотворцев: конкуренция в их среде была не менее жестокая, чем в царском окружении. Григорию Ефимовичу необходимо было победить несколько грозных противников. Это были ясновидцы и чудотворцы, пытавшиеся отстоять свои позиции при дворе. И в этой борьбе победа осталась за ним.
Распутин отличался от сомнительных личностей, “босоножек”, ясновидящих и предсказателей и тому подобных людей своей изумительной силой воли, поразительными предсказываниями и отсутствием даже намека на какой-то внешний эффект. Он не страдал эпилепсией, не бродил босым по снегу, не был инвалидом. Кроме того, он предсказал каждому из своих “коллег” дальнейшую судьбу. Мите Козельскому он напророчествовал страшную смерть на отдаленном острове, Дарье Осиповне – тяжкую болезнь, босоножке Васе – гибель под колесами поезда.
При дворе он сразу же зарекомендовал себя как человек, обладающий даром предсказывать события, правда, порой облачая свои предсказания в загадочную форму. “Он часто бывал в царской семье. – вспоминала много лет спустя Вырубова. – На этих беседах присутствовали великие княжны и наследник.
Государь и государыня называли Распутина просто – Григорий, он называл их “папа” и “мама”. При встречах они целовались, но ни Николай Александрович, ни Александра Федоровна никогда не целовали у него руки. Их Величества всегда говорили о здоровье наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с семьей он уходил, он всегда оставлял их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе”.
Александра Федоровна относилась к нему с благоговением: в разговоре с ним она называла его Георгием, а за глаза – отцом Георгием, в переписке с Николаем – другом. В беседах с Вырубовой она говорила о том, что верит в силу его молитвы. Царю Распутин давал уверенность, особенно в разгар революции, когда царь и царица были напуганы не только захлестнувшим страну террором, но в большей степени проповедью волынского архиепископа Антония о “последних временах”. “А я долго их уговаривал плюнуть на все страхи и царствовать, – вспоминал позднее сам Григорий Ефимович.
– Все не соглашались. Я на них начал топать ногою и кричать, чтобы они меня послушались. Первая государыня сдалась, а за нею царь. ” В мае 1916 года Григорий Распутин заверил Александру Федоровну, что когда Алексею исполнится двенадцать лет, его здоровье начнет улучшаться.
И на самом деле, во второй половине 1916 года Алексей стал поправляться. Его страшная болезнь все более отступала, и к 1917 году он выглядел лучше. Но последний период жизни Алексея Николаевича, с марта 1917-го по лето 1918 года, оказался одним из самых худших, с повторяющимися приступами гемофилии, вызванными кровотечениями. Дошло до того, что самостоятельно он уже не передвигался, а отец или мать вывозили его на прогулку в инвалидной коляске.
“Теперь и лечат меня, и молятся, а пользы нет, – говорил сам наследник, когда Распутина не стало. – А он, бывало, придет, принесет мне яблоко, погладит меня по больному месту, и мне сразу становится легче”. И снова вернемся в 1905 год, в пору революционных волнений. По аллеям царскосельского парка скакали казачьи разъезды, царский двор томился в тревогах и ожиданиях чего-то ужасного.
Обитатели императорских покоев успокаивались лишь с появлением Распутина. Но однажды он дополнил их беспокойство. – Стоп. – воскликнул Распутин, едва переступив порог, и вдруг начал метаться по комнатам среди мебели.
Царская чета онемела, наблюдая за ним. Григорий Ефимович приблизился к императору и императрице и произнес на одном дыхании: – А ну, мама, покажь, где сынок твой играет. Его провели в “игральную” комнату Алексея – большой и светлый зал, в котором размещался огромный всевозможных игрушек, а под потолком висела массивная хрустальная люстра. – Скажи своим, чтобы Алешеньку в эту комнату не пущали.
Как бы греха какого не вышло. А ты, папа, мне верь. Я так вижу. Зал тут же опечатали.
Через несколько дней дворец потряс страшный грохот – с потолка “игральной” комнаты сорвалась люстра. При ударе об пол ее разнесло вдребезги. Об этом случае ходили противоречивые слухи, одни говаривали, что это покушение, которое готовили против наследника престола эсеры. Другие утверждали, что падение люстры – это результат деформации строений в Царском Селе.
Народная молва способна порождать самые невероятные версии, но факт остается фактом: предсказание Григория Распутина спасло Алексея от неминуемой гибели.
Статья взята с: http://www.federacia.ru
