Патриарх Филарет

Принято считать, что выборы первого лица государства со всеми атрибутами шумной и затратной избирательной кампании дело для России новое, в чем-то даже необычное. Появился этот важнейший (наиглавнейший, наверное, после свободы слова) признак демократии в нашей стране лишь на закате ХХ века. И в этом смысле нам с вами, дорогие современники, крупно повезло. Между тем, был в русской истории такой период времени, когда одно поколение наших соотечественников, интенсивно, по крайней мере, трижды, имело возможность избирать главу государства. Некогда даже бытовал термин «период избирательной монархии». Его определяли хронологическими рамками от 1598 г., когда после смерти последнего Рюриковича, бездетного сына Ивана Грозного Федора Иоанновича, народ «упросил» на царство Бориса Годунова и до 1613 г., когда выборщики «от всей земли» избрали на то же самое царство первого Романова – Михаила Федоровича. Между этими датами был еще момент (1606 г.), когда из толпы собравшихся на Красной площади «выкликнули» на царство князя Василия Шуйского.

— Ну что это были за выборы? – поморщиться скептик, ученый сухарь и буквоед – помните, наверное: «Народ еще повоет да поплачет, Борис еще поморщиться немного, Что пьяница пред чаркою вина, И, наконец, по милости своей Принять венец смиренно согласится…». И зануда будет прав. Как и во втором случае, когда скажет, что на Красную площадь в условленный час пришли заранее подготовленные люди, жители Москвы, и единогласно, как на комсомольском собрании, проголосовали за спущенную ответственными товарищами сверху, кандидатуру. А остальная Россия о том – ни сном, ни духом. Ну вот в третий раз, шалишь, скептик, сухарь и буквоед! Не отнимешь у нас демократической процедуры! Это были самые настоящие президентские (то бишь, царские) выборы! С несколькими серьезно настроенными на успех кандидатами, с двумя турами оживленной борьбы за голоса избирателей, с применением черного пиара, с весьма оригинальными ходами местных политтехнологов… Но обо всем этом по порядку, и, что бы автора не заподозрили в нагнетании нездорового ажиотажа в стиле фэнтэзи, с привлечением документальных отчетов наблюдателей, как отечественных, так и иностранных.

Общеизвестные факты говорят, что после освобождения Москвы от поляков было решено созвать земский собор для избрания царя. Для этого от каждого уезда предложено было выбрать по десять человек «лутчих и разумных, и постоятельных», которые бы собравшись в Москве, в свою очередь избрали бы главу государства из ряда предложенных кандидатов. Система изначально напоминала будущую американскую, двухступенчатую, где избранные населением штатов выборщики затем избирают президента. По разным подсчетам в Москву прибыло от 700 до 800 делегатов и 7 января 1613 г. открылся избирательный земский собор.

Теперь слово отечественному наблюдателю. В 1983 г. некто продал Государственному Литературному музею увесистый старопечатный том, обтянутый кожей с тиснением (инв. № 53173). Спустя два года, мой студенческий педагог, ныне, к сожалению, покойный А.Л. Станиславский, обнаружил в этой книге отрывок повествовательного характера. С совершенно неизвестными ранее сведениями. Который он назвал «Повесть о Земском соборе 1613 г.». Автор, явно житель Москвы, оставил свои впечатления о развернувшейся у него на глазах избирательной баталии.

Князи ж и бояра московские мысляще на Россию царя из вельмож боярских и избраше седмь вельмож боярских: первый князь Феодор Иванович Мстиславской, вторый князь Иван Михайлович Воротынской, третей князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой, четвертой Иван Никитич Романов, пятый князь Иван Борисович Черкаской, шестый Феодор Иванович Шереметев, седьмый князь Дмитрей Михайлович Пожарской, осьмый причитается князь Петр Иванович Пронской, но да ис тех по божии воли да хто будет царь и да жеребеют…Из восьми этих кандидатов в цари, выставленных от лица боярства, четверо (Мстиславский, Воротынский, Шереметев, И. Романов) как члены пресловутой семибоярщины, находились вместе с поляками в Москве в 1611-12 гг. при штурмах ее Первым и Вторым ополчениями. То есть, были лицами, заведомо неприемлемыми для освободителей столицы в качестве вождей. Пятый, стольник И. Черкасский, и вовсе воевал на стороне поляков против Первого ополчения, был русскими взят в плен, но по знатности рода прощен. И вот такого деятеля «князи и бояра московские» выдвинули в руководители государства. Поистине, это был кризис мысли и действия, кризис жанра. Князь Пронский был в этом списке единственным вельможей не связанным с Москвой. Он происходил из рода великих князей Рязанских. Являлся одним из немногих представителей знати во Втором ополчении. Но этим все его заслуги и ограничивались. Не отличаясь ни военными, ни государственными способностями, он был совершенно не известен большинству членов собора.

