Профессор истории в нью-йоркском Seton Hall University рассказывает о произволе российских консульских служб на Западе. Несчастные эмигранты, чтобы поехать на родину, записываются на прием за несколько месяцев, выслушивают ругань золотозубых дядек-охранников и выстаивают многочасовые очереди. Нью-Йорк, Берлин, Амстердам — везде одна и та же история: фирменный стиль консульства РФ строго выдерживают во всех филиалах сети. Словом, back to the USSR.
Всякий мало-мальски знакомый с топографией Нью Йорка позавидует расположению консульства Российской Федерации — на 91-й улице, между 5-й авеню и Мэдисон-авеню. Буквально за углом находятся всемирно знаменитые музеи Гуггенхайм и Метрополитен, через дорогу — «тот самый» Центральный парк.
Одна мысль о соприкасании с российскими консульскими службами на Западе повергает эмигрантов в панику. Иллюстрация: Андрей Носков
Подтянутые манхеттэновские старушки-миллионерши выгуливают французских бульдогов, няни из Гватемалы и Эквадора катят по тротуарам тысячедолларовые коляски с модно одетыми белокурыми детишками, группки подростков в униформах престижных частных школ толпятся вокруг лотков с хотдогами и кебабами.
Все эти обыватели Верхней восточной стороны (одного из самых дорогостоящих районов города) иногда с непониманием и некоторым испугом косятся на беспорядочную, недобро гудящую толпу, денно штурмующую вход в стильный особняк, в котором располагается российское консульство.
На пороге консульства Манхеттэн неожиданно заканчивается, мятежные звуки «города золотого дьявола» затихают, и незадачливый посетитель вдруг обнаруживает, что, наподобие героя из сказки Вениамина Каверина, oн попал во временную яму. Год 2011-й плавно переходит в 1976-й или около того. Здоровенный золотозубый дядька-охранник энергично отпихивает прорывающихся в консульство посетителей, большинство из них, очевидно, российского происхождения.
Пронзительное «Вас здесь не стояло!» перемежается с английской руганью, но, судя по акценту, тоже очевидно российского происхождения. Коренных американцев в толпе мало, а те, кто присутствуют, обычно долго не выдерживают и рано или поздно отсеиваются — все четко по Дарвину, выживает сильнейший, закаленный многолетним стоянием в советских очередях.
Происхождение консульской давки, как многие явления дикой природы, имеет несколько разнородных причин. Десятилетия жизни на Западе зачастую не изменили склонности многих бывших россиян к агрессивно-скандальному поведению в местах большого скопления себе подобных. И тут работникам российского консульства можно только посочувствовать. Хотя, честно говоря, после нескольких часов, проведенных в консульском бедламе, желание сочувствовать как-то испаряется, или, вернее, уже и не знаешь, кого жалеть.
Работники консульства, как и его посетители, являются заложниками бюрократической системы, неэлегантно балансирующей на грани полного абсурда, системы, которая двадцать лет после развала Советского Союза продолжает порочить имидж страны. И дело тут не только в неуправляемости и скандальности толпы на 91-й улице острова Манхеттэн, а в соответствующем российском законодательстве, которое в первую очередь и создало эту толпу.
Недавнее российское законодательство запретило российским гражданам с двойным или тройным гражданством въезжать в Россию по иностранным паспортам. Проблема в том, что тысячи бывших россиян, проживающих за рубежом, понятия не имели, что они по-прежнему считаются российскими гражданами.
Если они выехали из страны после 6 февраля 1992 года, они автоматически считаются гражданами Российской Федерации. Теперь любой бывший россиянин, желающий посетить Россию, должен сначала доказать консульским бюрократам, что он выехал до 1992 года, то есть еще до развала Союза Нерушимых, или что он никогда не становился на учет в советском или российском консульстве. Но доказать такую простую, казалось бы, вещь оказывается гораздо труднее, чем кажется.
Консульство требует предъявления… старого советского паспорта. Пардон, виноват в рассеянности и отсутствии способности предвидеть непредвиденное, но у тысяч эмигрантов советские паспорта не сохранились. Иммиграция, даже самая что ни на есть колбасная — время испытаний и радикальных перемен.
Многократные переезды из штата в штат в поисках работы, увы, неизбежные разводы, приобретение нового гражданства, масса новых документов… Короче, теряют люди свои старые советские паспорта. Ну, кто ж мог предвидеть, что двадцать лет спустя они вдруг снова понадобятся!
