Более полувека назад немец Карл Мангейм написал статью, которая положила начало теории поколений. Мангейм различал три уровня специфической близости, связанной со сверстничеством.Первый — демографический: все, кто родился более или менее одновременно. Второй — ровесники из одной страны и одного социального класса. И, наконец, третий уровень, с которым работал Мангейм, generational group — сверстническая группа: ровесники, определяющие культуру и путь двух предыдущих уровней, те, кто придумывает, маркирует культуру сверстников.
На Западе в социальной системе давно ничего не меняется драматически. Другое дело — Россия. Для нас, людей периферии, годы рождения поэтому становятся важнейшей частью анкеты, определяющей судьбу. Для них важно — католик, протестант, белый, черный, мужчина, женщина. А у нас те, кто родился в 1890-х или в 1920-х, самим фактом рождения подставили голову под такие события, когда ни конфессия, ни пол не имели ни малейшего значения.
И когда немец Мангейм опубликовал свою теорию, он вряд ли предвидел, что бережная передача власти и, главное, ценностей от Аденауэра — Эрхарда — Коля, тихое стремление немца к тому, чтобы унавоживать свой садик, отменяет его собственную теорию.
Впрочем, в других широтах и долготах теория Мангейма выглядит убедительно. Есть территории, где каждые 10 лет государство имеет обыкновение говорить гражданам что-нибудь новенькое. Все, что вы помнили, вы должны забыть до такой степени, что если вспомните, то мы вас умучим. Любили красное — любите трехцветное, молились двумя перстами — молитесь тремя.
Девять поколений выкинули портреты прошлых кумиров: Николая меняли на Керенского, того на Ленина, Ленина на Сталина, потом на Хрущева и т.д. Каждое следующее поколение школьников воспитывалось под новым портретом и с новыми лживыми взрослыми. Такова специфика нашей одной шестой части суши.
Тот же Мангейм разумно ввел идею осевого события. По-русски — того момента, когда меняют портреты. В школе висят одни портреты, а в университете — другие.
Осевое событие (освобождение крестьян, смерть Сталина, арест Ходорковского) закрывает одни окна возможностей и открывает другие. Скажем, те, кто родился в 1890-е, стали маршалами Великой Отечественной, а их сверстники основали акмеизм и футуризм. Но зато ни тем, ни другим никогда было не стать депутатами Думы или лидерами легальной оппозиции.
Есть годы, благоприятствующие рождению физиков-ядерщиков (1900-е), правозащитников (конец 1930-х), великих русских писателей (1820-е), террористов (1850-е).
И власть, как правило, принадлежит сверстникам. Одноклассники, однополчане, сослуживцы получают шанс одновременно и держатся за него долго.
Сталинская элита — дети “великого перелома” 1929 года: Никита Хрущев родился в 1894-м, Николай Булганин, Анастас Микоян и Николай Ежов — в 1895-м, Андрей Жданов и Георгий Жуков — в 1896-м, Иван Конев — в 1897-м, Лаврентий Берия — в 1899-м, Георгий Маленков и Михаил Суслов — в 1902-м. Зато в эти годы не рекомендовалось рождаться писателями (вспомним судьбу Андрея Платонова и Михаила Зощенко).
Следующая группа советских вождей выдвинулась в 1937-м, когда им расчистили места на самом верху (Николай Подгорный — 1903 года рождения, Алексей Косыгин и Михаил Первухин — 1904-го, Леонид Брежнев — 1906-го, Андрей Громыко —1909-го).
С конца 1960-х и до середины 1980-х вход в Кремль закрылся. До самого верха не удалось добраться, например, ни одному из “поколения фронтовиков”, людей, которым в год смерти Сталина было к 30-40. Не преуспели ни Александр Шелепин, ни Владимир Щербицкий, ни Петр Машеров (все они —1918 года рождения). Не стал ни генсеком, ни предсовмина и Григорий Романов (1923-й). Единственное исключение, правда, уже в следующую эпоху,— Егор Лигачев (родившийся в 1920 году). Зато сверстники политических неудачников — Александр Солженицын, Василь Быков, Виктор Астафьев, Виктор Некрасов — прославили русскую прозу ХХ века.
Шестидесятники — сверстники Лужкова и Примакова. Учились в мужских послевоенных школах, смотрели трофейные кинофильмы. Те, для кого борьба с космополитизмом и реальная поножовщина, любовь к джазу и комсомолу были соединены вместе. Родившиеся в 1930-е, как во французском фильме “Замороженный”, содержались в “холодильнике” советской власти в ее самый блестящий и самый мрачный период и вдруг вышли на просторы Фестиваля молодежи и студентов. Удачливее этой когорты в российской истории разве что шестидесятники XIX века (от Николая Первого — к великим реформам).
Но к настоящей власти их, так же как и фронтовиков, не подпускали — они остались к 1982 году в лучшем случае директорами НИИ и заводов, секретарями обкомов. Поколению Николая Рыжкова (1929-й), Эдуарда Шеварднадзе (1928-й), Евгения Примакова (1929-й), Михаила Горбачева и Бориса Ельцина (1931-й), Юрия Лужкова (1936-й), тем, кто родился на рубеже 1920-х и 1930-х, шанс дали, когда им было уже за 50.
При этом в других сферах шестидесятники блистают массой реализованных судеб: Олег Ефремов, Эльдар Рязанов, Леонид Гайдай, Василий Аксенов, Алексей Герман, Иосиф Бродский, Сергей Довлатов, Владимир Высоцкий…
Следующими стали семидесятники: их отцы победили в войне, они родились при Сталине, в школу пошли при Хрущеве, молодость прошла во времена Брежнева. Выросли на Валентине Пикуле, Алле Пугачевой, Илье Глазунове. Вступали в партию, но рассказывали анекдоты о Ленине. Жизненный идеал — триада “дачка, тачка, собачка”.
