Вторая мировая война отличалась повсеместным несоблюдением принятых в Гааге в 1899 и 1907 годах международных конвенций о законах и обычаях войны со стороны вермахта и особенно войск СС нацистской Германии. Уверенность в безнаказанности в случае удачи блицкрига – ведь победителей не судят – стала благодатной почвой для грубого попрания норм международного гуманитарного права. Пренебрежение к нему возникло в годы Первой мировой войны, по завершении которой военные преступники не получили возмездия. ИСТОРИКАМ известно немало примеров военных преступлений, совершённых 1914-1918 годах. Так, одним из первых дел, взятых в производство, стало расследование обстоятельств захвата и разгрома польского города Калиша германскими войсками.
Летом 1914-го из-за объявления мобилизации и под влиянием слухов о возможном начале войны между Германией и Россией у жителей Калиша, расположенного в 3-4 верстах от германской границы, появилась тревога. Однако большинство коренного населения не боялось наступления германских войск, так как все считали Германию культурной страной. Считалось, что мирные жители не пострадают и враждебные действия будут происходить лишь между сражающимися армиями и вне города, из которого в течение 18 и 19 июля (даты даны по старому стилю. – С.П.) выехали почти все должностные лица Российской империи, увезя казённое имущество. Последними ушли русские войска и пограничная стража.
На рассвете 20 июля (2 августа) отходившие русские военнослужащие подожгли железнодорожные сооружения, таможенные и военно-продовольственные склады и взорвали мосты через реку Просну. Город был предоставлен сам себе, и в нём не осталось ни одного русского солдата.
Около 2 часов в тот день в город вступил небольшой германский разведотряд велосипедистов и улан полка имени Александра III, а затем постепенно стали прибывать другие воинские части. Появление германских войск, по наблюдениям очевидцев, встречено было большею частью польского населения сдержанно, а другой частью, особенно местными немцами, восторженно – криками «Ура», немецким «Носн» и подбрасыванием шапок вверх.
Около полуночи в город вступил батальон 155-го пехотного Прусского полка под командой майора Прейскера, объявившего себя комендантом города. Он приказал бургомистру города Буковскому заготовить к 7 часам утра продовольствия для тысячи человек и фуража на 150 лошадей, угрожая при этом расстрелять каждого десятого человека (это в городе с населением в несколько десятков тысяч!).
Весь день 21 июля прошёл спокойно. Но около 11 часов вечера началась стрельба, продолжавшаяся до часу ночи.
Утром 22 июля в Калише можно было увидеть ужасную картину: на домах виднелись следы от выстрелов, на панелях – кровь; стёкла в окнах были разбиты; на улицах валялись раненые и убитые мирные жители, к которым даже приближаться не позволяли германские солдаты, бродившие по улицам с револьверами и винтовками в руках. Запрещено было не только принимать раненых в больницы, но даже оказывать им медицинскую помощь. Запрещено было несколько дней забирать трупы убитых жителей и хоронить их.
СВИДЕТЕЛИ, опрошенные впоследствии созданной Россией следственной комиссией, видели не только одиночные трупы, но и по 15, 20 и более расстрелянных. Бесчинства, насилие, разграбление города, поджоги домов продолжались ещё несколько дней.
Василий Петрович фон Эгерт, один из активных инициаторов расследования преступлений неприятеля, писал:
«Суд вынесет история. Она скажет: война была начата не русскими, а немцами, и начата ими так, что от образа их действия становятся дыбом волосы ещё при чтении об этом через много лет. Заняли открытый русский пограничный город и, не видя ещё ни одного русского солдата, имея перед собой только мирное население, сразу приступили к кровопролитию, притом без чего бы то ни было враждебного, совершённого перед тем с русской стороны по отношению к их стране или к их соотечественникам.
Расстреляли чиновника за то, что он ещё до вступления в город немцев сжёг по приказанию своего начальства состоявшие у него на хранении как у казначея русские бумажные деньги и, значит, исполнил свой законный служебный долг.
Не получив тут денег, били и пытали затем в продолжение восьми часов бургомистра города, вымогая деньги также у него. Оставили его лежать едва живым на улице, а когда подошёл служитель магистрата и из жалости подложил под несчастного подушку, то расстреляли и этого человека.
