В дни февральско-мартовской революции 1917 года большинство военачальников и многие члены Династии предали Царя. Великий Князь Кирилл Владимирович 1 марта, за день до отречения Царя перешел со своим Гвардейским экипажем на сторону революционного Комитета Госдумы, распущенной Государем, и призвал другие войска присоединиться к “новому правительству”, которое уже арестовало царских министров.
“Кругом измена и трусость, и обман”, – записал Государь в дневнике. Изолированный в Ставке своим окружением, он поверил, что “его отречения требуют армия и народ”, что это “необходимо для продолжения войны” – и 2 марта сложил с себя власть в пользу брата, Великого Князя Михаила Александровича. Брата же заговорщики заставили передать вопрос о самой монархии на волю будущего Учредительного собрания. Оба эти отречения были нарушением Законов Российской Империи и произошли вследствие революционного насилия. Именно 2 (15 по н.с.) марта 1917 г., прерывается легитимность власти в России.
Таким образом, на Государя нельзя возлагать вину за падение монархического строя. Не Царь передал решение о судьбе монархии на “многомятежную” волю Учредительного собрания – это сделали не имевшие на то права его брат и другие члены Династии, при шумном требовании “прогрессивной общественности” и молчаливом выжидании. Даже Синод Русской Церкви не выступил против насилия над Царем, не поддержал его духовно, а лишь последовал призыву Вел. Кн. Михаила “подчиниться Временному правительству”:
“Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… доверьтесь Временному Правительству; … приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства”. Этот призыв от имени Церкви парализовал сопротивление монархистов…
На этом фоне очевидно, что не Царь “предал свой народ, отрекшись от Престола”, как твердят противники прославления Царя. Это народ, прежде всего в лице ведущего слоя, предал своего наиболее православного Государя, нарушив в дни Великого поста и свой православный долг, и государственную присягу, и клятву 1613 года. Те, кто упрекает Государя в “безволии”, не осознают и мистического уровня мировой катастрофы, остановить которую Государь был не в силах. Не революция произошла в результате отречения Царя, поскольку он ее “не остановил”, а его отречение было победной атакой всемирной апостасийной революции против Удерживающего. Государь не хотел отстаивать власть насилием над своим народом, если оказался ему не нужен – в этом случае он все равно переставал быть настоящим православным Самодержцем…
В условиях всеобщего предательства Государь прочувствовал Божию волю, что спасти Россию уже нельзя военно-политическими мерами, а только духовным подвигом, положившись на волю Божию. В те безумные для России дни его смиренный отказ бороться за власть и за жизнь был в чем-то подобен отказу Христа бороться за жизнь перед распятием. Сын Божий смиренно предал себя в руки палачей ради спасения рода человеческого через победу над смертью в Своем Воскресении; Он молча стоял перед Пилатом и беснующейся толпой. Так же на свою Голгофу молча взошел и Государь Николай II, человек высочайшего христианского духа, провидя, что иного пути спасения России уже нет, кроме самопожертвования для вразумления потомков на предстоящем пути страданий.
Есть свидетельства, что Царю были известны предсказания инока Авеля, прп. Серафима и других подвижников о мученической судьбе Царской семьи, о революции в России, о возможности покаяния и возрождения. Известно, что при открытии мощей прп. Серафима в 1903 г. в Дивееве одна из стариц передала Государю письмо с этими пророчествами. Многие отмечали в поведении Государя предчувствие им своей судьбы: “Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России – я буду этой жертвой”.
Вот в чем смысл святости нашего Царя-Мученика. Но его крестный подвиг был тогда так же не понят растерянными предстоятелями Церкви, как поначалу и жертва Христа Его учениками. Его отречение было последним актом царского служения Помазанника Божия Божией воле.