На восстановление гражданства или продление старого паспорта уходят месяцы, и стоит это удовольствие недешево. Тех, кого российское гражданство не привлекает, все равно заставляют его восстанавливать для того, чтобы потом… отказаться. И принятие гражданства и отказ от него обходятся в сотни долларов и занимают многие месяцы, не говоря уже о долгих муторных часах, проведенных в консульской толкучке.
Для эмигранта вроде Максима Матусевича попасть в Россию все равно что на прием к врачу: многочасовые стояния в очередях, запись на прием за несколько месяцев, бюрократический беспредел.
В прошлом году по приглашению Петербургского университета и спонсируемый американской программой Фулбрайта, я приехал преподавать в родной и по-прежнему нежно любимый мной город. Но поездка чуть не сорвалась, так как российское консульство повторно отказывало мне в визе, причем без четкой мотивировки, заставляя часами томиться в ненужных очередях и ставя под угрозу замечательный российско-американский образовательный проект.
Процедура, занимающая в консульствах других государств считанные минуты, растянулась на недели, причем, как в «Процессе» Кафки, никто ничего толком не объяснял. Наконец, почти месяц спустя причину невыдачи рассекретили: «По нашим компьютерным сведениям, вы зарегистрировались в СОВЕТСКОМ посольстве в Вашингтоне зимой 1991 года».
Спору нет, зимой 1991 года я бы с величайшим удовольствием посетил Советское или любое другое посольство в городе Вашингтоне. Но увы, снежной зимой 1991 года у меня были дела поважнее — снег, понимаете ли, убирал в музее-квартире Пушкина на Мойке, где тогда подрабатывал дворником. Из страны уехал только весной (когда снег сошел), а в Вашингтонском посольстве вообще никогда не бывал, причем ни до, ни после отъезда!
В конце концов, визу все-таки дали, но теперь мысль о поездке в Россию вызывает, мягко говоря, некоторое беспокойство: неужели опять придется сталкиваться с этим мракобесием? Неужели снова до самого последнего момента будут издеваться и морочить голову — пустим, не пустим… Да дело тут совсем не во мне и не в моем желании побывать в Питере.
Кому плохо от сотрудничества между двумя странами? Кому плохо от того, что американский профессор на деньги американских же налогоплательщиков приедет преподавать в Россию? Студентам вот очень даже понравилось. Кстати, замечательные студенты в питерском университете. Грустно, что система работает и против них тоже.
За время многочасового бдения около и внутри нью-йоркского консульства мне пришлось наблюдать немало достаточно диких сцен: растерянную молодую преподавательницу колледжа консульский работник отчитывал как девчонку, требуя, чтобы она «посидела и вспомнила», в каком году и при каких обстоятельствах ее семья выписалась из пятиэтажки на Васильевском острове.
Заплаканной пожилой женщине отказали в визе для поездки на похороны сестры, так как у нее оказался просроченный российский паспорт, на продление которого ушло бы несколько месяцев. По той же причине обаятельного парнишку-композитора отказались пустить… на его собственную свадьбу. Как это не похоже на историю, рассказанную моим приятелем, аспирантом-лингвистом из Тайваня. Поверите ли, но он, уже много лет проживая в Нью-Йорке, любит бывать в Тайваньском консульстве.
В прошлом году у него истек паспорт, и он с женой отправился его продлить. Услышав об этом, я автоматически состроил сочувственную физиономию — мол, знаем… плавали. Да нет, не знаем и не плавали — вся процедура заняла меньше получаса, которые мой приятель провел с присущим ему вкусом, потягивая заваренный специально для него чай, листая журналы и приветливо беседуя с консульскими служащими.
Ладно, без чаепития можно и обойтись, но «полчаса», но «приветливо»… От зависти хотелось заплакать. Стоит ли удивляться, что, несмотря на многолетнее отсутствие, каждая поездка на родной остров вызывает у лингвиста самые что ни на есть положительные эмоции? И ему славно, да и острову полезно.
По официальным данным Росстата, около двух миллионов иностранных туристов побывали в России в 2010 году — меньше, чем в крошечной Коста-Рике (2,4 миллиона), меньше, чем в еще более крошечном Израиле (2,3 миллиона). За этот же период США посетили около 55 миллионов визитеров, из них как минимум 47 миллионов провели время в Нью-Йорке. 74 миллиона пересекли границу Франции, 43 миллиона — Италии… Стоит ли продолжать?
