Ночью 17 июля 1918 года в подвале дома в Екатеринбурге была зверски убита царская семья. В Государственном архиве Российской Федерации, в специальном хранилище собраны документы царской семьи – личные дневники, фотографии, альбомы. Семья последнего русского императора Николая II – дочери Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, сын Алексей – самый младший и очень больной ребенок, любимая жена Аликс, Александра Федоровна. Дружная счастливая семья, в которой все любили друг друга.
Дневники последнего русского императора – простые ученические тетрадки в линеечку, в кожаных мягких обложках. Невероятное ощущение – листать личные дневники царя, которые он писал в самые тяжелые моменты жизни в 1917-18 годах. Мелкие торопливые буквы, лаконичный суховатый стиль, всего несколько строк на каждый день. В основном – сухо о погоде и пара строк о сделанном за день: «Обедали», «много гулял», «много читал», «выспались хорошо…» Даже обидно – ни чувств, ни размышлений о трагедии государства, династии… Погода и игра в карты – самое главное дело жизни, пусть уже и отрекшегося императора. Хотелось бы о другом, о главном, о страшном, мысли и чувства, но, наверное, этого нет еще и потому, что в этой семье принято было скрывать эмоции, никогда не выплескивать их наружу. Даже на снимках царь и его дети редко улыбаются. Фотографий много, маленьких, пожелтевших, вся семья увлекалась фотографированием, император вклеивал семейные снимки в свой личный дневник. Только сразу после отречения – нервные строки: «Нужно моё отречение. … пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я поговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман».
Весной 1917-го в дневнике император предположил, что, возможно, придется уехать в Англию. Не получилось. Последний дневник, в черной мрачной обложке, император писал уже в заключении в Екатеринбурге, весной и летом страшного для его семьи 1918-го. Последняя запись в этом черном дневнике датирована 30 июня 1918 года – за 17 дней до смерти император почему-то перестал писать. А вот императрица писала до последнего дня – 16 июля. И даже приготовила место для следующей записи, написав над чистой страницей «17 июля»…
Прошло 93 года со дня зверского убийства царской семьи. Вспомним, как это было, пролистаем документы, хранящие в Государственном архиве России.
ИЗ ДНЕВНИКА НИКОЛАЯ II
Екатеринбург, дом Ипатьева, 1918 год.
18 апреля. Среда.
Выспались великолепно. Пили чай в 9 час. Аликс осталась лежать, чтобы отдохнуть от всего перенесенного. По случаю 1 мая слышали музыку какого-то шествия. В садик сегодня выйти не позволили! Хотелось вымыться в отличной ванне, но водопровод не действовал, а воду в бочке не могли привезти. Это скучно, так как чувство чистоплотности у меня страдало. Погода стояла чудная, солнце светило ярко, было 15њ в тени, дышал воздухом в открытую форточку.
30 апреля. Понедельник.
День простоял отличный, безоблачный. Утром погуляли час. Обед бессовестно опоздал — вместо часа его принесли в 3 1/2! Поэтому вторично вышли гулять около 4 час. только. Какая-то старуха, а затем мальчик лезли к забору — смотреть нас через щель; их всячески отгоняли, но все при этом смеялись. Днем много читал вслух хорошие рассказы Лейкина “Неунывающие россияне”. Вечером — безик с Алике.
6 мая. Воскресенье.
Дожил до 50 лет, даже самому странно! Погода стояла чудная, как на заказ. В 11 1/2 тот же батюшка с диаконом отслужил молебен, что было очень хорошо. Прогулялся с Марией до обеда. Днем посидели час с четвертью в саду, грелись на теплом солнце.
10 мая. Четверг.
Утром нам в течение одного часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию, и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с 2 час. ночи! Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельн [ой ] разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца. Очень мало писем дошло до них и от них. Много они, бедные, перетерпели нравственного страдания и в Тобольске, и в течение трехдневного пути. За ночь выпал снег и лежал целый день. Днем вышли минут на 20 в сад — было холодно и отчаянно грязно. До ночи ожидали привоза с вокзала кроватей и нужных вещей, но напрасно, и всем дочерям пришлось спать на полу. Алексей ночевал на койке Марии. Вечером, как нарочно, он ушиб себе колено и всю ночь сильно страдал и мешал нам спать.
15 мая. Вторник.
Сегодня месяц нашему пребыванию здесь. Алексею все по-прежнему, только промежутки отдыха были больше. Погода была жаркая, душная, а в комнатах прохладно. Обедали в 2 часа. Гуляли и сидели в садике час с 1/4. Аликс стригла мне волосы удачно.
