Летом 1940 года правительство фашисткой Германии с целью обеспечения тыла для предстоящей войны против СССР пыталось заключить мир с Великобританией. Но успеха эта операция не достигла. Тогда 16 июля 1940 года Гитлер издал директиву № 16 о подготовке операции «Морской лев», а 1 августа 1940 года — директиву № 17 о проведении широкой воздушной войны против Англии. Цель последней директивы состояла в широкомасштабном использовании трех воздушных флотов (3, 2 и 5) под командованием генерала-полковника Шперле, генерала-полковника Кессельринга и генерала-полковника Штумпфа для нанесения бомбовых ударов по Англии. Правительство Великобритании приняло все возможные меры по обеспечению безопасности страны. На побережье были развернуты более 100 радиолокационных станций, которые могли заранее предупреждать о воздушном нападении немецкой авиации. Однако общая численность боевых самолетов и зенитных орудий не позволили Великобритании обеспечить полную безопасность страны. В апреле 1940 года немецкие войска высадились в Норвегии и за короткий срок захватили страну. На территории ее были созданы аэродромы Люфтваффе, с которых можно было теперь обеспечивать бомбардировки северных районов Великобритании.
Портовый город Глазго, расположенный на северо-западном побережье Великобритании, являлся центром судостроительной и авиационной промышленности. Более 20 верфей создавали и ремонтировали корабли для Военно-морских сил Великобритании и суда для снабжения страны боеприпасами и продукцией. Город славился еще тем, что это была футбольная столица Шотландии. Еще в 1887 году в этом городе священник Брат Уолфрид создал первую футбольную команду. Эта команда получила название «Селтик», а футбольный клуб, которому она принадлежала — «Смелые ребята». Авторитет футбольной команды «Селтик» в Шотландии был громадным. Так, например, на городском стадионе «Хемпден Парк» перед началом военных действий с Германией в игре с командой «Абердина» присутствовало более 140 тысяч болельщиков.
В районе Глазго, помимо заводов, обеспечивающих выпуск вооружения, находилось очень много госпиталей, где лечились раненые английские военнослужащие. Налеты немецкой авиации после потерь, понесенных ею в борьбе с истребителями Королевских Военно-воздушных сил и от средств ПВО, потребовали изменить тактику нанесения бомбовых ударов. Теперь немецкие бомбардировщики Не-111 проводили атаки военных и гражданских объектов в ночное время и при густом тумане. Созданные в Германии радионавигационные системы позволяли этим бомбардировщикам точно выходить на обозначенные в полетном задании цели при отсутствии видимости. В 1940 году при налете крупного соединения бомбардировщиков Не-111 на Глазго произошел случай, который заслуживает внимания широкого круга читателей «Военного обозрения». Этот случай лишний раз подтверждает, что «и один в поле воин». Статья об этом событии была опубликована в одной из шотландских газет в 1950-х годах. Журналисту, который опубликовал статью, пришлось серьезно постараться, чтобы материал попал в печать (из-за секретности). Но даже с такими нюансами статья вызвала громадный интерес в Великобритании и несколько дней жители страны долго обсуждали ее. Статья называлась «Записки радиста N-ского батальона 22 Гвардейского полка Эрнеста Роберта Харта». Ниже я приведу рассказ этого радиста.
«Пишу о событиях, о которых не могу молчать, я понимаю, что мой конец может быть близким. Подкреплений нет, а боши продолжают наступать. Мою рацию уже давно разбили, так что мне больше заняться нечем. Вот я и решил, пока есть свободные минуты, написать свою историю о том, как я попал на фронт. Если кто-то найдет написанный мною материал, то пусть он сделает для себя соответствующий вывод и опубликует статью. Не хочу, чтобы кто-то еще пострадал по той же причине, как и я. Африка сегодня — далеко не лучшее место для аристократических путешествий — это место боев.
Меня зовут Эрнст Харт. Родился я в Лондоне в 1908 году. После школы окончил радиотехнический колледж и по счастливому стечению обстоятельств попал на радиостанцию «Би-би-си». В первые годы работы я был рядовым сотрудником, и мне доверяли только работу с электроникой. Через некоторое время руководство обратило на меня внимание. Я получил повышение и стал редактором спортивного отдела. Кроме занятий техникой, я еще увлекался журналистикой. Особенно мне нравилось комментировать футбольные матчи. Видимо, поэтому мне и доверили этот участок работы. Через некоторое время жители Лондона начали узнавать мой голос в своих приемниках, когда я вел трансляции с футбольных полей. Особенной гордостью для меня было то, что мне выпала честь комментировать полуфинал кубка Великобритании в 1935 году. Да, да, вы слышали тогда мой голос! Меня стали считать ценным сотрудником, и с началом войны с Германией выдали бронь. Когда начались бомбардировки Лондона, меня перевели для работы в Глазго. По приезде туда я должен был по радио комментировать матч «Селтик» — «Глазго Рейнджерс». Для тех, кто не знает, сообщаю, что это был благотворительный матч, все сборы от которого должны были пойти в фонд Адмиралтейства. На стадионе в этот день ожидались представители высшего командного состава всех родов войск, а по приемнику репортаж о матче должен был слушать сам премьер-министр. Свободных мест на стадионе практически не было, среди зрителей было много раненых из местных. В этот день на Глазго опустился сильнейший туман. Он затянул чашу стадиона так, что трудно было различить игроков. Это можно сравнить с тем как в миске грибного супа с большим количеством сливок не видно грибов. Я хотел отменить трансляцию в эфире: из комментаторской кабины на футбольном поле ничего нельзя было разглядеть. Но телефон не работал, и о том, что нельзя было вести трансляцию, я не мог сообщить в дирекцию «Би-би-си». А потом началась страшная история в моей жизни. В кабину комментатора, где я приготовился к трансляции, зашел офицер. Он попросил отложить на некоторое время трансляцию и спуститься вниз к представителю Штаба Королевских Военно-воздушных сил. Я быстро спустился в вестибюль стадиона, где меня уже поджидал офицер в чине капитана. Он мне рассказал о том, чего все присутствующие на стадионе не могли даже вообразить. По его словам к Глазго из Норвегии приближалась большая группа бомбардировщиков Не-111. По сообщению разведки, их заданием являлось полное уничтожение города, к которому они должны были приблизиться уже в течение получаса. Мне стало дурно потому, что в моей памяти были свежи бомбежки Лондона, когда на моих глазах был разрушен наш дом.