Ну да, можно всех посылать куда подальше, можно не пускать, можно привычно хамить, можно насаждать визовый режим, который даже у самых фанатичных поклонников Достоевского отобьет всякое желание побывать на его родине… Но ведь это невыгодно, причем в самом прямом смысле этого слова. Прошлогодний доход Франции от туризма превысил 50 миллиардов долларов, Хорватии — почти 10 миллиардов долларов.
Ну и как не подумать о дополнительной экономической выгоде? Последние недели в российских СМИ живо обсуждается новая волна эмиграции из России, отток мозгов и денег. Но не нужно забывать, что сотни тысяч российских переселенцев на Западе не забывают о друзьях и близких, оставшихся в России, помогают им по мере сил и возможностей. Почти все знакомые мне эмигранты, у кого в России остались родственники, особенно люди пожилые, регулярно посылают или привозят туда деньги. Это серьезная экономическая поддержка для государства, зачастую неспособного обеспечить достойного проживания для своих пенсионеров.
Разумеется, не все можно перевести на доллары и рубли. И не нужно. Цивилизованные страны относятся с приязнью к своим соотечественникам, разбросанным по миру, не отчуждают их. Неприязненно к «бывшим» относились в Советском Союзе. В Северной Корее и Иране вот до сих пор не уважают.
Эмигранты редко рвут связи с родиной, где остались родственники, друзья, сентиментальные воспоминания юности, наконец. Эти люди зачастую потратят последние сбережения на поездку в Питер или Москву, то есть потратят деньги на поездку в Россию, а не в Италию или Коста-Рику. Обеспеченные эмигранты (а таких немало) поездки в Италию или Коста-Рику, возможно, себя и не лишат, но и в Россию все равно поедут.
По неполным данным того же Росстата, только за один год с момента введения нового визового режима поток приезжающих из США в Россию сократился на 12 процентов. Конечно, отчасти тут кризис навредил, но все же, думаю, такое резкое сокращение не случайно. Ехать в Россию по-прежнему хочется, но больно уж колется, больно уж непривлекательно выглядит дурдом на 91-й улице. Короче, обидно чертовски. Обидно и не нужно.
В разговорах с россиянами, проживающими на Западе, рано или поздно возникает тема поездок в Россию. Удивительно, насколько больная эта тема. Люди буквально боятся иметь дело с российскими консульствами. В Нью-Йорке, в Берлине, в Амстердаме — одна и та же история: многочасовые стояния в очередях, запись на прием за несколько месяцев, грубость, бесчувственность, бюрократический беспредел.
Подруга детства, много лет живущая и работающая в Амстердаме, уже больше года не может добраться до Петербурга, где живет ее мать. Чтобы продлить российский паспорт, ей пришлось записаться в ноябре на консульский прием… в марте. Да уж, хорошо быть родом с Тайваня…
Одна мысль о соприкасании с российскими консульскими службами на Западе повергает отвыкших от российских реалий эмигрантов в состояние паники. «Боюсь я их», — признается мой друг, талантливый театральный художник. «Боюсь я их», — вторит ему амстердамская подруга детства. По идее, всякий государственный чиновник, болеющий душой за репутацию своей страны, должен был бы ужаснуться от таких слов. Но почему-то вместо ужаса представляется самодовольная улыбка, расплывающаяся по упитанному чиновничьему лицу.
И еще вспоминается казарма Краснознаменного Н-ского мотострелкового полка, наш ошалевший от постоянного похмелья и семейных неурядиц комбат. Комбат орет благим матом на моего друга Серегу Фролова — маленького, коренастого, успевшего до армии отсидеть за поножовщину. Фрол ежится от комбатского крика, мрачно косится в сторону. Наоравшись всласть, майор неожиданно успокаивается, смягчается: «Что, приссал, сержант? Это хорошо, ссышь — значит уважаешь!»
Поделившись с нами этой мудростью, он неторопливо покидает казарму. Фрол провожает его тяжелым, нехорошим взглядом, презрительно сплевывает, тянется за «Примой»: «Да уж, бля, приссал… Да кому ты вообще на х…й нужен. Просто связываться неохота».
Автор: Максим Матусевич, Соль
