300 лет назад, в 1711 году, Петр I утвердил штаты своей армии, назначив иноземным офицерам значительно более высокое жалованье, чем русским. Почему приглашенные в Россию специалисты всегда зарабатывали много, но недолго.
«Намеревался устроить в России высшие школы»
С давних времен принято считать, что все радикальные перемены русской жизни связаны с бурной реформаторской деятельностью Петра I. Что именно он импортировал в Россию знания и навыки, позволившие развить самые разнообразные области науки и техники, в которых его держава отставала от западных соседей, включая военное и морское дело. Причем делал он это, посылая своих подданных учиться за границу и привлекая иностранных специалистов на свою службу.
Такое мнение было справедливым лишь отчасти. Иноземных мастеровых и воинов призывали на Русь с незапамятных времен. В XV-XVI веках, к примеру, в Московском царстве насчитывалось немало иностранных оружейников, рудознатцев, архитекторов, врачей, аптекарей, ювелиров, пушкарей и литейщиков. Планы же массового привлечения ученых из-за рубежа появились почти за столетие до петровских времен.
«Борис Годунов,— писал профессор Тартуского университета Александр Брикнер,— намеревался устроить в России высшие школы по образцу германских университетов и в 1600 году отправил иностранца Иогана Крамера за границу для приглашения профессоров. В Европе тогда восхваляли царя Бориса за подобную мысль; один профессор юриспруденции назвал царя отцом отечества, просвещенным государем и проч.; другой сравнивал его с Нумой Помпилием и т. п.».
Насколько верным было сравнение Бориса Годунова с легендарным римским царем-законотворцем, ни современникам, ни потомкам узнать не удалось, поскольку университетов на Руси тогда так и не появилось. Но идея о возможности поправки государевых дел за счет массового привлечения иноземных специалистов возникала позднее снова и снова.
После окончания Смутного времени, когда царь Михаил Федорович Романов решил поквитаться с польскими захватчиками за прежние обиды и отбить у них Смоленск, в русскую армию начали привлекать иностранных офицеров. Когда в 1631 году за границу отправили перешедшего на русскую службу шотландца Александра Лесли, ему и другим поехавшим с ним полковникам разрешили назначать завербованным офицерам огромное по тем временам жалованье. Так, прапорщикам русских рейтарских полков назначали «кормовые» в размере 30 руб. в месяц, поручикам — 40, капитанам — 100, майорам — 133, подполковникам — 150, полковникам — 400 руб., притом что лошадь тогда стоила около 3 руб.
В дополнение к деньгам Лесли со товарищи получили невиданное право — принимать иноземцев в русскую армию не с тем же званием, что они имели на прежней службе, а с тем, какое вербовщики сочтут нужным. Существовало, правда, и одно серьезное ограничение. Иноземных офицеров требовалось много, и оплатить потребное количество казна просто не могла. Потому Лесли и его полковники обязывались набирать только самых лучших и опытных воинов. В итоге русская армия в 1631 году насчитывала 190 командиров-иноземцев: 4 полковника, 3 подполковника, 3 майора, 1 квартирмейстер, 13 ротмистров, 28 поручиков, 25 прапорщиков, 87 сержантов и капралов.
Вот только надеждам на то, что их присутствие в рейтарских и солдатских полках, созданных по западному образцу, принесет русской армии победу, не суждено было сбыться. Во время начавшейся в 1632 году Смоленской войны многие новые полки и их командиры показали себя с лучшей стороны. Но немалая часть иноземных офицеров вела себя так, как и положено было вести себя наемникам: в случае неуспеха вместе с солдатами они переходили на сторону противника, нисколько не заботясь о моральной стороне дела.
Именно поэтому в 1634 году, после тяжелого поражения русских войск и подписания не слишком почетного мира, часть иноземных офицеров отправили восвояси. А тем, кто остался, пришлось мириться с резким снижением жалованья. К примеру, полковники в коннице стали получать 40 руб. в месяц, а в пехоте — 30. И все же офицеры-иностранцы ценились несколько выше русских: в отличие от командиров-помещиков они реже отлучались со службы, а обзаведясь домами в Москве и других городах, реже дезертировали с поля боя. Вот только в материальном плане разница эта выглядела не слишком значительной. К концу века, ко времени начала самостоятельного правления Петра I, русский полковник получал столько же, сколько и иноземный,— 40 руб. в месяц, подполковник-иностранец — 18, русский — 15, майоры — 16 и 14 соответственно, капитаны — 13 и 7-11, прапорщики — 7 и 3-5 руб.
