17 июля – день памяти Святых Царственных мучеников. Сегодня Государь Николай Александрович, Государыня Александра Федоровна, Цесаревич Алексей и Великие княжны Ольга, Мария, Татьяна и Анастасия предстоят перед Богом в молитве за Россию и русский народ, а народное почитание Царской семьи, начавшись вскоре после ритуального убийства в подвале Ипатьевского дома, продолжает расширяться по сей день. Русские постепенно осознают ценность Самодержавной монархии, как богоустановленного и единственно приемлемого для России общественного устройства и, шаг за шагом, приходят к покаянию в грехе отступничества от Царя.
Однако, ложь и клевета, которым Царь и Его семья подвергались на протяжении многих десятков лет, все еще дают свои плоды. Немалая заслуга в этом принадлежит так называемой “официальной” историографии, делающей свои выводы на основании тщательно отобранных воспоминаний современников Николая II. Между тем, изучая те или иные свидетельства, нельзя забывать о том, кто именно оставил большинство воспоминаний о Царе.
Среди тех, кто брался свидетельствовать о царствовании Императора Николая Александровича было много сановников, бывших когда-то рядом с Государем, но служивших лишь своему тщеславию, заботившихся лишь о собственной карьере. Являясь участниками разного рода масонских структур, они противостояли Государю, искажали суть Его решений, противодействовали Его воле. Будучи удаленными за это из правительства, они, в оправдание себя, клеветали на Государя, приписывая ему то скрытность, хитрость, непомерную жестокость, то, напротив, бессилие, безволие, бесхребетность. Таков, к примеру, бывший начальник Канцелярии Двора генерал Мосолов, до конца своих дней не избывший личных обид на Императора и Императрицу, жестко ограничивших его властные амбиции, а потом и вовсе отдаливших его от Двора. Все его мемуары, ставшие для многих исследователей авторитетным первоисточником, пропитаны злобой и желанием отомстить Императору. Столь же откровенен в своей злобе на Государя, сполна выплеснутой в мемуарах, священник Георгий Шавельский. По должности протопресвитера русской армии и флота он виделся с Императором в Ставке в 1915-1917 годы. О том, как Шавельский разбирается в людях, насколько он непредвзят, можно судить по описанному им самим его разговору с Царем о митрополите Питириме.
“Самое ужасное в том, что на Петроградском митрополичьем престоле сидит негодный Питирим…”, – убеждал Государя Шавельский. “Как негодный! У вас есть доказательства для этого?” – “Я более года заседаю с ним в Синоде и пока еще ни разу не слышал от него честного и правдивого слова. Окружают его лжецы, льстецы и обманщики. Он сам, Ваше Величество, лжец и обманщик. Когда трудно будет, он первый отвернется от вас” – живописал протопресвитер. Между тем, Митрополит Питирим остался в числе немногих верных Государю священнослужителей, а Георгий Шавельский сразу отрекся от Царя, а после октября 1917 года стал лидером “церковного большевизма”, преобразованного в “обновленчество”.
Стремление выгородить себя, очернив Императора, очевидно и в мемуарах великого князя Александра Михайловича. Его обида на Государя была вызвана тем, что Николай Александрович, в полном соответствии с династической традицией Романовых, жестко пресекал любые попытки политического влияния своих родных, поощряя их только к военной службе. Но в. кн. Александр Михайлович был неудачником и во всех военных начинаниях. В 1905 году, князь едва не стал заложником у взбунтовавшихся матросов собственного флагманского крейсера, после чего благополучно сбежал из России во Францию, где отдыхал, путешествовал, развлекался с женщинами. Все это не помешало потом Александру Михайловичу на правах ближайшего родственника явиться к Государыне и потребовать от нее ни много, ни мало – “установления конституционной формы правления”. Чтобы выгородить себя, изменник обвиняет в разрушении самодержавия царскую семью и самого Императора. Чего стоит его мемуарная выдумка о “робости”, “нерешительности”, “слабости” Николая II, о его якобы признаниях в нежелании управлять Россией. Эти никогда, нигде, никем и ничем не подтвержденные слова Александр Михайлович не без удовольствия приписал Государю, и они по сей день гуляют из одного исторического сочинения в другое.
Не могут считаться достоверными и воспоминания бывших царских генералов, которые выгораживая себя, оправдывали свою измену Трону и Присяге. Вина Армии, как и вина священства, и членов царской фамилии – все они особо присягали на верность Государю и Его Наследнику перед Крестом и Св. Евангелием – уже в первые дни после отречения была столь очевидной, и затем так явно была осознана русскими в эмиграции, что многие офицеры-клятвопреступники и изменники-генералы поспешили оправдаться в мемуарах, но оправдаться они могли попытаться только одним способом- очернить Императора и Императрицу, переложив на них ответственность за гибель Империи.
Главное, что придумали в свое оправдание заговорщики, стремясь подчеркнуть якобы официальный характер происшедшего, – ложь о том, что Государем был составлен и подписан манифест об отречении от Престола. Все свидетельства об “отречении” Государя, были написаны настоящими преступниками, теми, кто изменил своему долгу и присяге. Едва ли не всё, что нам известно о тех событиях – нам известно либо от участников заговора, либо от тех, кто заговору попустительствовал. Возникает вопрос – почему Император был немедленно изолирован от каких бы то ни было контактов с незаинтересованными лицами? К примеру, почему было бы не организовать публичное выступление “отрекшегося” Царя? Пусть бы сам “безвольный Николай” рассказал о том, как он “сдавал Россию”…
Если бы Государь и в самом деле вел себя так, как гласит “официальная” версия событий – то ему нужно было дать возможность свободной частной жизни. Кому он мог помешать, безобидный “гражданин Романов”? Любые контакты с ним только убедили бы, например, затаившихся монархистов в беспочвенности их надежд. Однако с Государем Николаем Александровичем обошлись именно как с несдавшимся и опасным врагом.
В 1927 году большевики опубликовали все изданные к тому времени воспоминания о свержении монархии под названием “Отречение Николая II”, сопроводив их предисловием еврейского публициста Михаила Кольцова, который злорадно, но очень точно написал об этих днях: “Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили”.
Кольцов, враг Царя и России, изобличает участников заговора в похабной подтасовке событий, в попытке оправдания собственной подлости и низости шельмованием Государя. Он четко зафиксировал абсолютное одиночество Императора и то, что Государь сопротивлялся так, как только мог. Только один человек до последнего сражался за Самодержавие и традиционную Россию: это был Николай II.