Таким образом, лишь двое фигурантов боярского списка, активные участники борьбы с поляками в рядах Первого и Второго ополчений князья Д. Трубецкой и Д. Пожарский, могли реально претендовать на российский престол. Что они и делали, активно включившись в избирательную борьбу.

Здесь следует сказать, что сама идея о проведении всеобщих выборов царя принадлежала патриарху Гермогену и была «озвучена» еще 20 июля 1610 г., на третий день после свержения с трона Василия Шуйского. В окружной грамоте за подписью Гермогена, направленной в провинциальные города, содержался призыв биться насмерть против поляков и сторонников Лжедмитрия II и предложение «а на Московское государство выбрати нам государя всею землею, собрався со всеми городы, кого нам государя Бог подаст». После этого стали появляться и первые претенденты на вакантный престол. Сам патриарх Гермоген усиленно ратовал за то, чтобы избрали одного из двух предложенных им кандидатов, а именно, князя Василия Голицына или Михаила Романова. На том основании, что они и по знатности происхождения, и по дарованиям превосходят всех остальных.

Не прошло и месяца, как их затмила новая кандидатура. В условиях решительного наступления на Москву польских войск временное боярское правительство сделало заманчивое предложение сыну польского короля Владиславу. Его просили принять скипетр и державу. Формально в Москве и других городах ему даже принесли присягу – публично целовали крест на верность. Так поступили все крупные московские функционеры, в том числе и патриарх Гермоген. Последний, как известно, приобрел в поздней компилятивной литературе реноме этакого несгибаемого патриота. Однако был вот такой фактик в его биографии. Присутствуют и другие фактики, не позволяющие видеть в Гермогене фанатичного приверженца русской национальной идеи, а скорее представляющие его лишь человеком твердого непреклонного характера. Брошенный в водоворот Смутного времени этот характер, также как и все прочие, подвергался различным колебаниям, сомнениям и надеждам. Но это уже совсем другой сюжет.

Часть русских людей в провинции и такая мощная движущая сила Смуты как казаки, не признала Владислава царем. На этой почве в 1611 г. против поляков, оккупировавших Москву, составилось Первое народное ополчение во главе с П. Ляпуновым, И. Заруцким и Д. Трубецким. Причем, первый руководил дворянами и добровольцами из провинции, а двое других казачьими соединениями. В том же 1611 г. былые союзники по борьбе с Самозванцем и поляками, шведы, не получая обещанного жалования, захватили, как было объявлено, в залог, Новгород и прилегающую к нему область. При штурме Новгорода тамошний митрополит Исидор и другие «лутчие люди» повели себя точно также как московские бояре. Они направили к командующему шведским корпусом Якобу Делагарди делегацию, которая нижайше попросила принять город под покровительство шведского короля и умоляла последнего дать им в цари одного из своих сыновей. Делагарди, несказанно удивленный таким поворотом событий, подал соответствующий рапорт королю. Так на свет появился еще один кандидат на русский престол, герцог Карл Филипп. Когда в Первом ополчении узнали об этом, то Прокопий Ляпунов быстренько признал кандидатуру шведского герцога, исходя из желания побудить шведов к продолжению совместных военных действий против поляков. Вскоре в ополчении начались распри между земцами и казаками. Ляпунов был последними убит. Казачий атаман Иван Заруцкий, считая теперь себя главным, выдвинул на русский престол еще одну кандидатуру: годовалого сына Тушинского Вора Лжедмитрия 11 и Марины Мнишек, известного в ту пору по прозвищу Воренок.В следующем 1612 г. в Нижнем Новгороде, а затем в Ярославле составилось Второе народное ополчение под руководством Д. Пожарского и К. Минина. Его руководители также определились со своим общим кандидатом на престол. Из Ярославля в Новгород 26 июля 1612 г. было направлено официальное письмо «Великому господину Исидору, митрополиту Ноугородскому и Великолутцкому… стольник и воевода Дмитрей Пожарской с товарыщи…». Вот интересующая нас фраза: «Хотети б нам на Росийское государство царем и великим князем всеа Русии государского сына Карла Филиппа Карловича, чтоб в Росийском государстве была тишина и покой и крови крестьянской престатие…». Уже после освобождения Москвы от поляков, 15 ноября 1612 г. последовало новое послание в Новгород митрополиту Исидору за подписями князей Пожарского и Трубецкого. Среди сообщений об освобождении столицы и предстоящем созыве Земского собора руководители ополчения не забывают добавить: «А как королевич князь Карло Филипп Карлович придет в Великий Новгород… и мы тогда со всеми государствы Российского царствования совет учиня, пошлем к королевичу ко князю Карлу Филиппу Карлусовичу послов с полным договором о государственных и о земских делех…».