Осевым годом для них стал 1991-й. Горячо поддержали Бориса Николаевича, выкинули партбилеты, из подполковников стали генералами в 1990-е. Взяли власть в 2000-м, в свои 50 лет, и уступать ее в 65 просто так не будут.
Вообще же говоря, выжили и сохранились среди семидесятников немногие: брежневская система закрыла путь не только на генеральские должности, но и в литературу, живопись, кино. А в 1990-е не всем повезло, как игрокам нынешней команды Путина. Большинство тех, кто выходил на митинги в 1991-м, оказались не у дел. И все же из этого поколения — Владимир Сорокин, Татьяна Толстая, Леонид Десятников. Правда, известность к ним пришла только в перестройку.
Следующими в очереди стоят пятидесятилетние — поколение, родившееся в 1960-е; пока оно определяет большой и средний бизнес. Александр Мамут — 1960 года рождения, Владимир Потанин — 1961-го, Захар Смушкин — 1962-го, Михаил Фридман – 1964-го, Михаил Прохоров и Алексей Мордашов — 1965-го, Дмитрий Рыболовлев, Роман Абрамович, Михаил Куснирович и Сулейман Керимов — 1966-го, Олег Дерипаска — 1968 года.
Они еще застали советскую власть, мелкую фарцовку, комсомольский бизнес, макароны с сосисками. Кто-то вступил в КПСС, кто-то побывал на зоне. Рисковые ребята: их сверстники-бандиты уже давно лежат в земле сырой под огромными гранитными памятниками. Большой власти они еще не получили, но зато все остальные радости — при них. Яхты, модели, звезды Мишлена. Эпикурейцы: в Сегежу, к сверстнику Михаилу Ходорковскому, не хотят.
Во власти (и в оппозиции) люди этой возрастной генерации, пятидесятилетние, присутствуют, правда, на вторых ролях: Алексей Кудрин и Игорь Сечин —1960 года рождения, Сергей Кириенко и Алексей Миллер — 1962-го, Владислав Сурков и Вячеслав Володин —1964-го, Дмитрий Медведев — 1965-го.
Это поколение вошло в трудовую жизнь с началом перестройки, когда как раз легализовали рок, а чуть позже — журналистику. Меж тем генерация, давшая столько известных журналистов, принесла только одного писателя всероссийской известности — Виктора Пелевина (1962 года рождения).
Родившиеся в 1970-е пионерами еще были, а комсомольцами или членами партии уже нет. Их детство и юность пришлись на перестройку и Ельцина, а молодость — на “тучные” годы. Это генерация Сергея Шнурова (1973-й), Ильи Пономарева (1975-й), Алексея Навального (1976-й), Сергея Удальцова (1977-й), Ивана Урганта и Земфиры (1978-й), Марии Алехиной из Pussy Riot (1979-й). Читатели “Афиши” и “Большого города”, путешественники, велосипедисты, словом — хипстеры. Их потолок — интернет-бизнес, квалифицированная менеджерская работа. По-настоящему богатыми в этой генерации стали немногие, влиятельными – единицы.
И, наконец, родившиеся в восьмидесятые. Чеченские войны — школьные воспоминания, осевое событие — зима 2011 года. Благополучные детство и юность — бурная молодость. Именно среди них — множество тех, кто совсем разуверился в Родине и готов валить, и тех, кто составляет большинство подсудимых на “Болотном процессе”. Лучшие места разобраны дедами, отцами, старшими братьями. Выбор — офисный планктон, отъезд, протест — рискованный и, возможно, обреченный на неудачу.
Американский историк Сэм Рамер называл 1917 год “революцией фельдшеров”.
Российская предреволюционная политическая элита была практически недоступна даже для самых способных людей, не принадлежавших к потомственным дворянам, не составлявших и одну сотую населения. Если даже лидеры монархических партий, профессора, депутаты и промышленники понимали: они ни на что не в силах повлиять, то что говорить о более молодых.
Унтерам Василию Чапаеву и Семену Буденному, матросам Железняку (Анатолию Железнякову) и Павлу Дыбенко быть офицерами при старом режиме не светило. Павел Филонов и Казимир Малевич не стали бы профессорами Государственного института художественной культуры. Ни Шкуро, ни Унгерн, ни Тухачевский, ни Фрунзе никогда бы не стали известны военным историкам. Никто бы в мире не узнал ловкого дипломата Литвинова, финансиста Сокольникова, исчадие ада — Дзержинского.
Булгаков пишет в “Белой гвардии” о лихом петлюровском полковнике Козыре-Лешко: “Всю свою жизнь Козырь был сельским учителем. А рассвет четырнадцатого декабря восемнадцатого года застал Козыря полковником петлюровской армии. Произошло это потому, что война для него была призванием, а учительство лишь долгой и крупной ошибкой. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором люди сплошь и рядом попадают на свое место только к концу жизни. Козырь попал к сорока пяти годам. А до тех пор был плохим учителем, жестоким и скучным”.
Согласно Карлу Мангейму каждое поколение получает для своих харизматиков “окно возможностей”. Меж тем российские Козыри-Лешко ждут места. Сидят в офисах, охраняют магазины, добывают нефть и газ. Будь вертикальная социальная мобильность такой, как в 1990-е, и они бы могли стать политиками, командармами, хозяевами компаний, публичными интеллектуалами.
Сегодня, однако, с карьерными горизонтами в России проблема. Очередь в победители растет, конца ей не видно. Скоро начнут толкаться.
Лев Лурье. Огонёк.
