220 лет назад начался легендарный Швейцарский поход Александра Суворова. Русская армия, несмотря на лукавство союзников, с победными боями прорывалась сквозь неприступные Альпы. Эта кампания во все времена вызывала восхищение знатоков ратного искусства, но ее политическая подоплека до сих пор не разгадана. Почему вместо броска на Париж главные силы антифранцузской коалиции решились на бессмысленную и опасную горную войну?
Во французском словаре «Ларусс» о генералиссимусе Александре Суворове написано примерно так: знаменитый русский полководец, разбитый генералом Массена в Альпах. Ничто не может остановить европейцев, когда они берутся выдавать желаемое за действительное. Известное дело, есть такая профессия — очернять нашу Родину. Увы, в последнее время и у нас появилось немало охотников, вопреки фактам, интерпретировать Швейцарский поход как беспорядочное бегство русской армии.
Франция же еще в 1799 году развязала пропагандистскую войну против Суворова. Это сказалось даже на портретистике. Европейские художники представляли русского фельдмаршала огромным кровожадным варваром, эдаким современным Аттилой. Не отставали и журналисты, политики, историки. Прочитав после альпийского похода очередные измышления, Суворов воскликнул: «У этого наемника-историка два зеркала. Одно уменьшительное — для нас, другое увеличительное — для своих. Но история выставит свое, третье, зеркало, в котором мы не будем выглядеть пигмеями». Впрочем, и поныне на Западе царит уверенность в том, что все восточнее Бреста — есть «Мордор», в борьбе с которым сгодятся любые средства. Тем важнее для нас историческая правда о событиях 220-летней давности.
За что боролись?
Весной 1799-го Суворов оказался в Италии во главе русско-австрийской армии, действовавшей против французов. Александр Солженицын считал Итальянский поход бессмысленным для России, альпийское же предприятие и вовсе называл напрасным пролитием русской крови. Кредо этого мыслителя — изоляция, полная сосредоточенность на внутренних проблемах. Но, увы, история никому не позволяет развиваться в отрыве от большой игры. Пытающийся отсидеться неминуемо получает пожар на собственной улице… И Суворов, первая шпага Российской империи, понимал это лучше других. Предпочитая действовать на опережение, он давно вынашивал планы экспедиции против Франции. Даже матушку Екатерину пытался сподвигнуть на борьбу с «гиеной якобиев». Видел в революции угрозу для миропорядка, предчувствовал, что экспансия «республиканцев» вот-вот охватит весь Старый Свет.
Граф Рымникский высоко ценил талант французских полководцев, и прежде всего молодого Бонапарта, о котором пророчески писал: «О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил Гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска — более не надобно. Противники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным, а у него военный совет в голове. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит. Он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!.. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, — он погибнет». Чуть позже именно так и случилось — и не без участия Суворова. Когда русский фельдмаршал несколько раз разбил французские армии в Италии, генерал Бонапарт, вернувшись из Египта, обвинил во всех поражениях Директорию — и стал диктатором.
Антифранцузская коалиция объединила несколько великих держав. Одной из первых жертв Франции в Европе стала Австрия, а точнее — Священная Римская империя германской нации. Император Франц и его советники рассчитывали с помощью Суворова потеснить французов на севере Италии и на этом завершить кампанию. Однако в Париже тогда уже мыслили глобально, задумывались об Африке с Америкой, с чем не могла смириться Британия — второй участник коалиции. В 1799-м англичане стремились остановить французскую экспансию «на дальних подступах», на европейском театре. А что же Россия? Неужели наших пращуров заставили воевать за чужие интересы? Для Петербурга и Парижа с давних времен яблоком раздора была Польша. Екатерина Великая рассчитывала на ослабление Франции после революции. Павел I, в целом разделяя надежды матушки, включился в европейское противостояние во многом спонтанно, из-за одного сравнительно небольшого острова в Средиземном море. Павел Петрович был великим магистром ордена иоаннитов, а французы покусились на его мальтийскую «штаб-квартиру». К рыцарской чести русский император относился ревностно — и стал самым активным участником антифранцузского союза.
