Л.Л. Бенигсен и В.М. Яшвиль

Официального расследования обстоятельств смерти Павла не велось и не могло вестись, так как новый император вовсе не был заинтересован в том, чтобы обстоятельства скоропостижной кончины его отца были прояснены. Предмет был слишком щекотлив. Сразу же после переворота Гавриил Державин приехал во дворец с запиской провести тщательное расследование, но заговорщики, державшие юного царя как в осаде, не допустили его до Александра. Вначале все хвастались своим участием в этом „славном деле”. Ходили в Михайловский замок и прямо на местах показывали, „как все происходило”. Если бы всех „убийц” Павла в то время можно было бы собрать вместе, то они не поместились бы в просторной опочивальне императора. „Рев норда сиповатый” умолк, но вскоре подули другие ветры. Ситуация стала меняться. Вчера еще мнимые убийцы на каждом углу рассказывали о своем „подвиге”. Теперь вчерашние герои не только молчали про „вчера”, но пытались отмыться от „скверны”. Более всех на этом поприще преуспел Л.Л. Бенигсен.

Как однажды удачно заметил А. Коцебу, Бенигсен обладал «непостижимым искусством представлять почти невинным свое участие в заговоре». Однако это искусство давалось Бенигсену не без труда. Он создал много, невозможно сказать точно, сколько, версий, устных и письменных. Именно он сделал В.М. Яшвиля главным виновником убийства Павла.

Л.Л. Бенигсен. Гравюра И.Ф. Больта по оригиналу Шмейдлера. 1806
Л.Л. Бенигсен. Гравюра И.Ф. Больта

Бенигсен умер в 1826 г. в Ганновере. Сразу же после его смерти возникли слухи о публикации мемуаров Бенигсена. Поэтому министру-резиденту в Гамбурге Струве предложили из Петербурга купить рукопись у вдовы усопшего. Министр иностранных дел К. В. Нессельроде известил об этом русских послов в Лондоне и Париже. Им было приказано дезавуировать любую публикацию бенигсеновских мемуаров как фальсификацию. Вдова Бенигсена передала Струве бумаги мужа в 17 пакетах. Наибольший интерес представлял семнадцатый пакет. В отличии от прочих, содержавших мемуары о военных компаниях, он был запечатан и адресован в собственные руки его величества. Видимо, в пакете находились материалы, касающиеся убийства Павла. Все эти документы были доставлены Николаю I, а он передал их в Главный штаб. Сейчас они находятся в Российском государственном военно-историческом архиве, в бумагах Бенигсена, но семнадцатого пакета там нет. Впрочем, русское правительство напрасно предприняло столько усилий, чтобы воспрепятствовать публикации воспоминаний Бенигсена об убийстве Павла. К тому времени когда Струве осуществлял свою “операцию” по изъятию бумаг одного из главных участников дворцового переворота 11 марта 1801 г., воспоминания Бенигсена об убийстве Павла уже были опубликованы, правда, анонимно, на французском, немецком, английском, а некоторое время спустя, и на датском языках.

В 1819 г. известный писатель Генрих Цшокке в издаваемых им «Исторических материалах нашего времени» обнародовал на немецком языке анонимную французскую рукопись «К истории заговора против Павла I и воцарения Александра I». Автором ее был Л.Л. Бенигсен.

Вот как он поведал Европе о том, как был убит Павел. На последнем ужине заговорщиков, с которого они направились в Михайловский замок, присутствовали П. Зубов и Бенгсен. “Оба отряда насчитывали около 60 человек, большая часть из которых была в пьяном виде. Зубов и Бенигсен отправились вслед за адъютантом Аргамаковым, который ежедневно докладывал рапорты императору. Он провел их по лестнице, которая прямо вела в прихожую, где спали два гусара и также один лакей. Проходя по коридору, в который выходила эта дверь, они были остановлены часовым, который им закричал: “Стой там, кто идет?” Бенигсен ему отвечал “Замолчи несчастный, ты видишь, куда мы идем”. Часовой, понял, о чем идет речь, и, наморщив брови, закричал: ” Рунд проходи!” Даже если бы император и услыхал этот шум, он мог бы прямо увериться, что это был обход рунда. После этого происшествия адъютант Аргамаков продолжал идти с наивеличайшей поспешностью и тихонько постучал в дверь комнаты камердинера. Тот, не открывая дверь, спросил, что ему надобно? “Я иду докладывать рапорт свой” – Вы с ума сошли, теперь только полночь – Что ты говоришь, уже шесть часов утра: открывай, скорей открывай, в противном случае ты навлечешь на меня большую неприятность от государя”. Камердинер отворил, наконец, но, увидев, что в комнату входят семь или восемь человек с обнаженными шпагами в руках спрятался в угол. Один из гусар более смелый, пытался сопротивляться, но, получив в голову сабельный удар, тотчас упал, другой исчез.

