Н. АСЕЕВ, И. СЕЛЬВИНСКИЙ (В ЦЕНТРЕ), Б. ПАСТЕРНАК. ЧИСТОПОЛЬ, ТАТАРСТАН. ЛЕТО 1942 Г.
Фото из архива Татьяны Сельвинской/ runyweb.com
НЕИЗВЕСТНЫЕ ЭПИЗОДЫ ИЗ ЖИЗНИ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЭВАКУАЦИИ В ГОДЫ ВОЙНЫ
«Я очень полюбил это звероподобное пошехонье,
где я без отвращения чистил нужники и вращался среди детей природы
на почти что волчьей или медвежьей грани»
Из письма Б. Пастернака о Чистополе, 1943 год
Волей случая Чистополь – провинциальный городок на Каме – стал в годы Великой Отечественной войны центром культурной жизни страны. Сюда из Москвы и Ленинграда эвакуировали писателей и их семьи – свыше двух тысяч человек. Среди эвакуированных были Борис Пастернак, Анна Ахматова, Николай Асеев, Арсений Тарковский и многие другие. Три года и две суровых зимы они выживали в этом городке в тесноте, голоде и холоде, и при этом работали над произведениями, вошедшими в золотой фонд русской литературы.
В июле 1941 года в город Чистополь в Татарии по решению Совета по эвакуации при СНК СССР направляются деятели литературы и культуры, органы правления творческих союзов из Москвы, Ленинграда и других районов. Более двухсот писателей, литературных и театральных критиков, художников, артистов и около 2 тыс. членов их семей переезжали в Чистополь с начала лета до конца октября. В город на Каме эвакуировались Борис Пастернак, Анна Ахматова, Николай Асеев, Арсений Тарковский, Константин Паустовский, Александр Фадеев, Леонид Леонов, Михаил Исаковский, семьи Василия Гроссмана, Федина, Твардовского, Сельвинского. Думали – на несколько месяцев…
«Писательским домочадцам, то есть женам, детям, старикам, которые приехали первыми, было объявлено, что все это военное лихолетье протянется максимум месяца два. Что скоро германский пролетариат восстанет и сбросит гитлеровскую клику. Они не готовились к длительной эвакуации. Эвакуационным пунктом еще в июне 1941 года была выбрана Казань, но она оказалась не готова всех принять – просто не было места, и тогда весь этот контингент отправили подальше. Большинство – в Чистополь. Оставшихся – в Набережные Челны, Елабугу, Печищи», – рассказал «Совершенно секретно» старший научный сотрудник Музея Пастернака в Чистополе Рафаил Хисамов. Вскоре стало ясно, что война затягивается. Писатели и их близкие задержались в Чистополе почти на три года – до лета 1943 года. Чистополь был переполнен, ведь в него эвакуировали пять фабрик и заводов со всем оборудованием и обслугой, а также следственные изоляторы двух тюрем – Таганской и Бутырской…
ЭЛИТНАЯ ПУБЛИКА
«Маленький обычный городок с приездом эвакуированных москвичей и ленинградцев принял своеобразный вид. Особый оттенок ему придали писатели… В модных пальто и велюровых шляпах они бродили по улицам, заквашенным добротной российской грязью, как по коридорам на улице Воровского. Не встречаться два-три раза в день было невозможно. Все получали деньги через ВУП, все обедали в крохотной столовке напротив райкома, все ходили читать подшивки центральных газет в парткабинет; все брали книги в Доме учителя», – напишет позже в своих воспоминаниях драматург Александр Гладков.
Уполномоченным Союза писателей СССР в Чистополе был назначен Константин Федин, автор известного романа «Города и годы». Он вместе с местными властями помогал всем прибывающим в город писателям решать бытовые вопросы: подбирать жилье, заготовлять дрова на зиму.