При всем том число военных и прочих иностранных специалистов на Руси медленно, но неуклонно росло и вместе с семьями составляло около 18 тыс. человек. Но молодой царь счел это количество совершенно недостаточным для модернизации страны.
«Получают очень порядочное жалованье»
Еще до своей первой поездки в Европу Петр I начал кампанию по импорту специалистов, опираясь на своих соратников из московской Немецкой слободы.
«Царь,— писал профессор Брикнер,— главным образом чрез Лефорта выписывал из-за границы фейерверкеров, инженеров, врачей, ремесленников и военных. Лефорт в своих письмах к родственникам и знакомым выставлял на вид, что иностранцы пользуются в России расположением правительства и получают очень порядочное жалованье. Немудрено, что между приезжими иностранцами находились родственники Лефорта. Азовские походы, сооружение флота побудили царя вызвать значительное число инженеров, канониров, корабельных капитанов, плотников, кузнечных мастеров, канатников, парусных дел мастеров и проч.».
Еще более активно царь взялся за дело во время своего европейского турне.
«В инструкции послам, в свите которых находился сам царь,— констатировал Брикнер,— было сказано, что Лефорт, Головин и Возницын должны «сыскать капитанов добрых, которые бы сами в матрозах бывали», «поручиков и подпоручиков», «боцманов, констапелев, стурманов, матрозов», затем… «пушечных мастеров, станошных плотников», лекарей и проч. Во время путешествия Лефорт постоянно был занят наймом иностранцев. В Риге он «приговорил для садовного на Москве строения» садовника, в Кенигсберге нанял некоторое число музыкантов.
Сам Петр занимался выбором разных мастеров для отправления их в Россию, переписываясь об этом предмете весьма усердно с Виниусом. «Мы о сем непрестанно печемся»,— пишет он 31-го августа 1697 года. В письме от 10-го сентября сказано: «Из тех мастеров, которые делают ружье и замки, зело добрых сыскали и пошлем, не мешкав; а мастеров же, которые льют пушки, бомбы и проч., еще не сыскали; а как сыщем, пришлем, не мешкав».
В письме от 29-го октября: «А что пишешь о мастерах железных, что в том деле бургумистр Вицын может радение показать и сыскать: о чем я ему непрестанно говорю, а он только манит день за день, а прямой отповеди по ся поры не скажет; и если ныне он не промыслит, то надеюсь у короля польского чрез его посла добыть не только железных, но и медных». Об этих «железных мастерах» Петр писал из Детфорда 29-го марта 1698 года: «Здесь достать можно, только дороги; а в Голландской земле отнюдь добиться не могли»».
По словам Брикнера, не остались в стороне и офицеры:
«Лефорт в это время чуть не ежедневно был занят переговорами с разными лицами, желавшими вступить в русскую военную службу. Он писал своим родственникам, что имеет поручение приговорить до 300 офицеров. В Детфорде Петр утвердил условия, на которых соглашался вступить в русскую службу один из лучших голландских капитанов, Корнелий Крейс (Cruys). Последний же по поручению царя нанял: 3-х корабельных капитанов, 23 командиров, 35 поручиков, 32 штурманов и подштурманов, 50 лекарей, 66 боцманов, 15 констапелей, 345 матросов и 4 коков, или поваров. Офицеры были почти исключительно голландцы; матросы — отчасти шведы и датчане; между лекарями, при выборе которых оказывал помощь профессор Рейш (Ruysch), были многие французы. В Англии было нанято 60 человек, между которыми замечательнейшею личностью был инженер Джон Перри, специалист при постройке доков и каналов».
Царь пытался найти нужных специалистов везде, где только можно и в максимально возможном количестве. Замечательная история произошла в 1715 году, когда скончался французский король Людовик XIV. Петр оценил ситуацию, решил, что в начале нового царствия во Франции ослабнет контроль за выездом специалистов, и дал приказание нанять самых умелых мастеровых.