Кровать императора Павла I из Михайловского замка. Фото 1920-х годов
Кровать императора Павла I из Михайловского замка

Таким образом, Зубов и Бенигсен проникли в комнату императора. Зубов не найдя государя в кровати, закричал: “Великий Боже! Он спасся!” Бенигсен более спокойный, сделав тщательный осмотр, отыскал императора за панелью одной из ширм. Тогда он подходит к государю, салютует своей шпагой и объявляет ему, что он арестован по приказу императора Александра, его жизнь будет сохранена, но чтобы он не оказывал ни малейшего сопротивления. Павел не отвечал ничего. При свете ночника можно было видеть все замешательство и ужас, которые отражались на его лице. Бенигсен, не теряя времени, сделал осмотр комнаты: одна дверь вела в апартаменты императрицы, другая, гардеробная, была без прохода, остальные две закрывали шкафы, где хранились гарнизонные знамена и много шпаг, арестованных офицеров. В то время, как Бенигсен запирал эти двери и клал ключи в карман, Зубов повторил по-русски: “Государь, Вы арестант императора Александра”. “Как арестант?” – отвечал император. Минуту спустя он добавил: “Что я вам сделал?” – “В течение четырех лет Вы нас тиранили”, – отвечал ему один из заговорщиков.

Государь был в спальном колпаке и на своей рубашке имел только фланелевую фуфайку. Он стоял, с босыми ногами, перед заговорщиками; они же со шляпами на головах и со шпагами в руках.

Если бы Павел сохранил бы хоть немного присутствия духа, он мог бы спастись или благодаря подъемной двери (trapp), находившейся под его кроватью, или через покои императрицы. Но страх его совершенно уничтожил, и, при первом шуме, он бросился под постель свою без всякого размышления, может быть, он не смел появиться перед императрицею, думая, что такой заговор не мог быть иначе составлен против него, как с согласия и под покровительством ее, которую, как он знал, народ столько же любил, как его ненавидел.

В тот момент, когда они были заняты императором, послышался какой-то шум. Встревоженный Зубов побежал к великому князю Александру, коего покои находились как раз под комнатами его отца. С Александром никого не было кроме его брата Константина вместе с двумя великими княгинями: его супругой и женой брата. Константина не посвятили в заговор до самого этого вечера. Хотя он не любил императора, однако, боялись какой-нибудь неосторожности с его стороны. Эти четыре лица в величайшем беспокойстве ожидали исхода. Приход Зубова лишь увеличил их беспокойство. Со своей стороны Бенигсен, оставаясь в комнате императора с небольшим числом заговорщиков, чувствовал себя в сильном затруднении. Ему было бы более выгодно, если бы Павел вооружился своей шпагой, чтобы защищаться! Но несчастный государь не произнес ни одного слова и оставался совершенно недвижимым. Именно в таком состоянии оцепенения был император, когда несколько пьяных заговорщиков, заблудившись, в беспорядке ворвались в его комнату.

Князь Яшвиль, генерал-майор артиллерии, уже некоторое время находившийся уже в отставке, первым вошел во главе своих сотоварищей. В бешенстве он бросился на императора, повалили его на пол, опрокинул ширмы и ночник. Все последующее происходило в потемках. Бенигсен, полагая, что Павел хочет бежать или защищаться, закричал ему: “Ради Бога, государь, не пытайтесь спастись, дело идет о вашей жизни, они убьют Вас, если Вы окажете хоть малейшее сопротивление”. В это время князь Яшвиль, Горданов, кавалергардский адъютант, Татаринов, полковник артиллерии, давно находящийся в заключении, князь Вяземский и Скарятин, гвардейские офицеры, также заключенные, держали императора в своих руках, вначале ему удалось подняться с земли, но его опрокинули вновь. Падая, он повредил бок и поранил щеку о мраморный стол. Генерал Бенигсен был единственным, кто не принимал никакого участия в этих действиях. Он только повторял Павлу, чтоб тот не защищался. К несчастью, Бенигсену хватило времени на то, чтобы выйти за светом в соседнюю комнату. Но лишь он вернулся, как увидел, что Павел распростерся на полу, задушенный шарфом.