20 мая. Воскресенье.
В 11 час. у нас была отслужена обедница; Алексей присутствовал, лежа в кровати. Погода стояла великолепная, жаркая. Погуляли после службы и днем до чая. Несносно сидеть так взаперти и не быть в состоянии выйти в сад, когда хочется, и провести хороший вечер на воздухе! Тюремный режим!!
28 мая. Понедельник.
Очень теплый день. В сарае, где находятся наши сундуки, постоянно открывают ящики и вынимают разные предметы и провизию из Тобольска. И при этом без всякого объяснения причин. Все это наводит на мысль, что понравившиеся вещи очень легко могут увозиться по домам и, стало быть, пропасть для нас! Омерзительно! Внешние отношения также за последние недели изменились: тюремщики стараются не говорить с нами, как будто им не по себе, и чувствуется как бы тревога или опасение чего-то у них! Непонятно
5 июня. Вторник.
Дорогой Анастасии минуло уже 17 лет. Жара и снаружи и внутри была великая. Продолжаю чтение Салтыкова [-Щедрина ]— занимательно и умно!
Гуляли всей семьей перед чаем. Со вчерашнего Харитонов готовит нам еду, провизию приносят раз в два дня. Дочери учатся у него готовить и по вечерам месят муку, а по утрам пекут и хлеб! Недурно!
14 июня. Четверг.
Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые… Все это произошло от того, что на днях мы получили два письма, одно за другим, в кот. нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми!
Но дни проходили, и ничего не случилось, а ожидание и неуверенность были очень мучительны.
30 июня. Суббота
Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем
ИЗ ДНЕВНИКА Александры Федоровны
11 июля (1918 год)
Четверг. …Внезапно снаружи появились рабочие и стали ставить железную ограду перед нашим единственным открытым окном! Всегда испуганы, кто-нибудь перелезет или вступит в контакт с караулом…
16 июля
Вторник. …Каждое утро Коменд[ант] приходит в наши комнаты. Наконец по прошествии недели снова принесли яйца для Бэби.
ТЕЛЕГРАММА
Телеграфное сообщение исполкома Уралоблсовета Председателю Совнаркома В. И. Ленину и Председателю ВЦИК Я. М. Свердлову
17 июля 1918 г.
У аппарата президиум областного Совета рабоче-крестьянского правительства. По постановлению президиума областного Совета расстрелян Николай Романов.
ПРОТОКОЛ
Выписка из протокола № 1 заседания Президиума ВЦИК по поводу расстрела Николая II
18 июля 1918 г.
Слушали: Сообщение об расстреле Николая Романова. (Телеграмма из Екатеринбурга.)
Постановили: По обсуждении принимается следующая резолюция: ВЦИК, в лице своего президиума, признает решение Уральского областного Совета правильным. Поручить тт. Свердлову, Сосновскому и Аванесову составить соответствующее извещение для печати.
Из протокола № 159 заседания Совета Народных Комиссаров о расстреле царской семьи
18 июля 1918 г.
Председательствует: Владимир Ильич Ульянов (Ленин).
Слушали: 3. Внеочередное заявление Председателя ЦИК тов. Свердлова о казни бывшего царя Николая II по приговору Екатеринбургского Совета и о состоявшемся утверждении этого приговора Президиумом ЦИК…
Постановили: Принять к сведению…
СВИДЕТЕЛЬСТВО УБИЙЦЫ
Из рассказа Я. М. Юровского о расстреле царской семьи на совещании старых большевиков в г. Свердловске
1 февраля 1934 г.
По части методов ликвидации мы ведь опыта таких дел не имели, так как такими делами до этого не занимались, и поэтому немудрено, что тут было немало и спешного в проведении этого дела… отдельные товарищи думают проделать это ночью, прямо в постелях, когда они спят.
15-го июля утром приехал Филипп [Голощекин] и сказал, что завтра надо ликвидировать. Я решил взять столько же людей, сколько было расстреливаемых. Нужно ведь сказать, что заниматься расстрелами людей ведь дело вовсе не такое легкое, как некоторым это может казаться. Тут ведь были не просто кровожадные люди, а люди, выполнявшие тяжелый долг революции. Вот почему не случайно произошло такое обстоятельство, что в последний момент двое отказались — не выдержали характера.
… я им предложил встать по стенке. Очевидно, они еще в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает.
