Согласно легенде, первый кабак на территории современной России появился при Иване Грозном в Москве. В реальности же, самое древнее питейное заведение существовало еще в XIV-XV веках в Новгороде. Пивной кабак находился на территории немецкой крепости – двора святого Петра, где новгородцы продавали ганзейцам шкурки белок.
О древнем Новгороде существует масса литературы, исследований, в городе постоянно что-то копают археологи. Между тем, расхожий русский миф «продать Родину за баварское пиво» на самом деле намного старше, чем это представляют наши патриоты. И корни его уходят как раз в новгородскую древность.
В самом центре Новгороде, на Торговой стороне, рядом с княжеским двором – так называемым двором Ярослава, в XIII-XV веках (возможно и ранее) существовали сразу две хорошо укрепленных немецких крепости. История их появления туманна, в русских летописях (описывающих события XII-XV веков) о них нет практически никаких упоминаний. Что выглядит довольно странным для новгородского летописания, которое часто достаточно подробно описывало события в городе. Зато об одной из этих крепостей (подворье святого Петра) сохранилось масса свидетельств из ганзейских источников, что неудивительно, поскольку она была центром достаточно многочисленной немецкой колонии в Новгороде.
Первая крепость была создана – согласно выводам советских ученых Е.А. Мельниковой и Е.А. Рыбиной, где-то в конце XI – начале XII веков. Доказательной базой является «Повесть о посаднике Добрыне», которая была найдена Н.М. Карамзиным в первой трети XIX века, и которую сам Карамзин считал просто литературным трудом, сказкой, а также пара рунических надписей, найденных в Швеции.
Общепринятым названием для этой крепости является Готский двор. Советские и российские историки считают, что на Готском дворе находилась некая «варяжская церковь» (то есть, католическая), якобы она называлась церковью святого Олафа. В русских летописях содержатся 4 скупых упоминания об этой церкви:
– 1152 год. I Новгородская летопись сообщает о пожаре «въ сред Търгу», при котором «церквии съгоре 8, а девятая Варязьская».
– 1181 год. Снова сообщение о пожаре. «зажьжена бысть церкы от грома Варязьска на Търговищи».
– 1217 год. «въ Варязькой божници изогрелъ товаръ въсъ варязьскый бещисла». Это, кстати, единственное хоть сколько-нибудь информативное сообщение. В Средние века здания церквей очень часто использовались как склады. Собственно, в Новгороде они в основном только так и использовались.
– 1311 год. В Новгороде сгорели 7 каменных церквей, в том числе все та же, многострадальная, «варяжская».
Советские археологи один раз предприняли попытку раскопать остатки Готского двора, площадь которого была определена примерно в 2500 квадратных метров. Раскопки велись три сезона подряд – в 1968-1970 годах. На раскопе были открыты фундаменты мощной каменной дозорной башни, остатки тына (из бревен диаметром 40-50 сантиметров) и бревенчатых стен (очень мощных, состоявших из бревен диаметром до 50 сантиметров, что было нехарактерно для типично русских построек, состоящих из бревен вдвое меньших по диаметру), колодец и ряд других построек. До материка археологи так и не докопали (точнее, его просто не определили из-за плывуна), а поскольку, по мнению Е.А. Рыбиной, стратиграфия слоев была затруднена, то оценочная датировка раскопанного – XIV – XV века (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).
Хуже было то, что знаменитая новгородская дендрохронология не выдержала проверки «немецкими» бревнами:
«Датировка всех ярусов Готского раскопа чрезвычайно затруднена. Дендрохронологический метод не дал никаких результатов. Остатки обнаруженных в ярусах А, Б, В, Г, 1—3 различных сооружений, у которых были взяты спилы для дендрохронологического анализа, пока не получили дат. Бревна же, из которых сложены срубы 4 и 5, хотя и хорошо сохранились, однако имеют аномальную вариацию годичных колец, и поэтому дендрохронологические графики этих бревен не находят места на общей дендрохронологической шкале Восточной Европы». (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).
В другой работе Е.А. Рыбина жалуется уже на нехватку древесного материала. Это странно: ведь на раскопе были выявлены остатки нескольких срубов, мощного тына и т.п. древесный материал. Помимо этого Е.А. Рыбина заявляет о «индивидуальной аномалии» годичных колец деревьев, найденных на Готском раскопе.
