 | |
 | |
| Боевые друзья автора очерка, Дмитрия Флорина (на фото второй слева) 2001 г. | |
 | |
| • 8 марта 2005 года Масхадов был убит в ходе спецоперации ФСБ в селе Толстой-Юрт, где он скрывался в подземном бункере под домом одного из дальних родственников (на фото внизу). • 15 марта 2005 года центр общественных связей ФСБ объявил, что вознаграждение «за Масхадова» в размере 10 миллионов долларов было выплачено «в полном объеме», разумеется, не уточнив при этом, кто и за что именно эти деньги получил. | |
 | |
«Охота на Масхадова напоминала скорее имитацию бурной деятельности». Из чеченского дневника бойца рязанского ОМОНа.
8 марта 2005 года был уничтожен последний избранный президент Ичкерии Аслан Масхадов. Но за четыре года до этого его выпустили из запертого квадрата в Ножай-Юртовском районе Чечни. Хотя легко могли захватить. Почему этого не сделали, а главное – кто закрыл глаза на выход Масхадова из котла?
Все знают о двух войнах в Чечне. Даже примерно могут назвать хотя бы даты их начала, хотя бы год. А много ли людей знают достоверные подробности того, как были уничтожены Дудаев, Масхадов, Яндарбиев, Басаев? Информацию об этих эпизодах войны почему-то не афишируют. Возможно потому, что такие операции вызывают слишком много вопросов. В них столько же непонятного, сколько и во всей этой войне.
Площадь Ичкерии в Вильнюсе весьма немалых размеров. Ее реконструкция почти закончена. Тут стоит огромный камень красноватого оттенка, на котором выбит герб Ичкерии – волк. На него можно положить руку. Последний раз такой волк был под моей рукой 10 лет назад в Чечне, на нашивке найденного камуфляжа во время крупной спецоперации по блокированию и пленению/уничтожению второго и последнего избранного президента Чеченской республики Ичкерия (ЧРИ) Аслана Масхадова*.
И до сих пор меня интересует вопрос – почему в той спецоперации 2001 года нам не дали взять Масхадова, выпустив его в сторону Грузии, хотя на 99% у всех была уверенность, что из блокированного района он со своим маленьким отрядом (скорее – охраной) выйти не сможет. А спустя 4 года его уничтожили при условиях, когда, вероятнее всего, можно было взять живым в доме родственников? И зачем вообще нужны были масштабные спецоперации против человека, который готов был договариваться и с которым уже договаривались?
Что мы имеем в итоге? Через 6 лет после гибели Масхадова Доку Умаров, глава уже некоего другого «государственного соединения» Имарат Кавказ, взяв на себя ответственность за последний теракт в Домодедово, объявляет России «Год крови и слез».
В «параллельной» кадыровской Чечне, Ичкерии, именем Масхадова назвали район.
Война действительно переместилась из горной Чечни в наши города. А ведь все можно было решить еще тогда, 10 лет назад.
Возможно, история могла бы пойти другим путем, если бы осенью 2001 года нам дали возможность нормально отработать спецоперацию в Ножай-Юртовском районе Чечни, между сел Байтарки, Симсир и Гиляны.
Ловушка для Масхадова
Я прекрасно помню тот день. Утром резко появились вертушки – два «крокодила» Ми-24. Они уходили в ущелье, там отстреливались на скорости, взлетали вверх и, поднявшись вдоль горы на скорости, вылетали на нашу гору, разворачивались и вновь «падали» вниз в ущелье. Отстрел НУРСов в горах – красиво. Мы видим пламя под крыльями, а потом дым красиво заворачивается спиралями от несущего винта. Долбили вертушки почти в одно место. Там, наверное, камня на камне не осталось. Через какое-то время эта пара уходила в сторону Дагестана, а ей на смену прилетали другие «крокодилы» и продолжали глушить ущелье НУРСами (неуправляемые ракетные снаряды – прим. ред.) и 30-мм спаренными пушками.
То, что день сегодня «не обычный», командование уже, видимо, знало – поэтому нашему взводу не дали уехать на выездной блокпост к развилке дорог на Ножай-Юрт и Даттах, недалеко от ваххабитского кладбища «героев Буденновска».
О том, «что дернут» ,– тоже не сказали, хотя объяснение типа: «не поехали на выездной блокпост, потому что наводим порядок» – выглядело довольно идиотично. То, что это не простая экстренная зачистка, поняли уже по физиономиям первых вояк, встретившихся по дороге к Байтаркам. Колонна растянулась уже от Нижних Гилянов, от реки Ярык-Су и туда – в перспективу, в горы, в сторону Грузии.