Вот что вспоминает об этих днях Лидия Чуковская, тоже эвакуированная в Чистополь: «Совет эвакуированных выдавал всем приезжим справку со штампом Союза писателей… Выдали справку и мне. Ищи себе комнату и отправляйся в Горсовет, к Тверяковой. Та в свои приемные часы всегда на месте. Это доброжелательная и толковая женщина. Она расспрашивала, у кого дети, какого возраста, прикидывала, какой семье в какой избе будет удобнее: где какие хозяева, где хозяин пьет, где хозяйка сварливая, у кого корова, у кого козы…»
«Особый шик провинциальной глубинке придала писательская колония. Деятели литературы и у себя в Москве были своеобразной элитой, первое время не изменяли своим привычкам они и на камских берегах. Эвакуированная публика в модной одежде была очень заметна на улицах Чистополя, но постепенно, и чаще всего из-за нехватки денег, модные столичные вещи обменивались на продукты и все самое необходимое для жизни. Голод в равной степени касался и эвакуированных, и местных, поэтому некие социальные границы стирались, и многие становились терпимее друг к другу», – рассказала «Совершенно секретно» заслуженный учитель РТ, учитель гимназии № 3 г. Чистополя, краевед Вера Чикрина.
Эвакуация поставила в одинаковые условия и признанных классиков советской литературы, и не очень-то поощряемых режимом, и начинающих, и затерявшихся на задворках литературы, и так и не успевших в полный голос заявить о себе писателей. Всем приходилось приспосабливаться к лишенному удобств, тепла, продуктов существованию, выживать. «Уезжая из Москвы, они и не предполагали, что надолго окажутся вдалеке от дома. Уже в октябре дали о себе знать отсутствие теплой одежды и – самое главное – невозможность где-либо ее достать. Элементарные галоши выдавались по талонам, которые еще нужно было раздобыть. Изабелла Шамбадал вспоминает, что всю первую зиму вынуждена была ходить в материнских туфлях, благо, что сама она носила меньший размер, и поэтому была возможность набивать в обувь газеты для тепла. Леонид Максимович Леонов в Чистополе разжился шубой из собачьих шкур, которая верно ему служила в эвакуации, позже отбыла вместе с ним в Москву», – поделилась Чикрина.
На что могли рассчитывать поэты, прозаики, искусствоведы, литературные и театральные критики, музыканты, профессора, оказавшиеся в Чистополе? На весь город – одна двухполосная газета, местный узел радиовещания со штатом в пять человек, небольшой краеведческий музей, библиотека, несколько школ, где уже работали местные жители. Мало кто из писателей мог прожить на литературные гонорары, востребована была любая работа.
«Все были голодны, все хотели работать на кухне, поближе к пище, горячей пище, кипящему котлу. Изысканный поэт Парнах, полжизни проведший в Париже, сидел при входе в столовую, не пускал прорывающихся местных мальчишек, следил, чтобы приходящие не таскали ложек и стаканов, – и был счастлив, что так хорошо устроился. Зина Пастернак была сестрой-хозяйкой детсада, работала день и ночь, львиную долю полагающейся ей еды относила Пастернаку», – вспоминает писательница Жанна Гаузнер. Многие в Чистополе занялись огородничеством: весной 1942 года эвакуированным были выделены участки за городом.
«ПОЛГОДА БУШЕВАЛ МОРОЗ»
«Жизнь в глухой провинции потрясла своей примитивностью и неустроенностью. Тогда я впервые осознал, что Москва по сравнению с остальной страной – иное государство, неизмеримо более цивилизованное и благополучное. В Чистополе мы попали в XIX век, если не дальше. Старые деревянные, осевшие в землю дома царских времен, не асфальтированные грязные улицы, отсутствие машин, водопровода, канализации. За водой мне приходилось ходить с ведрами и коромыслом к колодцу за несколько кварталов от дома, в любую погоду, да еще обратно дорога шла в гору, зимой – часто обледенелая. Электрический свет давали только на несколько часов в сутки и с частыми перебоями. Не было и керосина. Освещались самодельными масляными коптилками: баночка или бутылка с грубым растительным маслом (которым каша сдабривалась) и фитиль из веревки. Спичек не было, огонь добывали древним способом: с помощью зазубренной железяки – кресала, кремня и трута (жженой тряпки). Чиркали железкой по кремню, искры падали на трут, он начинал тлеть, и его раздували до огня», – вспоминает сын драматурга Владимира Белоцерковского Вадим.