Александра Федоровна сказала: “Здесь даже стульев нет”. Алексея нес на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Я сказал Николаю, что его царственные родственники и близкие как в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: “Что?” и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал.
Он спросил: “Что?” и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, так как стенка каменная, то пули стали лететь рикошетом, причем пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы, а одному, не помню не то руку, ладонь, не то палец задела и прострелила. Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали от страху или, может быть, намеренно, и потому еще живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть окаменевши, я его пристрелил. А [в] дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову. Причину того, что расстрел дочерей и Александры Федоровны был затруднен, я выяснил уже только в лесу.
Покончив с расстрелом, нужно было переносить трупы, а путь сравнительно длинный, как переносить? Тут кто-то догадался о носилках (вовремя не догадались), взяли из саней оглобли и натянули, кажется, простыню. Проверив, все ли мертвы, приступили к переноске. Тут обнаружилось, что будут везде следы крови. Я тут же велел взять имевшееся солдатское сукно, положили кусок в носилки, а затем выстелили сукном грузовик. Принимать трупы я поручил Михаилу Медведеву, это бывший чекист и в настоящее время работник ГПУ. Это он вместе с Ермаковым Петром Захаровичем должен был принять и увезти трупы. Когда унесли первые трупы, то мне, точно не помню кто, сказал, что кто-то присвоил себе какие-то ценности. Тогда я понял, что, очевидно, в вещах, ими принесенных, имелись ценности. Я сейчас же приостановил переноску, собрал людей и потребовал сдать взятые ценности. После некоторого запирательства двое, взявших их ценности, вернули. Пригрозив расстрелом тем, кто будет мародерствовать, этих двоих отстранил и сопровождать переноску трупов поручил, насколько помню, тов. Никулину, предупредив о наличии у расстрелянных ценностей. Собрав предварительно все, что оказалось в тех или иных вещах, которые были ими захвачены, а также и сами вещи, отправил в комендатуру. Тов. Филипп [Голощекин], очевидно, щадя меня (так как я здоровьем не отличался), предупредил меня, чтоб не ездил на “похороны”, но меня очень беспокоило, как хорошо будут скрыты трупы. Поэтому я решил поехать сам, и, как оказалось, хорошо сделал, иначе все трупы были бы непременно в руках белых. Легко понять, какую спекуляцию они развели бы вокруг этого дела.
Распорядившись все замыть и зачистить, мы примерно около 3-х часов, или даже несколько позже, отправились. Я захватил с собой несколько человек из внутренней охраны. Где предполагалось схоронить трупы, я не знал, это дело, как я говорил выше, поручено было, очевидно, Филиппом [Голощекиным ] т. Ермакову (кстати сказать, т. Филипп, как мне в ту же ночь сказал, кажется, Медведев Павел, он его увидел, когда тот бегал в команду, ходил все время вблизи дома, немало, вероятно, беспокоившись, как тут все пройдет) , который и повез нас куда-то в В [ерх ]-Исетский завод. Я в этих местах не бывал и не знал их. Примерно в 2 — 3 верстах, а может быть и больше, от Верх-Исетского завода нас встретил целый эскорт верхом и в пролетках людей. Я спросил Ермакова, что это за люди, зачем они здесь, он мне ответил, что это им приготовленные люди. Зачем их было столько, я и до сих пор не знаю, я услышал только отдельные выкрики: “Мы думали, что нам их сюда живыми дадут, а тут, оказывается, мертвые”. Еще, кажется, версты через 3 — 4 мы застряли с грузовиком среди двух деревьев. Тут некоторые из людей Ермакова на остановке стали растягивать кофточки девиц, и снова обнаружилось, что имеются ценности и что их начинают присваивать. Тогда я распорядился приставить людей, чтоб никого к грузовику не подпускать. Застрявший грузовик не двигался с места. Спрашиваю Ермакова: “А что ж, далеко место им избранное?” Он говорит: “Недалеко, за полотном железной дороги”. А тут, кроме того, что зацепились за деревья, еще и место болотистое. Куда ни идем, все топкие места. Думаю, пригнал столько людей, лошадей, хотя бы телеги были, а то пролетки. Однако делать нечего, нужно разгружать, облегчать грузовик, но и это не помогло. Тогда я велел грузить на пролетки, так как ждать дольше время не позволяло, уже светало. Только когда уже рассветало, мы подъехали к знаменитому “урочищу”. В нескольких десятках шагов от намеченной шахты для погребения сидели у костра крестьяне, очевидно, заночевавшие на сенокосе. В пути на расстоянии также встречались одиночки, стало совершенно невозможно