«Дендрохронологическая датировка Готского раскопа в настоящее время невозможна, так как образцы бревен для анализа удалось взять в небольшом количестве. Кривая их годичного прироста аномальна и имеет индивидуальную вариацию годичных колец, что объясняется особыми условиями произрастания деревьев, использованных при строительстве Готского двора» (Е.А. Рыбина. Археологические очерки новгородской торговли X-XIV веков. М., 1978.). В более поздней своей работе Е.А. Рыбина вообще уже не упоминает о неудачной попытке дендрохронологического анализа (Е.А. Рыбина. Иноземные дворы в Новгороде в XII-XVII вв. М., 1986).
Фото раскопок на Готском дворе. (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).
В итоге, более никаких даже попыток раскопать иноземные торговые дворы, существовавшие в Новгороде, жившим за счет торговли с Ганзой, советские археологи и историки даже не предпринимали. Остатки «Готского» двора были уничтожены гостиницей «Россия».
В немецких документах никакой информации о Готском дворе нет. По всей видимости, он был частью хорошо известного подворья святого Петра – curia sancti Petri. До нас дошло лишь одно изображение подворья (см. первую иллюстрацию к посту) – видно, что немцы воспринимали его как крепость. Двор включал в себя церковь, служившую также складом, больницу, жилые и хозяйственные постройки (включая пивоварню и кабак). Двор был огорожен тыном, состоявшим из мощных бревен диаметром до 50 сантиметров. Входом в подворье святого Петра служили единственные ворота, которые запирались на ночь. Ночная стража состояла из двух вооруженных купцов, охранявших церковь (формально, туда был запрещен доступ русским даже днем), а внутри двора на ночь спускали сторожевых собак. Останавливаться на подворье могли лишь купцы из ганзейских городов. Считается, что эта немецкая крепость была основана в Новгороде в конце XII-начале XIII веков.
Первый устав двора св. Петра (скра) датируется 1225 годом (запрет на торговлю в церкви, охрана двора силами купцов и т.п.). В 1265 году был ратифицирован первый договор между немецкими купцами и князем Ярославом (договор введен в научный оборот немецким историком Гетцем лишь в 1916 году ((Goetz K.L. Deutsch-Russische Handelsvertraege des Mittelalters, 1916). В русской историографии вплоть до 1808 года о существовании этого подворья в XIII-начале XV веков ничего известно не было.
В 1801-1808 годах в Гамбурге историком Сарториусом были опубликованы небольшим тиражом два тома, содержащих в основном некоторые тексты «скры» (уставов подворья святого Петра), в 1830 году в Гамбурге вышло их второе издание (естественно, на немецком языке). Российский автор Болховитинов в 1808 году издал небольшой труд «Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода» (СПБ), где впервые в российской историографии упоминается Немецкий двор. В 1838 С. Строев публикует на основе того же Сарториуса пару статей о новгородско-ганзейской торговле, где также есть упоминания об этом дворе, плюс в 1847 году выходит статья С. Славянского.
Подробный же фактически материал о жизни Немецкого двора (двора святого Петра) в Новгороде появляется после публикаций документов из средневековых архивов Реваля, Дерпта, отчасти Любека и Риги. Они стали печататься исследователем Ф.Г. фон Бунге с 1853 года (Liv- Est- Curlaendisches Urkundenbuch). Эти документы охватывали период с середины XIV века по начало XVI века. Их публикация (печатались издания на немецком языке в Ревеле и Риге) растянулась почти на 70 лет. В 1870 году в Мюнхене Баварской академией наук было начато многотомное издание актов ганзейских съездов с 1256 года по 1430 год. Большая часть томов вышла до Первой мировой войны, а последний – в 1970 году. Также в 70-80-х годах XIX века созданное тогда же в Германии Ганзейское общество стало издавать грамоты ганзейских городов. Первое издание вышло в 1876 году, последнее – в 1916 году.
Охота и бортничество в новгородских лесах. Резные панели собора св. Николая в Штральзунде, 1400 год.
По сути, двор святого Петра был факторией Ганзы – немецкого торгового союза городов на Балтике, окончательно оформившегося лишь в середине XIV века.
Административное руководство факторией Ганзы (двором) осуществляли выборные старосты (oldermanne/olderlude), а с конца XIV века все большую роль стал играть приказчик подворья, на котором лежала текущая административная работа и который жил постоянно на подворье. Ганзейские купцы останавливались не только на подворье, но и в домах новгородцев. В частности, это было связано с тем, что Петров двор не всегда вмещал в себя приезжих.