Двухэтажные купеческие дома были только в центре города, но в них разместились администрации эвакуированных заводов. Писатели в массе своей жили в частном секторе, с удобствами во дворе или вообще в поле. «Вообще жизнь здесь нелегкая, хотя мы пока устроены лучше многих… Представь крохотный занесенный снегом городок, избы с керосиновыми мигалками, хрипящее радио, нетопленный Дом учителя, ставший писательским клубом, почту, приходящую раз в неделю, и трижды на день встречающихся творцов изящной словесности, и ты будешь иметь кое-какое представление о чистопольской «писательской колонии», быт которой, конечно, войдет не в одни литературные мемуары», – писал в одном из своих писем из Чистополя Александр Гладков.
Известный советский писатель Леонид Леонов прибыл в Чистополь в октябре 1941 года и прожил до конца мая 1942 года, потом ушел на фронт и приезжал еще дважды повидаться с семьей. Они поселились в нежилом помещении бывшей квасоварни. Доски пола были постланы прямо на землю (без «черного» пола). В полу были большие щели и дыры.
А поскольку внизу находился подвал, где когда-то готовили квас, то в квартире водились и мыши, и крысы. 1 января 1942 года он пишет в письме: «Уехав на неделю в Чистополь, я нашел семью в ужасном положении… и вместо недели пробыл две в этом тихом и противном городке. Когда же отправился назад, в Москву, то уже в Казани нашел Союз писателей, и меня вернули обратно. Я оказался без шубы, без белья, без лишних штанов и, главное, без всех своих основных записей, планов, записных книжек и т. д. Все это осталось в Москве». Леонов, правда, в отличие от многих своих собратьев по перу, был мастеровитым, знал, как сучить нить из овечьей шерсти, метать стог, запрягать лошадь «под дугу», и его сноровка очень пригодилась в чистопольской эвакуации: нужно было топить печи, носить воду из колонки, расчищать снег, обихаживать жилище, заготавливать дрова. Так, осенью 1941 года, в конце октября, Леонов несколько дней работал по заготовке дров на зиму, вытаскивал из ледяной воды бревна.
Борису Пастернаку с жильем в Чистополе повезло: он приехал последним, в октябре 1941 года. Его жена к тому времени устроилась сестрой-хозяйкой в интернат Литфонда, где вместе с ней жили дети. Все приличные квартиры были заняты.
«Группа писателей, приехавших в наш город с Пастернаком, привезла тревожные известия. Говорили, что немцы захватят Москву и пойдут дальше на Восток. Спастись можно только одним способом – уехать в Среднюю Азию, в Ташкент. Так поступили многие. В числе продолживших эвакуацию были семьи Евгения Петрова и Всеволода Иванова, Лидия Чуковская, Паустовский и Шкловский, а также другие писатели. Уезжал и еврейский поэт Перец Маркиш, у которого вышел спор с Пастернаком. Последний стоял на том, что немцы Москву не возьмут. «Борис! Тогда я уступаю вам свою комнату – дождитесь Гансов!». Так Пастернак оказался в отдельной комнате, где смог работать», – рассказывает Хисамов.
Анне Ахматовой, которая приехала в Чистополь вместе с Пастернаком, не повезло. Она прожила две недели пятым человеком в крохотной комнате у Лидии Корнеевны Чуковской и после была вынуждена уехать в Ташкент, получив от уже уехавших друзей специальный вызов, который только и позволял перемещаться по стране в условиях военного положения.