продолжать работу на виду у людей. Нужно сказать, что положение становилось тяжелым, и все может пойти насмарку. Я еще в это время не знал, что и шахта-то ни к черту не годится для нашей цели. А тут еще эти проклятые ценности. Что их достаточно много, я еще в этот момент не знал, да и народ для такого дела Ермаковым был набран никак не подходящий, да еще так много. Я решил, что народ надо рассосать. Тут же я узнал, что отъехали мы от города верст примерно 15 — 16, а подъехали к деревне Коптяки в двух-трех верстах от нее. Нужно было на определенном расстоянии оцепить место, что я и сделал. Выделил людей и поручил им охватить определенный район и, кроме того, послал в деревню, чтобы никто не выезжал с объяснением того, что вблизи чехо-словаки. Что сюда двинуты наши части, что показываться тут опасно, затем, чтобы всех встречных заворачивали в деревню, а упорно непослушных и расстреливать, если ничего не поможет. Другую группу людей я отправил в город как бы за ненадобностью. Проделав это, я велел загружать трупы, снимать платье, чтобы сжечь его, то есть на случай уничтожить вещи все без остатка и тем как бы убрать лишние наводящие доказательства, если трупы почему-либо будут обнаружены. Велел разложить костры, когда стали раздевать, то обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне, на последней я точно не помню, что было, тоже как на дочерях или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и др[угих] ценных камней, представлявших из себя не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцири. Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен. Ценностей этих оказалось всего около полупуда. Жадность была так велика, что на Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволоки, загнутой в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье. Те части ценностей, которые белые при раскопках обнаружили, относились, несомненно, к зашитым отдельно вещам и при сжигании остались в золе костров. Несколько бриллиантов мне на следующий день передали товарищи, нашедшие их там. Как они не досмотрели за другими остатками ценностей. Времени у них для этого было достаточно. Вероятнее всего, просто не догадались. Надо, между прочим, думать, что кой-какие ценности возвращаются нам через Торгсин, так как, вероятно, их там подбирали после нашего отъезда крестьяне дер [евни ] Коптяки. Ценности собрали, вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту. Вот тут-то и началась новая морока. Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать? Надумали взорвать шахты бомбами, чтобы завалить. Но из этого, разумеется, ничего не вышло. Я увидел, что никаких результатов мы не достигли с похоронами, что так оставлять нельзя и что все надо начинать сначала. А что делать? Куда девать? Часа примерно в два дня я решил поехать в город, так как было ясно, что трупы надо извлекать из шахты и куда-то перевозить в другое место, так как кроме того, что и слепой бы их обнаружил, место было провалено, ведь люди-то видели, что что-то здесь творилось.
БОЛЬШЕВИСТКИЙ «НЕКРОЛОГ»
В передовой статье “Уральского Рабочего” 23 июля 1918 года: “Он слишком долго жил, пользуясь милостью революции, этот коронованный убийца. Рабочие и крестьяне, поглощенные гигантской творческой работой и великой революционной борьбой, как будто не замечали его и оставляли жить до народного суда. Народный суд над всероссийским убийцей опередил замыслы контр-революционеров. Воля революции была исполнена, хотя при этом были нарушены многие формальные стороны буржуазного судопроизводства и не был соблюден традиционно-исторический церемониал казни “коронованных особ”. Рабоче-крестьянская власть и в этом случае проявила крайний демократизм: она не сделала исключения для всероссийского убийцы и расстреляла его наравне с обыкновенным разбойником. Получите коронованную голову».
ИЗ АЛЬБОМА
В альбоме, принадлежащем царской дочери Ольге, ее рукой было переписано стихотворения:
ПЕРЕД ИКОНОЙ БОГОМАТЕРИ
Царица неба и земли,
Скорбящих утешенье.
Молитве грешников внемли —
В Тебе — надежда и спасенье.
Погрязли мы во зле страстей.
Блуждаем в тьме порока.
Но… наша Родина. О, к ней
Склони всевидящее око.
Святая Русь, твой светлый дом
Почти что погибает.
К тебе. Заступница, зовем —
Иной никто из нас не знает.
О, не оставь Своих детей,
Скорбящих упованье.
Не отврати Своих очей
От нашей скорби и страданья.
МОЛИТВА
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.
Владыка мира, Бог вселенной.
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.
ПО ПОРУЧЕНИЮ ЛЕНИНА?
Об убийстве императора мы говорили с директором Государственного архива РФ, доктором исторических наук Сергеем МИРОНЕНКО.