Купцы условно делились на несколько категорий. Meistermann – купец, заключавший сделки от своего имени, Geselle – купцы-комиссионеры, действующие от имени поручителя, Lerekinder – молодые купцы, ученики, а также Knapen – купеческие слуги. Примечательно, что в Новгороде постоянно была высокой доля именно молодых купцов, которые учились торговле и русскому языку (при этом они для изучения русского языка жили в новгородских семьях). Сами русские, как свидетельствуют немецкие документы, к изучению иностранных языков склонности или интереса не проявляли.
Численность только этой категории иностранцев временами достигала свыше 200 человек. Так, приказчик подворья жаловался Дорпатскому совету города о том, что «мы не можем более содержать наших молодых людей, всего их 125, и часть из них уже истратила свои деньги». В другом документе говорится уже о более чем 200 молодых купцах, которые также изрядно «поиздержались» (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 25).
Количество же крупных купцов, посещавших Петров двор постепенно снижалось – к XV веку серьезные купцы работали преимущественно в собственных конторах, а торговые операции от их имени совершали комиссионеры и купеческие слуги. Уровень грамотности немецкого купечества, если судить по дошедшим документам, был в XIII-первой половине XIV века достаточно низким (многие купцы не умели читать), но уже к XV веку ситуация исправляется. Хотя на Петровом дворе в штате был писарь, а из числа старост выбирался секретарь. Определенную помощь в составлении корреспонденции оказывал также викарий церкви св. Петра (его, как правило, назначали из Любека).
Общая численность колонии иностранных купцов в Новгороде подсчитать сложно, но с учетом того, то помимо ганзейцев в город приезжали купцы из Нарвы, Выборга, а также эмиссары из Ордена и представители архиепископов рижских и дорпатских, количество иноземцев было не таким уж и маленьким. В пиковые годы речь могла идти о 400 – 600 иностранцев. В среднем же, в Новгороде ежегодно проживало до 200-250 иностранцев.
Немецкие документы содержат немало интересного о реальных взаимоотношениях русских и немцев в XIV-XV веках. Прочитав их, можно понять, откуда растут корни у знаменитых русского взяточничества, пьянства, лени и агрессивности.
Так, в одном донесении фактории говорится, что новгородец Захар с учениками избил двух других своих учеников. Один из них скончался. Плата за убитого составила 17 гривен, плюс Захар заплатил врачу еще 10 гривен (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 60). Помимо учебы и проживания непосредственно в домах самих новгородцев, русские и немцы контактировали в ходе азартных игр. В Новгороде была популярна игра в кости, и в устав фактории (скра) пришлось специально вносить положение о запрете ганзейцам играть в кости с новгородцами под угрозой штрафа в 50 марок.
Популярность подворью святого Петра приносил также кабак – Kroch. Документы фактории однозначно свидетельствуют о том, что питейное заведение часто просто не справлялось с наплывом жаждущих отведать немецкого пива русских. В письме приказчика говорится, что приток русских привел старейшим даже к мысли о закрытии кабака. Впрочем, поскольку дело было доходным, питейное заведение продолжало работать. В пользу популярности немецкого пива говорит и тот факт, что новгородцы часто требовали взятки с ганзейцев именно пивом (есть жалобы, что этим злоупотребляли русские весовщики). (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 63).
Еще одной сферой контактов между иностранцами и аборигенами была укладка мостовых: ганзейцы за свой счет мостили двор фактории и прилегающие улицы. Кроме того, вокруг фактории постоянно кипели скандалы и судебные разбирательства. Вот, как одно из них описывает приказчик подворья:
«Утром в подворье пришли русские с вооруженным отрядом, стали рубить ворота и ограду, а также клети наверху, и брать все, что они там находили«. Особенно интересна сфера контактов ганзейцев и администрации Новгорода: по своему характеру она напоминает нынешние реалии. «Также знайте, что посадник и воевода с каждым днем чинит нам все больше препон, хотят получить от нас посулы и подарки, и запрещают строиться… Как только сядут новые посадник или воевода, так сразу хотят подарков, говоря, что так полагается» (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 136).
Охота и бортничество в новгородских лесах. Резные панели собора св. Николая в Штральзунде, 1400 год.