Особенно непросто пришлось москвичам и ленинградцам в первую зиму 1941–1942 годов. Она выдалась на редкость суровой – мороз до 50 градусов. Причем холода завернули еще в сентябре и продолжались до конца апреля. Чистополь, расположенный на берегу Камы, не защищенный лесами, продувался всеми ветрами. Улицы, застроенные одноэтажными домами, выходили в поля.
Уже 18 сентября драматург Николай Виноградов-Мамонт записывает в своем дневнике: «Холод завернул такой, что хоть печку топи. Чистопольцы уже вытащили теплые вещи. Словом, зима не за горами». «Свирепая была зима, полгода бушевал мороз», – напишет поэт.
ДОМ В ЧИСТОПОЛЕ, ГДЕ ЖИЛ Б.ПАСТЕРНАК ВО ВРЕМЯ ЭВАКУАЦИИ
Фото: Михаил Медведев. Фотохроника ТАСС
«ВЫКОВЫРЕННЫЕ»
И чистопольцы, и приезжие в годы войны голодали. Конечно, на рынке местные жители торговали молоком, медом, овощами, ягодами. С приездом эвакуированных цены сильно поднялись – и деньги быстро закончились. «Мы, приехав в июле – августе 1941-го, еще увидели докарточные пустоватые продуктовые магазины примерно в том виде, в каком они были до объявления войны. Белый хлеб выпекали не каждый день, иногда неделями шел один черный, к этому в городе привыкли. Мяса в магазинах до войны почти не было – одни кости… Самым главным дефицитом являлся сахар, его не «выкидывали» на прилавок годами…», – вспоминает Наталия Соколова.
Члены Союза писателей получали карточку служащих, по которой им выдавали от 450 до 600 граммов хлеба в день. Некоторых подкармливали в столовых. Редко кто мог получить карточку рабочего, по которой полагалось 800 граммов в день.
Не все могли вынести происходящее. Положение усугублял не только голод и холод, но и нервное напряжение, общее настроение нависшей угрозы, одиночество, оторванность от родных. Поэт-переводчик Александр Мирер сошел с ума от голода. Елена Санникова, жена поэта Григория Санникова, получив сообщение о смерти мужа, повесилась в 1941 году. Последней каплей для того, чтобы набросить петлю на шею, для художника Александра Плигина стала кража его хлебных карточек за целый месяц, что означало голодную смерть…
Большинство чистопольцев не знали в лицо приехавших писателей. «Энтузиазм был, но без надрыва. Выражалось это так: «Приехали какие-то… выковыренные…» И обязательно добавлялось: «Явреи». Ведь к нам приехали писатели более 40 национальностей. И русские, и австрийцы, и болгары, и евреи. Но так судила только небольшая часть населения. Остальные понимали, что надо как-то вместе выживать. Отдельные писатели получали солидный рабочий паек и делились с хозяевами.
У Пастернака с хозяевами квартиры была полная гармония. Он был человек не конфликтный, толерантный, интеллигентный. Заводился, только когда ему мешали работать, например, если включали по сто раз на дню громко патефон с одной и той же пластинкой, популярной в те годы, «У самовара я и моя Маша». А ему нужно было переводить Шекспира – 200 строк в день. Он иногда не выдерживал, говорил, что это пошлость и ее нельзя слушать. Ведь Пастернак закончил консерваторию, был учеником Скрябина. Но потом он каялся, переживал, что так резко говорил с милыми, гостеприимными хозяевами», – рассказывает Хисамов.