Чтобы привлечь максимальное число иноземных знатоков своего дела, царь в 1702 году пошел на беспрецедентный шаг — дал иностранцам, которые в сознании его подданных были погаными иноверцами, особые права, прежде всего свободный въезд в страну.
«Мы,— говорилось в его манифесте,— давно уже в Царствование Наше отменили и уничтожили древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию; почему Мы сие не токмо что подтверждаем, но и распространяем так, что бы всяк и каждый, имеющий намерение сюда ехать, для поступления на службу в Наше войско и запасшийся наперед новыми свидетельствами от Нашего Генерал-Комиссара в Германии, если он объявит о себе, первому пограничному Губернатору или Наместнику, с имеющеюся при нем свитою и багажом, оттуда, до Нашей столицы безденежно подводами снабден был, и всякую безопасность на пути своем имел».
Кроме того, иноземцам предоставлялась немыслимая еще недавно свобода вероисповедания: «Понеже здесь в Столице Нашей уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя с Нашею Церковью несогласных Христианских сект; того ради и оное сим вновь подтверждается».
Но главное — иностранцы освобождались от контроля весьма страшивших их русских судебных органов, и для управления делами иноземных офицеров создавался совершенно особый и обособленный государственный орган из самих же иноземцев, подчиненный непосредственно царю:
«Дабы иноземцы не удерживаемы были от приезда в Россию опасением, чтобы их не подвергли установлениям, судебной расправе или роду наказаний, несообразными с их земскими законами и обычаями; того ради Мы, сим и в силу сего повелели из иноземцев, искусных в делах военного штата образовать Тайную военного совета Коллегию, имеющую состоять из Президента, Советников, Секретарей и других канцелярских служителей; и от оной Коллегии будут зависеть все и всякие дела, касающаяся иностранного военного штата, какого бы рода и качества они ни были».
В том же манифесте, объявлявшемся по всей Европе, говорилось и о главном опасении иноземных специалистов — что, попав в Россию, они никогда не выедут из нее обратно: «Дабы все те, которые в Нашу службу вступят, уверены были, что они не будут лишены свободы оставлять Нашу службу, того ради Мы их сим обнадеживаем, что при отставке из Нашей службы, всегда таким образом поступлено будет, как то обыкновенно водится у других Европейских Монархов».
«Русские злятся на всех иностранцев»
Проблема заключалась лишь в том, что царский манифест оказался скорее декларацией о намерениях, чем законом для подданных царя. Воспитывавшуюся веками неприязнь к иностранцам и иноверцам одним росчерком пера уничтожить не удалось. А значительное жалованье, выплачивавшееся иностранцам, лишь доводило неприязнь до состояния ненависти.
Вместо того чтобы обеспечить свободный въезд в страну прибывшим иноземцам, их иногда неделями мариновали в приграничных городах или портах. А некоторые русские генералы прикладывали немало усилий для того, чтобы выставить своих иностранных коллег или инженеров полными дураками. Так, любимец царя Александр Меншиков демонстративно не подчинялся приказам фельдмаршала барона Огильви, срывая его военные операции. А князь Голицын упорно мешал строительству канала, которое вел знаменитый Джон Перри.
Узнававший о подобных проделках царь, естественно, увещевал или наказывал виновных. Однако трения усиливались, а многие истории о них, рассказанные покинувшими Россию иностранцами, расходились по Европе и наносили делу привлечения иноземцев в Россию значительный урон. Особенно болезненным оказался удар, нанесенный по престижу царя и страны бывшим воспитателем царевича Алексея Петровича — Мартином Нейгебауэром, о котором писал профессор Брикман:
«Автором довольно любопытного памфлета, «Послание знатного немецкого офицера к одному вельможе о гнусных поступках москвитян с чужестранными офицерами», был некто Нейгебауер, находившийся некоторое время в русской службе, занимавший должность воспитателя царевича Алексея и имевший сильные столкновения с русскими. Он должен был выехать из России и за границею напечатал несколько брошюр, имевших целью вредить России и препятствовать вступлению в русскую службу иностранцев. Все эти брошюры отличаются чрезмерною резкостью, односторонностью, пристрастием. Некоторые из обвинений, впрочем, имеют основание.