Таким образом, круг ближайших претендентов на царский трон был определен. За полтора месяца до начала голосования фаворитом предвыборной гонки можно было считать шведского герцога Карла Филиппа. Его рейтинг был выше остальных. За герцогом стояла такая внушительная сила, как Второе ополчение. Вслед за ним располагались герои освобождения Москвы Д. Трубецкой и Д. Пожарский. Их высокие рейтинги обусловливало еще и положение руководителей временного правительства. Сам факт выдвижения в кандидаты на престол военачальников Ополчения (Пожарский командовал в нем отрядами дворян и горожан, а Трубецкой отрядами казаков), конечно же, ослаблял позиции Карла Филиппа. Но в еще большей степени он связывал действия самих военачальников. Трубецкой и Пожарский попали в ситуацию, схожую с той, в которой оказался генерал Лебедь на президентских выборах 1996 года. Как помним, тогда, задолго до выборов Лебедь заключил тайное соглашение с Ельциным и в итоге, волей-неволей вынужден был сдерживать свою кампанию, и упустил очень неплохие шансы побороться за второе место (рейтинг-то был высок!).

Рейтинговые показатели остальных вышеперечисленных кандидатов в цари были несколько ниже. Тем не менее, и они имели определенные шансы. В случае Воренка и Владислава, впрочем, весьма эфемерные. Заранее из списка претендентов можно было исключить и князя В. Голицына, находящегося к тому времени вместе с митрополитом Филаретом Романовым (отцом Михаила) в польском плену.

Уже на первых заседаниях Земского собора принято решение – Воренка «не хотеть», а Владиславу «отказать». Итак, два кандидата были сняты с избирательной дистанции уже в самом ее начале. Между остальными же развернулась достаточно упорная борьба. Здесь в ход выборов вмешались внешние обстоятельства, а именно, резко изменившаяся электоральная ситуация. После освобождения Москвы большая часть дворян и ополченцев из провинциальных городов, посчитав свою миссию выполненной, разъехались по домам. А казаки, стоявшие под Москвой еще со времен обоих Лжедмитриев, остались. Да и ехать им было особо некуда, они люди вольные – ни кола, ни двора. Официальный источник того времени определил на момент выборов число дворян в Москве – «тысячи с две», а число казаков – 4,5 тысячи. Шведский посол Георг Брюнно утверждал, что казаков в Москве 6 тысяч, автору «Повести о Земском соборе» показалось, что их там 40 тысяч. Современный нам историк А.Л. Станиславский положил цифру «около 10 тысяч», тоже по тем временам не маленькую.

Чувствуя свою силу, вели себя казаки вызывающе, по-казачьему. «Повесть» констатирует: «…И хожаху казаки в Москве толпами, где ни двинутся гулять в базар – человек 20 или 30, а все вооружены, самовластны, а меньши 15 или десяти никако не движутся. От боярска же чина нихтоже с ними впреки глаголети не смеюще и на пути встретающе и бояр же в сторону воротяще от них, но токмо им главы поклоняюще».

Некоторые кандидаты в цари стремились привлечь эту силу на свою сторону. Автор «Повести» рассказывает: «…Князь же Дмитрей Тимофеевич Трубецкой учреждаше столы честные и пиры многия на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе на двор по вся дни, чествуя, крмя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем и от них бы, казаков, похвален же был. Казаки же честь от него принимающе, едяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Тимофеевич не ведаше лести казачей».