Впрочем, немногочисленная, оставшаяся в Чистополе после Гражданской войны интеллигенция всеми силами старалась помочь эвакуированным. К примеру, семья врача Дмитрия Авдеева, чей гостеприимный дом стал своеобразным литературным салоном: сюда на огонек часто заходили писатели. Здесь читались и обсуждались новые произведения, звучали стихи. В этом доме всегда был свет, тепло, чай. Для озябших в чужих краях писателей такие вечера были настоящим праздником. Об этом мы найдем строки у Пастернака: «Я вспомню длинный стол и залу, Где в мягких креслах у конца Таланты братьев завершала Усмешка умного отца. И дни Авдеевских салонов, Где, лучшие среди живых, Читали Федин и Леонов, Тренев, Асеев, Петровых…».
Нельзя сказать, что приехав в Чистополь, писатели здесь осели и не пытались изменить свою жизнь. Пастернак написал более 11 заявлений с просьбой отправить его на фронт, но попал туда уже после Чистополя. Другие ушли вскоре – например, Гроссман, Твардовский, Фадеев, Багрицкий, Бугаевский, Колычев, Тарковский. Однако у писателей-фронтовиков в Чистополе остались семьи. Они писали письма, но почта в Чистополь шла долго, а в непогоду и зимние месяцы и вовсе терялась в пути. Город был отрезан от Казани и других центров, до Чистополя добраться можно было только по воде, а зима и стужа с ветром делали свое дело. Фронтовики периодически приезжали в город и включались в его жизнь, выступали на вечерах и собраниях, встречались с рабочими и жителями. Например, Александр Твардовский дважды приезжал из армии в Чистополь к семье – зимой 1941 и весной 1943 годов. В Чистополе он продолжал работу над поэмой «Василий Тёркин». Отрывки поэмы в исполнении автора чистопольцы слушали с большим интересом на литературных вечерах.
РАБОЧИЙ КАБИНЕТ В ЧИСТОПОЛЕ, ГДЕ РАБОТАЛ Б.ПАСТЕРНАК ВО ВРЕМЯ ЭВАКУАЦИИ
Фото: Михаил Медведев. Фотохроника ТАСС
ДЕТИ И ЖЕНЫ
Отдельно стоит сказать о детях писателей, направленных в эвакуацию в Чистополь. 500 детей – и с ними 54 мамы – первоначально разместились в лагере «Берсут». Это были дети многих известных деятелей культуры, впоследствии ставшие также известными личностями.
Воспоминания Цецилии Воскресенской, дочери Ильи Сельвинского, которая была пионервожатой старшего отряда, содержат интересные сведения о ее подопечных ребятах: «В отряде был Тимур Гайдар. Сын писателя Гайдара. Очень хорошенький мальчик. Озорной. Неглупый. С живыми темными глазами. Мы скоро с ним стали приятелями. Теперь Тимур – адмирал. Макс Бременер. Ставший потом детским писателем. Тонким, глубоким, со своим внутренним миром… Конрад Вольф. Сын немецкого антифашиста, писателя Фридриха Вольфа, а детском саду его шестилетняя сестра Леночка… Кони был только в Берсуте. Потом уехал к родителям в Алма-Ату, а затем был переводчиком на фронте. После войны он окончил ВГИК и стал кинорежиссером. Поселился в Берлине. Последние годы Кони был президентом Академии искусств в ГДР… Гедда Шор. Крошечная по росту девочка, привязавшаяся ко мне и полюбившая меня, как могут любить только дети… Наташа Чалая. Теперь известный театровед. А тогда была двенадцатилетней девочкой, которую я все время причесывала…».
С наступлением холодов детей и женщин переселили в Чистополь, где интернат Литфонда разместили в одном из городских домов. Интернат находился полностью на попечении женщин. Заведующей была Анна Стонова – жена писателя Дмитрия Стонова, Зинаида Пастернак – жена поэта – сестрой-хозяйкой и поваром. С детьми занималась музыкой пианистка Елизавета Лойтер, а вместе с профессиональной балериной Джеммой Баркгаузен ставили различные танцы, которые демонстрировались на концертах в интернате. Дети осенью помогали убирать урожай в колхозах, учились в школе.