Затем принялись за женщин и насиловали их, причём в двух случаях расстреляли отцов, которые вступились за своих дочерей. Вечером перепились, причём некоторые из озорства выпалили в воздух, на что другие прибежали с противоположного конца города, в темноте стали стрелять в своих же, вообразив, что подошли казаки, и несколько немецких солдат было убито.
Решили прикрыть скандал и воспользоваться случившимся для учинения кровавой бани между жителями. Под предлогом, что выстрелы будто бы были сделаны из их среды, схватили многих и расстреляли, в том числе девять женщин и несколько детей. Затем вдобавок вышли на недалёкое расстояние из города и подвергли последний бомбардировке, от чего тоже были убиты люди и разрушено много зданий.
За голову же врача, который осмотром убитых немецких солдат и извлечением пуль из их трупов удостоверил, что они пали от немецких же ружейных выстрелов, назначили премию, когда он бежал в предвидении расстрела как нежеланный свидетель.
Таково было начало войны, которому в то же время сопутствовали самые дикие насилия над русскими, застигнутыми войною в Германии. И после пошёл длинный и беспрерывный ряд зверств всюду, куда только заходили германцы, а также австрийцы».
ТАК НАЧИНАЛА «цивилизованная» Германия войну с Россией. Уже в 1914 году правительству России, Госсовету, Госдуме, высшему командному составу армии, в органы юстиции был представлен доклад о необходимости создания Чрезвычайной следственной комиссии о расследовании преступной деятельности неприятеля в текущей войне. В докладе подчёркивалось, что «германцами и австрийцами совершаются в ужасающих видах и размерах насилия, несовместимые с элементарными понятиями о войне между культурными народами».
Между тем стало известно, что в Германии, Австро-Венгрии во всю говорили о варварстве и дикости русских войск. Более того, под наблюдением особых высших комиссий там было организовано следствие по фактам, якобы подтверждающим эти слухи. Этим обосновывалась необходимость и России проводить расследование преступных действий немцев и их союзников. Предлагалось создать для этого специальные следственные органы, предметом разбирательств которых должны были стать прежде всего военные преступления, совершаемые государственными органами, войсками и отдельными гражданами.
Правоотношения между воюющими сторонами в годы Первой мировой войны должны были опираться на Женевскую конвенцию 1864 года, Санкт-Петербургскую декларацию 1868 года, Гаагскую конвенцию 1907 года и Лондонскую декларацию 1909 года.
Преступными считались, во-первых, следующие действия, направленные непосредственно против укреплений противника и его войск:
– несоблюдение требования при осаде и бомбардировке защищённых населённых пунктов щадить, насколько это возможно, храмы, здания, служащие целям науки, искусств и благотворительности, исторические памятники, госпитали и места, где собраны больные и раненые;
– обманное пользование парламентским флагом или флагом, знаками и форменной одеждой войск противника, а также знаками Красного Креста;
– употребление разрывных пуль;
– предательское убийство, как, например, поднятие флага о сдаче и затем стрельба в офицеров или солдат противника при их приближении без боя;
– употребление ядов.
Во-вторых, нарушение со стороны неприятеля правил Женевской конвенции о раненых и больных:
– стрельба в походные лазареты и повозки Красного Креста;
– добивание после сражения раненых противника, истязание их, ограбление, а также оставление без помощи;
– лишение подобранных раненых должного ухода.
В-третьих, нарушение правил о военнопленных:
– направление военнопленных на работы, относящиеся к военным действиям, неоплата их работы или оплата по расчёту ниже местных цен, принуждение офицеров к работам;
– дурное содержание военнопленных, не соответствующее тому довольствию пищей, помещением, одеждой и офицерским окладом, какое полагается в соответствующих собственных воинских частях;
– за исключением необходимых мер по ограничению свободы военнопленных, всякое против них насилие и действие общеуголовного характера – убийство, истязание, лишение имущества (кроме оружия, лошадей и военных бумаг), оскорбление и т.д.