На Париж!
В августе 1799 года Суворов вовсе не собирался следовать в Швейцарию. Под апеннинским солнцем он разбил французские армии в трех генеральных сражениях — при Адде, Треббии и Нови. Занял все итальянские крепости, оккупированные республиканцами. По образному выражению поэта и адмирала Александра Шишкова, «в едино лето взял полдюжины он Трой». В те дни в Англии на всех пирушках тосты за Суворова провозглашались сразу после тоста за короля. Во Франции монархисты держали пари — когда русский фельдмаршал вернет трон Бурбонам. За две недели, за три, за месяц? Вандейское ополчение готовилось помочь, ударив по Директории с тыла.
Суворова иногда изображают простодушным воякой, не терпевшим дворцовых паркетов и чуравшимся политики. Опрометчивая оценка. Суворов разбирался в ней гроссмейстерски, чему свидетельство — его рассуждения о судьбах Франции и Османской империи, о Польше и Пруссии. Он видел суть событий даже под густым слоем позолоченной политической шелухи.
Под командованием Суворова бить непобедимых французов научились и русские, и австрийцы. И фельдмаршал не собирался останавливаться: он выдвинул план наступления на Париж. Это была не авантюра. Суворов, по обыкновению, просчитал соотношение сил и учел возможные проблемы со снабжением. Если бы удалось исполнить задуманное — в 1812 году «двунадесять языков» великой армии Наполеона не хозяйничали бы на русской земле. Лондон и Вена, однако, убедили Павла I отказаться от вторжения во Францию и перенести боевые действия в Швейцарию. Альпийский поход Суворов начал по принуждению, под давлением союзников и по приказу из Петербурга…
И тут фельдмаршал всерьез задумался о двойной игре союзников. Австрийцы, вопреки обещаниям, вовремя не подготовили мулов для горных переходов, скверно составили карты, кроме того, армия генерала Готце будто испарилась, и корпус генерала Римского-Корсакова, ожидавший Суворова под Цюрихом, лишился поддержки… Возможно, к Суворову попали данные и о прямом шпионаже в пользу Франции, в котором были замешаны австрийские штабные офицеры. К тому же графа Рымникского давно раздражало венское военное ведомство — гофкригсрат с его трусоватой и лукавой тактикой. Фельдмаршал бомбардировал Петербург филиппиками «против цесарцев». Это, разумеется, не отражалось на его отношении к тем австрийцам, которые плечом к плечу сражались вместе с русскими.
Русские идут
В швейцарских Альпах войска Суворова разбили французов в четырех крупных сражениях. Прорвались через все ловушки. Двигаться пришлось по самому трудному пути, по узким карнизам. Затяжные ливни, снег, наледи — ничто не могло остановить чудо-богатырей, а фельдмаршал делил с ними все тяготы похода.
«Я действую минутами», — так определял Суворов свой боевой метод. Главное — опередить противника, обескуражить его неожиданным решением. В горах наших не раз выручали обходные маневры, иногда на десятки верст. Как правило, в опаснейших условиях. Для таких дел командиры кричали «охотников», то есть добровольцев. Снова и снова авангард Петра Багратиона пробирался козьими тропами и с высоты неожиданно набрасывался на врага! В штыковом бою равных русским не было. У Чертова моста и тоннеля Урзерн-Лох французские позиции казались неприступными. Суворов предпринял два маневра, чтобы ударить противнику в тыл. 300 храбрецов под командованием полковника Трубникова обошли тоннель по склонам, 200 егерей майора Тревогина и пехотный батальон полковника Свищова спустились к руслу реки, пересекли ее вброд и, поднявшись по крутому берегу, навалились на врага. Увидев русских, для которых словно не существовало препятствий, французы дрогнули и отступили.