Ближе к весне интернату был выделен участок земли для посадки и выращивания овощей. Эра Росина вспоминает: «Сажали картошку, капусту, морковь. Потом день за днем ходили пропалывать, ухаживать за своими посадками. Поднимали нас затемно, в четыре утра, и мы шли, полусонные, четыре с лишним километра к своему полю. Поработав, возвращались, завтракали, шли в школу, делали уроки, и опять в поле. …Никто не отлынивал, хотя работа была для нас, городских девочек, непривычной и очень тяжелой».
СЛЕЖКА ЗА ПИСАТЕЛЯМИ
Почти на каждого крупного писателя в Чистополе было заведено агентурно-сопроводительное дело. Следили, кто и что говорит, куда ходит, с кем общается.
«В те годы, например, у Федина разборка с органами закончилась чуть ли не суицидом. Он в Чистополе, в комнате Пастернака, как-то заявил в присутствии нескольких человек: «Что вы говорите о будущем нашей литературы? Нет у нас никакого будущего! Для меня этот вопрос давно решен с приходом большевиков». На его примере решили проучить остальных, вызвали в Политбюро – несмотря на то, что идет война! – однако ругали не за эти слова, а за воспоминания о Горьком – совершенно невиннейшие, которые были написаны в Чистополе. Он находился в ужасном состоянии долгое время. Когда его жена Дора Сергеевна прибежала к Фадееву: «Что вы с ним сделали?», он ответил: «Да пусть не болтает что попало. В Чистополе наговорил черт знает что – вот это и аукнулось спустя два года». И он посоветовал Доре Сергеевне взять мужа в охапку и заставить писать то, что надо. После этого Федин написал трилогию «Первые радости», «Необыкновенное лето» и «Костер» – не самое его лучшее, но за них он получил три сталинских премии и себя реабилитировал», – рассказал Хисамов.
Несмотря на бытовые трудности, недоедание, холодные зимы писатели жили в Чистополе деятельной, насыщенной жизнью, находя силы и для работы, и для творчества, и для общения. «Что касается литературной жизни в Чистополе, то она была на редкость интенсивной, дружественной и в этом смысле – почти счастливой. Силой обстоятельств мы оказались как бы на спасительном острове, в Москве такой близости и тяготения друг к другу уже не было. Это было трагическое и замечательное время. Это было время необычайной душевной сплоченности, единства. Все разобщающее исчезло. Это было время глубокого внимания друг к другу», – писала поэт Мария Петровых.
Особая творческая атмосфера, сложившаяся в чистопольской «писательской колонии», стимулировала творчество, сближала людей. Борис Пастернак часто повторял в разговорах: «Зато мы здесь ближе к коренным устоям жизни. Во время войны все должны жить так, особенно художники». Чистопольский Дом учителя в то время стал одним из основных культурных центров, он выполнял функции и Дома литераторов, и Дома актера. Именно в нем состоялся дебют Марии Петровых, которую представил Борис Пастернак и которую в Чистополе же приняли в Союз писателей. По собственному признанию Виктора Бокова, именно в Чистополе произошло его становление как поэта, здесь он нашел поддержку у опытных писателей, часто вместе с ними выступал на вечерах.
«Состав выступающих был цветом литературы: Леонов, Федин, Пастернак, Исаковский, Асеев, Тренёв. Из молодых, входивших в зрелую компанию мастеров, был только я. Зритель – в основном эвакуированный народ. В плохо отапливаемом зале сидели люди, потерявшие свои родные гнезда, и ждали от наших слов тепла, как от дров в печи. Хлеб давали по карточкам, красота была не нормирована», – писал он.
Зрелые писатели создали в годы войны в Чистополе произведения, которые вошли в золотой фонд советской литературы. Пастернак в эвакуации главным образом занимался переводческой деятельностью – драмы Вильяма Шекспира «Антоний и Клеопатра», «Ромео и Джульетта». Поэтом написаны в Чистополе стихотворения, которые вошли в сборник «На ранних поездах», в том числе «Памяти Марины Цветаевой». Здесь он задумал роман «Доктор Живаго».