Павел защищался уже весьма слабо; только он успел продернуть руку между шеей и шарфом и сказал по-французски: “Messieurs, au nom du ciel…epargner moi…laisser moi le temp de…prier…Dieu…” Это были последние слова его. Бенигсен, видя, что Павел не подавал уже никаких признаков жизни, положил труп на постель, и закрыл голову его одеялом”.

Такова была первоначальная и самая подробная версия Бенисена, возлагавшая всю тяжесть преступления на В.М. Яшвиля. Очень многое в ней вызывало подозрения. Очень неубедительно объяснил Бенигсен исчезновение П. Зубова: услышав шум, пошел к Александру покои которого, по словам Бенигсена находились под покоями императора.

В действительности они располагались в противоположной части замка.Очевидно Бенигсен не сумел еще придумать правдоподобный предлог, для того чтобы увести П. Зубова, протеже которого он являлся, от ответстсвенности. Самое поведение Бенигснена кажется словершенно невероятным. Он занимается все, только не тем. ради чего пришел, и поэтому упускает важнейший момент, когда пьяный Яшвиль набрасывается на царя. Наконец, Бенигсен выходит в тот момент, когда Павла убивают. Бенигсен неострожно вышел, оставив царя наедине с офицерами жадущим мести. Не сумел пока Бенисен подыскать подходящий предлог и самомому себе, чтобы оставить царя на растерзание Яшвиля и его сотоварищей. Выдумка с опрокинутым ночником толже оказалась неубедительной, так что впоследствии Бенигсен был вынужден отказаться и от нее и по иному объяснить свой внезанпый уход в решающий момент.

Характерно, что Бенигсен делает себя главным действующим лицом всего предприятия. Но ведь генерал П. Зубов был старше его чином и его социальный вес был несоизмерим с положением генерал-лейтенаната в отставке Бенигсена. Именно он должен был бы играть первую скрипку в рискованном ночном предприятии. Однако Бенигсен в своем рассказе отстраняет его на второй план, объясняя это недостатком решимости ратеряшегося екатерининского фаворита. Он теряется, не найдя Павла в постели. Поэтому Бенигсену приходиться действовать одному. Именно он находит спрятавшегося царя. Объявляет ему, что он арестован. Но жизнь его будет сохранена, если он не окажет никакого сопротивления. Именно Бенигсен запирает двери, чтобы предоотвратить возможность бегства царя. Зубов же лишь повторяет за Бенисеном, что он арестант императора Александра, а затем уходит. Такое выдвижение себя на первый план может показаться довольно странным. Однако ничего странного в этом нет. Бенигсен ничего, никогда не делал просто так. Дело в том, что этот прием позволяет Бенисену объяснить, что вынужденный обстоятельствами уход из спальни его, главного действующего лица, и привел к трагедии. А почему Бенисен был вынужден выйти? Потому, что свирепый Яшвиль, бросившись на Павла, опрокинул ночник. С царем остались лишь пяные, жаждующие мести офицеры. Не случайно подчеркивается, что Яшвиль был уже некоторое время в отставке (в действительности, как мы видели, он находился на службе). Татаринов, Ввяземский, Скарятин, заключенные в крепость и выпущенные Паленом в день переворота, в мгновение ока расправились с царем. Очень важно, как Бенисен изобразил роль самого Павла. Услышав шум он бросился под свою кровать, а потом спрятался за ширмами. Когда Бенигсен извлек его от туда, на лице царя была замешательство и ужас. Царь совершенно потерял присутствие духа, поэтому не смог бежать ни через люк, который у него находился под кроватью, ни через покои императрицы. Бенисен прекрасно знал, что дверь в Овальный будуар, ведущий в комнаты императрицы Марии Федоровны, была давно закрыта и Павел воспользоваться ей не мог. Конечно, Бенигсену было известно, что под кроватью Павла никакого люка не было. Существовала потайная лесница, находившаяся в простенке между двух дверей, отделявших спальню от библиотеки. Но Бенигсен излагает басню о люке под кроватью и намеренно не упоминает об этой лестнице, когда рассказывает, как закрывал двери шкафов со шпагами арестованных офицеров. Ему нужно представить Павла в самом неприглядном виде: бросился под кровать, но почему то не воспользовался люком. Важно было и себе придумать подходящще занятие – запирание дверей, для того чтобы объяснить, почему он, главное действующее лицо, допустил, чтобы свирепый Яшвиль опрокинул ночник.