Другой кандидат, князь Пожарский, тоже не останавливался перед затратами на собственную кампанию. Известный историк Х1Х века И.В. Забелин в свое время опубликовал интересный документ, сыскное дело о местническом споре, возникшем между командированными в Псков по делам службы князем Василием Ромодановским и дворянином Ларионом Суминым. Сии мужи спорили, кто из них родовитее. В пылу жаркой ссоры Сумин бросил своему оппоненту фразу: «Чего ты тут воцаряешься (в смысле, выпендриваешься – А.М.)? Брат твой Дмитрей Пожарской на Москве воцарялся и царства докучался, и стало ему в 20 тысяч, да Бог не позволил!» Такая вот информация ходила по Руси о скандальных выборах.

Пора предоставить слово и другому, иностранному, наблюдателю за нашими выборами. Это никто иной, как упоминавшийся выше Якоб Делагарди. Он находился все это время в своей ставке в Новгороде и всю стекавшуюся к нему информацию о положении дел в Москве передавал королю Густаву Адольфу. Вот его донесение от 15 февраля 1613 г.

«Георг Брюнно, лифляндский дворянин, который был полтора года тому назад послан с письмом в Москву и который там с тех пор был задержан, снова прибыл 15 февраля обратно (т.е. в Новгород, в ставку Делагарди – А.М.)… Он сообщил, что рикстаг или собор заседает теперь в Москве для выбора великого князя и других дел… И хотя он заседает уже некоторое время, однако, ни к какому соглашению между земскими чинами или решению еще не пришли. Причина та, что казаки, которых там, под Москвой, до шести тысяч и которые стремятся больше к собственной выгоде, чем к благу страны, сперва пожелали своим великим князем Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, потому что он долгое время был их военачальником и освободил Москву. Но другие бояре никоим образом не соглашались на это избрание, потому что они «не имели никакого счастья» с бывшими ранее великими князьями из своих единоплеменников, к тому же, они не хотели признавать его способным править ими… Затем казаки пожелали великим князем сына митрополита, находящегося в Польше, князя Михаила Федоровича Романова, потому что он – де благочестивый и способный человек и из наиболее знатного рода теперь в России. Так как и это боярами было отвергнуто, то казаки пошли на совет и решили между собой, что так как бояре и другие чины не хотят иметь никого из своих единоплеменников великим князем, то они дают свой голос за чужеземного князя из черкас по имени Дмитрий Мамстрюкович… На это бояре еще менее хотели согласиться; они предпочитают великим князем из иностранного государства и королевского рода. И они ясно давали знать, что, так как высокородный герцог Карл Филипп скоро прибудет сюда в страну в предположении стать здесь великим князем, то они признают поэтому Его Княжескую Милость достойным. На что другие чины в большинстве согласились, за исключением казаков, желающих иметь такое правительство, которое позволило бы им совершать здесь, в стране, свободный грабеж и другие насилия по их прежней привычке. Часть же бояр давала знать, что они желают, чтобы Его Княжеская Милость крестилась по русскому обряду. Однако другая часть из них не так сильно на этом настаивает, потому что они хорошо сознают, что этого не может быть, и больше озабочены тем, чтобы получить такого великого князя (какой бы религии он ни был), который мог бы помочь восстановить их стесненное отечество, привести его снова к покою и единству».

По ходу собора казаки весьма и весьма активизировались и стали оказывать на выборщиков давление, «пиаря» при этом нужных им претендентов. Так совершенно неожиданно возникла кандидатура князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, родом кабардинца, племянника Марии Темрюковны, второй жены Ивана Грозного. Этот Дмитрий Мамстрюкович вскоре после прихода к Москве второго Самозванца перебежал к нему на службу в Тушино. Стоить заметить, что вместе с неоднократно упомянутым князем Трубецким. Но если тот, после развала тушинского лагеря начал борьбу с поляками и уже не прекращал ее до победного конца, Мамстрюкович наоборот, перешел к полякам, и отстал от них лишь в 1612 г., примкнув ко Второму ополчению. Он очень активно участвовал в заседаниях Земского собора, чем, видимо, обратил на себя внимание казаков. Однако, темпераментный князь Черкасский имел один явный недостаток, никак не простительный для русского царя. На одной из грамот Земского собора имеется подпись некоего стольника Василия Бутурлина такого содержания: «Во кня Дмитреево места Моструковичя Черькасскаво и в свое место руку приложил». То есть, князь Черкасский, Дмитрий Мамстрюкович, был неграмотным.