Довольно часто действительно не исполнялись обещания, данные иностранцам. Довольно часто их подвергали произвольно и несправедливо телесным наказаниям, разного рода оскорблениям и пр. Особенно резко Нейгебауер осуждал образ действий Меншикова… Брошюра Нейгебауера явилась в разных изданиях; ее систематически распространяли за границею; так, напр., в Гамбурге ее разносили бесплатно по домам частных лиц; ее рассылали коронованным лицам, сановникам разных государств, посланникам разных держав».
Нейгебауэр, правда, и сам не отличался большой моральной чистоплотностью и после написания первой брошюры предложил представителям царя выкупить ее. Однако Петр не поддался шантажу и решил ответить памфлетом на памфлет. Он предложил состоявшему на русской службе барону Фридриху Гюйсену написать опровергающую наветы брошюру.
Правда, проблема заключалась в том, что ответить достойно на обвинения, выдвинутые Нейгебауэром, не удалось, поскольку опровергать факты, подтверждаемые многими иностранцами, побывавшими в России, было бессмысленно: из-за созданных для иностранцев условий лишь очень немногие из них оставались надолго в России. Так что в своем труде, выпущенном в 1705 году, барон ограничился общими рассуждениями, которые подействовали на публику еще более угнетающе. В конце концов царь пошел привычным административным путем. Он написал требовательные послания своим союзникам в Европе, и в нескольких германских государствах хождение памфлетов Нейгебауэра запретили.
А чтобы загладить негативное впечатление и привлечь в Россию новых иноземцев, царь повысил предлагавшееся им жалованье. Но это лишь ухудшило отношение к иностранным офицерам в России. Питер Генри Брюс, родственник известных петровских соратников Брюсов, поступивший на русскую службу в 1710 году, вспоминал:
«Различия в оплате между русскими и иностранными офицерами вызывают у русских немалую и весьма справедливую неудовлетворенность. Офицеры равного чина в одном и том же полку получают три категории жалованья. Например, иностранный капитан получает 18 рублей в месяц; капитан, родившийся в России, но от родителей иностранцев,— 15 рублей, а природный русский лишь 12. И так со всеми чинами соответственно. Из-за этого русские злятся на всех иностранцев».
Однако царь продолжил гнуть свою линию: в 1711 году, собирая войска для новой военной кампании и остро нуждаясь в иностранных офицерах, он сделал пропасть между жалованьем русских и иноземцев еще более значительной. Равную оплату получали лишь фельдмаршалы и генералы. Для остальных же по мере снижения чинов разрыв становился все более и более значительным. Так, в кавалерии полковник-иностранец получал 600 руб. в год, а русский — 300, подполковники — соответственно 360 и 140 руб. Самая большая разница наблюдалась у военных музыкантов. Иноземный гобоист получал 36 руб. в год, русский — 12.
«Таковых рангами унизить»
Подобное ущемление прав подданных объяснялось извечной проблемой с финансами. Денег отчаянно не хватало, и потому царь изыскивал всевозможные способы пополнения казны, вводя все новые налоги и сборы. Четыре года спустя, в 1715 году, Петру I пришлось экономить уже и на иностранцах. Генерал Адам Вейде, назначенный им для поиска ученых людей, запрашивал царя, сколько он может им обещать за переезд в Россию. На что получил ответ: 500 руб. в год и дом для бесплатного проживания. А на вопрос, можно ли предлагать больше ученым из удаленных от России земель, царь категорически отказал: 500 руб. и ни копейкой больше; если окажутся полезны, будут дополнительно вознаграждены.
Тогда же и, видимо, по той же причине — от безденежья — царь начал проводить новую политику по отношению к иностранцам. Их настоятельно уговаривали принять русское подданство и православие. Правда, указом 1722 года, который не объявлялся столь же широко, как манифест «О вызове иностранцев в Россию», про иноземцев, поддавшихся уговорам, говорилось: «Которые иноземцы восприняли веру Греческого исповедания, и их из Российского Государства не выпускать».
К тем же, кто отказывался, принимали особые меры воздействия. К примеру, в том же 1722 году Петр I приказал понижать их при приеме на службу в чине: «Ежели которые иноземцы в службе Его Императорского Величества похотят быть временно, и таковых против Российских рангами унизить, разве кто даст такой реверс, по смерть им здесь остаться».