Мы, где могли на нашем бронированном УРАЛе (который был тяжелее на 3 тонны, чем БТР), обгоняли колонну. Встали перед небольшим мостом через реку, где– то после Гилянов. Кажется, у вояк появилась проблема с одним танком. Мост был предательски узким – двое «жигулят» здесь и разъехались бы, а вот танки с самоходками могли прокрадываться по не вызывающему доверие мосту только сугубо по одному. Встали. Вылезли.
От войск мельтешит в глазах. Это была моя уже вторая трехмесячная командировка в горную Чечню, но такого количества формирований вместе в одном квадрате я никогда не видел. Солдаты были везде. Техника из-за того, что на мосту что-то случилось с танком, раскатилась куда только могла, чтобы рассредоточиться, хотя часть ее продолжала тупо стоять в застопоренной колонне.
Подошел солдатик, стреляет сигарету, спрашиваю у него, что там с этим танком на мосту?
– У него фрикцион заел – задергался с перепугу на мостике, когда тот зашатался, ну и натворил механ чего-то. В общем бортовой заел, он ввалился в борт и так и встал. Его вытащить не могут – стоит враскоряку, сейчас думают, как по реке мост объехать – ответил солдат.
Десантура в самом деле уже пошла по реке. «Ноны-С» 2С9, десантные самоходки на базе БМД уже влезли в Ярык-Су, благо горная речка не глубокая, пара из них на отмели «села», спустив гидравлику, в изготовку для ведения огня «на брюхо», стволы подняты.
На горе справа растянулась батарея самоходок 2С1 «Гвоздика». Стволы в изготовку. Над головой носятся вертушки, где-то долбят минометы. В общем – весело. Что происходит – толком никто не знает. Подразделений, родов войск и структур разных министерств нагнали тьму – все с удовольствием разглядывают оружие и форму друг друга.
С горы идет мужик в расстегнутом бушлате, шапке-петухе, свешивающейся на ухо, в грязных резиновых сапогах. То ,что «шишка», видно сразу – вокруг него охрана каких-то спецов, снайперы вертят стволами вокруг, по правую руку бежит запыхавшийся радист со станцией за спиной.
Мужик оказался командующим операцией генералом Богдановским. Смысл передал нам быстро – накануне был радиоперехват масхадовской трубки (телефона) – он в Байтарках с отрядом около 20 человек, приехал на соболезнование к какому-то родственнику. Разведка пасла выходы из села всю ночь. Никто не вышел – отряд президента Ичкерии здесь. В плен, скорее всего, сдаваться не планируют, если только не взять их в кольцо и держать «до посинения», либо может, попадут в плен ранеными.
Тем не менее генерал предупредил, что геройствовать не надо. В последнее время очень много народу гибнет на зачистках из «группы нарыва» (те, кто первыми «чистят» помещения) – если есть твердые подозрения, что в доме «что-то» – отходить, окапываться, пускать ракету. Далее подойдут вертушки. Если боестолкновения не будет – туда пошлют амнистированных боевиков (нам потом их «выдали» по 2 человека на группу) для переговоров. Ну, а далее по обстоятельствам. В случае же угрозы – уничтожать все, что только можно уничтожить, далее будет команда вертушкам – выжгут все село.
Команда понятная, далее шли мелочи. Ну, как обычно – никто из местных не скажет, что в их доме кто-то есть, скажем так, «не из совсем близких». Им нельзя. Да и «любовь» к нам у них, пожалуй, не такая уж и теплая.
Зачистка запоем
В Байтарках есть красивое плато – небольшое поле, край которого обрывается в ущелье под отрицательным углом. Фотографироваться здесь здорово. Самые смелые садились, свесив ноги с обрыва. Здесь же разместили и штаб операции. Через непродолжительное время мы получили карты маршрутов, позывные, разделились на группы поиска, доукомплектовались солдатами и «амнистированными» и полезли по горам.