Яркими красками Бенигсен рисует состояние оцепенения Павла, подчеркивает, что все это время он был недвижим. Получается, с одной стороны неподвижный царь царь в состоянии оцепенения. С другой – вбегающая толпа с темпераментным грузинским князем во главе. Однако одна фраза ясно показывает, что рисуя эту картину, Бенисен несколько перестарался. Она выдает Бенигсена с головой: “Ему было бы более выгодно, если бы Павел вооружился своей шпагой, чтобы защищаться! Но несчастный государь не произнес ни одного слова и оставался совершенно недвижимым”. Странное заявление. На самом деле, если бы у Павла в руках была шпага, то это создало бы для Бенигсена дополнительные проблемы. Но автор уверен, написав эти слова, он лишь подчеркнет благородство своего безукоризненного поведения. При этом Бенигсен очень хочет уверить читателя в том, что в руках у Павла не было никакого оружия, да и откуда оно могло взяться у совершенно растерявшегося царя, нырнувшего под кровать при первой опасности. Уверить в этом читателя, Бенигсену было необходимо потому, что существовало множество свидетельств (и генерал не мог о них не знать) о том, что Павел встретил заговорщиков со шпагой в руках и пытался оказать им сопротивление. Примечательна и следующая фраза мемуариста: “Бенигсен, полагая, что Павел хочет бежать или защищаться, закричал ему: “Ради Бога, государь, не пытайтесь спастись, дело идет о вашей жизни, они убьют Вас, если Вы окажете хоть малейшее сопротивление”. Понятно, что Бенигсен написал ее для того, чтобы подчеркнуть, что он более всего был озабочен сохранением жизни императора. А между тем из этих слов косвенно следует, что Павла могли убить именно из-за того, что он оказал сопротивление.

В дальнейшем Бенигсен усовершенствовал эту версию, стремясь сделать ее более правдоподобной. В 1812 г. он в присутствии П. Зубова прочитал свою рукопись племяннику Эрнсту фон Веделю, а тот записал услышанное. В этом варианте описанию сцены убийства предпослана важная реплика автора: “Участвовавшие в заговоре пьяные молодые офицеры были сильно возбуждены особенно после того, как Пален, на вопрос, что им делать, если император будет деятельно сопротивляться, загадно ответил: “Quand on veut fair des omlettes, il faut casser des oeufs”.” То есть называется еще один виновник: петербургский военный губернатор П.А. Пален, давший молодым пъяным офицерам санкцию на убийство. Он становиться косвенным виновником преступпления Яшвиля. Это легко объяснимо. В Борьбе за власть, развернувшейся весной 1801 г. между бывшими руководителями переворота Паленом и братьями Зубоввыми, Бенигсен встал на сторону последнего екатерининского фаворита.

Согласно Веделю, Павел, когда ему объявили, что он арестован, вовсе не был недвижим, как ранее утверждал Бенигсен, а пытался сопротивляться. Царь”сделал движение в сторону соседней комнаты, в которой хранилось оружие арестованных офицеров”. Это заставило Бенигсена запереть двери. Государь, закричал: “Арестован? что значит арестован?”, и “хотел прорваться силою, но тут на него набросились князь Яшвиль, майор Татаринов и другие пьяные офицеры”. Здесь Бенисен вводит в свой рассказ новый момент, ранее в его рассказе отсутствовавший. В переднюю с шумом вошел Бибиков с ротой семеновцев, пьяные заговорщики, испугавшись, собирались разбежаться. Но Бенисен с саблей встал в дверях и пригрозил зарубить кадого, кто тронется с места. Затем он вышел. В ранней версии его так необходимый для самооправдания уход объяснялся тем, что он пошел за свечой. В новом варианте, когда ночник не опрокинут и в спальне светло, генерал отправился в переднюю, чтобы распорядиться нарядом часовых. Далее следует важнейшая деталь, которая позволяет пререложить ответственность за все, что случилось на Яшвиля: выходя он поручил грузинскому князю “охранять царя”. Когда же Бенигсен вернулся через несколько минут, то к нему навстречу бросился “как бешенный, какой-то пьяный офицер” со словами: “Его прикончили”. Стало быть, вся ответственность за это падает на того, кому было поручено охранять императора. Вот он – главный виновник.