Казаки же продолжали гнуть свою линию, и настроены были все более и более решительно. В «Повести» отмечено: «Казаки же не можаху дождати от боляр совету их, хто у них будет царь на Росии. И советовав всем казачьим воинством и приступиша казаков до пяти сот и больше ко двору крутицкого митрополита, и врата выломали, и всыпали во двор, и глаголеша з грубными словесы митрополиту: «Дай нам, митрополит, царя государя на Росию кому поклонитися и служити и у ково жалованья просити, до чево нам гладною смертию измирати!» Митрополит же страхом одержим и бежа через хоромы тайными пути к бояром и сказа все по ряду бояром: «Казаки хотят мя жива расторгнути, а прошают на Росию царя»…»

По всей видимости, этот случай с митрополитом Крутицким Ионой, исполнявшим в тот момент обязанности «хранителя патриархии», стал поворотным. 7 февраля 1613 г. в заседаниях собора был объявлен перерыв на две недели, как было сказано, «для болшого укрепления». После чего должны были состояться окончательные выборы царя.

Делагарди доносил королю 18 марта 1613 г. (о времени между 7 и 21 февраля): «…казаки продолжают стоять на том, что они хотят иметь своим великим князем сына митрополита, князя Михаила Федоровича Романова. Однако есть надежда, что их умысел никакого успеха иметь не будет, так как бояре все против этого и ожидают прибытия Его Милости герцога Карла Филиппа».

Таким образом, первый тур выборов царя можно считать состоявшимся 7 февраля, ровно через месяц после официального старта избирательной кампании. Во второй тур, который должен был состояться 21 февраля, вышли герцог Карл Филипп и Михаил Романов.

Следует сказать о причинах популярности в казачьей среде, казалось бы, чуждого ей боярина Михаила Романова. Во-первых, он был сыном хорошо знакомого казакам «тушинского патриарха» Филарета. Всем было известно, что Романовы пострадали от злейшего врага и притеснителя казаков Бориса Годунова, и это прибавляло им симпатии. А самое главное, Михаил Романов был единственным вельможей такого ранга тогда в России, кто ни чем себя не скомпрометировал. Ни службой полякам, ни постоянными присягами то Годунову, то Шуйскому, то Самозванцу Первому, то Самозванцу Второму, то Владиславу, а, следовательно, и нарушениями крестного целования. Другое дело, что он просто был еще молод для всех тяжких. Не успел согрешить. Но в глазах простого народа он представал идеалом «своего царя», который и пожалует щедро и побранит незлобиво.

Во втором туре выборы пошли под явным давлением казаков. «Повесть» повествует: «…Атаман же казачей глагола на соборе: «Князи и боляра и все московские вельможи, но не по божии воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавнаго. Но по божии воли и по благословению благовернаго, и благочестиваго, и христолюбиваго царя государя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии при блаженной памяти его памяти, кому он, государь, благословил посох свой царской и державствовать на Росии князю Феодору Никитичю Романова. И тот ныне в Литве полонен, и от благодоброго корене и отрасль добрая и честь, сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по божии воли на царствующим граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович и всея Русии». И многолетствовали ему, государю.

Бояра же в то время все страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся, и ни единого никако же возможе что изрещи, но токмо един Иван Никитич Романов проглагола: Тот князь Михайло Федорович еще млад и не в полнем разуме, кому державствовати?» Казаки же глаголеша: «Но ты, Иван Никитич, стар, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прирожденный и ты ему крепкий потпор будеши».

И избраше посланных от вельмож и посылая ко граду Костроме ко государю князю Михаилу Федоровичю. Боляра же разыдошася вси восвояси. Князь же Дмитрей Трубецкой, лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего. Боляра же умыслише казаком за государя крест целовать и из Москвы бы им вон выехать, а самим бы им креста не целоваты. Казаки же ведяще их злое лукавство и принуждающе прежде, при себе, их бояров, крест целовати. Целовав же боляра крест, та же потом и казаки крест целовав, на Лобное место вынесоша шесть крестов, поставиша казаком на целование».

Надо признать, что во втором туре «политтехнологи» Михаила Романова нашли очень действенный пиарный ход. Известный историк ХХ века С.Ф. Платонов, совершенно не зная вышеприведенного документа, в свое время отмечал, что «в московском обществе очень рано создалось предание о том, что сам царь Федор приказал быть по себе на престоле «Федору Никитичу». Слух об этом приобретал в изложении иностранцев очень определенную форму: царь Федор перед смертью передал или желал передать Романову свою корону и скипетр в знак того, что завещает ему царство». Далее питерский историк приводит тому пример из переписки двух польских магнатов Сапеги и Радзивилла от 1598 г. Там со слов шпиона говориться, что «царь Федор указал спрашивавшему Борису Годунову, кому быть на великокняжеском престоле по смерти царя, на Федора Никитича Романова и сказал, что его, скорее всего, изберут».