Впрочем, странности операции начались с самого начала. Первая и самая «бесительно-опасная» – совершенно олигофренические карты. Наша группа «Поиск 49» вползала в среднюю часть Байтарков с «окологрузинской» стороны. Командир-идиот загнал наш броневик сюда, наверх. Вояки уже давно побросали технику и в гору полезли пешком – дороги тут практически нет. Последними из «всползающих» были омские милиционеры на «буханке», но и они не залезли к контрольной точке входа в село – машину бросили прямо на дороге. Мы же, как бояре, доехали до точки. И задержались на входе в село на время – посмотреть, упадет наш броневик в ущелье или нет? Задний мост УРАЛа уже сполз и болтался над ущельем. Водила Леха выскочил из кабины, судя по рукам (слышно не было – далеко) – куда-то послал «заводившего его на посадку» Клепу (кличка командира), осмотрел свисающий с горы задний мост и, закурив, хотя не курил, стал думать, как теперь вытащить машину из этого положения. Дальше мы не видели – пошли в село.
Войдя в село, с ужасом обнаружили, что карты, мягко говоря, не особо соответствуют действительности. Кто их делал – загадка. Но такое впечатление, что делали их по слухам. Некоторых домов на карте просто не было и наоборот. То же с тропинками в селе – порой возникало впечатление, что мы не в Байтарках вовсе.
Опасно это не просто тем, что можно банально заблудиться и утопать куда-то в сторону Грузии (что, в принципе, потом и произошло. Теперь с гордостью говорю, что в Грузии я тоже был), но самая большая опасность – «схождение» с другим отрядом. Это тоже произошло. Упали в грязищу мы, и плюхнулись в грязищу они, идущие по тропинке из-за дома вниз по склону. Хорошо, что никто не выстрелил. Нервы были настолько натянуты, что одного неосторожного чиха было бы достаточно, чтобы мы потом долго играли в войнушку, убивая друг друга, а после, видимо, придумывали бы, как это вообще могло так выйти. Про Сергиево-Посадский ОМОН все помнили. В той колонне на Грозный наш рязанский отряд должен был идти вместе с ними. Однако, благодаря двум «потерявшимся» в Моздоке бойцам, отряд задержался. Наш генерал потом перекрестился, что мы не были в той колонне. Пришлось бы к списку погибших бойцов ОМОНа на памятнике жертвам локальных конфликтов в Рязани приделывать еще одну дополнительную плиту.
Молитвенник матери
Молитвенник под гранатами. Не смешно. Некрещеный я был до этой командировки. Как-то не довелось – время было советское, отец всю жизнь в советской армии прослужил.
Перед очередной командировкой на Кавказ мать сказала: «Я больше не могу. Не покрестишься – никуда не отпущу. Костьми перед автобусом лягу!»
Принял крещение. Уже и сам давно хотел, после первой командировки в Чечню, но решиться как-то не мог.
Вот первый день спецоперации по поимке Масхадова. Сказать, что не страшно, не впервой, мол, привыкаешь, – нельзя. К такому не привыкаешь. Мать молитвенник когда с собой дала, в карман сунул в день отправки. И в таких сложных ситуациях всегда с собой его таскал. Во внутреннем кармане «разгрузки». Под патронами, гранатами и подствольниками. Карман слева – у сердца. И крест на шее – подарок бабушки.
Берем дом. Попадаю в группу «нарыва» – идти в помещение. Снайперы и пулеметчики с гранатометчиками заняли позиции вокруг дома. «Группа нарыва», в случае обнаружения боевиков, редко возвращается в том же составе, в каком вошла. Минимум один человек, кому больше всех не повезет, – гибнет. Иногда, в бою и свои могут задеть.
Распределяемся в цепочку. Идем вшестером. Перед этим, контрольная группа вывела на улицу старшего в доме – мужика, лет сорок. Сказали, чтобы вывел из дома всех живых. О том, есть ли кто еще, кроме нескольких детей и женщин в доме, спрашивать бесполезно – даже если в доме сидят «наши клиенты» – их никто не сдаст. Тут так не принято.
Перепрыгиваем от укрытия к укрытию – тактика очень относительная. Можешь пробежать два метра, а можешь и десять. Никто ничего не рассчитывает – здесь уж как удача выпадет. Заходим в нижнее помещение дома – от его левого угла.
Открываю дверь полуподвального помещения – никого. Занимаю угол. Напарник входит. Здесь две маленькие двери. Напарник ныряет в одну. Высовывается – рукой показывает – чисто. Моя вторая дверь. Открыл. Пока нормально – никого нет. Напарник сзади прикрывает. Захожу в темное пыльное помещение – маленькая комнатка. Чисто…кажется… В углу стоит огромный кувшин – метра полтора в высоту и с полметра в самом широком месте… Движение. Тень двинулась между кувшином и стенкой…
В голове – приказ (малейшее движение, как сказал генерал Богдановский, стреляйте из всего и отходите), патрон в патроннике, предохранитель снят, затвор взведен. Нужно сантиметровое движение указательного пальца, лежащего на спусковом крючке.