Если ранее главным побудительным мотивом озверевших офицеров была личная месть, то в тексте, переданном Веделем, тема мести отсутствует. Здесь главной движущей силой убийц представлен страх за свою жизнь. При подходе к спальне один из заговорщиков “без всякой нужды” ударил камер-гусар по голове, тот что было мочи закричал, офицер выстрелил в него. Но пистолет дал осечку. “Уже при первом крике почти все заговорщики разбежались в рассыпную”. Когда “с большим шумом” Бибиков вошел в переднюю с семеновцами, “заговорщики, испугавшись, снова собирались разбежаться, и только Бенигсен с обнаженной саблей сумел удержать этих трусов от позорного бегства. Получается, перетрусившие заговорщики, спасая свою шкуру, под влиянием страха поспешили расправиться с Павлом, проявив особую жестокость. Вся же вина за это падает на Яшвиля, не менее других одержимого страхом.

Характерно, что в этом варианте версии Бенигсена помимо фактической ответственности личная роль Яшвиля непосредственно в убийстве представлена еще рельефнее. Согласно Веделю, когда после ухода Зубова на Павла набросились Яшвиль и Татаринов ширмы опрокинулись. От падения ширм Павел пришел в себя и стал звать на помощь. “Он с силою оттолкнул державшего его Яшвиля и пытался вырваться. При этом они оба упали на землю. В это самое мгновение гвардейский офицер Скеллерт (Очевидно, Скарятин – М.С.) сорвал с себя шарф и обвил им шею императора, а Яшвиль крепко держал голого, с отчаянием боровшегося императора. Многие заговорщики, сзади толкая друг друга, навалились на эту отвратительную группу, и таким образом император был удушен и задавлен, а многие из стоявших сзади не знали в точности, что происходит”.

Таким образом, в этом варианте пьяные офицеры, намеренно возбужденные Паленом, расправились с царем, попытавшимся защищаться. При этом Яшвиль не только допустил расправу, но сам непосредственно участвовал в ней: вначале не позволил царю прорваться к шпагам, повалил его на пол, крепко держал голого царя, когда ему на шею накинули шарф.

Что касается главного действующего лица, то оно здесь абсолютно ни причем. “Подоспевший Бенигсен, со страшными угрозами против убийц порицал их поступок, но тотчас овладел собой, тщательно удостоверился, не осталось ли еще искра жизни и нельзя ли спасти императора, и, убедившись, что все кончено, велел положить тело на кровать”. Затем он отрядил офицера к П. Зубову, который вместе с братьями Н. И В. Зубовыми и Александром стоял перед дворцовым караулом, прибывшим на смену. Итак, во всем виноват Яшвиль. Ранее Н. Зубов, которого многие мемуаристы называли убийцей Павла, в рассказе Бенисена не фигурировал вовсе. Теперь Бенисен дает понять, что в момент убийства он находился во дворе Михайловского замка.

В последние годы жизни Бенигсен был озабочен тем, чтобы подготовить оправдание, которое вышло бы в свет под его собственным именем. В этом ключе он продолжил свою работу над собственной версией. Ее последний вариант был изложен в виде письма к М.Б. Фоку, якобы написанного в марте 1801 г. Особенность этой версии заключается в том, что в документе, им подписанном нельзя было так откровенно перекладывать всю тяжесть вины на другое конкретное лицо, со стороны которого или его родственников могли последовать не только опровержения, но и различного рода неприятности. Важно было прежде всего снять обвинение с самого себя, не указывая конкретно действительных виновников трагедии. Именно поэтому Бенигсен называет генерал-майора Яшвиля “подполковником Яшвилем, братом артиллерийского генерала”. По той же причине полковник И.М. Татаринов превращается в “майора Татаринова”.