В-четвёртых, всякие посягательства на жизнь, здоровье, честь и имущество невоюющего населения (кроме случаев лишения его гарантий неприкосновенности вооружённым нападением на войска или отдельных лиц):
– атака или бомбардировка незащищённых городов, селений, жилищ и строений;
– реквизиция от населения продуктов и вещей в размерах, превышающих средства данной местности, обращение забранных предметов не на нужды армии, а отсылка или увоз домой. Реквизиции без оплаты наличными деньгами или расписками. Наложение на население повинностей без оплаты или повинностей, обязывающих население принимать участие в военных действиях против своего отечества;
– деяния против невоюющих лиц, которые являются преступлениями по общим уголовным законам.
Ни одно из этих положений не оказалось не нарушенным со стороны немецких войск.
Следствию предлагалось устанавливать как сами совершённые факты, так и виновных лиц. Причём делаться это должно было с допросом свидетелей и потерпевших, обязательно под присягой, с осмотром места преступления, осмотром и выемкой вещественных и письменных доказательств, врачебными или техническими экспертизами, допросом обвиняемых, где это возможно. Чтобы составляемые протоколы по юридической силе приравнивались к доказательным актам, чтобы впоследствии по ним без нового следствия можно было предъявлять обвинения преступникам после окончания – подразумевалось победного – войны.
Работу предполагалось возложить как на действующих судебных следователей, военных и гражданских, так и поручить её специально назначенным для расследования воинских преступлений. Предлагалось также создать Чрезвычайную следственную комиссию как высший орган, осуществляющий общее руководство следствием и обобщением установленных данных о преступлениях противника.
ТРЕБОВАНИЯ расследовать военные преступления неприятеля возымели действия. 9 апреля 1915 года высочайше утверждённая Чрезвычайная следственная комиссия для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками начала своё действие. Она должна была работать под председательством одного из сенаторов уголовного кассационного департамента Правительствующего сената в составе семи членов, в том числе одного члена Государственного совета по выборам и одного члена Государственной Думы.
В декабре 1915 года комиссия расширила пределы своего расследования включением в него случаев нарушения турецкими и болгарскими войсками законов и обычаев войны в отношении русской армии и русских подданных.
Председателем Чрезвычайной следственной комиссии стал присяжный поверенный Николай Платонович Карабчевский. Делопроизводство комиссии было открыто в здании Правительствующего сената (вход с Английской набережной). Приём посетителей происходил ежедневно. Информацию журналисты получали в будни. При комиссии был открыт музей. Информация о деятельности ЧСК периодически появлялась в печати. Газеты же извещали о том, куда необходимо обращаться в случае необходимости и куда предоставить сведения о бесчинствах противника.
Наконец, в 1916 году вышел «Обзор действий Чрезвычайной следственной комиссии с 29 апреля 1915 г. по 1 января 1915 г.». Свидетельствами использования запрещённых к применению разрывных пуль и обстоятельств, способствующих совершению этих преступлений, открывался первый том. Указывалось, что ещё в 1868 году в Петербурге представителями многих держав, в том числе Германии и Австро-Венгрии, была подписана декларация, согласно которой «договаривающиеся стороны… обязуются в случае войны между собою отказаться взаимно от употребления как сухопутными, так и морскими войсками, снарядов, которые при весе в 400 гр. имеют свойство взрывчатости или снаряжены ударным или горючим составом».
На совещании в Гааге в 1899 году это положение было дополнено обязательством «не употреблять пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле, к каковым относятся оболочечные пули, коих твёрдая оболочка не покрывает всего сердечника или имеет надрезы».
Наконец, Женевская конвенция 1907 года запретила употребление всякого оружия, снарядов или других материалов, способных причинять излишние страдания.
В «Обзоре» подчёркивалось: во многих сообщениях с театра войны сообщалось, что германские и австрийские войска с самого начала военных действий стали употреблять разрывные пули для стрельбы по русским войскам. Первый случай их применения немцами был зафиксирован 7 августа, а австрийцами – 12 августа 1914 года.
УЖЕ С АВГУСТА 1914 года применение разрывных пуль против русских войск приобрело систематический характер. К 1 января 1916 года Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) установила 5.178 случаев ранения разрывными пулями. При этом нужно учесть, что попадание ими в голову, грудь или живот почти всегда приводили к смертному исходу. Да и не все из числа раненных ими солдат были допрошены и подвергнуты медицинскому освидетельствованию.