В голове: «Все? Обидно. Может хоть напарник выскочить успеет. Надо нажимать. И успеть назад прыгнуть. Судьба. Стоп – а почему никаких движений?»
Не знаю, сколько прошло секунд, микросекунд, или чего там еще. Говорят, перед смертью вся жизнь перед глазами пролетает. Ничего нет. Может рано мне еще? Спасительная мысль – может «они» не успели заметить, что я их заметил? Делаю какое-то идиотское движение головой по сторонам – смотрю вроде как. Не знаю, что у меня было на лице, старался, чтоб оно не выражало никаких эмоций. Дальнейший план появился быстро – стараюсь потихоньку выходить, брать в охапку напарника и бежать, бежать! Парням по рации крикнуть, кто наверху дом «чистит», чтоб уматывали отсюда, а потом – стрелять, стрелять, здесь они, здесь сидят!
Поворачиваюсь к выходу, краем глаза улавливаю у основания кувшина, с той стороны, что-то желтеет. Мельком взглянул (уже в двери) – виден кусочек желтого детского резинового сапога. «Кусочек» сдвинулся и спрятался за кувшин. Дальше не понимаю, что делаю – захожу за кувшин. Пацаненок, который за ним спрятался, – мне ниже пояса.
Больше никого здесь нет, даже в самом темном углу. Беру ребенка за руку – тащу на улицу. Уже даже не могу злиться. Просто вывожу пацанчика, подхожу к мужику – хозяину дома, вокруг которого кудахчут женщины и пищат дети. Просто спрашиваю: «это что?» Он перепугался, говорит, соседи попросили за ребенком присмотреть – на заработки в райцентр подались. А эти девять детей и не все его – соседские тоже, вот про одного запамятовал.
Леха спирта мне из фляги наливает. Да не хочу я пить! Я одного понять не могу – почему я не стрелял? Испугался? Скорее наоборот, испугался бы – начал поливать налево и направо, чтоб хоть кого еще за собой на тот свет утащить. Не знаю. Как будто держало что-то.
Потрогал молитвенник во внутреннем кармане разгрузки – лежит. Матери спасибо за то, что креститься отвела.
День первый: чисто
Больше в тот день ничего «интересного» не было. Местные делали хитрые глаза, что-то знали. Мы же в этот день никого не нашли. И не только мы. Не удивлюсь, что во многом это благодаря в том числе и нашим картам. Возможно, часть территорий квадрата вообще в них не попала. Так, у Ярык-Су мы бродили между домами какого-то небольшого поселка, которого на карте вообще не было. Когда из штаба запросили назвать наше местоположение, командир группы долго не мог сформулировать, где мы вообще есть. Спрашивали у местных – они говорят, а нет названия – «просто построили домики из саманов и все». Сюда, как выяснилось, перебрались некоторые жители разбомбленных ранее домов из соседних сел. Там у кого-то кто-то погиб, решили в село не возвращаться.
В первый день мы задержали всего 1 человека, который не имел документов, не мог толком сформулировать кто он, откуда и зачем, и не смог назвать никого, кто бы мог за него поручиться в селе. Возможно, это был масхадовский разведчик – грязная «гражданка» была не его размера и вообще выглядела нелепо и не по сезону. Сдали комендантским. Первый день окончился ничем, кроме потери большого количества нервов и бешеной усталости. Таскать свои военные железяки (и не только свои, но и рюкзак РД с пулеметной лентой в 500 патронов и несколькими ручными гранатами своего расчета) по горам весьма обременительно. К тому же зная, что в любом доме может находиться не просто не успевший сбежать в лес боевик, а президент воюющей с нами стороны с президентской же охраной.
Вообще из закрытого наглухо и напичканного войсками квадрата никого не выпускали. Все части и подразделения остались по приказу генерала Богдановского. Он сразу сказал – пока Масхадова не вытащим, отсюда никто не уедет. Он, мол, здесь сидит, заперт, надо лишь найти.
На наше счастье нас вечером отпустили к себе на базу – в школу села Зандак, где мы жили, это было всего лишь через гору от Байтарков. Всех остальных оставили на месте. Солдаты спали прямо на камнях, натянув на палки плащ-палатку. Офицеры залезали в боевую технику (в БТРах просто люксовые диваны для десанта). Некоторым контрактникам соорудили «паланкины» на выхлопных трубах танков (от них тепло всю ночь даже зимой) с уже остановленными двигателями (внутри в танке особо не разляжешься).