В российской и советский историографии принято считать Новгород развитым городом, являющимся полноправным участником международной торговли на Балтике. В реальности же город представлял собой отдаленную факторию Ганзы, расположенную очень далеко от нормальных судоходных торговых путей. При этом сам город был крайне слабо развит как ремесленный центр, а внешняя торговля Новгорода серьезно ограничивалась ганзейцами. Чтобы было совсем понятно, то экономика древнего Новгорода мало чем отличалась от экономик более поздних Московии, царской и современной России: вывоз сырья и импорт готовых изделий с Запада.
В отличие от других торговых городов балтийского региона, находившихся либо на побережье моря, либо в течении судоходной реки, Новгород имел крайне неудобное расположение. Более того, за все века своего независимого существования Новгород так и не смог создать хотя бы крепость или порт в низовьях Невы. Как свидетельствуют немецкие документы, иностранные купцы, плывущие в Новгород, делают остановку на острове Котлин в Финском заливе и перегружают свой товар с морских коггов в речные ладьи. Затем они, ведомые лоцманами, поднимаются вверх по Неве, проходят по Ладожскому озеру (где они нередко тонули из-за частых штормов) и поднимаются вверх по Волхову. На этом пути купцы дважды делают остановки. Перед волховскими порогами ладьи частично разгружают, а груз переносят по суше. Там же первая остановка – Гостинодворье. Потом в 20 километрах от Ильменя еще одна остановка – Холопий городок. Викарий новгородской фактории Ганзы Бернгард Бракель в начале XV века описал путь до Новгорода как «ужасно долгое путешествие» (de vruchtliken langen reyze). Заезд купцов, как правило, в Новгород происходил два раза в год (т.н. «летние» и «зимние гости»). Кроме того, иногда купцы приезжали по суше из Прибалтики.
По времени дорога из Финского залива до Новгорода могла занимать в среднем от 7-10 до 15-20 дней при неблагоприятных условиях (например, шторм на Ладоге). Известно, что посольство Адама Олеария, отплывшее в 1634 году от Орешка до Новгорода при хорошей погоде затратило на этот маршрут около 7 суток, делая только вынужденные стоянки в основном из-за отсутствия попутного ветра и для пополнения провианта. Из них двое суток плавание проходило по Ладоге (около 50 километров в сутки) и 5 суток по Волхову (около 45 километров в сутки).
Тем не менее, иностранные купцы все же ездили в Новгород. Причиной их интереса были некоторые сорта меха белок (так называемый «шоневерк»), а также воск, хотя здесь конкуренцию Новгороду создавала Рига и Скандинавия. Из-за отсутствия собственного морского порта и торгового флота Новгород недополучал серьезную маржу, которая возникала после того, как ганзейцы вывозили товары из него сначала в Ливонию, а затем далее на Запад – в Любек, Росток и вплоть до Брюгге во Фландрии. По подсчетам советского историка И.Э. Клейненберга, маржа ганзейцев на торговле новгородскими товарами в среднем составляла порядка 30-50 процентов (при вывозе в ливонские города – Ригу, Дерпт).
Ганза стремилась всеми силами ограничить контакты Новгорода с другими возможными покупателями с Запада, поэтому запрещалось перевозить новгородские товары на кораблях Союза. Дело иногда доходило до того, что пираты и ганзейцы грабили суда новгородцев. Помимо Ганзы другим важным торговым партнером Новгорода был Орден, а также архиепископы Дорпатский и Рижский.
Объемы вывоза шкурок белок из Новгорода могли составлять сотни тысяч штук ежегодно. Исследовательница новгородской торговли А.Л. Хорошкевич упоминает о том, что в 1458 году у двоих ревальских купцов в Амстердаме было отнято от 150 до 210 тысяч шкурок, которые они вывезли из Реваля. Известно, что через Архангельск в середине XVII века вывозилось ежегодно порядка 355-360 тысяч беличьих шкурок – помимо большого числа соболей, куницы, бобра и т.п. Если предположить, что ежегодный вывоз белки из Новгорода (который, собственно, на ней и специализировался) в XIV-XV веках приблизительно равнялся этой цифре, то суммарно выручка города составляла от продажи приблизительно 7-11 тысяч марок серебра (если не учитывать падение цен на пушнину в XV веке). Это если усреднено взять стоимость тысячи шкурок (безотносительно сорта) в 25-27 марок (белка сорта шёнверк стоила немного дороже). Грубые подсчеты дадут нам от 1,4 до 4,4 тонн серебра ежегодно (учитывая денежную и весовую марку).