Наши истребители в тумане не сумеют перехватить немецкие бомбардировщики, а также их не сможет уничтожить и зенитная артиллерия ПВО — из-за отсутствия видимости. Я посоветовал капитану срочно эвакуировать со стадиона хотя бы болельщиков, на что офицер, усмехнувшись, ответил: «Это невозможно! Начнется давка, и люди выйти так и не успеют. Отменить же такой важный матч для страны означает нанести большой урон нашей нации. Надо сыграть». Последние слова капитана напомнили мне выражение поэта Ньюболта.
«Недавно в Эдинбурге, — продолжал капитан, — мы уничтожили группу нацистских шпионов. Поэтому источника о тумане над городом у врага не может быть. Кроме, конечно, незакодированных радиосообщений, то есть ваших».
Почему-то от слов капитана мне лестно не стало. Капитан дальше объяснил, что есть большая вероятность предотвратить бомбежку, если комментатору, то есть мне, удастся убедить жителей Великобритании, в том числе и немецких летчиков, что над Глазго стоит прекрасная погода, нет ни одного облачка, и ярко светит солнце. Ведь в такой обстановке наши истребители и зенитки ПВО смогут уничтожить немецкие бомбардировщики. Поэтому мне было рекомендовано вернуться в кабину, удобно устроиться в кресле и начинать трансляцию матча, выдумывая различные ситуации.
Вернувшись в кабину, я с большим трудом выдавил в эфир слова о том, что над Глазго стоит прекрасная погода. Судья объявил о начале матча. Дальше я назвал стартовые составы команд, а потом на некоторое время замолчал. Вышло довольно глупо, но я на самом деле не знал, как и о чем дальше говорить. Только через несколько секунд я понял, что от сказанных мною слов зависит жизнь тысяч людей не только на стадионе, но и во всем городе. Невольно перед глазами у меня возникла картина маленького лондонца, который сидел на развалинах своего дома и прижимал к себе плюшевого бегемотика. Рассуждать ни о чем у меня как-то не получалось, я не разбирался пока в Шотландской лиге, а знал только досконально состояние команд Английской лиги. Матч продолжался, и единственное, на что я мог хоть как-то ориентироваться, были крики болельщиков, но они мне оказать помощь в данную минуту не могли. Все же, собравшись с мыслями, я начал репортаж.
Давид Кинар перехватил мяч и по левому краю быстро приближается к воротам «Селтика»! Прекрасный прострел! Но мяч забирает вратарь Вилли Миллер. Вратарь вбрасывает мяч, в центре поля его подбирает… мне плохо видно из дикторской кабины, кто. Но, кажется, это Джимми Делани. Как мы рады видеть, Делани сегодня на поле, продолжал сообщать я болельщикам. Он пасует мяч Линчу, а Линч отдает мяч направо. Для Линча это сегодня прощальный матч, ведь он, а также… эм… Мофисон и Деверс уже завтра отправятся в армию. Какой патриотический шаг со стороны футболистов. Мы все будем ждать их возвращения из Африки и надеяться, что с ними все будет в порядке. А вот Джордж Патерсон! Ну-у … чего ты ждешь? Что там такое? Желтая карточка? Кажется, нет!
Так я дотянул до перерыва первого тайма. Меня трясло как в лихорадке. Вдруг ко мне в комментаторскую кабину поднялся тот самый капитан, который давал мне указания 40 минут назад. Он, улыбаясь, сообщил мне, что, как передала разведка, немецкие самолеты развернулись на обратный курс. Капитан выразил мне благодарность, а сам, как он мне сказал, срочно отправляется в штаб. Затем офицер пожал мне руку и пообещал связаться со мной позже. Я это хорошо запомнил. Но ни вечером, ни на следующий день никаких вестей я от капитана не получил. Единственное, что бросилось мне в глаза, это заметка в газете, где упоминалось о том, что ПВО страны обеспечило защиту города во время футбольного матча от немецкой авиации. Среди награжденных за эту операцию была фамилия капитана, которому вручили медаль. А я был рад, что остался жив, но чувства у меня были смешанные.
Матч я прокомментировал до конца и, разумеется, все насочинял болельщикам Великобритании, которые слушали репортаж по радиоприемникам. После окончания матча я вышел со стадиона «Хемпден Парк» ни жив, ни мертв, и пару часов провел в местном пабе, потягивая пиво. Утром мне пришло известие из редакции. Их, оказывается, никто ни о чем не предупредил, а меня за ложное ведение репортажа уволили. Бронь с меня сняли.
На фронте меня определили по моему образованию — радистом. Что, в принципе, было не так уж плохо. Но кто мог знать, что нашему отряду придется угодить в такую передрягу. Командира убили, и я, прощаясь с вами, пишу эти листки, которые я затем положу в батарейный отсек рации, чтобы они не разлетелись по этой проклятой пустыне. Прочтите их.