Арсений Тарковский, который в Чистополе с семьей жил в проходной комнате и в тридцатиградусные морозы работал на разгрузке дров, в конце октября и в ноябре 1941 года создал цикл «Чистопольская тетрадь», состоявший из семи стихотворений.
Михаил Исаковский написал несколько десятков стихотворений, многие из которых были переложены на музыку и стали известными песнями: «Ой, туманы мои», «В лесу прифронтовом», «Огонек», «Здесь похоронен красноармеец» и другие.
Леонид Леонов в городе на Каме работал над пьесой «Нашествие» – одним из знаковых произведений советской драматургии военных лет. Прототипом главного героя явился чистопольский доктор Авдеев. Впервые пьеса была поставлена в городском драматическом театре Чистополя и позже получила всероссийскую известность.
Заметной была в Чистополе деятельность поэта и переводчика Михаила Шамбадала. Под псевдонимом Дед Камчадал он выступал в эфире чистопольского радио, читал стихотворные фельетоны, выезжал в район с выступлениями и с целью сбора материала для новых литературных произведений. Также в радиоэфире звучали частушки, сочиненные Дедом Камчадалом.
МНОГИЕ ЖЕНЩИНЫ, МОСКВИЧКИ И ЛЕНИНГРАДКИ, РАБОТАЛИ ДЛЯ ФРОНТА – ШИЛИ БЕЛЬЕ И ТЕПЛУЮ ОДЕЖДУ БОЙЦАМ КРАСНОЙ АРМИИ
Фото: chistopol.tatarstan.ru
ПИТАЕТ УМ И ДУШУ
Писатели устраивали платные вечера, и все собранные средства отправлялись в фонд обороны. Еженедельно проходили в Чистополе в те годы «литературные среды», на которых выступили все эвакуированные, собрания поэтов, концерты с участием музыкантов и артистов Московского и Ленинградского театров, был открыт общегородской лекторий в составе профессорских и писательских сил Союза писателей, где читались лекции о русском языке. Читали отрывки из романов Толстого, Горького, Пушкина. Здесь писатели впервые представляли публике свои новые произведения, вокруг которых велись большие дискуссии. Писатели также выступали на многих предприятиях города и в клубах, на различных вечерах, собраниях рабочих часового, судоремонтного заводов, райпотребсоюза, мебельной фабрики. Знакомились они и с повседневными делами речников, отражая это в своих стихах.
Приходилось выезжать в колхозы, выступать перед тружениками села и принимать непосредственное участие в сельскохозяйственных работах. Поэт Осип Колычев, живший тогда в Чистополе, вспоминает о том времени: «Кроме своих литературных занятий, много времени отдавал другим: в качестве лектора обслуживал 16 дворов «Заготзерна».
У женщин были свои заботы. Как пишет в своем исследовании заместитель директора по экспозиционно-выставочной работе Музейного объединения г. Чистополя Ольга Печёнкина, под руководством и по инициативе женсовета москвички и ленинградки работали для фронта – шили белье и теплую одежду бойцам Красной Армии, трудились на колхозных полях, в госпиталях, детских интернатах, организовывали антифашистские митинги, концерты, ставили спектакли, создавали драмкружки и развивали художественную самодеятельность на предприятиях.
Они выступали в Чистопольском радиоузле. На радиостудии работали студентка ГИТИСа Нина Федина, детская писательница Маргарита Шор-Ивенсен, поэтесса Мария Петровых, машинистка Наталья Тренева.
