Антипавловский заговор явился следствием самых разнородных факторов. Здесь была и борьба с определенным направлением внешней политики и попытки пресечь отклонения царя от продворянской линии во внутренней политики, стремление ограничить относительную самостоятельность государственной власти, что называлось тогда «деспотизмом или тиранией». Немаловажную роль играло желание заменить строптивого царя другим более удобным и покладистым, а также боязнь отдельных представителей правящих верхов потерять высокое положение и подвергнуться опале, личная месть и ненависть. Далеко не всегда можно точно определить, какая из перечисленных причин в большей степени повлияла на решение того или иного лица присоединиться к заговору. Что касается князя Яшвиля, то современники были убеждены, что им двигало чувство мести: уверяли, что “государь в запальчивости побил его”. Однако есть серьезные основания сомневаться в том, что именно личная обида привела грузинского князя в ряды заговорщиков.
 Ф. Александров Портрет графа Н.П. Панина |
Обычно в качестве инициаторов заговора называют трех лиц: Н. П. Панина, вице-канцлера, племянника воспитателя Павла, адмирала И.М. Рибаса и военного губернатора столицы П.А. Палена. По свидетельству В.П. Кочубея, «Панин…первый говорил с царствовавшим монархом (то есть Александром – М.С.) об учреждении регентства». Вот депеша шведского дипломата Стединга королю Швеции Густаву IV от 1802 г.: «Панинский переворот, направленный против усопшего императора, был задуман в известном смысле с согласия ныне царствовавшего императора и носил очень умеренный характер. Замысел состоял в том, чтобы отобрать у Павла бразды правления, оставив за ним суверенное представительство, как это имеет место в Дании…» Действительно, современная Европа представляла исторические прецеденты. В Англии во время болезни короля Георга III руководство дел несколько раз вверялось принцу Уэльскому. В Дании в царствование короля Христиана VII с 1784 г. правил регент, который затем стал королем под именем Фридриха VI.
 Неизвестный автор Портрет графа П.П. Палена |
«Мы хотели заставить императора отречься от престола, рассказывал впоследствии Пален барону Гейкингу, и граф Панин вполне одобрял этот план. Первою нашей мыслью было воспользоваться для этой цели услугами Сената…». В одной из версий 11 марта 1801 г., составленной Л.Л. Бенигсеном и дополненной П.А. Зубовым, говорилось следующее: Александру дело было представлено так, что «пламенное желание всего народа и его благосостояние требуют настоятельно, чтобы он был возведен на престол рядом со своим отцом в качестве соправителя, и что Сенат, как представитель народа сумеет склонить к этому императора без всякого со стороны великого князя участия в этом деле». Есть сведения, что Н.А. Толстой получил задание у представителей иностранных дворов собрать подробные сведения о том, как это произошло в Англии и Дании. Итак, первоначальные планы Панина состояли в том, чтобы совершить английский государственный, а не русский дворцовый переворот. Но осенью 1800 г. Панин как сторонника союза с Англией получил отставку и вскоре был выслан из столицы. Руководство же делом перешло в руки Палена.
Существует устойчивая традиция изображать дело так, что после отъезда Панина «всякие разговоры о регентстве прекращаются среди заговорщиков». Н.Я. Эйдельман писал о «серьезных расхождениях» и взаимных противоречиях Панина и Палена. Однако в действительности никаких сведений в источниках о том, что такие противоречия существовали, нет. Если мы вдумаемся в ход переворота 11 марта, то на первый взгляд может показаться, что заговорщики действовали совершенно нелогично. Зачем было ночью окружать дворец войсками, состоящими из разных полков, солдаты которых были готовы прийти на помощь Павлу, так что пришлось их удерживать почти что силой? Зачем было группе заговорщиков проникать в спальню императора и расправляться с ним в то время, как дворец был окружен верными ему войсками? Зачем было подгонять к дворцу частную карету?
Момент, связанный с частной каретой чрезвычайно важен, когда Павел был уже убит, Александр переехал в Зимний дворец на частной карете.
Эту карету ночью во время переворота увидел семеновский офицер М. Леонтьев. Он пишет: «В исходе четвертого часа, ибо было еще темно, с подъезда, близ которого я стоял с бекетом, раздалось несколько голосов все еще в темноте: «Государеву карету». И теперь я не могу понять, откуда явилась сия карета! Приготовлена ли она была с вечера революционерами или подвезена тихо в то время, когда мы заняты были суматохою, в замке бывшею, сего никак не могу решить, но как бы то ни было, а карета была подана двухместная, запряженная четверней, а не придворная, ибо тогда придворные экипажи запрягались всегда парадными цугами, а когда и четверней, то все с шорами и парадно, а эта карета была заложена ямскими лошадьми и, следственно, была частного человека». На ней Александр и переехал в Зимний дворец. Эту карету запомнила и Д.Х. Ливен. Она с мужем жила на Миллионной. Ночью во время переворота ей поручили встать у окна и смотреть, что происходит на улице. Ливен увидела: «Очень скромная параконная карета (тогда как в ту пору в Петербурге разъезжали четвериком или шестериком), на запятках, впрочем: выездных два лакея заменяли два офицера, а при мерцании света мне показалось, что я вижу генерал-адьютанта Уварова».