Показания пленных австрийских солдат и офицеров, собранные ЧСК, говорят, что с начала войны патроны с разрывными пулями были розданы всем без исключения солдатам. Стрельба ими по русским войскам не только не запрещалась военным командованием, но и всемерно поощрялась. Пленный офицер засвидетельствовал, что некоторые офицеры австрийского стрелкового полка стреляли разрывными пулями в русских солдат от скуки и на пари. Ряд пленных нижних чинов удостоверили, что патроны с разрывными пулями раздавались им исключительно для стрельбы по русским офицерам и вообще по начальствующим лицам.
Пленным австрийским офицерам показали раненных разрывными пулями солдат. В результате ими в военное министерство в Вену были отправлены протесты: «…Причинённые этими пулями ранения ужасны. Во имя человеколюбия, мы протестуем против дальнейшего применения их и просим прекратить употребление этих прицельных (так они официально именовались в австрийской армии – С.П.) патронов. Нам объяснили, что пользование прицельными патронами – нарушение Женевской конвенции, и что впоследствии в случае повторения пленных офицеров будут расстреливать такими же патронами».
18 февраля 1915 года командовавшим австрийской 3-й армией генералом Светозаром Бороевичем фон Бойна в одну из русских армий через парламентёра было передано «объявление». Оно было вызвано опасением репрессий по отношению к австрийским военнослужащим, изобличённым в использовании разрывных пуль и гласило: «В случае наказания смертью австро-венгерских солдат, при которых находятся официально в армии введённые и лишь только для определения дистанций употребляемые «У»-патроны, будут немедленно расстреляны 2 русских солдата из находящихся в плену».
Признание официального лица, принадлежащего к высшему командному составу армии Австро-Венгрии, о наличии в войсках запрещённых патронов, свидетельствует о том, что задолго до военного столкновения с Россией неприятель проникся решимостью использовать запрещённые международным правом средства ведения войны. Маркировка патронов показывала, что они производились на австрийском казённом заводе с 1912 года, а также на заводах в Карлсруэ и Будапеште.
Поскольку факт нахождения патронов с подобными пулями опровергнуть было невозможно, австрийцами была выдвинута версия о том, будто патроны эти были розданы войсковым частям исключительно с целью пристрелки – «для определения дистанции».
Но в России была проведена экспертиза, которая показала: взрываясь, эти пули дают незначительный дымок и слабое пламя, а потому крайне сомнительно, что они могут служить для пристрелки в боевой обстановке. К тому же применялись они и в тумане, и на близком расстоянии, на дальностях прямого выстрела, в том числе пулемётами.
ТЩАТЕЛЬНЫМ образом в России исследовались и иные военные преступления армий германского блока. Особое возмущение вызвало применение немцами удушливых газов. Дело в том, что применение всякого рода дымов и газов, наблюдавшееся в древние и средние века, к началу Первой мировой войны было практически прекращено. Способствовала этому и Гаагская декларация 1899 года, запрещающая употребление снарядов, имеющих назначение распространять удушающие или вредоносные газы.
Появляющиеся время от времени перед войной многочисленные сообщения о том, что в Германии учёные работают в лабораториях над исследованиями природы удушливых газов и поиском мер по борьбе с ними, не вызывали тревоги ни в общественных кругах, ни в военных сферах европейских держав. Подобные исследования объяснялись немцами поиском путей облегчения дыхания при водолазных, шахтных и кессонных работах.
Но уже весной 1915 года выяснилось, что работа германских учёных послужила созданию запрещённого к применению оружия. 8 мая 1915 года при речках Писсе и Скроде против 3-го и 4-го батальонов 38-го Тобольского пехотного полка был выпущен удушливый газ, от действия которого пострадало 3 офицера и 4 нижних чина, телеграфиста.
Впервые в широком размере оно было применено против русских войск 18 мая. На протяжении 30 вёрст против частей Северо-Западного фронта были выпущены удушливые газы. В материалах ЧСК воссоздана, со слов очевидцев и потерпевших, картина этого боя у реки Бзура. Комиссией было истребовано из лазаретов заключения врачей, выписки из истории болезней и копии скорбных листов на отравленных газом в количестве 951 экземпляра. А всего было опрошено 747 нижних чинов, удостоверивших применение противником удушливых газов.