В русле той же политики оказались и санкции, применявшиеся против иностранных вербовщиков, пытавшихся нанимать подданных русского царя в иноземные армии. Их на первый случай высылали, но грозили отправкой в Сибирь и прочими подобными карами.
Ту же политику продолжали преемницы и преемники первого русского императора. Анна Иоанновна, которую обвиняли в том, что она заполонила армию и чиновничьи учреждения немцами, требовала при приеме на службу иностранцев твердых рекомендаций и гарантий правильного и умелого отправления службы. А также с 1733 года ввела правило о назначении иностранных офицеров в армию и на флот только своим именным указом. Правда, поток бумаг оказался столь велик, что с 1736 года императрица утверждала кандидатуры только старших офицеров. Позднее она решила рациональнее тратить жалованье на иностранцев и запретила определять их на службу в гарнизоны и крепости, отправляя в полевые полки.
А во времена Елизаветы Петровны, когда распространилась мода на приглашение иностранных гувернеров, для наивных иностранцев подготовили новый сюрприз. Те из них, кто по незнанию русских законов женился на крестьянке, состоящей в крепостной зависимости от работодателя, и попытался ее выкупить из неволи, узнали, что по новому законоположению они сами и их дети навечно отдаются в крепостную зависимость от владельца жены.
Но в целом направление государственной политики не менялось. Любой иностранец, желавший работать в Российской империи, обязывался принять российское подданство. Постепенно, шаг за шагом, суживался круг профессий, в которых можно было оставаться иностранным подданным. Сначала из него исключили всю чиновничью службу, затем военную. Исключения делались лишь для представителей самых дефицитных специальностей — врачей и ученых, которым дозволялось лечить и учить без обременительной для их прав и свобод процедуры. А чтобы стимулировать переход в российское подданство, десятилетиями, если не веками, подтверждался запрет на владение иностранцами самым ценным в России имуществом — землей и крестьянскими душами. Лишь редкие и высокородные иностранцы с особого разрешения императора могли иметь поместья.
«Нас русские вербовщики нагло обманули»
Самым же примечательным в истории привлечения иностранных специалистов в Россию оказалось то, что общий ход мысли и действий ничуть не изменился после того, как советский строй сменил царский. В ходе объявленной в СССР индустриализации в страну пригласили значительное количество специалистов и рабочих из-за рубежа (см. материал «Лучше сидеть в тюрьме в Германии, чем жить так, как мы живем в СССР» во «Власти» N 33 от 23 августа 2010 года). И все повторилось с точностью до мельчайших деталей. Обещания, данные при вербовке, забылись, как только иностранцы прибыли в Советский Союз. В «Спецсводке ОГПУ по иностранным рабочим, работающим на предприятиях СССР» от 1 октября 1930 года говорилось:
«Среди немецких рабочих горной промышленности Украины по-прежнему отмечается недовольство продовольственным и промышленным снабжением и условиями работы. В результате недовольства значительное число немецких рабочих требуют возвращения на родину. Следует отметить, что в числе недовольных имеются некоторые члены Германской компартии, которые также проявляют тенденции к отъезду за границу.
Украина, Луганский окр. Шахта N 18. 10 сентября потребовала отправления на родину группа рабочих-немцев (15 человек) во главе с членом КПГ Грауман. Грауман подговаривает группу отъезжающих отправиться в Харьков к консулу, не дожидаясь получения документов на поезд. Свое желание вернуться на родину немецкие рабочие мотивируют невыполнением администрацией рудоуправления обещанных при вербовке условий. По словам немецких рабочих, при вербовке им было обещано:
1. Зарплата от 150-300 руб.
2. Квартиры из 2-3 комнат с отдельной кухней, мебелью и посудой.
3. Теплая кожаная спец. и прочая одежда, заменяемая по мере износа.
По прибытии на место работы указанные условия немецким рабочим предоставлены не были, в связи с чем между немецкими рабочими и шахтоуправлением на этой почве возникает масса недоразумений, вызывающих со стороны немецких рабочих следующие разговоры: «Нас русские вербовщики в Германии нагло обманули, а заодно нас обманули и германские коммунисты своей агитацией. Вместо 6 час. работаем 8, вместо пятидневки — 6 дней, продуктов нет, а наговорили нам, что всего много. Когда мы вернемся в Германию и расскажем, что здесь творится, то нам, наверное, уже поверят».