В мутенском монастыре Суворов получил известие из Цюриха: корпус Римского-Корсакова разбит. Массена был уверен, что и Суворов попал в мышеловку. Будущий герцог Риволи пообещал своему штабу, что вот-вот пленит зарвавшегося русского старика.
«У Массена свыше 60 000; у нас нет и двадцати. К тому же мы без провианта, без патронов, без артиллерии… Помощи нам ждать не от кого… Мы на краю гибели… Но мы русские!» — с такой речью обратился Суворов к офицерам.
Действительно, в Мутенской долине Массена, казалось, заманил суворовский арьергард в окружение. Французов было втрое больше. Но изможденные бойцы генералов Розенберга и Милорадовича дважды обращали их в бегство и в конце концов наголову разбили, захватив пушки, знамена и полторы тысячи пленных. В последнем же бою, прикрывая движение армии, Багратион со своим отрядом выстоял, не имея ни артиллерии, ни ружейных зарядов. И не просто продержался, а штыковым ударом потеснил врага.
Следующим противником чудо-богатырей стал перевал Паникс. Там, на неприступных кручах, им уже не угрожала картечь и клинки. Но как спуститься по скользким и почти отвесным вершинам? Это была дорога смерти. Люди оказались крепче мулов, но погибали и они, падая с ледяных откосов. Кто-то из офицеров припомнил детскую игру в салазки. Спускались как на картине Сурикова. Израненные, непобежденные, из всех испытаний вышедшие с честью, в зеленую долину они притащили с собой даже пленных французов.
Регалии и опала
Внизу солдатам удалось обогреться, «починиться», там хватало хлеба, каши с мясом, пресной воды и вина. Вкуснейший местный сыр употребляли только офицеры, нижние чины по крестьянской привычке считали сей продукт непотребным. Грабежом русская армия не занималась: и за постой, и за провиант расплачивались золотом. «Обывателя не обижай: он нас кормит и поит», — гласит один из суворовских законов. Через несколько дней герои, не смыкавшие глаз две недели и штыками пробивавшие дорогу, были готовы к новым сражениям.
Павел I, узнавший об альпийских подвигах русской армии, был несказанно удивлен. И самого Суворова, и великого князя Константина Павловича, принимавшего участие в походе, Петербург к тому времени уже похоронил. На радостях император расщедрился. Суворов стал четвертым в русской истории генералиссимусом. Рескрипт звучал как торжественная ода: «Побеждая повсюду во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы — преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх, поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных». Всезнающий граф Федор Ростопчин конфиденциально передал полководцу и устное замечание императора, весьма лестное: «Другому этого было бы много, а Суворову мало. Ему быть ангелом».
Правда, вскоре Павел сменил милость на гнев. И Суворов, уже смертельно больной, оказался в царской опале. Много лет исследователи объясняли ее самодурством императора, но, думаю, секрет царского охлаждения нужно искать в политике. Суворов после Альп не собирался складывать оружия. Вел переговоры с британцами и австрийцами, вынашивал планы новых экспедиций, готовил карты для наступления на Лион и Париж. Однако у императора сложилось иное мнение. Подобно Суворову, он проклинал «западных партнеров». Но, в отличие от полководца, считал подлости венского двора и гофкригсрата достаточным основанием для выхода из войны. Павел тогда уже вовсю размышлял над союзом с генералом Бонапартом… И потому альпийский поход не стал звеном в цепочке будущих побед над Францией.
Он остался в истории как беспримерный подвиг, воспоминания о котором окрыляют нас и сегодня, через века. Участник перехода полковник Яков Старков, отдавая дань памяти ушедшим товарищам, отмечал: «Мир праху вашему, русские люди! Нет уже им подобных. — Святая Русь оскудела ими! — Были, есть и будут отлично храбрые воины, но подобных… нет!»
Иллюстрация на анонсе: А. Коцебу. Переход Суворова через Сен-Готад