Леонтьев, который стоял у церкви Михайловского замка, видел и это его чрезвычайно удивило, что это была не императорская карета, а частная. Случайно к Михайловскому замку она попасть не могла. К этому месту можно было попасть двумя путями, но карету могли доставить только через подъемный мост. Карета была заранее подогнана на территорию замка для того, чтобы отвезти живого Павла из дворца. Это чрезвычайно важно, так как доказывает, что до самого последнего момента переворот развивался по панинскому плану. Н.Я. Эйдельман не мог не почувствовать некоторого противоречия между фактическим ходом переворота и планом цареубийства. Писатель нашел этому такое объяснение: «Психология просвещенного дворянства, магия царского имени затрудняют «простой путь»…к тому же простой удар все равно требует обеспечения воинской силой, для того, чтобы гатчинцы, преданные Павлу не взяли инициативу в свои руки, зато в случае неудачи репрессии могли бы сокрушить всех конспираторов. Не было гарантий». Едва ли такое объяснение может нас удовлетворить.
Для того чтобы панинский план мог осуществиться, необходимо было получить согласие на него Александра. Из письма Н.П. Панина Марии Федоровне, мы узнаем, что согласие это было получено и причем письменно. Сведения о том, кто и когда вел переговоры с Александром, противоречат друг другу. Одни источники утверждают, что это был Пален, другие называют Панина. По одним сведениям первый разговор о свержении Павла произошел в бане Зимнего дворца, по другим в каких-то подземных галереях. Видимо, переговоры вел и тот и другой. Не знаем точно, когда было получено согласие.
Видимо, не сразу. В конце концов, Александр дал согласие. Но на что? Вопрос этот столь же важен, сколь и сложен. Обычно дело изображают так, что Александр дал согласие на переворот, поставил условие, чтобы жизнь отца его была сохранена. Такое обещание ему было дано Паленом, однако и тот и другой прекрасно понимали, что оно неисполнимо. Все эти переговоры были хитрой дипломатической игрой, смысл которой понимали и тот и другой. Очень образно эту мысль выразил Герцен: «Александр позволил убить своего отца, но только не до смерти». Именно так представляется дело, если считать, что панинский план был отставлен и заменен планом убийства Павла. Однако, как мы уже видели, в действительности дело обстояло далеко не так, и, следовательно, согласие Александра – это санкция на бескровный переворот. Но встает вполне заслуженный вопрос, неужели он не понимал, что дело может кончиться кровавой бойней. Думается, что в глубине души он должен был допустить и возможность такого исхода, но, видимо в последний, решительный момент перед лицом грозящей ему опасности выбора у Александра не было. Целый ряд лиц оставили в своих мемуарах списки заговорщиков: М.А.Фонвизин, А.Н.Вельяминов-Зернов, А. Коцебу, Э. Ведель, В. Гете, М. Леоньтев, Р. Шаторжирон. Более всего фамилий называют Фонвизин и Коцебу. Они говорят о 60 заговорщиках, но всех вспомнить не могут Дж. Кини, основываясь на этих источниках, составил список. В него вошло 68 человек.
Особенно важным было приобретение таких фигур как командиры гвардейских полков: Семеновского – Н.И. Депрерадовича, Кавалергардского – Ф.В. Уварова, Преображенского – П.А. Талызина. Осенью 1800 г. вернулся в столицу и Л.Л. Бенигсен.
Трудно сказать, как и когда начали бы заговорщики осуществлять свой план, если бы заговор не оказался накануне срыва. Как то было в 1741, 1762 гг. непосредственная опасность быть раскрытым заставляла заговорщиков начать немедленно действовать. Окольным путем Павел получил какие-то сведения о конспирации. Согласно заграничным известиям. В.П. Мещерский, в прошлом шеф Санкт-Петербургского полка, квартировавшего в Смоленске, написал донос царю. По другой версии это сделал генерал-прокурор П.Х. Обольянинов. Во всяком случае Павел в тайне от Палена подписал подорожную на проезд в Петербург Ф.П. Линденера, которому два года назад помешали раскрыть до конца смоленскую конспирацию, явившуюся прологом к дворцовому перевороту 11 марта 1801 г. Есть сведения, что был вызван и А.А. Аракчеев. Тот и другой были в то время в немилости. Пален остановил эти подорожные и представил Павлу как подложные Павел очень смутился и ответил, что имел причины так поступить. Пален отправил их по назначению. Это было очень грозное предзнаменование, особенно, если учесть, что накануне, проводя вечер у своей фаворитки А.П. Гагариной, Павел говорил о великом ударе, который он собирался нанести, что скоро полетят некогда дорогие ему головы. Поползли слухи о намерении Павла развестись с Марией Федоровной, а детей заточить в крепость, наследником назначить Евгения Вюртембергского, предварительно женив его на великой княжне Екатерине Павловне. К сожалению, не знаем, когда произошел этот важный эпизод, какого числа. Согласно показаниям Л.Л. Бенигсена, именно этот эпизод заставил заговорщиков действовать решительно. Кроме того, Павел заявил Палену, что существует заговор. Пален успокоил царя, заверив его в своей лояльности. Очевидно, что, после этого разговора заговорщикам стало ясно: медлить нельзя.