Смерть Павла I. Гравюра Утвайта по рис. Филиппото
Смерть Павла I. Гравюра Утвайта по рис. Филиппото

В этой версии, после удара камер-лакея тростью заговорщики остаются в передней в нерешительности. Входят к Павлу только Зубов и Бенисен. Они действуют совместно. Вместе входят, вместе и обращаются к Павлу. Царь был уже разбужен криком камер-гусара и стоял возле кровати, перед ширмами. Эти отступления от прежней версии симптоматичны. В авторизованной версии приходилось в большей степени, нежели это делалось раньше согласовывать факты с действительностью. Ведь большинство мемуаристов утверждало, что Павел был на ногах, когда заговорщики вошли, и П. Зубов являлся главным действующим лицом во время сцены в императорской спальне. Но Бенигсену нужно было увести его с места действия. Поэтому П. Зубов, по словам автора письма, сразу же покинул спальню. Его уход мотивируется не только необходимостью успокоить волновавшуюся гвардию, но и тем, что Пален еще не прибыл на главную лестницу, чтобы отрезать сообщение между гвардией и спальней императора. Бенигсен остается с Павлом наедине. Царь ничего не предпринимает. Он только глядит на Бенигсена и не произносит никаких слов. Мало-по-малу входят отставшие офицеры. Первыми были подполковник Яшвиль и майор Татаринов. При этом Бенигсен бросает важную реплику: “Я должен здесь прибавить, что, так как за последнее время было сослано и удалено со службы громадное количество офицеров всех чинов, то я уже не знал почти никого из тех, кого теперь видел перед собой. И они тоже не знали меня по фамилии”. Этим замечанием Бенигсен как бы огораживает себя от необходимости рассказывать подробности, и страхуется на тот случай, если бы кто-либо рассказал о действиях Бенигсена иначе, ведь очевидцы не знали его фамилии и могли спутать с кем-то другим.

Бенигсен выходит, чтобы осмотреть покои. В эту минуту входит еще одна партия офицеров. Бенигсен даже не слышал слов, которые произнес Павел. Генералу передали их впоследствии. Ранее Бенигсен утверждал, что Павел произносил их в его присутствии. Когда Бенигсена не было, офицеры схватили Павла, повалили на ширмы, опрокинули их. “Кажется, он хотел освободиться и бросился к двери”. Бенигсен ему дважды повторил, чтобы он оставался спокойным, дело идет о его жизни. Далее, как и в предыдущей версии: Бенигсен вышел, чтобы объяснить, в чем будут состоять обязанности Бибикова, а когда вернулся с Павлом покончили.

В этом окончательном варианте Бенигсен, не останавливаясь на подробностях, называет лишь имена Яшвиля и Татаринова, дает понять читателю, что они и есть главные виновники. Но какой Яшвиль? Какой Татаринов? Идентифицировать их не так просто. И это сделано намеренно.

Даже чисто внешне версия Бенигсена, во всех ее трех вариантах, возлагающая всю вину на грузинского князя Яшвиля, выглядит недостоверно, особенно, если учесть, что он очень много раз ее изменял, а в разговоре с А.С. Кайсаровым Бенигсен договорился до того, что, оставшись наедине с Павлом, был настолько тронут жалостливым видом императора, что хотел заколоться собственный шпагой, но подоспевшие офицеры воспрепятствовали этому.

Чрезвычайно показательно, что в этом так называемом письме к Фоку Бенигсен уделяет очень большое внимание поведению Марии Федоровны после убийства мужа. Как это ни покажется странным, этому сюжету уделено дальше больше места, чем собственно убийству царя. Но это не должно удивлять. Неприглядные действия вдовы Павла описаны так, что у читателя возникает уверенность: все рассказы о том, как она неудачно пыталась захватить власть после расправы над супругом, недостоверны. Бенигсен тут превзошел самого себя. Думается, что Мария Федоровна, прочитав его текст, должна была остаться очень довольной. И в этом, во многом кроется объяснение того, почему Бенигсен, будучи виновен не менее остальных, сохранил расположение императорской семьи, главой которой стала Мария Федоровна после смерти Павла.

Оцените статью
Тайны и Загадки истории
Добавить комментарий