Параллельно с тонкими политтехнологиями казаки и так называемая чернь московская оказывали и прямое действие на своих оппонентов. Донесение Якоба Делагарди королю Густаву Адольфу от 13 апреля 1613 г. дополняет новыми подробностями последний абзац «Повести»: «От разных лазутчиков известно, что казаки, находящиеся в Москве, избрали своим великим князем сына Феодорита (т.е. Филарета – А.М.) Михаила Федоровича Романова… против воли бояр, в его отсутствие; и своих военачальников князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и князя Дмитрия Михайловича Пожарского в их домах осадили, и принудили их согласиться на свое избрание великого князя. Затем послали нескольких лиц из своей среды и велели привести к присяге своему новому великому князю жителей некоторых близ лежащих крепостей и городов. Отправили также некоторых монахов и других из своей партии в город, называемый Кострома, расположенный в 50 милях от Москвы, где их великий князь имеет местопребывание, чтобы потребовать его оттуда в Москву. Но большая часть бояр удалилась из Москвы, каждый в свое поместье, потому что они не желают признавать упомянутого князя Михаила Федоровича достойным быть их великим князем. Также не хотят согласиться на это или советовать ему, его родственники, каковые являются наиболее знатными господами из оставшихся еще в живых».

С легкой руки знаменитых С.М. Соловьева и С.Ф. Платонова, в учебниках по истории утвердился своеобразный миф о единодушном и практически безальтернативном избрании Михаила Романова на царский трон. Вышеприведенные мнения независимых наблюдателей дают совсем иную картину выборов 1613 года. Часть бояр, дворян и земцев даже после второго тура отказывалась признать результаты выборов.

Якоб Делагарди рапортовал королю Густаву Адольфу 3 августа 1913 г. со слов перебежчика: «…князь Дмитрий Трубецкой и Федор Шереметев послали тайных гонцов Польскому королю, которые по дороге были пойманы и сознались, что дядя их Великого Князя Иван Никитич Романов по имени, был за одно с ними и написал Польскому королю обо всех обстоятельствах и о состоянии страны, и при этом высказывал желание, чтобы он теперь с своим сыном, не теряя времени прибыл сюда в Россию, потому что они сомневаются в прибытии Его Княжеской Милости герцога Карла Филиппа, из-за происшедших проволочек; почему они лишены своих прежних должностей и властей».

И в шестьсот тринадцатом не все умели достойно проигрывать. Господа неудачливые кандидаты И. Романов, Д. Трубецкой и Ф. Шереметев, таким образом, предвосхитили методы и стиль недавнего претендента на пост красноярского губернатора господина А. Усса.

В другом несколько позднем по времени донесении, со ссылкой на другого перебежчика, Делагарди докладывал: «Особенно князь Дмитрий Пожарский открыто говорил в Москве боярам, казакам и земским чинам, и не хотел одобрить выбора сына Феодора, утверждая, что как только они примут его своим Великим Князем, не долго сможет продолжаться порядок. Но им лучше бы стоять на том, что все они постановили раньше, именно, не выбирать в Великие Князья никого из своих единоплеменников, так как с ними не было никакого счастья и удачи, и без чужой помощи никак нельзя будет стоять против врагов и оборонять страну, но надо взять Великого Князя из чужих Государей и Государств, кого угодно будет Богу…»

Эта информация снимает некое недоумение, охватывавшее многих любителей русской истории: как же так, почему освободитель Москвы, народный, можно сказать, герой, князь Пожарский после 1612 г. пропал из поля зрения: никуда больше не привлекался, нигде больше не был, не участвовал?.. За резкое противодействие воцарению Михаила Романова он был новой властью элементарно задвинут. И продолжал службу на второстепенных должностях в удаленных от столицы городах (в чем-то повторив судьбу маршала Жукова).

Новый царь (поляки его презрительно называли «казачий царь») уже с первых шагов правления не очень то жаловал свой основной электорат. В 1614-15 гг. скопившиеся под Москвой значительные казачьи отряды были на голову разгромлены. Еще через три-четыре года эта жесткая стихия, порожденная Смутным временем, была ужата в разумные рамки и оттеснена на периферию государства. А демократически избранные Романовы правили Россией еще несколько сроков подряд.