«Занимательные передачи, интервью, выступления чистопольцы и сельские жители ждали с большим нетерпением. По воскресеньям велись передачи для старшеклассников, по четвергам – для младших школьников. У микрофона выступали Николай Асеев, Михаил Исаковский, Леонид Леонов, Константин Федин, Василий Гроссман, Александр Твардовский, Борис Пастернак. Были любимы передачи, в которых участвовали писатели-фронтовики. Они рассказывали о войне и читали свои произведения. Много радиоэфиров было отдано ученым-литераторам, читавшим всем чистопольцам лекции о русской и советской литературе, известных писателях и классических произведениях, исторических эпохах. Популярны были передачи из цикла «Театр у микрофона».
Вспоминая чистопольский радиоузел в качестве «маминой работы», Гедда Шор, дочь Маргариты Шор-Ивенсен, пишет: «Организация вечерних концертов была для радиоредакции подлинной радостью. Талантливые люди, оторванные тяжким бытом эвакуации от своего дела, ото всего, что питает ум и душу, обретали здесь возможность творчества. Чистопольцы с огромным интересом ожидали этих концертов, благодарили при встрече и на улицах – в маленьком городке все друг друга знали. Помню актеров Кайранскую и Авдеева, певицу Смирнову-Вишневскую, скрипачку Лунц, пианистку Лойтер и многих других. Борис Пастернак, переводивший в Чистополе Шекспира, читал на радио свои блистательные переводы».
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
12 июня 1943 года состоялся прощальный вечер группового комитета Союза писателей. Тогда были подведены итоги работы писателей в Чистополе, и вскоре они смогли вернуться домой – в Москву, Ленинград. Но связь с небольшим городком на Каме осталась у многих на годы – осмысление происходившего в войну началось позднее. Годы, прожитые в Чистополе, были временем тяжелым, но эвакуированные сюда люди были непростыми, творческими, восприимчивыми к природе, людям и восприняли этот период как испытание на прочность.
Поэма «Городок на Каме» Николая Асеева посвящена Чистополю и чистопольцам. В письме Валерию Дмитриевичу Авдееву поэт отмечает, что эта поэма стала ему теперь ближе всех его стихов, что подводятся итоги всему, что сделано за эти годы.
«Судьба рядовых людей стала мне близка именно после пребывания в Чистополе. И за это я благодарен ему от души, от чистого сердца. Он стал моим воспитателем в зрелые годы. Так и вижу его занесенные снегом домишки, его завеянных пылью людей, но пыль эта – плодотворная пыль живой земли, а не сухого мертвого асфальта».
Больше других, кажется, полюбил Чистополь Пастернак. Он удивлялся, что многие живущие здесь писатели «ноют и жалуются и не могут оценить тех благ, которые им дала эвакуация в отношении приобретения внутренней независимости». Он радовался тому, что вырвался из замкнутого мира литераторов. Через десять лет после приезда в Чистополь, отвечая школьникам на вопрос о том, вспоминает ли поэт Чистополь, Пастернак ответил: «…я в большом долгу перед Чистополем. Я всегда любил нашу глушь, мелкие города и сельские местности больше столиц, и мил моему сердцу Чистополь, и зимы в нем, и жители, и дома, как я увидел их зимой 1941 года, общий вид города, деревянную резьбу на окнах и воротах».
И у чистопольцев сохранилась память о тех годах трудной и в то же время необыкновенной жизни. По инициативе энтузиастов, здесь в 1990 году открылся первый мемориальный музей – первый государственный музей Б. Пастернака в России, где выставлены его личные вещи, сохраненные жителями города.
А в 2014 году власти и общественность Татарстана объявили о своем решении создать туристический маршрут «Чистополь – город великой русской литературы». В городе 1 октября этого года открылся Чистопольский историко-архитектурный и литературный музей заповедник. Предложено ввести традицию международных Пастернаковских чтений. В будущем году, на юбилей писателя, чтения будут проводиться впервые, и в Чистополе будет возведен памятник Пастернаку. Предполагается также открыть музей Анны Ахматовой, семьям Сельвинских, Леоновых и Василия Гроссмана.