– Сергей Владимирович, зачем большевики в самом начале своего правления совершили это зверство?
– Ненависть у большевиков по отношению к Николаю II была невероятной, эта ненависть и привела к революции. Большевики еще и не были самыми кровожадными. Свердлов хотя бы предлагал привезти императора в Москву и устроить суд. Троцкий видел себя в роли Дантона, обвинителя. А анархисты, эсеры требовали убить. Комиссар Яковлев попытался из Тобольска увезти царя и его семью, но ему не дали это сделать уральские большевики – как же они отдадут «кровавого палача» Николая в руки Москвы? Поэтому его привезли в Екатеринбург. Но зачем убили – этот вопрос все еще существует. Кто мог использовать императора как знамя? Никто не собирался этого делать. В программах политических партий не было восстановления монархии, была борьба за созыв Учредительного собрания. В Государственном архиве есть письма якобы белых офицеров царю о желании его спасти. Подойдите к окну, писали царю, если согласны бежать. И царская семья попалась на провокацию. Они стали отвечать на эти письма. На самом деле провокацию готовили екатеринбургские большевики, чтобы вызвать побег и во время побега царя застрелить.
– Ленин давал указание убить царя?
– До сих пор ищут телеграмму Ленина. Думаю, этой телеграммы не было. Хотя воспоминания Юровского, записанные историком Михаилом Николаевичем Покровским, начинаются с фразы: «16-го утром была получена условленная телеграмма». Что за условленная телеграмма? Точного ответа нет. В начале июля 1918 года Филипп Голощекин, известный большевик, член Уралсовета, друг Свердлова, был делегатом 3-го съезда Советов в Москве, жил на квартире Свердлова в Кремле. Ленин был в тесных отношениях со Свердловым. Они не могли не обсуждать, что делать с царем, потому что белые подходили к Екатеринбургу и было ясно, что большевикам город не удержать. Странно было бы, если бы они не обсуждали участи царя. И что если город придется оставить – царя надо расстрелять. Полагаю, речь шла только о Николае, поэтому уральские большевики первую телеграмму в центр дали о том, что казнен только Николай.
– Почему так буднично, равнодушно восприняли все революционные начальники убийство царя – «приняли к сведению».
– В июле 1918-го вопрос о царе не был главным вопросом для большевиков. Им нужно было решать, что делать с мятежным чехословацким корпусом, в руках которого была вся транссибирская магистраль. 6 июля произошел мятеж левых эсеров. Вся Советская власть висела на волоске, большевистское правительство не контролировало большую часть территории страны. Советы отказывались признавать власть Москвы. Так что было чем заняться, помимо судьбы царя. Расстрелян? Приняли к сведению и пошли дальше. Сначала уральские убийцы дали в Москву телеграмму о расстреле царя, и только через несколько часов опомнились – и отправили телеграмму об убийстве всей семьи.
– Почти век со дня убийства царской семьи. Но даже сейчас страшно представить эту трагедию…
– Царь ничего не успел понять. Юровский все рассчитал верно. Слышны уже орудийные залпы, по ночам стрельба в городе. Царская семья легла спать. Посреди ночи их разбудили и сказали, что ситуация тяжелая, надо перевозить всех в безопасное место. Приказали собраться внизу. Как могли, собрались. Когда Юровский объявил царю о решении Уралсовета приговорить всех к смертной казни, Николай успел лишь сказать: «Что?»…
Слабый царь?
Леонид РЕШЕТНИКОВ, директор Российского института стратегических исследований , генерал-лейтенант:
О Николае Романове некоторые говорят, что это был слабый царь. Но это не так! Сравним – Первая мировая война и Вторая мировая война. «Слабый царь и сильный генералиссимус». Но при «слабом» царе в 1917-м году, в феврале, когда пало самодержавие, линия фронта проходила практически по границам Советского Союза 1941-го года. Более того, Россия взяла часть Австро-Венгрии, часть Турции. В это время сильный Черчилль безнадежно проиграл битву в Дарданеллах. «Слабый» русский царь в тяжелой ситуации взял на себя командование армией. А во время Великой Отечественной полстраны отдали на растерзание фашистам.
В 1914-ом Россия по темпам развития выходила на первое место в Европе. Проект метрополитена был готов. Слабость царя в чем? Что башку мало рубил? У других правителей с этим проблем не было…
Николай отрекся от России, отрекся от престола. Но вначале Россия отреклась от него, он ей оказался не нужен.
Лариса Кафтан
Источник: msk.kp.ru