Цифра экспорта может быть вполне реальной. По данным А.Л. Хорошкевич и М.П. Лесникова, Тевтонский орден только за 1399-1403 годы вывез из Новгорода более 300 тысяч штук шкурок белки – по 50-60 тысяч в среднем ежегодно. На эти и другие (воск) покупки орденцы потратили до 200-210 килограммов серебра. Правда, такая торговля была, скорее, исключением. Как правило, немецкие купцы вели меновую торговлю с новгородцами, обменивая свои товары (сукно, соль, железо, вино и т.п.) на меха и воск. Так, в торговой книге крупного ганзейского купца начала XV века Фекингузена нет ни одного указания о расчетах с новгородцами серебром. Поэтому реальный доход новгородцев в серебряном эквиваленте был на порядки ниже, конечно.
Стоит, однако, отметить архаичность и маргинальность новгородской торговли мехами. Как пишет А.Л. Хорошкевич, «Новгород вывозил в течение XIV–XV веков, главным образом, необработанные шкурки», и такая практика была стандартной и для XVI века. А вот самые ранние прямые упоминания о скорняках и скорняжном ремесле на Руси относятся только к самому концу XIV века (в Кирилло-Белоозерском монастыре), хотя, как это признает А.Л. Хорошкевич, «занятие скорняжным ремеслом обеспечивало сравнительно легкий переход от ремесла к торговле». Это объясняется тем, что продавая невыделанную шкурку, новгородец терял существенную долю маржи, которая возникла бы при продаже товара с «добавленной стоимостью». Немецкие купцы это понимали, и в 1376 году новгородцев заставили подписать соглашение о том, чтобы не производилась торговля мехами белки летом, а также их шкурки никоим образом не обрабатывались. По мнению А.Л. Хорошкевич, это соглашение было «формальным», но, тем не менее, по факту подавляющая часть мехов из Новгорода вывозилась в «сыром» виде.
«Сырьевой» экспорт сыграл с Новгородом в итоге злую шутку. В городе плохо развивались собственные ремесла, более того – новгородцам было лень даже разрабатывать богатые соляные копи, находившиеся у них буквально под носом – в Старой Руссе. Солеварение здесь началось только во второй половине XV века, а до этого Новгород закупал десятками тонн ежегодно соль из… Любека (Люнебурга).
Известно, что новгородские купцы приобретали достаточно крупные партии соли, которая поступала из Германии в Ливонию. Так, в 1384 году купец Матвей Друкалов закупил в Ревеле почти 10 ласт соли (около 19 тонн). В начале XV века купцы Перепетица и Федор Безбородый приобрели там же почти 35 тонн соли.
По таким же причинам в Новгороде не развивалось и собственное производство сукна. Писцовые книги 1583 года зафиксировали в городе всего 6 суконщиков. А в XIII-XV веках в городе вообще сукно не производилось. Оно целиком было импортным. Согласно немецким документам, ежегодно в Новгород завозились десятки тысяч метров сукна из Фландрии.
Сама торговля со стороны новгородцев носила также архаичный характер. В ганзейских документах не встречается упоминаний о каких-либо торговых гильдиях, корпорациях и т.п. объединениях новгородских купцов. До нас также не дошло ни одной торговой книги, ни одной учетной книги новгородцев, которые свидетельствовали бы о заметном уровне торговли с их стороны. Не сохранилось никаких данных о торговле и в монастырских документах. В берестяных грамотах XI-XV веков, которые были найдены в Новгороде, также не содержится ни одного упоминания о торговле с немцами, чья многочисленная колония жила в этом городе. Это притом, что по мнению ряда советских и российских ученых, торговля в Новгороде в XIV-XV веках носила массовый характер.
Обработка мехов в Новгороде находилась на низком уровне, ганзейцы постоянно жаловались на скверную выделку шкурок. Собственное кожевенное производство в Новгороде началось лишь во второй трети XV века. Помимо сукна, соли и кожи, в Новгород также завозились в большом количестве вино, пиво, рыба, железо (собственное производство было мизерным), керамика, а из Ливонии – лошади (так называемые клепперы, рабочие лошади), медь и серебро.
Если посмотреть историю Новгорода с этой точки зрения, то мы увидим лишь примитивный, неразвитый поселок, который занимался перепродажей добытых в лесах белок в виде необработанных шкурок и воска. Нынешняя Россия в целом мало отличается от этой новгородской модели, которая базируется лишь на экспорте примитивных «сырьевых» товаров с минимальной добавленной ценой и импорте уже «готовых» изделий с Запада.