День второй
На следующий день мы рано утром опять примчались в Байтарки. Опять группы, маршруты и все снова. В принципе, если что-то можно было сделать – так это только в эти первые два дня.
И, видимо, кто-то все же «что-то сделал». В ночь на третий день под Байтарками, в ущелье, идущем в сторону Грузии, был какой-то бой. «Солдатское радио» (срочники обычно много слышат, находясь рядом с не обращающими на них внимания офицерами) донесло, что отряд Масхадова ушел в Грузию. А тот ночной бой – долбились вроде бы ГРУшники. Но напоролся ли на них уходивший отряд, или это была инсценировка, или свои своих долбили, что было не редкостью, – до сих пор непонятно.
День третий
На третий день зачистки приставленные к нам в качестве «переводчиков» (хотя мы их называли «миноискателями») амнистированные боевики (числящиеся бойцами некоей стрелковой роты в местной комендатуре) сообщили, что Масхадов ушел, здесь никого нет. Мол, местные говорят. Но дабы не поддаваться на провокации (вот тут смешно) ,мы проводили зачистку еще полторы недели. О том, что Масхадов с отрядом ушел, мы слышали от местных, кто знал русский язык.
На третий день кто-то из местных сказал, что, мол, ребята, да они уже все ушли. Спрашиваю, мол, кто ушел-то? Хитрый чеченец говорит: «а вы что, не знаете, кого вы ищете?» Подколол. Кого ищем, знали, так же, в принципе, как и были почти уверены, что тот, кого ищем, уже давно тут не находится.
На зачистку с чистой совестью
Во время второй недели операции мы уже тупо сидели у кого-нибудь дома и пили чай. Был забавный эпизод, когда я заметил во дворе соседнего дома группу людей с форме и с оружием. Сильно напрягся. Но оказалось – это группа соседнего «поиска» из нашего же отряда, с которой мы переговаривались полдня по рации, рассказывая красочные подробности, где и в какой части квадрата мы находимся. Соседний «поиск», был занят тем же, чем и мы – пили чай, только в соседнем доме. Никто уже никуда не торопился и ничего не «зачищал».
Зачем?
По прошествии десяти лет после той операции в Ножай-Юртовском районе Чечни я не перестаю быть уверенным, что возможность захватить Масхадова силами такой «мегагруппировки» была очевидна. Что произошло и почему Масхадов ушел в Грузию, а об этом знали абсолютно все, включая поваров-солдат, готовивших еду на площадке у мобильного штаба в Байтарках. Тем не менее мы долго «чистили» этот квадрат, хотя и со все большей имитацией бурной деятельности с каждым днем.
Когда через 4 года мы узнали, что Масхадов был уничтожен, признаться, как-то удивились. Были уверены, что Масхадов все же поддерживает какие-то неофициальные связи с кем-то из Москвы. Он же осудил Басаева за Будденовск, Дагестан. Он же предлагал выехать на переговоры с террористами в Беслан 1 сентября 2004 года (правда, не выехал, позже было объявлено, что Путин не дал ему гарантий безопасности).
И вообще вся эта история с его уничтожением в подвале дома родственников в Толстой-Юрте весьма сомнительная.
Я допускаю вычисление Масхадова по мобильному телефону (хотя бывает, что это всего лишь «официальная гипотеза» для журналистов, а в реальности информацию о нахождении слили за деньги или еще что-то). В Чечне можно, если заняться идеей, найти человека. Но смысл уничтожать Масхадова? Официально он был избранным президентом Чечни, за него больше половины населения проголосовало. Он был опять же – последним, с кем можно было договариваться. В Москву на переговоры он уже летал, с Лебедем договор подписывал в Хасавюрте, на связь при захвате заложников в Беслане выходил, зачем нужно было его уничтожать? Кому нужна была его смерть? Ничего хорошего она не принесла. Даже как бы наоборот. В этом я тоже за все эти годы не перестаю быть уверенным.
***
То, что спецназ ФСБ не мог взять Масхадова живым, при этом взяв в плен несколько его родственников во время той же операции, признаться, верю с трудом. Так же, как и в легенду о том, что Масхадова застрелил его племянник. Я понимаю, что ему нельзя было попадать в плен, по его принципам, но умереть так – не очень верится. С оружием в руках – да. Самоподрывом – да.
Возможно, здесь что-то другое. Масхадов перестал быть нужным живым. Это более похоже на правду.