Засвидетельствовано было воздействие хлора не только на солдат, но и на всё живое, что попадало в круг действия газа. Найдены были и трупы германских солдат, шедших в атаку вслед за облаком газа и неосторожно ложившихся на землю для укрытия от ружейного огня.
Петроградское телеграфное агентство распространило в те дни следующее сообщение из Варшавы: «Приехавшие с позиций передают о любопытном приказе, отданном германским штабом по войскам на Бзуре. В приказе говорится, между прочим: «Сам Бог с нами и за нас. Борясь с целым миром, волею Его получили в руки новое могучее оружие – газы, которыми мы победим врагов. Могущество и господство великой Германии над Европой является единственною целью нашей германской борьбы, а потому мы ни перед чем не должны останавливаться и должны бороться до окончательной, уже обеспеченной победы. Не пройдёт и двух месяцев, как враги наши будут разбиты».
Знакомые мотивы? Не на этих ли приказах воспитывались будущие нацистские «герои» Второй мировой войны?
СВИДЕТЕЛЬСТВА преступлений против русских войск стали всё чаще появляться в специально изданных брошюрах, на страницах газет. Так, «Русский инвалид» 28 мая 1915 года сообщал: «Среди доставленных с Галицийского фронта раненых воинов есть пострадавшие от ядовитых газов».
4 июня эта же газета писала: «Государь император Высочайше повелеть соизволил пожаловать, в изъятие из закона, младшему унтер-офицеру Алексею Макухе и унтер-офицеру Парасюку, по увольнению их из военной службы, усиленных пенсий по 518 рублей 40 копеек в год каждому в воздаяние их геройской доблести и верности воинской присяге. Означенные нижние чины удостоились такой царской милости за то, что, несмотря на учинённые над ними австрийцами и германцами пытки, выразившиеся в вырезании языка Макухе и изуродовании ушей и носа у Панасюка, отказались сообщить неприятелю сведения о численности и расположении русских войск».
7 июня в ней сообщалось о прибытии в Петроград бежавших из плена. Они, «будучи допрошены чинами жандармского дозора, показали, что жили они в плену в крайне скверных условиях, в скотском сарае, а некоторые из них пробыли 20 суток под открытым небом, обращение с ними немцев было очень плохое, пищу давали им недоброкачественную и в весьма ограниченном количестве, почему среди пленных русских развились эпидемические болезни, зачастую со смертным исходом…».
В августе 1915 года вышла из печати одобренная Штабом Верховного Главнокомандующего иллюстрированная брошюра «Как живётся нашим пленным в Германии и Австро-Венгрии». В ней говорилось, что в избиении наших раненых и пленных участвуют не отдельные лица, а целые подразделения во главе со своими командирами.
Принц Рупрехт Баварский и генерал Стенгер (командир 58-й бригады 14-го баварского корпуса), другие германские офицеры отдавали приказы о расстреле пленных. Был приведён приказ генерала Стенгера: «С сегодняшнего дня пленных больше не брать. Всех пленных, даже в значительном количестве, немедленно расстреливать. Так же поступать с ранеными, всё равно, имеют ли они при себе оружие или нет».
Вскоре нашлись свидетельства выполнения этих преступных приказов. Главное управление Генерального штаба сообщало через печать, что «пленные шестого австрийского корпуса, взятые в первых числах июля на Холмском направлении, со слов прибывшего пополнения, настойчиво утверждают, что в Раве Русской германцы расстреляли 5.000 русских пленных, что прибывшие на пополнение нижние чины видели большое кладбище, где похоронены эти расстрелянные».
Свидетели были и из числа бежавших из плена. Вот рассказ одного из них – рядового Сибирского полка Игнатия Калинина:
«В тот день, как нас взяли в плен, многие из нас были свидетелями гнусного зверства немцев. Я вместе с другими нижними чинами сидел за горкой около немецкого резерва. Видим, как из лесу, который был совсем рядом с немцами, выехали 8 наших оренбургских казаков и наехали сразу вплотную на немцев. Старший из них схватился за шашку, но тут раздался выстрел, он упал. Подбежали немцы, окружили казаков и спешили остальных. Их выстроили в ряд около канавы. Подошёл к ним унтер-офицер, затем офицер. Он что-то приказал. Вышло несколько человек немцев, построились против казаков, взяли ружья на изготовку. Прицелились в казаков. Старший махнул платком, раздался залп; казаки упали; их стали зверски бить прикладами, докалывать штыками.