«Мы убедились, что в России хорошей жизни никогда не будет, а с проведением пятилетки страна совсем обнищает. Порядка в управлении и работе нет, благодаря чему Россия никогда не сможет догнать капиталистические страны, прежде нужно обеспечить рабочих, чтобы они не были раздеты и голодны, а потом строить заводы».
«Насильственным путем русские коммунисты социализма не построят. В Германии безработный лучше живет, чем в России самый лучший рабочий».
Член Германской коммунистической партии рабочий-слесарь Герцих в беседе с другим рабочим заявил: «Я, старый коммунист, и то заколебался, мне тяжело работать при такой голодовке. Нас в Германии обманули, коммунистическая печать в Германии трубит о достижениях в Советской России, о 6-часовом рабочем дне, о «пятидневке», но все это явная неправда. Немецкие коммунисты не так воспитаны, как русские. В Германии партия борется за улучшение рабочего быта, а с советской политикой мы не знакомы, и поэтому немецкие коммунисты ведут себя в России так же, как в Германии, не считаясь с положением советской власти».
За последнее время отмечается распродажа возвращающимися на родину немецкими рабочими своих вещей — одежды и т. п.
Артемовский окр. Новый Эконом, рудник. 14 сентября с рудника в Харьков выехало 5 человек немецких рабочих с семьями с целью добиться в консульстве разрешения на выезд в Германию. Перед отъездом немцы посетили ряд немецких колоний, где от колонистов, имеющих преимущественно зажиточное хозяйство, для передачи в Германию получили письма, описывающие тяжелое положение немецких колонистов в России.
На этом же руднике готовится к отъезду на родину еще 6 семей».
Не лучше выглядела ситуация и в других местах. Про Сталинградский тракторный завод ОГПУ в августе 1930 года сообщало:
«В закрытом распределителе ЦРК, предназначенном для обслуживания американских рабочих Тракторного завода (400 человек), до 7 августа отсутствовали основные продукты питания (мясо и другое). Доставляемые овощи часто недоброкачественны. Выданные 5 августа овощи (помидоры и огурцы) оказались испорченными. Несмотря на острую нужду иностранных рабочих в одежде и обуви, из-за отсутствия перевозочных средств одежда и обувь из складов в распределитель не доставляется. Некоторые рабочие, не имея возможности чинить обувь, накладывают на дыры заплаты из обрезков жести. 4 августа в распределитель было отпущено со склада 45 пар ботинок, но они оказались малого размера (27 номер).
Заведующий складом отказался обменять обувь, заявив: «Берите, что дают, иначе и этого не получите». Вместо необходимого количества носков отпущено только 30 пар носков и 100 пар шелковых чулок (по 7 руб. 70 коп. пара); рабочие вынуждены были покупать шелковые чулки, причем тут же, на глазах у продавцов, обрезали их до «нужных размеров». Незначителен процент снабжения рабочих бельем (на всю колонию отпущено всего 5 нижних мужских сорочек). Аналогично положение с промышленным и продовольственным снабжением на Энергострое.
Несмотря на ходатайство дирекции строительства об улучшении питания в столовой, администрация ЦРК никаких мер не принимает. Недочеты в продовольственном и промышленном снабжении объясняются главным образом преступно-халатным отношением к делу со стороны работников кооперации. На указание заведующего распределителем о недостаточности доставляемых в распределитель продуктов и товаров заведующий торговым отделом Райкоопбюро отвечает: «Некуда торопиться».
Председатель Райкоопбюро, несмотря на систематические перебои в перевозке продуктов, не использует перевозочных средств завода, и в то же время им же дано распоряжение заведующему распределителем ни в какие переговоры по этому вопросу с заводоуправлением не вступать. Содействия в отношении перевозок со стороны Сталинградского отделения Союзтранса не оказывается. Со стороны агентов указанного отделения Союзтранса отмечены случаи вымогательства.
Так, 5 августа в закрытый распределитель зашел агент Сталинградского отделения Союзтранса и на заявление заведующего о необходимости доставки продуктов сказал: «Если бы вы чем-либо удовлетворяли шоферов, то они бы вам всегда перебрасывали продукты из города, в столовой их бесплатно кормят, а вы им ничего не даете, и они у вас не хотят работать». Факты вымогательства отмечены и среди отдельных работников Коопбюро. 7 августа заведующий молочно-яичным отделом Райкоопбюро говорил заведующему распределителем: «Я вам все отпускаю и буду отпускать, но нельзя ли у вас или через вас достать подошву, папирос? Если можно, то устройте, жалеть не будете»».
Однако советские рабочие жили значительно хуже, и потому возникала зависть, время от времени переходившая даже в интернациональные потасовки.
При этом представители власти делали все, чтобы как можно скорее и как можно сильнее урезать валютные выплаты иностранцам. В справке иностранного отдела Наркомата тяжелой промышленности, составленной в 1933 году, говорилось:
«Динамика валютных расходов на оплату иноработников характеризуется следующими данными:
в 1928/29 гг. израсходовано 1 040 000 руб.
в 1930 г. (5 кварт.) 7 000 000 руб.
Резкое падение валютных затрат на оплату иноработников в 32 и 33 гг. при одновременном росте самого количества, а — главное — качества иноработников объясняется оперативными мероприятиями ИНО НКТП как по досрочному переводу части инвалютных специалистов на безвалютную оплату, так и резкому досрочному снижению предусмотренной в договорах инвалютной оплаты.
В значительной части это также относится за счет досрочного освобождения дорогостоящих специалистов, эффективность работы коих была недостаточна. Высокая оплата значительной части иноспециалистов обуславливалась тем, что они были приглашены на длительные сроки в период капиталистического подъема или в самом начале экономического кризиса, а также неорганизованностью самого набора иноработников, который производился хозяйственниками непосредственно заграницей. Оплата эта ни в какой мере не соответствовала конъюнктуре рынков труда к началу 1932 г. В результате этого крупные суммы в инвалюте (миллионы рублей) тратились непроизводительно. Для устранения этого вредного явления с конца 1931 г. нами был предпринят досрочный пересмотр договоров со всеми инвалютными специалистами, который позволил:
а) ликвидировать ряд кабальных дорогостоящих для нас договоров с иноспециалистами и перезаключить их на резко сниженные условия оплаты.
б) Значительное количество высокооплачиваемых в валюте иноспециалистов перевести на условия полной безвалютной их оплаты.
в) Очистить промышленность от лжеспециалистов и авантюристического элемента, высокооплачиваемых в инвалюте.
Эти мероприятия привели к нижеследующим результатам:
а) в 1931 г. валютные расходы по иноспециалистам составляли 6 530 000 руб.; в 1932 г. эти расходы были снижены до 2830 тыс. руб., т. е. в 2,3 раза; в 1933 г. валютные расходы имели дальнейшее снижение до 860 000 руб., т. е. по сравнению с 1932 г. они сокращены в 3,3 раза, а по сравнению с 1931 г. в 7,6 раза.
б) Количество инвалютных специалистов к 1.1.34 г. составляет 325 человек вместо 1450 чел. на 1.1.32 г. и 395 — на 1.1.33 г.
в) Инвалютные расходы с 450 тыс. руб. в январе 1932 г. снизились до 100 тыс. руб. в январе 1933 г., т. е. больше чем в 4 раза, а к концу 1933 г. они составляют 45 тыс. руб. в месяц, т. е. уменьшились по сравнению с началом 32 г. в 10 раз.
г) Средняя инвалютная оплата одного специалиста к концу 1933 г. уменьшилась больше чем на 90% по сравнению с началом 32 г. (январь 1932 г.— 219 руб., январь 1933 г.— 41 руб., конец 1933 г.— до 23 руб.)».
На Западе опять, как и двумя веками ранее, шумели о русских, заманивающих и обманывающих иностранцев. И на буржуазную клевету из Москвы отвечали коммунистической пропагандой.
А ведь без найма иностранцев и сопровождавшей его шумихи могли бы обойтись и в сталинские, и в петровские времена. Питер Генри Брюс, описывая ужасавшее его обращение начальства с русскими офицерами, замечал, что, не будь подобного гадкого отношения к соотечественникам, они бы не бегали от службы. И тогда не пришлось бы прибегать к найму иностранцев.
Автор: Светлана Кузнецова. Журнал «Власть»