С нами был один казак, он заплакал и говорил: «Смотрите, братцы, вас хоть в плен берут, а нас зверски убивают».
На пути к границам Германии и в лагерях военнопленных мы завидовали судьбе казаков, которых убили немцы, так как жизнь в плену была полна мучений. Непосильная, тяжёлая работа, голод и разные болезни ежедневно уносили много жертв. Все мы умирали медленной голодной смертью. Некоторые не выносили этих мук, кричали: «Застрелите, убейте нас или дайте есть!».
Один из пленных австрийских офицеров, лейтенант пехотного полка, на опросе 6 июня 1915 года поведал следующее:
«Германские офицеры постоянно приучают своих и наших австрийских солдат к жестокости на русских пленных, раненых и трупах убитых. Я сам своими глазами видел, как германцы заставили наших улан упражняться в рубке раненых и убитых русских солдат, застрявших в болоте. Я с ужасом смотрел, как уланы, осторожно подползая по болоту, рубили головы русским, из которых, наверное, многие были ещё живы, так как бой на этом месте закончился только два дня назад».
РАБОТА Чрезвычайной следственной комиссии сводилась не только к констатации фактов нарушения законов и обычаев войны. В конечном итоге обилие материала заставляло задуматься над тем, кто же являлся организатором преступной военной деятельности. Ответ напрашивался сам собой. К примеру, профессор Н. Лазаревский в брошюре «Причины и задача войны (1914-1915 гг.)» отмечал: «Германия провозглашает, что все даваемые ею обещания для неё не обязательны, если только того требуют её военные интересы. И установленные правила войны нарушаются не только солдатами и офицерами, но и правительством: оно решает напасть на Бельгию и Люксембург немедленно после обещания не нападать на них; оно снабжает свою армию разрывными пулями; оно приказывает разрушать церкви; бомбардирует Реймсский собор в течение вот уже более четырёх месяцев под тем ложным оправданием, будто там французами одно время был устроен наблюдательный пункт; оно приказывает бросать бомбы на Собор Парижской Богоматери уже вовсе без всякого оправдания; оно приказывает уничтожить Лувенский университет и его библиотеку; оно, не смея напасть на английский флот, посылает германский флот бомбардировать незащищённые города (Либаву, Скарборо), чего Германия обязалась не делать.
Дело не только в том, что германцы считают, что по нужде им всё позволено; они смакуют свою жестокость, любуются ею, они горды, когда их называют варварами, гуннами; Вильгельм сам называет себя бичём Божьим, Аттилою».
В предисловии к переведённой с немецкого книги «Обычаи сухопутной войны» (официальное издание германского генерального штаба) указывалось: «Так как творческой мыслью последнего столетия завладели всецело гуманитарные соображения, зачастую вырождавшиеся в попытки повести развитие военных обычаев таким путём, который совершенно расходился с природой войны и её целью. Попытки такого рода совсем нежелательны, а в будущем, тем более…
Изучая военную историю, офицер будет в состоянии оградить себя от слишком сильных гуманитарных представлений, это изучение покажет ему, что некоторые строгости неизбежны на войне, тем более, что истинная гуманность заключается в безжалостном их применении».
ОБЩЕСТВЕННОЕ мнение России указывало на главных военных преступников: на германский и австро-венгерский генеральные штабы, на высший командный состав армий и на верховное руководство стран противника. Над ними в первую очередь и должен был бы состояться суд.
А для этого требовалось победить. Неотвратимость суда в случае поражения осознавали и в германском генеральном штабе.
…После октября 1917 года в Петрограде странным образом «забыли» о жертвах преступной деятельности Германии и её союзников. Материалы Чрезвычайной следственной комиссии исчезли, экспозиция музея была уничтожена.
В результате в послереволюционных работах по истории Первой мировой войны нет никаких следов её деятельности. Нет указаний на её документы ни в военных энциклопедиях, ни в специальных изданиях. Даже специалисты по этой войне не знают о том, как шла подготовка к суду над германскими и австро-венгерскими военными преступниками.
